Глава 38

Фиона Макманус любила свою работу в больнице «Добрый самаритянин». Не то чтобы ей нравилось быть медсестрой, но она всегда хотела помогать людям и видела в этом свое призвание и моральный долг.

«Помогать другим можно лишь до тех пор, пока результатами этой помощи можно оплачивать счета», – не уставала напоминать Фионе мать.

К счастью, в больнице неплохо платили.

Фиона раздвинула шторы, чтобы впустить в палату немного солнца. Пациент прибыл недавно и теперь мирно спал.

Медсестра сверилась с показаниями приборов: пульс и дыхание ровные. Давление после капельницы пришло в норму. Впрочем, судить было сложно, потому что врач прописал пациенту большую дозу морфина.

Поправив цветы в вазе, Фиона выглянула в окно. Внизу столпилась куча репортеров и зевак. Здание больницы было оцеплено полицией, не пропускавшей посторонних внутрь. Новости о чудовищных обстоятельствах, вследствие которых пациент поступил к ним, были во всех газетах, на всех каналах. Прошло двое суток, а интерес общественности не стихал.

– Привет, – раздался позади Фионы женский голос.

– Боже мой! Вы очнулись! Я сейчас позову доктора Райли! Только не пытайтесь встать.

– Почему я здесь? Я не должна быть здесь.

– Все хорошо, вы поправитесь, – ободряюще сказала Фиона. – Вы сейчас находитесь в больнице «Добрый самаритянин», вас привезли после…

– Нет! Я умерла! – крикнула женщина и рухнула на подушку, очевидно потеряв сознание.

Запищали приборы, загорелись тревожные лампочки. Фиона распахнула дверь и закричала на весь коридор:

– Доктора Райли сюда! Немедленно!

Сэм Райли вбежал в палату. Обычно самый привлекательный хирург больницы успевал обменяться парой игривых реплик с хорошенькой рыжей сестричкой Макманус, но сегодня было не до разговоров. Эта пациентка обязана была выжить! Сэм приложил слишком много усилий, чтобы спасти жизнь пострадавшей, оставалось совсем немного.

– Что случилось? – быстро спросил он, приподнимая веко пациентки.

Судя по приборам, сердечный ритм стихал, но давление было очень слабым.

– Да ничего, – пробормотала Фиона. – Я открыла шторы, и она очнулась. Сначала поздоровалась и очень спокойно спросила, где находится. Я ответила, и тут она разволновалась, сказала, что умерла, и отключилась.

Райли смотрел на лежащую на кровати доктора Никки Робертс. В «Новостях» о ней говорили как о центральной фигуре в деле убийцы-зомби.

Хирург приложил немало усилий, чтобы вернуть Никки к жизни. Она потеряла критически много крови. К тому же пуля Луиса Родригеса раздробила ей кость под коленом, собрать которую оказалось непросто. Сэм Райли вел операцию много часов, но до сих пор не был уверен, что совершил чудо. Оставался риск инфекции. Впрочем, у Никки Робертс было здоровое сердце, и он надеялся, что организм справится.

– Отмените морфин, – распорядился Райли.

– Уменьшить дозу, вы хотели сказать? – уточнила Фиона.

Сэм перевел на нее суровый взгляд.

– Разве я так сказал?

– Ну, в общем, нет, – удивленно протянула медсестра. Впервые на ее памяти доктор говорил так холодно. Конечно, он чувствовал ответственность за пациентку, да и присутствие прессы и полиции создавало нервную обстановку. – Она же будет мучиться от боли.

– Ей будет лучше прийти в себя, – твердо сказал Сэм и перекрыл капельницу. – Поменяйте на хлорид натрия, ей надо восстанавливаться. И мне кажется, у этой леди весьма высокий порог чувствительности к боли. Видимо, сказывается привычка.

Он оказался прав. Когда полтора часа спустя Никки очнулась, ее нога пульсировала так, словно в рану вливали яд. Стиснув зубы, она нажала кнопку вызова и попросила у медсестры болеутоляющее.

– Могу дать ибупрофен с кодеином, – предложила Фиона виноватым тоном. – Доктор Райли запретил давать вам морфин и другие опиаты.

Было далеко за полдень, солнце заливало палату ярким светом и касалось подушки. Никки чуть отодвинулась, чтобы лучи не слепили глаза, и зажмурилась. Боль, раздиравшая ногу, напоминала ей о том, что она все-таки жива.

Никки не знала, как случилось, что она выжила. Последнее, что она помнила, – это холодное дуло пистолета у виска, приставленное Лу Гудманом, ее другом, спасителем, почти любовником. «Ты удивительно глупая женщина». Эти слова должны были стать эпитафией на ее надгробье. И все же Вселенная распорядилась иначе. Она так и не узнала, почему Лу Гудман желал ее смерти и почему застрелил Родригеса, если не для того, чтобы ее спасти. Бессмыслица, полная бессмыслица!

И что произошло потом, когда она услышала выстрел и отключилась? Ведь этот выстрел должен был разнести ее череп, как за пару минут до этого другой выстрел разнес череп Луиса Родригеса.

Фиона протянула пациентке две таблетки и стакан воды. Никки выпила ибупрофен, и ее затошнило. Какое-то время она боролась с дурнотой, а затем принялась задавать вопросы, однако медсестра не знала подробностей.

– Вас привезли на «скорой» с пулевым ранением в ногу, вы потеряли много крови. Вас тотчас повезли на операцию. Сделали переливание крови, а потом в течение девяти часов хирург Сэмюел Райли собирал по частям вашу кость. На данный момент прогнозы положительные. Остальное мне неизвестно. Доктор Райли сам расскажет вам более детально, – улыбнулась Фиона, и на щеках появились хорошенькие ямочки. – Я отправила ему сообщение, что вы пришли в себя, и он скоро зайдет. А еще к вам посетитель. Пока вас оперировали, он ждал в приемном отделении, потом уехал, но сейчас снова тут.

– Кто это?

– Полицейский, – ответила медсестра, тряхнув рыжей головкой. – Думаю, это он вызвал «скорую», которая вас доставила. Он очень переживал за вас.

Никки изумленно смотрела на медсестру. Гудман привез ее в больницу? Но разве он не пытался убить ее там, на складе? Или вся эта ужасная сцена была лишь плодом ее воображения, затуманенного большой потерей крови?

– А можно его позвать?

– Я сейчас уточню.

– Вы же вернетесь вместе с ним? – выпалила Никки, внезапно преисполнившись ужасом. – То есть побудете здесь, пока он не уйдет? Вдруг мне… что-нибудь потребуется?

Фиона с удивлением посмотрела на пациентку. Такая смелая и физически выносливая женщина явно выказывала признаки страха. А ведь даже без морфина она была способна мыслить трезво, не стонать, не жаловаться. Любой другой на ее месте выл бы от боли.

Быть может, она боится, потому что появление полицейского оживит воспоминания об ужасных обстоятельствах нападения?

– Конечно, я буду рядом, – мягко пообещала Фиона. – А если вы почувствуете усталость, просто дайте знать, и этот парень мигом вылетит вон.

Медсестра ушла, а Никки тревожно завозилась на кровати. Нога болела так сильно, что было совершенно невозможно найти удобную позу.

«Что я скажу Гудману? Какие вопросы смогу задать?»

Ни одного разумного объяснения его действиям не находилось. Но ведь он спас ее, причем дважды! Сначала застрелив Родригеса, а потом вызвав неотложку!

Никки так разволновалась, что вспотели ладони. Пришлось впиться в них ногтями, призывая себя к спокойствию. В этот момент в коридоре раздались шаги и послышался голос медсестры:

– Она здесь, проходите, но старайтесь не слишком ее тревожить.

Дверь открылась. Никки затаила дыхание.

– Здравствуйте, доктор Робертс, – произнес краснолицый детектив Джонсон. – Добро пожаловать в мир живых!