Глава 13. Из плюса в минус

В начале марта минималистам, наконец, выдали итоговое задание, исходя из результатов которого они получат выпускные оценки.

– Боже, как я ненавижу бухгалтерию, – заявила Лиза тем вечером, разворачивая бумажный список, к которому прилагалось несколько толстых тетрадей со счетами. – Послушай, что в сети нашла: «Ой, трусы мои, трусы, синяя материя, как меня уже достала эта бухгалтерия!»

– Лиза!

– Что Лиза? Что Лиза-то? Почему я должна заниматься этой тошниловкой?

Кветка развернула свое задание, которое описывалось всего на одном листе, и строго посмотрела на Синичку поверх него.

– Потому что Гонсалес берет тебя в бухгалтерию, а не чай разносить. Или ты предпочитаешь разносить?

Лизины губы сжались. Она слегка побелела от напряжения, но сдержалась, и ругаться не стала. Достала тетради с учебными расчетами и стала их просматривать.

Кветка занялась своим заданием. Она хотела, чтобы ей выпала альпийская горка, но ей достался водоем. М-да. Но выбирать не приходится, нужно уметь делать все.

Лиза долго корпела над своими цифрами, поэтому час спустя Кветка сама поставила чай и пожарила из трехдневного хлеба тосты на остатках подсолнечного масла. После того вечера у Гонсалеса, где присутствовал кальян и дурные вести, Лиза словно с цепи сорвалась. Нечто подобное случалось с ней раньше всего раз, как раз после первой вечеринки у того же Гонсалеса. Похоже, вечеринки у квартов дурно на нас влияют, хмыкнула Кветка.

В дверь раздался сильный стук. Лиза тут же подняла голову и с подозрением уставилась на хлипкую дверь, которая тряслась и стонала. Сокурсники не рисковали так настырно ломиться, они тихонечко постукивали и терпеливо ждали, не соизволят ли им открыть. Дядя Паша сопровождал стук криком, так что его появление тоже не оставалось незамеченным. А тут…

Кветка вытерла руки и пошла в прихожую. Как только дверь отворилась, в комнату ворвался Коста.

– Добрый вечер…

Кветку никто не слушал. Кварт в два шага преодолел расстояние до стола, где сидела Лиза, и на котором стоял ноутбук, резко развернул его к себе и застучал по клавиатуре. Потом нажал кнопку мыши и резко развернул экран обратно к Синичке.

Кветка стояла чуть боком, но все видела. На ролике, который начался, показывали знакомый темный зал и танцующих людей. Это были минималисты их курса. Кветка вспомнила, что у Гонсалеса некоторые кварты и люди снимали видео на телефоны. Похоже, это один из роликов, выложенный кем-то в сеть.

– Вот так проходят вечеринки у Гонсалеса! – завопил пьяненький голос за кадром. – Потрясно!

Ролик продолжался. Среди танцующих Кветка заметила себя и вначале поразилась, как, оказывается, новые джинсы хорошо сидят и как мило смотрятся со стороны, но потом вздохнула, а вдруг Коста из-за нее сюда вломился и собирается требовать, чтобы Лиза в срочном порядке перестала с ней водиться?

Оказалось, нет. Кадр сменился следующим – та самая курилка, из которой в свое время Кветка убегала сломя голову. Вероятно, действие было после. Гонсалеса уже не было, а вот Лиза осталась на прежнем месте – сидела боком, привалившись к спинке дивана, вытянув ноги и частично сложив их на Луку, держала в руках мундштук, медленно выдыхая дым. Лука сидел, прикрыв глаза и по-свойски пристроив руки на ее коленках. Снимающий захихикал и отступил в коридор. Дальше хронику вечера посмотреть не дали – Коста вырубил ролик и принялся орать. Кветка и сама не заметила, как оказалась на кухне, сбежав подальше от опасности.

– Ты что себе позволяешь? Как какая-то дешевка! Что это за говнюк? Кто разрешал тебе связываться с Гонсалесом? Кто позволил так себя вести? Какой пример ты подаешь Малии?

Лиза медленно поднималась со стула и Кветка на месте кварта поостереглась бы продолжать. Но он не внял ее беззвучной мольбе.

– Посмей только еще раз такое выкинуть! Ни копейки больше не получишь, никогда. Как ты смеешь в глаза мне смотреть? Только посмей еще с кем-нибудь!..

– А то что? – негромко спросила Лиза.

Коста заткнулся и застыл на месте истуканом, видимо, от неожиданности. Прежде Лиза с ним никогда не спорила.

– А то что ты сделаешь? Там, на ролике, возле меня один из верхушки второго поколения партии «Наравне». У него отличные перспективы, карьера, власть, деньги. Его ты не сможешь задавить авторитетом, унизить, запугать. И что же ты сделаешь? – очень нехорошо улыбалась Лиза.

– И что дальше? Собираешься стать его подстилкой? – уже без воплей, тихо и зло спросил Коста.

Лиза растянула губы так, что почти оскалилась, и казалось, что она вот-вот зарычит. Даже ее тонкий хвост покачивался угрожающе, словно прицеливаясь, в какое место на теле противника вцепиться.

– Не твое дело, – произнесла она почти по слогам. – Следи за своими бабами. А своими деньгами, которые я, кстати, так ни разу и не увидела, можешь подтереться. Особо мелкие – засунь себе в задний проход. А теперь – проваливай!

Кветка тихо-тихо села на стул и сжалась в комок.

Он может скрутить их обеих, отконвоировать в деканат или выставить за ворота. А если разбесится, то его реакция вообще непредсказуема.

Неизвестно, кто был больше удивлен полученным отпором – Кветка или кварт. Но она не могла винить соседку за срыв, потому что нельзя все время сдавать назад – так можно скатиться по наклонной и не заметить этого.

Ах, отчаянная Лиза, Лиза-бой-баба, Лиза-воительница.

Кветке хотелось провалиться сквозь землю, чтобы не участвовать в скандале. Остро возникло понимание, что она тут лишняя, настолько лишняя, что они скорее воспользуются ершиком для унитаза, чем ее услугами по примирению.

Но Коста не стал ничего делать, просто отступил, хрустнув кожаными туфлями, и ушел.

Вот так и получается, рассеянно думала Кветка. Вот так и получается, что совершенно спокойный вечер нарывает язвой, лопается и непонятно, что это было? Ядерный взрыв? Тонкое предупреждение?

Вот так и бывает…

* * *

На следующий день в академию вернулась Лена и конечно, вечером в ее комнату набилось людей под завязку. Лена привезла с собой домашнее печенье, пирожки и новости про мать и сестру.

– Самое страшное было, когда лечили сестру, – доверительно рассказывала Ленка. – Знаете как? Пришел кварт из кварты трансформации снов. Сестру усыпили, мы очень удивлялись, как можно лечить во сне, все спрашивали, что да как, нас даже тогда из палаты выгнали. А кварт сел в кресло возле кровати и закрыл глаза. Мы в окно заглядывали – он так и просидел, пока сестра спала. А часа через два она очнулась и села в кровати. Понимаете? И задышала сама, и глаза открыла. Потом нам объяснили, что кварт действовал через ее сновидения, изменил их, заставляя во сне проделать некоторые вещи, активирующие силу воли и силу, принуждающую организм действовать, выживать. Какая-то новая техника, только недавно появившаяся. Я никогда такого не видела…

Кветку передернуло от этих слов. Сновидения – нечто настолько личное, что и себе самой не всегда признаешься в том, что приносят твои сны. А тут кто-то посторонний в них проникает и меняет сюжет на свой вкус, пусть и из гуманных соображений. Но все равно неприятно.

Она так впечатлилась, что вечером боялась закрыть глаза и заснуть. Кто знает, не ходит ли там, за гранью сна какой-нибудь высокомерный кварт, высматривая подходящую для изучения жертву? Неужели у людей скоро совсем не останется личного пространства?

– Лиза? – шепотом спросила Кветка, лежа в кровати и смотря в белеющий потолок. – Как ты думаешь, на ком кварты тренировали эту новую методику лечения? Наверняка ведь на людях. И если… они могут лечить, могут и много всего другого, неприятного? Кошмары наслать? И вообще, получается, магические способности квартов меняются. Это даже логично. Вначале магов были единицы и они почти ничего не умели, а сейчас… Даже в сон могут залезть. А что дальше будет?

Лиза тоже не спала, а лежала на спине, смотря в темный потолок. Ответила она не сразу.

– Помнишь, ты когда только сюда приехала, задавала много вопросов? Я тебе еще тогда сказала, что возможно лучше не знать лишнего. Могу повторить.

– Ты просто уходишь от ответа. Прячешься в нору. Думаешь, закроешь глаза и все проблемы растворятся сами собой?

– А ты просто впустую мелешь языком. Я уже озвучила свое мнение – в текущем раскладе мы бессильны что-либо изменить. Ты как Гонсалес… Снижаешь пустой болтовней повышенный градус собственной нервозности. Он тоже трещит направо и налево, как станет лидером «Наравне» и первым делом потратит всю партийную кассу на поиск способа активизировать человеческий иммунитет к магии. И что он уже договорился с одним малоизвестным ученым, непризнанным забитым гением, который как раз работает в данном направлении.

– И что ты имеешь против?

– Да ничего! Болтать о таких вещах налево и направо все равно что сунуть самому себе пистолет в рот и выстрелить. Пойми, в конце концов, – молчание не уход от проблем. Иногда это единственная возможность остаться в живых. Все!

Лиза шумно перевернулась на бок и укрылась одеялом с головой.

Так они впервые за долгое время поссорились по-настоящему.

Кветка закрыла глаза и позволила себе то, что старалась не позволять последние пару недель – помечтать.

И пусть подавится слюной от зависти тот, кто станет заглядывать в ее сны.

* * *

27 марта выпало на среду. Очень удивительно, что ужин назначили не на выходной, а посреди недели, видимо, собирались подать как деловой, мол, и по вечерам нет покоя и отдыха, все дела да заботы о благе государства. Алехо по большому счету это не волновало, всего-то и хотелось, что быстрее отделаться, освободиться и уехать домой.

Он держал руль одной рукой, раздумывая, почему вообще туда едет.

Его будущее было расписано уже лет с двенадцати, со дня, когда отец забрал Алехо из-под материнской опеки и самостоятельно занялся его дальнейшим воспитанием. Целую программу составил, как вырастить полноценного, неуязвимого и сногсшибательного кварта.

И вырастил… ничего не скажешь.

На ужине присутствовали только мужчины, обошлось без матери и сестер, к счастью. Смешивать остатки семейного тепла с едой, принимаемой в присутствии отцовских коллег, все равно что ради забавы выжигать в себе последние запасы топлива.

Восстанавливать-то не из чего.

Алехо пришел последним, когда все остальные уже чинно сидели вокруг стола. Отец нахмурился, но промолчал.

Как самый младший из присутствующих, Алехо наклонил голову и простоял так, пока все здоровались и обменивались любезностями.

По левую руку от отца расположился Бофли, правое место оставили для сына. Напротив расположился Птен Сохари, отец гея, с которым Алехо через несколько лет придется общаться как якобы с лучшим другом. Еще двое квартов, видимо, новые компаньоны, расположились у входа.

Начался ужин, такой же медленный, как рост сталактитов в пещерах.

Алехо попробовал пресный суп и сразу же отодвинул тарелку, проигнорировав отцовские поджатые губы. Интересно, что это должен был быть за сын, который существовал в мечтах старшего Юголина? Жрать он тоже должен по указке? По мнению Алехо, проще кого-то зомбировать, проведя операцию на мозге, чем воспитать должным образом. Впрочем, то, что с ним не вышло, еще не говорит, что не выйдет ни с кем другим.

Тем временем перед ним поставили очередное блюдо, мясную закуску, которая, к счастью, оказалась вполне съедобной.

Пока не начался разговор. Начал его один из новых партнеров, господин Смолин:

– Рад знакомству, Алехо. Я много слышал о ваших талантах и не могу не отметить, что возможность привлечь в свои ряды мага с коэффициентом и умениями подобными вашему, не может ни радовать. Вы достойный преемник своего отца. Невозможно не отметить продуманность и точность его расчетов! Так верно ухватить подводное течение, которое вскоре станет влиять на политическую ситуацию и воспользоваться им в своих интересах. Последние события доказывают его незаурядный ум и решительность. Все идет точно по нашему плану. Вам очень повезло с отцом, Алехо, Вы согласны?

Отец улыбнулся и молча продолжал глотать суп, аккуратно поднося ко рту ложку, полную белесой жидкости без специй и соли.

– Мой отец, конечно, великий человек, – ожидаемо ответил Алехо, – только я не совсем понимаю, о каких событиях идет речь.

– Как, – вскричал второй. – Вы не смотрите новости? Беспечное поведение, молодой человек, крайне беспечное! В вашем положении следует следить за новостями.

– Что случилось? – все еще равнодушно спросил Алехо, но закуска в горло уже не лезла.

– Ну как же! Сегодня на рассвете произошло несчастье. Сгорел почти квартал в пригороде, плотно населенном рабочими людьми. Множество жертв. Началось со взрыва склада горюче-смазочных веществ, потом перекинулось на дома. И главное… как раз вскоре после сокращения количества пожарных нарядов, а особенно входящих в наряды квартов. Сокращение было санкционировано людской частью Совета на основании того, что на их содержание уходят сумасшедшие средства, а используются они крайне редко. Люди захотели сэкономить и потратить эти деньги на увеличение пособий одиноким матерям. Очень опрометчивое решение. А ведь опытные кварты – давние члены Совета – любезно указывали своим неразумным коллегам на неверность подобного решения. Но они не прислушались.

– Да. Они так настаивали, – покачал головой господин Сохари. – Глупцы. Но и это не все, правда, Бофли?

Тот молча отодвинул суп, тоже недоеденный, но его никто упрекнуть не посмел.

– Также люди решили законсервировать одну из угольных шахт на северных Плотвицах, – продолжал господин Смолин. – Как потенциально опасную, потому что там часто происходят завалы с человеческими жертвами.

– Но не учли, что в результате изоляции в шахте, вероятно, скопится огромное количество газа, – подхватил второй. – Который в любую минуту может рвануть, задев окраину шахтерского поселка, а то и похоронив под собой пару улиц. И никто не ждал, подумайте только!

– Каждое решение людской части Совета оборачивается трагедией, – сухо прохрипел второй незнакомец. – Ничего не поделаешь.

Алехо сидел, сжимая в пальцах вилку, и словно впервые изучал лицо отца.

– Будет вам, – тот благодушно улыбнулся, но плечи расправил, гордясь собой и своими достижениями. – Мы сделали, что могли. Несколько раз предупреждали о возможных последствиях, но люди так упрямы… Так ограничены.

– Вот вам и результат равенства, – заключил второй и продолжил с аппетитом жевать закуску.

Господин Сохари тем временем потянулся за бутылкой шампанского, так как официанты в зале отсутствовали, и теперь стало понятно почему.

Алехо смотрел на отца, и ему казалось, в его внутренностях что-то испугано пищит, придавленное тяжестью и окончательно издыхает, сдается.

Спросить, сколько жертв?

Нет. Он больше не хотел слушать голоса, которые упоминают людей так, будто речь о баранах, пусть даже они на самом деле считают всех не-квартов баранами. Как они живут, зная, что угробили столько живых, разумных существ? В первый ли раз?

Отец перестал улыбаться и, вытянув руку, уперся ею в стол, а вторую закинул за спинку стула.

– И если тебе интересно, что особенного в сегодняшнем ужине и почему ты приглашен, я готов ответить. Мы не просто празднуем успешное завершение первого этапа нашего плана. Мы решили поприветствовать твое появление в наших рядах. В конце весны у тебя выпуск. К тому времени программа по ограничениям людской части человечества будет полностью готова, а все наши союзники поставлены в известность, что после академии ты возглавишь партию, которая загонит людей на прежнее место. Во имя их собственной безопасности и благополучия. А потом – еще глубже.

Отец потянулся к бокалу, который во время речи быстро наполнили шампанским.

– Пора вступать в игру, сын, – с необычайным трепетом добавил старший Юголин. – Ты молодой. Сильный. Ты тихандр. Сын уважаемой семьи. Основатель династии. За тобой пойдут миллионы. Приветствую тебя на моей стороне, сын.

– За тебя, Алехо! – подхватили остальные. Бофри равнодушно забросил в рот кусок огурца с тарелки, потом тоже поднял бокал. – Приветствуем тебя!

Алехо машинально поднял свой.

Вместе с пузырящейся жидкостью в горло попал комок холодного воздуха, который плотным шариком упал в желудок и стал медленно растворяться, раздуваясь и вызывая судороги, идущие из глубины. Глубины, которой в нем не должно было остаться. Но она там была… Была там, прямо под сердцем, в желудке, отказывающемся переваривать на обед вместе с рыбным супом жизни чужих людей.

Бездействие – тоже вина. Он виноват. Он убил этих людей и убьет еще больше. Неважно, специально или нет, результат-то один. Закрывать глаза все равно что самостоятельно щелкнуть зажигалкой и бросить ее в цистерну с горючим.

Он мог что-то сделать после того, первого разговора. Да, это было бы непросто, даже наоборот – это было бы практически невозможно, на грани фантастики. Пришлось бы сломать все, что построено другими, и строить заново, долго, изнурено, до кровавых мозолей и ссадин. До пота, пропитывающего кожу так крепко, что не смыть водой. До боли в стесанных зубах.

А вместо этого он закрыл глаза и отвернулся. Даже не попытался.

Трус. Он всегда был трусом, верно? Когда соглашался делать то, чего от него ждут. И соглашается. Когда закрывал глаза на новое знание об отце, о том, какой он на самом деле. Совсем не похож на тот идеал, который любила описывать мать. Когда продолжал исполнять то, что делало его квартом, несмотря на свои личные предпочтения.

Когда думал, что систему не сломать.

Конечно, не сломать. Он же даже не попытался.

Оказалось, куда проще отречься от того, чего хочет сердце. Отступиться, прикрывшись, что так лучше, так безопаснее, так проще.

Философия труса. Техника хамелеона.

Он – ничто.

И это неправильно.

Сколько лет он из трусости слушал отца? Разве можно было иначе? В двенадцать отец забрал его из-под материнского крыла, обеспокоенный и недовольный тем, что она прививает ему, пацану, женские черты характера. «Делает из него бабу». Позволяет, к примеру, петь, причем лирические песни – надо же, кто бы подумал! С тех пор перед Алехо ставились задачи, которые своей целью имели только одно – воспитать из него настоящего мужика: стойкого, умного и во многом такого же неповторимого, как отец.

Мать не стала вмешиваться, отступила и сосредоточила внимание и любовь на сестрах. Кто мог ее в этом винить? Ведь она была уверена (и до сих пор верит), что ее муж лучший из квартов, что он до краев наполнен положительными качествами. Всю жизнь закрывала глаза на правду. Всю жизнь не желала видеть очевидного.

И он пошел подобным путем. Закрыл глаза и сделал вид, будто не имеет к происходящему никакого отношения.

Даже после того случая…

Алехо прекрасно помнил день, когда началось его испытание тихандрией, до мелочей. А как иначе? Он ждал наказания. Конечно, зная отца… но такого? Даже для него такое было чересчур.

Что заставило его пройти тихандрию? Злость? Негодование? Попытка сбросить чужие узы и уйти в автономное плавание?

Так почему так и не сбросил? Так и не ушел?

Остаток ужина прошел как в тумане.

По дороге домой Алехо не отводил глаз от дороги, крепко держась за руль и резко дергая его из стороны в сторону.

Он виноват не меньше сговорщиков.

Он ответит.

* * *

Завтрак в обществе невероятно довольной своими выходками Лизы прошел терпимо.

К ночной ссоре они не возвращались.

Кветка так и не решила, что делать – забыть, типа ничего и не произошло, либо паниковать, что все капец как хреново и вот-вот наступит конец света или что-нибудь еще более ужасное.

На новостную лекцию господин Тувэ опаздывал, что случалось крайне редко, за год максимум раза четыре. Когда в очередной раз кто-то вошел, Кветка уже приготовилась здороваться, но это тоже оказался не преподаватель. Это был Алехо – такой же, как в начале года. И даже хуже. Сходу не удалось вспомнить, являлся ли он когда-либо в таком неряшливом виде. Весь наведенный лоск слез, как облупившаяся краска, костюм жеваный, галстук развязан, жилет расстегнут, как и верхние пуговицы рубашки. Казалось, от него несет перегаром даже на расстоянии нескольких метров.

Алехо подошел к ряду минималистов, встал напротив старосты и сунул руку в карман. Потом высыпал перед ней на крышку стола огромную кучу смятых, как конфетные фантики, денежных купюр.

– Сегодня вечером у меня гудеж. Все кварты приглашены. Вы, – он повел глазами по нижнему ряду людей, – обеспечьте меня всем, что там нужно. Ты, – он кивнул Майе, – ты староста, верно?

– Да, – привстала та и тут же грохнулась обратно на стул.

Алехо снова сунул руку в карман. На стол перед старостой, звякнув, опустили ключи.

– Трать сколько нужно, всем заплатишь. В восемь начало. Только раз… Только раз пусть все будет как надо.

Кварт развернулся и пошел к выходу, где столкнулся с господином Тувэ. Тот поднял брови и вытянулся струной, явно придя в боеготовность.

– Юголин? Куда собрался?

Алехо молча протиснулся мимо.

– Алехо? – преподаватель схватил его за плечо.

Кварт дернул рукой, сбрасывая чужую.

– Я ужинал вчера с отцом. Вы знали?

– О чем?

– О том, какое происшествие станете рассматривать на сегодняшним занятии? Или не станете? Вчера вы промолчали… Промолчали, обсуждали какие-то квоты потребления, когда на носу куда более важные изменения. И что? Вы станете сегодня изучать предпосылки вчерашней катастрофы? А может, вы попытаетесь предугадать, чем она закончится? Или зачем пытаться, тратить время, вы ведь знаете, чем? Верно? А им скажете?

Кветка задрожала, сама не зная, чего боится. От двери веяло грозой.

Что происходит?

Господин Тувэ побледнел и отшатнулся, но быстро взял себя в руки.

– Вижу, ты плохо себя чувствуешь? Иди домой и проспись, поговорим позже. Я тобой недоволен.

Алехо отступил от него и крайне вежливо наклонил голову.

– Конечно, куратор. Как скажете.

Звякнул планшет. Кветка открыла сообщение – на рисунке стоял господин Тувэ, а по его лбу стекали крупные, выпуклые капли крови. В глазах застыл ужас. За спину он прятал маску со своим лицом, растянувшимся в улыбке.

– Все по местам!

Кветка слушала лекцию, как будто звуки доносились урывками, поэтому никакого особого смысла не несли. Приходилось прилагать усилия, чтобы связать звуки в нечто последовательное. Сегодня господин Тувэ не касался реальных событий, а рассматривал выдуманную ситуацию. Кварты почти сразу отошли, приняв утреннее происшествие за обычный для Алехо спектакль, и уже шептались, обсуждая намеченную вечеринку. Что с ним? То ли таблеток наглотался? То ли со скуки дуреет? В любом случае пропустить такое зрелище никак нельзя, придется обязательно идти.

Но Кветка знала, что дело плохо. Почему? Да почему же?

И почему ей тоже от этого не по себе? Не сдержавшись, она попросила Синичку нарисовать Алехо, и довольно быстро пришел ответ – обезличенная фигура стояла на тонком мостике, земля под которым щетинилась острыми кольями. Глаза у человека были завязаны черной повязкой, к которой он тянул руку.

Рисунок Кветка сохранила, в ту самую папку, где уже лежали несколько портретов, написанных собственноручно.

После занятий они с Лизой еле успели переодеться, как прибежала Майя, которая от ужаса находилась в состоянии трясучки. Надо было все успеть, а ничего не готово! Еду придется заказывать! Спиртное еще не подвезли! И я не знаю, какую ставить музыку! Вы пойдете? Обязательно пойдемте!

Лиза подошла к старосте, обхватила за плечи и несколько раз сильно встряхнула, а потом, не получив желаемого результата, продолжила трясти, пока та не замолчала.

– Все. Успокойся, – сказала Синичка, отпуская безвольное тело. – Не парься. Поверь на слово – ему плевать, как мы организуем эту вечеринку. Даже если мы посреди комнаты поставим кормушку для крупного рогатого скота и вместо пива нальем керосин. Ему плевать. Расслабься.

Кветка уже обувалась, с нетерпением ожидая, когда они, наконец, перестанут болтать и отправятся на вечеринку. Нужно понять, что происходит. Что не так?

Квартира Алехо встретила их музыкой и шумом – гости уже прибыли. Пришлось срочно включаться в работу, еле успев сбросить куртку. От коридора, ведущего прямиком в спальню, Кветка быстро отвела глаза, одновременно отмахнув навязчивых, как мотыльки, предвестников знакомых картинок – не время парить в небесах.

Вечер пошел такой, что казался сном. Кругом кричали, без конца чего-то требуя, стучали вилками, звенели бокалами и бутылками, на заднем фоне оглушительно гремела музыка.

Постоянно кто-то прибегал и убегал, и все говорили исключительно на повышенных тонах.

Вскоре выяснилось, что большинство минималистов, в основном мальчишки, вдруг из обслуги превратились в гостей и пили с квартами в гостиной.

– Что там происходит? – спрашивала Кветка у Лизы, которая обслуживала гостиную, потому что Кветка так ни разу и не решилась выйти туда лично. Не решилась увидеть… неизвестно что. Толпа народу. Ящики крепкого спиртного. Магички в дизайнерских нарядах, которые им не жалко убить на обычную общажную пьянку. Среди них Джустин, которая точно не станет отводить взгляда от коридора, ведущего в спальню, где огромная кровать и все, что она собой подразумевает.

– Он пьет.

Кветка вздохнула, перехватив вопрос: «Один?»

И снова принялась доставать из пакетов сок и банки газировки.

Больше она не стала спрашивать, что там происходит, отвлекалась, заставляя себя думать о текущем моменте, – нарезать хлеб, сполоснуть стаканы, открыть упаковку с колбасой, чтобы соорудить хоть какую-то закуску, притормаживающую действие спиртного.

Такой пьянки Кветка прежде не видела. Видимо, о них и говорили девчонки, когда объясняли, почему невозможно работать на Шатая. И правда, это отвратительно – свинарник еще тот.

В гостиной вопили, что-то билось, гремело и визжало. Никому не было дела, что уже поздняя ночь, а утром нужно явиться на занятия.

Кого-то вырвало в туалете. Потом еще кого-то в коридоре. Бледная староста с решительным лицом и щеткой бросилась и убрала пол в коридоре, а вот туалет не осилила. Впрочем, большинство посещающих сие заведение в упор не замечали, что там не совсем чисто для их королевских высочеств, потому что были вдупель пьяны.

Со временем Кветке стало казаться, что она участница какого-то мерзкого маскарада, где каждый встречный натянул безобразную маску свиньи или быка.

В очередной раз Лиза пришла на кухню, брякнула пакет с пустыми бутылками прямо поверх других пакетов с мусором, сваленных в кучу, и вытерла пот со лба.

– Пойдем, надо оттуда убрать посуду, а то побьют еще и покалечатся. Они все пьяные. Они скандалят, Алехо орет на кого-то, боюсь, скоро дойдет до мордобоя.

– И хорошо бы, – неожиданно зло ответила Кветка. – Пусть морды друг другу понабивают.

– И нас зацепят? – возбужденно заблестели у Лизы глаза. – Не подумала? Кварты умеют драться без кулаков… Силой. Всем достанется, будет плохо, особенно людям.

Кветка помолчала.

– Значит, надо уходить?

– Да. Но сначала быстро уносим из зала все, что бьется, и остатки спиртного. Когда пить станет нечего, они начнут расходиться. Давай. Девчонки посуду почти собрали.

Они схватили еще по мусорному пакету и побежали в гостиную.

Кварты, и правда, словно взбесились. Целая куча, галдя и переругиваясь, стояла посреди зала, парни – в центре, девушки в ярких платьях вокруг.

– Все! – перекрыл всех голос Алехо. – Все заткнитесь и валите отсюда!

Раздались недовольные крики, но кварты и правда стали отступать и расходиться.

– Пошел он! – кричал Шатай, отпинывая со своего пути чью-то куртку, а потом остановился, обернулся и плюнул на пол. Этого никто не заметил.

Кветка посторонилась, пропуская квартов и быстро собирая со стола бутылки, и пустые и целые. Только бы не задели!

– Все валите! – еще раз крикнул Алехо, пошатываясь на месте. На нем был все тот же утренний костюм, теперь уже напрочь испорченный. Вряд ли даже химчистка осилит очищение всех пятен, а если и осилит, то рваные и прожженые сигаретами дыры на дорогой ткани, точно никто не восстановит.

Кварты потекли к выходу, Лиза проскользнула мимо с полным стекла звякающим пакетом, за ней следовал кто-то из девчонок с подносом, заставленным посудой.

– А ты останешься.

Кветка чуть не выронила пакет, услышав его голос прямо за спиной. И когда он успел переместиться на те несколько метров, которые буквально секунду назад их разделяли? Ведь казалось, он и шагу ступить не способен, не свалившись на пол как подкошенный.

– Все! Все по домам!

Ему не пришлось повторять в третий раз. Синичка выбежала из кухни и остановилась у входа в гостиную, спрашивая взглядом, что случилось. На кухне скрылась последняя из минималисток, собиравших мусор. В коридоре растворялись последние кварты. Кветка посмотрела на Лизу и кивнула в сторону выхода. Не Алехо она опасалась, а старосты, которую хлебом не корми, дай посплетничать. То-то она расстарается, если сейчас увидит их одних.

– Стой на месте! – повторил Алехо, шумно дыша в затылок.

Лиза развернулась, убедилась, что на кухне пусто, в последний раз окинула взглядом гостиную и ушла.

Кветка послушно стояла в гостиной, на кромке ковра, сцепив руки перед собой и уставившись на столик с остатками еды. Бутерброды, которые покусали, но не доели, конфетные фантики, огрызки маринованных огурчиков и вяленая рыба высились целыми горами.

Алехо тем временем переместился вперед и теперь вышагивал перед ней из стороны в сторону, быстро и нервно, будто не знал, как остановиться.

Время шло. Он бросался из угла в угол, как запертый в клетке тигр, и молчал. Иногда раздавался скрежет, и его челюсть двигалась, будто он стирал друг об друга собственные зубы. И он был пьян, несмотря на более-менее ровную походку.

Пьяный кварт – вдвойне опасный кварт. Кто знает, что такому взбредет в голову? Не лучше ли сбежать?

Инстинкт самосохранения победил, тем более что воображение рисовало вполне себе мирные картины – после ее ухода Алехо, лишенный общества и запертый в квартире, ляжет спать на полу, на диване, да хоть в коридоре – где угодно, но больше ничего другого ему не остается.

– Я хочу уйти, – быстро сказала Кветка.

Он фыркнул, криво улыбнулся и продолжил мелькать перед глазами.

– Хочет она… Мы все чего-то хотим… и не получаем, – забормотал себе под нос.

– Сядь, в конце концов, что ты стоишь столбом! – приказал он чуть позже и первым уселся на диван. Кветка подумала немного и осторожно села рядом. Он был пьян, не поспоришь, но не похоже, что зол. Вернее зол, конечно, раскален до белого каления, но не на нее. Его брюки все еще хранили остаток былого великолепия, а вот рубашка, когда-то белоснежная, теперь больше напоминала половую тряпку, обтрепанную на рукавах и без пуговиц. И от него пахло спиртным, очень сильно.

Схватив пульт, Алехо включил телевизор, пощелкал каналами и оставил первый попавшийся фильм. Сделал звук тише, а потом приглушил в комнате свет.

Уже неизвестно, хотелось ей домой или нет. Что-то происходило сейчас. С ним. С ними. Что-то важное. Что?

Тем временем он закинул руки за голову, потянулся и снова уставился в экран.

Кветка послушно сидела рядом и молчала, пытаясь смотреть кино, а не на кварта. Посуда по большей части осталась неубранной, также не мешало бы собрать оставшуюся еду, чтобы не пропала, да и вообще уборки тут еще не на один час. Оставалось надеяться, что в светлую, но слегка затуманенную спиртным голову кварта не взбредет идея заставить ее убирать всю эту свалку в одно лицо.

Он снова очень глубоко вздохнул. И вдруг съехал на пол, а потом придвинулся ближе и уткнулся лицом Кветке в коленки.

Она непроизвольно ахнула и схватила его за волосы, чтобы дернуть и оторвать от себя, но в тот же миг остановилась и просто замерла, только сердце колотилось бешеными рывками, и каждый вдох отдавался в груди болью.

Через несколько секунд он расслабился, немного повернул голову, устраиваясь удобнее, вздохнул глубоко и умиротворенно и, обхватив руками ее ноги на уровне икр, прижался к ним крепко-крепко. Кветка молчала. Очень давно не случалось ничего настолько неожиданного, что могло так сильно сбить с толку. Вернее, неожиданности случались, и чаще всего неприятные, но такой реакции ни разу не вызывали. Ей было жарко и холодно одновременно, а сердце болело, причем не за себя, а за существо, которое обладает всеми благами цивилизации квартов, но почему-то все равно остается несчастным.

И что самое страшное – она не могла его оттолкнуть. Просто не могла.

Он сидел на полу у ее ног, обнимая их как нечто дорогое и важное, не приставал, как подумали некоторые из минималисток, когда услышали приказ остаться. Он не юлил, не измывался, не притворялся. Не заставлял ничего делать и ничего не требовал.

Он просто заснул. Кветка провела руками по его волосам, сравнивая со своими. Ее волосы намного мягче и тоньше, более шелковистые, но все равно – такого удовольствия от простого прикосновения собственная шевелюра доставить не могла.

Кветка на секунду оторвалась, чтобы отключить телевизор. Теперь слышно было только его ровное, мерное дыхание – Алехо крепко спал.

Кветка позволила себе сидеть так, притрагиваясь к его голове пальцами, целых полчаса.

Впрочем, что бы за странность тут не происходила, это пора было прекращать. Когда его руки ослабили захват и совсем сползли на пол, Кветка бросила на ковер несколько диванных подушек, потом подняла его голову и почти позволила ей упасть на пол, на подушку. Пошла в спальню и принесла одеяло, укрыв Алехо до плеч и даже подоткнув по краям, чтобы он не раскрылся во сне – на полу все-таки холодно.

Потом Кветка оделась, обулась и, выйдя в коридор, захлопнула входную дверь так, чтобы сработал и закрылся замок, после чего пошла домой.

Ей казалось, что она воздушный шарик и не столько идет, сколько бездумно плывет по воздуху, подгоняемая сквозняками.