Глава 12. Заезд

Гонг взорвался грохотом, отдающим болью в зубах и деснах. Но это лучше, чем тот, который словно бьет по голове.

Алехо как будто получил по ушам вместе со своим бойцом. Он согнулся, упираясь руками в колени, затряс головой и тяжело задышал. Потом зажмурился, стараясь хотя бы на пару секунд отключиться. Не дольше.

Нельзя останавливаться. Он проиграет.

Боец вставать не хотел – ему уже было плевать и на проигранные деньги, и на отрицательный счет в таблице, и на уважение изменчивой толпы – ему хотелось только лежать и не шевелиться.

Алехо пришлось напрячься, чтобы его поднять. За два часа с начала боев он и сам уже вымотался, тем более поднимать человека в таком состоянии труднее, чем контролировать десяток здоровых человек, хотя бы потому, что сейчас в борьбу вместе с волей вступает инстинкт сохранения, который, в отличие от той самой воли, игнорировать невозможно. Над этим вопросом бились лучшие умы квартов, пытаясь объяснить – почему легко сломить волю человека, но практически невозможно заставить его действовать, когда в игру вступают инстинкты. Тем загадочней, что каждый человек избирателен в том, что считает опасностью для жизни. Одних можно заставить до дна выпить яд, но при этом их не заставишь стоять на одной ноге, мысленно не сломав.

Людей в подобные тонкости не посвящали. Одна из тех вещей, которые им не положено знать.

Боец таки встал, хотя Алехо почти сдался. Зашатался сквозь кровавый туман, и они вместе одновременно сжали зубы, а потом бросились на соперника.

Удивительно. На этом уровне, ну когда действуешь против чужих инстинктов выживания, часто чувствуешь то, что чувствует человек, которого контролируешь. В этом и ценность подобных Алехо манипуляторов – не каждый кварт способен пересилить собственную боль и при этом не упустить контроль над чужим сознанием. Далеко не каждый.

Этот бой закончился не совсем правильно. Он-таки проиграл. Не стал доводить до конца. Да и к чему? В самом начале своей бойцовской карьеры Алехо чуть не угробил борца. Чуть не убил человека только потому, что старался победить любой ценой. И до сих пор радовался, что смог тогда остановится, пусть даже потерял крупную сумму денег. А деньги ему тогда были ой как нужны. Но все равно не жалел.

Теперь, правда, еще дорога.

Выйдя из клуба, Алехо сел в машину и автоматически вытер с лица кровь, которой на самом деле не было. И разбитых губ не было, и пульсирующей болью гематомы на виске. Просто остаточные явления, которые скоро исчезнут. Еще пару минут – и он завел машину и быстро поехал на восток от города. И ни разу не вспомнил про кафе и дудочника, хотя не был в «Музыкальной гавани» уже больше недели.

Дорога заняла почти три часа. В доме было темно, но это неудивительно – всего через пару часов рассвет. Надо успеть отдохнуть, потому что сразу после обеда старт гонок. И это еще повезло, что не с утра, как обычно, устроители вошли в положение участников и отодвинули начало заезда на несколько часов.

В доме Алехо бросил рюкзак на пуфик у входа и разулся. Дома он любил ходить босиком.

Он снял тот же самый домик, что снимал во времена, когда занимался ездой по бездорожью, поэтому хорошо помнил, как устроено внутреннее пространство. Привыкнув к темноте, он сразу пошел вдоль правой стены до угла, отгороженного деревянными панелями, потому что девчонка могла выбрать для себя только это место. Ну, или лечь на коврике у двери, но тогда бы он споткнулся об нее на входе, а этого не произошло.

Остановившись за перегородкой, Алехо задержал дыхание и, наклонив голову, заглянул за угол.

Спала она так, как и должна была, – подтянув колени к груди и обхватив их руками. Так называемая поза эмбриона. Но голова на подушке, значит, все же не прячется. Правильно, невозможно прятаться всегда и везде.

Жалко, в этом углу не было окон и на нее не падал лунный свет.

Впрочем, оно и к лучшему.

Оставшееся до заезда время нужно было потратить с умом, поэтому, больше не медля, он отправился спать.

Проснулся Алехо от звонка в дверь. Потом до него донеслись голоса, и это значило, что привезли обмундирование. Главное, чтобы с размерами не ошиблись. Одевшись в чистую, но мятую одежду, которую он достал из рюкзака, Алехо вылез из своего угла и пошел на кухню. Дальше, в прихожей, на полу валялась груда экипировки, а возле нее стояла Кветка в джинсах и футболке, рассеянно тыча в эту кучу носком тапка.

Взгляда, в отличие от обычного, в этот раз она не отвела. Говорить тоже ничего не стала.

Алехо немного подумал, но в голову ничего не лезло. Что ей сказать? Доброе утро? Еще вопрос, насколько для нее оно доброе. В общем, голова с недосыпу не особо соображала, поэтому он развернулся и отправился завтракать. В закрытой сковородке на плите нашел жареные сосиски и яйца, сам себе положил на тарелку и сел за стол.

Кветка не стала убегать и прятаться, а тоже пришла на кухню и села чуть поодаль с чашкой неизвестно чего, потому что запаха не ощущалось. Хотя она на него вроде бы не смотрела, Алехо знал, что она его изучает. И самое поразительное, в который раз умудряется сделать это таким образом, что не удается поймать ее на горячем. Не единожды ради интереса Алехо резко поворачивался, чтобы поймать ее в момент, когда она на него смотрит, но ни разу так и не поймал. Впрочем, это все, что можно себе позволить.

Главное, об этом не забыть.

По крайней мере, его она больше не боялась. Не то чтобы раньше он чувствовал с ее стороны страх, просто раньше ему казалось, что они следуют определенному порядку, где он – злой Бармалей, а она – маленькая девочка, которую Бармалей обязательно съест на обед. Сейчас же они будто перестали притворяться и отыгрывать навязанные обществом роли. Надолго ли? Да и кто из них мог себе такое позволить?

Не успела тарелка опустеть, как Кветка не сдержалась и с подозрением спросила:

– И зачем я здесь? Что я тут должна делать, учитывая, что услуги уборщицы, повара и няни тебе без надобности? И что же молодому кварту мужского пола не хватает еще для счастья?

Ему показалось или в голосе прозвучало нечто, похожее на кокетство? Она это умеет?!

Улыбка родилась сама собой, он не мог не подхватить игру.

– У тебя что, развилась мания непреодолимого желания заплатить за мою доброту своим телом? Может, ты просто меня хочешь, но не знаешь, как предложить?

Кветка хмыкнула, нависнув над своей чашкой.

– Отлично подмечено.

Удивительно, насколько этих два слова польстили. И это ему, первому за столетие кварту, который умудрился пройти эту долбанную тихандрию и заслужить несколько добрых слов со стороны собственного отца!

– Я только что придумал тебе занятие. Не задавай мне вопросов целый день.

И глаза у нее снова такие серьезные. Спокойные.

Кветка молча кивнула.

– Ок. Раз ты платишь.

– И не упоминай про плату чаще раза в час.

Она еще немного подумала, а потом рассмеялась.

– Извини. Правда, я не специально.

– Отлично. Тем более пора собираться. Заезд через час.

– А… Ну раз спрашивать нельзя, то просто скажу, что понятия не имею, какое отношение заезд имеет лично ко мне.

– Очень простое – ты поедешь со мной вместо штурмана, так что бери костюм, который поменьше, с белыми полосками, и одевайся.

– А к… То есть я понятия не имею, как надевать эти доспехи и вообще не могу не выразить удивления по поводу всего тобой сказанного. Особенно…

– Там внутри есть инструкция, – перебил Алехо. Время поджимало, а играть в словесные игры можно часами. А в некоторых случаях – лучше не начинать.

Черт, не нужно портить себе настроение, ведь день отличный, и погода не подкачала, хотя гонять по грязи лучше в дождь, но это мелочи. Зато карт как новенький, не зря на его содержание уходило столько денег, и это несмотря на то, что картом не пользовались уже долгое время. И даже приятно думать, что сейчас сядешь на водительское место и прокатишься с ветерком. Неизвестно почему так сложились карты, почему она ответила «да» вместо него, но спрашивать не хотелось. Не хотелось знать. Но все к лучшему.

Как ни странно, Кветка действительно больше не задавала вопросов, отделываясь выражениями, которые начинались с «не могу не сказать» или «просто очевидно, что». Даже интересно становилось, что она скажет, когда увидит машину? Или когда они стартанут? Или когда их впервые закрутит по грязи?

Когда они подошли к полосе старта, к левому краю, куда пригнали машину Алехо, девчонка с интересом ее осмотрела. Из видимых отличий в глаза бросался усиленный каркасом корпус из труб и гоночный тюнинг, так что даже далекий от происходящего человек поймет – на подобной машине в обычной жизни не ездят.

В этом было что-то болезненное – наблюдать за реакцией другого человека, предугадывать ее, ждать, обдумывать, почему она делает то или иное движение. Почему хмурится или сжимает губы. О чем хочет спросить, когда так неожиданно оглядывается и так же резко отворачивается обратно, будто увидела что-то, чего видеть не хотела?

Когда они уселись внутрь, и Кветку пристегивали десятком ремней, фиксируя на сидении, проверяли, крепко ли сидит шлем, которым можно и шею свернуть при ударе, она напряглась, но не протестовала.

– Не особо хочется, но не могу не спросить, что мне нужно делать, – мрачным тоном пробормотала Кветка, когда ее оставили в покое.

Вместо ответа Алехо поправил перчатку и завел мотор.

А потом сжал левой рукой руль и рванул с места. Его карт разгонялся до сотни всего за три секунды, правда, сегодняшняя трасса практически полностью шла по проселочной дороге, так что в полном объеме возможности машины продемонстрировать не удалось, но неподготовленной Кветке, похоже, хватило.

Она громко выдохнула, судорожно упираясь обеими руками в приборную панель.

– Не делай так. При ударе можешь суставы вывихнуть, – крикнул Алехо и повернул на просеку. Сегодня первый заезд из двух, на время, завтра второй, из финалистов первого, и уже на кто кого обгонит.

Дороги как таковой впереди не существовало. Снег недавно сошел, и лужи перемешивались с островками покрытых сухой травой кочек, и все это было тщательно перемешано и смято колесами. В общем, когда машина забуксовала в первый раз, Алехо некогда было смотреть на соседку, потому что пришлось резко выкручивать руль, удерживаясь на прямой, пока на лобовое стекло обрушивались потоки грязи.

Еле выровнявшись, они завернули за холм и резко понеслись вниз.

Кветка завизжала.

Этот кусок дороги, в принципе, был совсем не страшным, поэтому она быстро замолчала. Алехо на секунду оглянулся – солнечный свет освещал ее сбоку, оттеняя сверкающие глаза и улыбку. Вот так-то.

– Ты кричишь? – не удержался он.

– А что еще делать?

– Ну, не знаю. Просто получать удовольствие.

Она снова улыбнулась. Очень искренне. Свой человек. К концу трассы наверняка проникнется настолько, что с удовольствием согласится повторить.

Вскоре они обогнали карт с номером пять, вернее, не обогнали, а минули. Машина лежала на боку, одно колесо, ненормально вывернутое, торчало вверх. Молодых людей, который пошатываясь, ходили вокруг, он не знал.

Кветка вывернула шею, пытаясь рассмотреть все в подробностях.

– Не знаю насчет правил, но иногда в таких ситуациях люди останавливаются, чтобы посмотреть, как дела и не нужно ли оказать помощь.

– Нет.

На следующем склоне, опоясанном огромными каменными валунами, к которым карт несся с огромной скоростью, Алехо рассмеялся, чтобы не закричать вместе с ней. И правда, этот спуск впечатлял, особенно когда видишь его впервые. Говорят тут произошла как минимум половина всех несчастных случаев на гонках. Но они не войдут в их число. Не сегодня.

Судя по времени, шли они не отлично, но все же хорошо. Учитывая, сколько времени он уже не участвовал в гонках, удивительно, что рефлексы все еще работают как надо.

Когда самый сложный участок остался позади, и Кветка порозовела и светилась тем легким светом, который присущ здоровым и счастливым людям, которые проводят много времени на свежем воздухе, Алехо вышел на прямую, и в его голове возникли смутные видения сегодняшнего вечера. Ужин на двоих и музыка, которая записана в смартфоне. Словесный поединок и смех, ничего развязного и разнузданного – нет голых частей тела и приоткрытого от крика рта.

Ну разве что совсем чуть-чуть.

Он тряхнул головой. Надо сходить поужинать к кому-нибудь из старых приятелей в ресторан центрального здания. Они давно не виделись, а сейчас хороший случай показаться обществу – пить нельзя, а то завтрашний полуфинал пропустишь. А когда не пьют, можно не болтать. Да, время самое подходящее.

Внезапно затрещала рация, которая за все время поездки только раз произнесла время старта.

– Алехо! – донесся мужской голос, слегка искаженный помехами.

Машина так резко дернулась в сторону, что Кветка с удивлением посмотрела на водителя. Дорога была совершенно прямой и не особо грязной. Алехо молча выровнял движение и нажал на газ.

– Сынок! Я так рад, что ты вернулся к прежним увлечениям. Не поверишь – приехал отдохнуть на пару дней и узнал, что ты тоже неподалеку. Жду тебя на финише. Болею за тебя. Слышишь?

Алехо с трудом оторвал одну руку от руля и нажал на кнопку связи.

– Да.

– Жду.

Еще немного потрещав, рация отключилась.

Алехо схватился за руль крепче. Потом чуть ли не бросил его, чтобы залезть в карман и проверить, есть ли у него с собой деньги. Черт! Он знал, что нет. Конечно, ему и в голову не пришло брать с собой наличку.

Спокойно.

Надо что-то делать.

До финиша всего несколько километров.

Добравшись до конца поля, Алехо осмотрелся и резко повернул в лесок. Мимо них пронеслась очередная машина, обдав левый бок смачными шлепками грязи.

Соседка настороженно посмотрела на него заблестевшими глазами. Ей уже было не весело. У обычных людей тоже есть своя интуиция…

Алехо развернулся у полосы, где начиналась трава.

– Выходи. За этим лесом примерно в километре трасса. Иди вдоль обочины в сторону гор – выйдешь прямо на гостиницу. Не садись ни к кому в машину. В доме собирай вещи и уезжай обратно в академию, не жди до утра. Все.

Она молча хлопнула глазами. Видимо, составляла фразу, пытаясь без использования вопросительной формы выяснить, что происходит.

Жаль, он ее не услышит.

Алехо наклонился, чтобы открыть дверцу.

– Быстрей!

Потом опомнился и стал распутывать и расстегивать на ней ремни. Расстегнул защелку под подбородком и снял шлем. Открыл окно и выбросил яркий шлем в бурелом.

По крайней мере, она не пыталась рыдать.

– Иди. Иди быстрей, тут на месте не стой. Поняла?

Он наклонился и распахнул дверь с ее стороны. Неужели собственноручно придется вытолкнуть?

Кветка, к счастью, сама вылезла из машины, но никуда не пошла, а осталась стоять на месте.

– Иди!

Алехо захлопнул дверцу и повернул ключ зажигания. Не оглядываясь, сдал немного назад и снова рванул, возвращаясь на трассу.

Теперь уже он не отвлекался от дороги и хотел только одного – быстрей добраться до финиша. Кстати, интересно, какой результат он покажет? Выйдет ли в завтрашний финал? Кстати, а до недавнего времени и совсем неинтересно было…

Отец действительно ждал на финише. Стоял в простом спортивном костюме, улыбаясь и жмурясь на солнце. Алехо пересек финиш, развернулся боком, оказавшись к отцу водительской стороной. К машине тут же подбежал судья с флажком и секундомером в руке.

– Сорок две минуты!

Алехо вышел и быстро сунул ключи в руки ближайшего человека, обслуживающего мероприятие.

– Машину в гараж, осмотреть и сменить все, что не идеально, – негромко приказал и, широко улыбнувшись, пошел к отцу.

Тот поднял руку и похлопал Алехо по плечу. Да, знакомый до боли жест, чего уж там. Нечто вроде сахара для лошади, которую поощряют за правильно выполненный трюк. Людская версия.

– Ну, как результат? Завтра же полуфинал? Участвуешь?

– Надеюсь, – Алехо нашел глазами судью, который засекал время.

– Пока не все пришли, но ваш результат в числе лучших, – ответил тот. – Вечером у главного здания вывесим списки. Но вы в любом случае попадете.

– Ладно, я рад. Ну что, пойдем? – Алехо почти силой развернул отца, краем глаза убедившись, что машину увезли, и, не давая судье задать вполне логичный вопрос, куда делся штурман, стартовавший вместе с Алехо.

– Где ты поселился? Я снял квартиру в главном корпусе, хотел завтра с утра заказать пешую прогулку по горам. Теперь и не знаю, что делать, возможно, стоит изменить планы и поболеть за сына? Да, так и сделаю. Ты не против?

– Как хочешь.

Отец нахмурился.

– Ты говоришь так, будто не очень раз меня видеть. Я помешал?

Алехо пожал плечами.

– С чего ты взял? Нет. Просто устал.

Старший Юголин расслабился и пошел дальше.

– Так где ты живешь? Снова домик снял?

– Да.

– Какой?

Алехо минуту колебался, оглядывая ряд одинаковых домиков, к которым вела дорожка.

– Что случилось? Не хочешь приглашать отца в гости? – осторожно спросил тот.

Нет, такого нельзя допускать. Такой опасливый голос предшествует подозрению и расследованию. Говорит, что его терпение не безгранично. Зачем нам весь этот геморрой?

– Нет, конечно, пошли, – удивиться получилось весьма натурально.

Алехо поднялся на крыльцо, распахнул дверь и прошел в гостиную. Отец зашел следом, с любопытством оглядываясь. Сейчас он походил на вполне нормального кварта, который действительно приехал отдохнуть, но Алехо давно уже не был настолько наивным. Наверняка, отец приехал только из-за него, с целью в очередной раз попытаться создать между ними крепкую связь, а вернее, видимость связи отца и сына. Навести, так сказать, мосты между старшим и младшим поколением. Найти точки давления, способные управлять существом «сын». Когда-то в детстве за хорошее поведение мама разрешала добавку сладкого или возила в цирк. А у отца другие методы, более действенные, лучше приспособленные под взрослые желания.

– Так ты тут не один обитаешь? – с любопытством поинтересовался отец, уставившись в угол. Алехо заставил себя развернуться медленно и лениво, вместо того, что ему действительно хотелось – подпрыгнуть и быстрей найти предмет, благодаря которому был сделан подобный вывод.

Вот оно. На диванном столике лежала массажная расческа, на ручку которой намотаны две яркие резинки для волос. Явно женские.

В горле пересохло, поэтому вместо ответа Алехо пожал плечами.

– И кто она?

Алехо повторно пожал плечами и стянул с плеч куртку, отворачиваясь.

– Есть хочу.

Отец с готовностью предложил:

– Рановато для ужина, но может, в ресторан тогда? Или сюда закажем? Я же тебе не мешаю? Вам?..

Алехо сознательно не обратил внимания на последнее слово.

– Мешаешь? Упаси боже. Давай сделаем по-другому, я как раз подумывал сменить место дислокации. Я плохо отдыхаю, когда над ухом постоянно нудят. Сейчас переоденусь и у тебя поживу. Вещи позже подвезут. Ты не против?

Юголин-старший улыбнулся:

– А девушка как же?

И Алехо снова пожал плечами.

– А мне какое дело?

Отец подумал и кивнул.

– Да, конечно, переодевайся и пойдем. А от всех этих дамочек даже в твоем возрасте можно устать. И чем они младше, тем более импульсивны и требовательны. Все время хотят получить больше, чем стоят. Хочешь совет?

Алехо стянул футболку.

– Давай.

– Выбирай подружек попроще. А еще лучше бери людей. С ними очень просто – показываешь красивую жизнь: пару комплиментов, цветы, коробку конфет – и любая поедет с тобой хоть на край света, причем будет стараться изо всех сил, делать все, что попросишь. И расставаться с такими проще – никаких скандалов, до конца дней будет надеяться, что ты к ней вернешься, потому что однажды поймешь, как сильно ее любишь. Люди еще верят в сказки. Тут главное, чтобы она не залетела, многие пытаются захомутать кварта, чтобы жить на алименты или посредством шантажа. Магички, кстати, тоже этим грешат. Но ты у меня умный и наверняка не допустишь, чтобы тебя так легко провели, верно?

– Да.

– Так что совет простой: чтобы не влипать и не сбегать посреди отдыха из собственного дома – бери в следующий раз кого попроще.

Алехо сделал вид, что обдумывает услышанное. А потом расправил плечи и улыбнулся.

– А что, ты прав, отец. Так и сделаю.

Минут через пятнадцать они вышли из дома и отправились к центральному зданию, где их уже ждал заказанный столик.

Алехо был тщательно одет и умыт. Весь вечер старательно прислушивался к отцовским советам, так, что тот даже удивился. Нюх у старшего всегда был на уровне, пожалуй, это единственная вещь, перешедшая по наследству, которой Алехо был рад.

Он постарался чаще зевать и ушел спать засветло. А на следующий день участвовал в гонках. Полуфинал не выиграл, зато имел все основания собраться и уехать, даже не попрощавшись с отцом, который кадрил в ресторане очередных подружек.

И только по дороге назад расслабился и с облегчением подвел итог поездки – все обошлось.

* * *

К понедельнику Кветка пришла в себя достаточно, чтобы с утра напевать в ванной какую-то прилипчивую песенку.

Выходные – странные, необъяснимые, с примесью надежды и разочарования остались позади.

В субботу, только оказавшись на обочине в луже и смотря вслед удаляющемуся карту, Кветка перестала улыбаться и почувствовала себя так, будто из крови выветривается хмель. Хмель, который кружил голову уже второй день, удивительно сильно притупляя действительность.

Она даже не сразу поняла, что осталась одна посреди незнакомой местности и теперь несколько километров ей придется топать ножками. Без связи – телефон, конечно, остался в доме. Без копейки денег – кому в голову пришло бы брать в заезд деньги? Вещи тоже в доме.

Что это вообще было? Он что, спятил?

Хотя какая теперь разница. По-любому нет никакого другого выхода, кроме как топать куда сказали. Возможность вернуться на трассу и напроситься в другую машину Кветка обдумала и отбросила. Даже Алехо нельзя назвать нормальным квартом, и хотя зла от него она уже не ждала, однако понимала – он скорее исключение и следующий кварт быстро поставит ее на место и напомнит, в каком мире они живут.

Придется добираться самой. Кветка огляделась – из-за деревьев горы не видны. Немножко страшно – не хватало еще заблудиться в лесу. Хотя пока они ехали, заросли вокруг были не такие уж и густые, так что вряд ли она заблудится, максимум поплутает несколько часов… Ну, или до утра… Бр-р-р…

Кветка передернула плечами и пошла туда, куда показал Алехо. Идти пришлось на возвышенность, зато поднявшись, Кветка увидела горы. Очень хорошо, теперь она точно знала нужное направление.

Вскоре удалось выйти к дороге, похожей на ту, по которой она ехала по приезду в такси. Даже наверняка. Но Кветка не пошла по обочине, а пошла вдоль леса, чтобы лишний раз не светиться, раз уж ей все равно запретили ловить попутку. Как будто иначе кто-то ее подвезет!

В общем, все оказалось не так уж и страшно – иди себе и иди вдоль дороги. Кроме разве что усталости. Кветка не помнила, когда в последний раз так сильно уставала. Плотный черный костюм стягивал тело все сильней, как будто собирался ее придушить. От блеска белых полос на рукавах и груди, и создаваемого ими черно-белого контраста рябило в глазах. Когда она добрела до территории лагеря, ноги уже основательно заплетались. К счастью, ворота на территорию были открыты и никто не интересовался, что девица в таком странном виде тут делает.

К моменту, когда показался дом, Кветка была готова броситься целовать деревянную лестницу по всей длине от первой до последней ступеньки. Боже! Она дошла.

Интересно, что это вообще такое было? Забег на долгую дистанцию? Это месть такая за ее дурное поведение? Так она слушалась, как могла – ни разу не задала вопроса, а это, между прочим, было совсем непросто!

Дверь оказалась открыта. У входа в гостиную лежал рюкзак Алехо, какой-то молодой человек в униформе собирал со стола разные мелочи, принадлежавшие кварту.

Кветка молча на него вытаращилась. Он посмотрел в ответ на нее и слегка скривился. Потом быстро побросал мелочи в пакет и пошел к выходу, где захватил рюкзак.

– Куда вы их несете?

– Хозяин приказал перенести вещи. Он переезжает в главный корпус. Этот дом оплачен до шести часов утра понедельника, потом тебя тут быть не должно.

Молодой человек еще раз на прощание окатил Кветку презрительным взглядом и ушел, закрыв дверь.

Разочарования особого не было. Надежда на что-то необычно-светлое, собственно, и не рождалась. Так, аккуратное прощупывание доброжелательности судьбы-злодейки, а после просто наслаждение общением, присутствием другого человека, чем-то живым, как наслаждаются ветром, пением птиц и запахом сосен.

Но и приятного было мало. Зачем так делать? Она же не напрашивалась, он сам приказал ехать. Сам взял на гонки. Так в чем смысл всего этого?

А ладно, не стоит забивать себе голову. Кто их, квартов, знает вместе с их заморочками. Нам же не привыкать? Хотя кто нас спрашивает…

Вот теперь-то и пригодились деньги, которые удалось взять на всякий случай. Правда, еще оставались те, что получилось сэкономить, вместо такси добравшись до вокзала на автобусе. Их хватило на оплату обратного такси, потому что иного способа отсюда выбраться Кветка не знала, ну разве что пешком, но подобный подвиг она не скоро готова была повторить.

На вокзале электрички до города пришлось ждать почти пять часов, и Кветка уехала только под утро, просто вырубившись по дороге от усталости. И хотя вместо отдыха все тело только сильнее затекло и еще больше болело, в академию она поехала на автобусе, не рискнув потратить на такси последние деньги.

За окном мелькали дома, солнце золотило небо и верхушки многоэтажек, а Кветка думала, какими странными вышли эти выходные. Какими непонятными.

Лиза еще спала, когда Кветка втащила сумку и тут же рухнула на пол у порога, застонав так громко, что сама проснулась.

– Ты что? – Синичка даже с кровати вскочила.

– Устала, как будто всю ночь на скорость бегала.

– Что-то случилось?

Кветка задумчиво хлопнула глазами.

– Нет.

– Это в твоем голосе облегчение или разочарование? – поинтересовалась Лиза уже спокойным тоном.

– Ой, отстань. У меня все тело ноет, я вчера несколько километров пешком шла.

Синичка подняла брови и улыбнулась, но Кветка была не в настроении болтать.

– Вечером расскажу.

Вечером Лиза очень сильно смеялась, слушая описание Кветкиных приключений. Та, кстати, в рассказе целенаправленно старалась придать произошедшему юморной оттенок, потому что находилась в растерянности и не знала, как еще реагировать. Зачем было брать ее с собой? Зачем оплачивать дом, чтобы на следующий день его бросить, переселившись в другое место? К чему это все было? Нелепо как-то.

Впрочем, думала она недолго – на неделе все вернулось на круги своя. При встрече Алехо быстро скользнул по Кветке глазами и отвернулся. Больше он талонов на уборку не обналичивал и вообще замкнулся, как прежде. Даже с Шатаем не особо болтал и господину Тувэ отвечал нехотя и односложно.

А Кветка ушла в работу, отрабатывая талоны других квартов и в свободные вечера занимаясь присмотром за детьми. К Косте она перестала ходить, потому что няней за пару вечеров зарабатывала больше, чем уборкой.

Потом оказалось, что все талоны обналичены, и минималисты устроили вечеринку с целью отметить свою свободу. Кветка с Лизой по случаю попытались испечь торт, и он у них не получился – корж оказался скомканным и непропеченным, но торт все равно сожрали без следа.

Началась весна.

* * *

«Музыкальная гавань» насквозь пропахла дешевым табаком. Кажется, местные ценители музыки не отличались тонким вкусом и стилем.

Алехо занял первый попавшийся свободный столик, отключил смартфон, так и не прочтя полученные в течение последних двух дней эсэмэски от отцовского секретаря, и махнул рукой официанту.

– Что желаете? Дежурное блюдо? Или как обычно? – спросил тот, слегка наклонившись.

– Как обычно.

Алехо приходил сюда всего несколько раз, но у квартов преимущество – в подобных местах они появляются крайне редко, поэтому каждое их действие тщательно фиксируется всеми окружающими и заносится в анналы истории. Стоит раз заказать кофе, как в следующий раз тебе предложат принести «как обычно». Приятного мало, но это неизбежно.

Судя по бокалу с пивом, который появился чуть ли не секунду спустя после исчезновения официанта, посуду ему выбрали самую чистую, а пиво забыли разбавить. Кроме того, оно было холодным и свежим. Это радует. Хотя… репутация работает сама за себя – попробуй подсунуть кварту второй сорт и будешь платить за ошибку очень-очень долго и страшно.

Как люди узнают, что ты кварт? Точно не установлено. Однажды он почти нащупал ответ, но его попытку понять прервали, не дали дойти до конца. Зачем тратить время? Принято считать, что люди чувствуют силу, которая окружает кварта, плюс видят глаза, которые отличаются каким-то особым спокойствием, недоступным человеку. Насчет второго совершенно точно вранье, а вот первая причина близка к действительности, Алехо мог сказать с уверенностью.

Когда-нибудь у него хватит настойчивости разобраться до конца, почему, смотря на него, люди мгновенно понимают, что перед ними кварт.

Но не сегодня.

На сцене какая-то певичка уныло пела о страсти, причиняющей ей огромные душевные муки. Обычный для бара репертуар.

Алехо отвел взгляд в сторону, жадно припадая к пиву, на вкус вполне себе терпимому.

И что это тощее создание, озябшее и иссушенное, может знать о страсти? Разве так о ней поют?

Когда человек поет о страсти, кажется, его вот-вот ударит молнией и испепелит до мокрого места. Одурманенный страстью человек, кажется, может поднять руку и вырвать из груди собственное сердце, чтобы подарить ей. Возможно, он способен и на более смелый поступок – отречься от себя самого, от своей веры, своих ценностей, своей реальности.

Страсть отравляет твою жизнь, сначала медленно подкрадываясь и пуская корни, а потом, обхватывая целиком, запутывая плотной сетью и не давая вырваться на свободу. И нет ничего, способного ее приглушить.

Вот что значит петь о страсти.

А то, что вылетало изо рта певички, больше напоминало инструкцию по варке макарон.

Когда песня, наконец, закончилась, он взглянул на часы – сейчас будет десятиминутный перерыв, а после – то самое выступление, ради которого Алехо торчит в этом месте. К тому времени, как группа вышла на сцену, он заказал вторую кружку пива.

Девушка в трико и яркой юбке снова танцевала, кружась на месте, задевая воланами подсевших поближе к сцене посетителей и смеясь так, что свет отблескивал на ее зубах и слепил покоренных танцем мужчин.

Дудочник привычно прятался в тени, за массивной установкой, оставшейся от кого-то из прежних исполнителей. Алехо подумал, что вполне вероятно тоже прячется так, в тени. Это очень удобно – тебя не видят, но видишь ты.

Рядом заскрипел стул, принявший на себя чей-то немалый вес.

Алехо не позволил себе дернуться, а повернулся лениво, так, как должен был.

– Не ожидал увидеть тебя в подобном месте, – одетый в шикарный костюм с белоснежной рубашкой и запонками-пуговицами, сверкающими на свету алмазами, пришелец быстро и брезгливо оглядел сцену, столики и бар, возле которого стояли официанты в форменных фартуках до колен.

– Как и я тебя.

– Что же тебя сюда привело? – вторая волна изучающих взглядов, куда более тщательных. – Симпатичных шлюшек нет. Из выпивки только кислая бражка. Бои тут не проводят. Что тебя здесь привлекает?

На секунду Алехо перестал дышать, хотя им ни за что не допереть, чего же он тут забыл, в их головах такая мысль просто не способна зародиться.

– Бофли, давай ближе к делу. Чего хотел?

Мужчина снова поморщился, осматривая стол, прежде чем брезгливо навалится на него локтями.

– Твой отец просил тебя найти.

– Ну вот ты и нашел.

– Вижу, ты не рад? – Он отодвинул пиво Алехо в сторону, чтобы наклониться еще ближе и уставиться ему в лицо. Как удав на кролика, то есть он сам считал свой взгляд таким. Вероятно, с кем-то это и срабатывало.

– Я слушаю. Из уважения к твоим сединам. Но ехать никуда не собираюсь.

– Нет, что ты, – Бофли миролюбиво показал пустые мясистые ладони, – он не приказывал привозить тебя к нему, просто хотел убедиться, что ты прочтешь его записку.

Перед Алехо на стол лег клочок бумаги, исписанный практически каллиграфическим почерком, при виде которого всегда охватывало состояние, будто ты стоишь по стойке смирно и только и ждешь команды маршировать.

«27 марта в 19:00 в малом зале “Золотой лилии” состоится деловой ужин с нашими партнерами. Не смей опаздывать. Сделай так, чтобы я тобой гордился».

– Прочел?

Бофли тут же встал, отряхивая с рук крошки, собранные с поверхности стола. Еще раз огляделся.

– И все же… Кварт с коэффициентом сэнсуры, приближающимся к круглой единице… Что же тебя так привлекает в этом низкопошибном притоне?

Алехо сжал губы и отвернулся, показывая, что не горит желанием больше разговаривать. Надо же, будет его еще учить отцовский прихвостень, у которого, кроме силы, своих мозгов нет.

Оставшись в одиночестве, Алехо некоторое время колебался, а потом смял записку в комок, поджег уголок зажигалкой, достал сигареты, которые курил довольно редко, и прикурил от записки, бросив остатки пылающей бумаги в пепельницу.

Дудка пела, плакала и тосковала по другому, правильному, красивому и совершенному миру.

Алехо глубоко затянулся, улавливая в звучащей музыки гармонию, которая смывала налет пыли, оголяя то, что он и сам знал. К чему шел.

Надо что-то менять.