Как-то раз редактор, которая не любила научную фантастику (и меня вместе с ней), но обожала мои большие тиражи, принимая от меня ежегодный подростковый роман для мальчиков, проворчала, что на самом-то деле она хотела бы, чтобы кто-нибудь писал и для девочек. «Отлично! – сказал я. – Напишу историю для девочек. Когда он вам нужен?»
Она была поражена. Ее оскорбило и вместе с тем позабавило нелепое и самонадеянное предположение, что обычный мужчина может писать рассказы для девочек. Так родилась Падди: я начал писать девчачьи истории от первого лица – но не для той старой ведьмы.
Поскольку это не первый рассказ о Падди, позвольте мне представить ее. Ее имя – Морин, прозвище порождено проблемами с избыточным весом. Она вечная первокурсница и живет в маленьком университетском городке где-то в Неверленде, США. Ее отец преподает антропологию, курит трубку и читает – пока ее мать, настоящий человек эпохи Возрождения, делает все остальное. Еще у Морин есть невыносимый младший брат (все младшие братья невыносимы, уж я-то знаю – я сам был одним из них).
Я так привязался к Морин, что в конце концов помог ей избавиться от лишнего веса, переименовал в Подкейн и перенес на Марс (вместе с ее невыносимым братом). А время от времени она неожиданно появлялась под другими именами в других научно-фантастических рассказах.
Между тем Морин по-прежнему ходит на занятия и живет в своем кампусе в Невер-Неверленде. Я намеревался выпустить целую книгу рассказов о Падди под названием «Мужчины невыносимы». У меня хватит историй на один увесистый том, правда я их пока еще не перенес на бумагу. Одна из них («Мама и животный мир») так и зудит мне в ухо, чтобы я ее написал, – а персонаж рассказа, маленький серый ослик по имени Мистер Дженкинс, все смотрит на меня скорбным взглядом. Я мог бы написать рассказ в любой момент, как только у меня полностью высвободится хотя бы один рабочий день и не будет никаких других дел… ну, скажем, в 1997 году…
Три других рассказа также почти готовы, можно сесть и написать их, и этого было бы достаточно для книги.
И все же… и все же – не устарела ли Падди? В этом кампусе не бывает бунтов, а девушки не едят горстями контрацептивы (а даже если и так, о сем предмете громко не распространяются). Там нет проблем с наркотиками. Короче говоря, я описал жизнь колледжа давно прошедших дней.
Только не поймите меня неправильно. Моя юность пришлась на «ревущие двадцатые», и тогда творились те же вещи, что и сейчас… но не в открытую. Когда я был первокурсником в колледже, ближайшая точка с марихуаной была в аптеке, в ста ярдах от университетского городка; за Г. или К. нужно было пройти еще квартал. Ну а контрабандную (освобожденную от налогов) выпивку можно было достать и в самом кампусе, и снаружи в любое время суток.
Гадаешь, пользовался ли я какими-то из этих благ? А вот не твое дело, дружок.
Что же касается секса, то каждое поколение думает, будто это оно изобрело секс, и каждое поколение глубоко заблуждается. Кое-что из нынешних новинок по этой части было банальностью и в Помпеях, и в викторианской Англии, различия – если таковые вообще имеются – заключаются только в степени скрытности.
Возможно, я никогда не издам книгу «Мужчины невыносимы». Не уверен, что на нее будет спрос. Кроме того, нужно сделать скидку на возраст, а историй, которые хотелось бы написать (с гарантией публикации), у меня больше, чем я успею завершить, прежде чем черный верблюд подогнет свои колени возле моих дверей.
Надеюсь, вам понравится Падди.
Папочка заявил, что я – ам! – и съем все, что стоит неподвижно или даже движется, но не слишком быстро. Мама сказала:
– Чушь! Просто у девочки ускоренный метаболизм.
– Откуда ты знаешь? – возразил папочка. – Ты его никогда не проверяла. Падди, встань боком, дай я сам посмотрю.
Мелкий съехидничал:
– Так у нее же никаких боков нет!
И испустил жуткий хохот на манер Дятла-Долбильщика. И правда похоже, но только куда противнее. Впрочем, какой прок от мужской половины человечества в возрасте от двух до шестнадцати? Потом они становятся сносными, даже необходимыми – во всяком случае, мне было бы нелегко обходиться без Клиффа, хотя Мелкий и до седых волос наверняка останется такой же бесполезной обузой.
Вот как и почему я села на диету.
Началось с Клиффа – как почти всегда и во всем. Я обязательно выйду за Клиффа, хотя ему я про это еще не говорила. У меня ни разу не было повода усомниться в искренности его обожания, но порой я задумывалась над тем, что же его во мне привлекает: мой характер, манеры и прочие внутренние достоинства или мои, скажем так, внешние физические параметры.
Весы в ванной подтверждали первый вариант. Как будто это должно было меня обрадовать, но покажите мне девушку, которая согласилась бы обменять талию в двадцать один дюйм и изящную фигуру на высокие добродетели. Конечно, сногсшибательной красавицей я себя не считаю, но немного одобрительного свиста за спиной мне бы не повредило и вообще подняло бы мой боевой дух.
А как раз перед этим мне выпал шанс выяснить точку зрения Клиффа. В наш класс пришла новенькая, у которой все обхваты были точно такими же, как у меня. (Мы сравнили.) Соль в том, что Клариссе они очень шли – изгибисто, обильно, но в самый раз. Морин, сказала я себе, вот случай узнать истинное мнение Клиффа.
Я подстроила так, чтобы он хорошенько ее разглядел во время теннисной тренировки, а когда мы уходили, я сказала коварно:
– У новенькой, у Клариссы, фигура – ну просто чудо!
Клифф поглядел через плечо и ответил:
– Ага! От щиколоток и ниже.
Вот я и получила искомый ответ, и он пришелся мне не очень по вкусу. Клиффу была безразлична моя фигура. Отдельно от моей персоны она его не привлекала. Конечно, мне следовало возликовать: вот она – истинная любовь! Но я не возликовала, а почувствовала себя очень скверно.
Так вот, когда я вечером отказалась положить себе картошки, и возникла тема моего метаболизма.
На другой день я отправилась в библиотеку и порылась в каталоге. Мне и в голову не приходило, что о диетах понаписано столько книг! Тем не менее мне удалось отыскать достаточно осмысленную: «Ешьте и обретайте стройность». Что может быть лучше!
Я забрала книгу домой, чтобы подробно ее изучить, достала сухарики, сыр и машинально жевала, пока разбиралась, что к чему. Один курс обещал избавление от десяти фунтов за десять дней, но меню выглядело чересчур уж скудным. Второй – гарантировал потерю десяти фунтов за месяц. Вот он, решила я. Изнуряться тоже ни к чему.
Одна глава объясняла про калории. Очень доходчиво. Порция мороженого – сто пятьдесят калорий, три финика – восемьдесят четыре калории.
Я увидела «сухарики на соде». Ну, они на много не потянут. Так и вышло. Всего двадцать одна калория. А потом я отыскала «сыр»… Арифметика навела шороху в моей голове, и мне стало очень неуютно. Я кинулась в папин кабинет и положила на почтовые весы тот сыр, который еще не перевоплотился в Морин.
Я складывала, умножала, делила, а потом проверила и перепроверила результат. Никуда не денешься: включая две малюсенькие помадки, я съела шестьсот семьдесят калорий, то есть более половины калорий, положенных на день! А ведь я всего лишь хотела заморить червячка до обеда.
Морин, сказала я, давай-ка, милая, изнуряйся! Без десятидневной диеты тебе не обойтись.
Я намеревалась помалкивать и выклевывать свою диету из того, что ставилось передо мной на стол. Но куда там! Какие тайны в семье, объединяющей вреднейшие замашки сенатской комиссии по расследованию с допросом под пыткой. Немного опоздав, я увернулась от томатного супа, но, когда была вынуждена отказаться от мясного соуса, у меня остался лишь один выход: показать им книжку.
Мама объявила, что растущие девочки нуждаются в усиленном питании. Я возразила, что по вертикали уже не расту, а расти по горизонтали мне, пожалуй, хватит.
Мелкий раскрыл было рот, но я заткнула его булочкой, так что папочка успел сказать:
– Спросим доктора Эндрюса. Если он даст ей зеленый свет, пусть морит себя голодом. Она вправе распоряжаться собой.
Ну, на следующий день мы с папочкой отправились к доктору Эндрюсу. Тем более что папочка уже был записан на прием – его каждую весну мучают жуткие насморки. Доктор Эндрюс тут же отослал папочку через вестибюль в приемную доктора Грайба, специалиста по аллергиям, а потом занялся мной.
Доктора Эндрюса я знаю с тех самых пор, когда испустила свой первый писк, а потому рассказала ему все, даже про Клиффа, и показала книжечку. Он полистал ее, взвесил меня, послушал сердце, измерил давление, а потом сказал:
– Действуй! Только выбери месячную диету. Я не хочу, чтобы ты падала в голодные обмороки на уроках.
По-видимому, я надеялась, что он спасет меня от моей силы воли.
– А физическими нагрузками обойтись нельзя? – спросила я с надеждой. – Я же веду очень подвижный образ жизни. Разве мне не нужно кушать побольше, чтобы компенсировать это?
Он прямо чуть не умер от смеха.
– Девочка моя, – сказал он, – знаешь, сколько тебе надо прошагать, чтобы нейтрализовать один шоколадный коктейль? Восемь миль! Конечно, физические упражнения помогут, но очень мало.
– И долго мне соблюдать диету? – спросила я умирающим голосом.
– Пока не достигнешь веса, который тебя устроит, или пока у тебя хватит силы воли.
Я вышла, стискивая зубы. Если у девушки нет ни фигуры, ни силы воли, что, спрашивается, у нее есть?
Когда мы вернулись, мама была дома. Папочка поднял ее на руки, чмокнул и сказал:
– Теперь у тебя двое на диете!
– Двое? – переспросила мама.
– Ты погляди!
И папочка снял рубашку. Руки у него были все в красных пупырышках, расположенных аккуратными рядами – от бледных до ярко-красных.
– У меня аллергия! – гордо возвестил он. – Это вовсе не от простуды. У меня аллергия буквально на все. Это, – он указал на красный рядок, – бананы. А вот – кукуруза. Тут – протеины в коровьем молоке. Тут – цветочная пыльца из меда. Погоди-ка… – Из кармана он извлек длинный список. – Ревень, тапиока, спаржа, лимская фасоль, кокосы, горчица, коровье молоко, абрикосы, свекла, морковь, мясо барашка, хлопковое масло, латук, устрицы, шоколад… Впрочем, прочти сама. Это ведь твоя проблема.
– Как хорошо, что я сегодня записалась на вечерние курсы домашних диетологов! Теперь наша семья будет питаться строго по-научному, – сообщила мама.
Казалось бы, хуже некуда. Как бы не так! Мелкий заявил, что у него хоккейные тренировки и ему требуется тренировочная диета, в которую входят бифштексы с кровью, тосты из цельного зерна – и больше ничего. В прошлом сезоне он даже со свинцовыми грузилами в карманах не добрал до контрольного веса, а к следующему – намерен стать помесью Пола Баньяна и Великолепного Джорджа. Отсюда и диета.
Ну, тут и мама подобрала себе диету – строго научную, опирающуюся на знания, которые она приобрела за две недели, пока посещала курсы. Мама часами просиживала над диаграммами, и еда нам подавалась каждому на собственном подносе, точно в больнице, где я лежала, когда сломала лодыжку во время перебежки в бейсболе, играя за юниоров вест-сайдских «Доджеров». Мама сказала, что девочке с моей фигурой не следует уподобляться уличным сорванцам, а я говорю, что уличным сорванцам не следует иметь мою фигуру. Да я и никакой не уличный сорванец с тех пор, как в мою жизнь вошел Клифф.
Мама каким-то образом умудрялась находить продукты питания, не попавшие в список папочкиных запретов: тушеное мясо яка, маринованные пальмовые листья, вяленые щупальца осьминога под соусом карри и прочее в таком же роде.
Я спросила папочку, проверил ли он, что их ему можно, а он сказал:
– Занимайся своими делами, Падди!
И положил себе еще один кусок пирога с олениной. Я даже отвернулась.
Мамина диета была такой же экзотической, но менее заманчивой. Она пыталась прельстить меня и Мелкого своим супчиком из морских водорослей, толченой пшеницей и сырым ревенем, но мы упрямо цеплялись за свои диеты. Вообще-то, есть прикольно, но только когда ешь настоящую пищу.
С завтраком было легче – папочка завтракал позднее меня, потому что в этом семестре лекции у него начинались только в десять.
Я отлеживалась в кровати, пока наш юный атлет не разделывался со своим «Завтраком Чемпионов», а потом вставала в последнюю минуту, выпивала стакан томатного сока (двадцать восемь калорий) и окончательно просыпалась на полдороге к школе. А тогда уже не на что было облизываться.
Свой жалкий полдник я приносила в школу с собой, Клифф тоже завел такую манеру, и мы устраивали пикнички вдвоем. Он не замечал, что я ем и сколько. Но я и не хотела, чтобы Клифф что-то заметил до поры до времени. Я мечтала, как он замрет в восхищении, когда я явлюсь на выпускной бал в своем новом вечернем платье.
Но не получилось. Два последних экзамена Клифф сдал досрочно и укатил на лето в Калифорнию, а я провела вечер выпускного у себя в комнате – грызла сельдерей (четыре калории стебель) и размышляла о жизни.
А потом мы начали собираться в отпуск. Папочка предложил Новый Орлеан. Мама покачала головой:
– Жара там невыносимая. И я не хочу подвергать тебя соблазнам креольских ресторанчиков.
– Как раз о них я и думал! – ответил папочка. – Лучшие рестораны для гурманов во всей стране! Во время путешествия ты же все равно не сумеешь держать нас на диете. Это непрактично. «У Антуана», я гряду! Жди меня.
– Нет, – сказала мама.
– Да, – сказал папочка.
Ну и мы поехали в Калифорнию. Едва Калифорния была упомянута, я всем весом (еще порядочным) навалилась на папочку, чтобы он согласился. Увидеться с Клиффом до осени! Об этом я и не мечтала. Бог с ними, с буйабесом и с креветками по-норфолкски. Но хотя победа осталась за Клиффом, я предпочла бы, чтобы она далась мне не так тяжело.
Назвать наше путешествие веселым и беззаботным было бы большим преувеличением. Мелкий дулся, потому что ему не разрешили взять с собой тренировочную штангу, а мама запаслась всевозможными диаграммами, справочниками и меню. Где бы мы ни останавливались, она сразу вступала в длительные переговоры, включавшие дипломатическую встречу с шеф-поваром, а нас все больше и больше терзал лютый голод.
Мы подъезжали к Кингмену в Аризоне, как вдруг мама объявила, что, по ее мнению, мы там не найдем ресторана, где могли бы поесть.
– Но почему? – вопросил папочка. – Местные жители едят же что-то!
Мама перетасовала свои листки и предложила ехать прямо в Лас-Вегас, не останавливаясь. Папочка сказал, что если бы он знал, что эта поездка превратит нас в отряд Доннера, то он бы загодя научился готовить человечину.
Под эту беседу мы проскочили Кингмен и свернули на север к плотине Боулдер-Дам. Мама с тревогой посмотрела на гряду суровых холмов впереди и сказала:
– Не лучше ли вернуться, Чарльз? До Лас-Вегаса ехать еще часы, а на карте – ни единого населенного пункта.
Папочка покрепче стиснул баранку и нахмурился. Заставить его повернуть назад под силу разве что оползню, и маме следовало бы это знать.
А мне было все равно. Я уже видела свои беленькие косточки лежащими на обочине, а над ними табличку с эпитафией: «Она попыталась, она скончалась».
За холмами потянулась невообразимо мрачная пустыня, и тут мама сказала:
– Да поверни же назад, Чарльз! Погляди на бензиновый счетчик.
Папочка упрямо стиснул зубы и прибавил скорость.
– Чарльз! – сказала мама.
– Ни звука! – отрезал папочка. – Я вижу впереди бензоколонку.
Вывеска провозглашала: «Санта-Клаус, Аризона». Я заморгала в уверенности, что наконец-то мне довелось увидеть мираж. Да, бензоколонка… но не только, не только!
Ведь в пустынях бензозаправочные станции – всегда скопление различных строений. А тут красовался сказочный коттедж, крытый черепицей, которая слагалась в волнистый узор и блестела на солнце ну прямо как леденцовая! Над крышей торчала широкая кирпичная труба. И в нее собирался залезть Санта-Клаус!
«Морин, – сказала я себе, – довела ты себя голоданием до галлюцинаций!»
Между бензоколонкой и коттеджем стояли два чудных кукольных домика. На одном была надпись «Золушкин дом», и там Мэри Все Наоборот поливала огород. Второй ни в каких надписях не нуждался: в окошко выглядывали Три Поросенка, а в трубе застрял Злой Серый Волк.
– Для мелюзги! – буркнул Мелкий и заныл: – Па, мы тут перекусим, а?
– Нет, только наполним бак, – ответил папочка. – Найди камушек посочнее и погрызи. Ваша мамочка объявила голодовку.
Мама молча направилась к коттеджу, и мы потянулись за ней. Едва мы переступили порог, как зазвонил колокол и кто-то объявил звучным приятным контральто:
– Добро пожаловать! Кушать подано!
Внутри коттедж показался вдвое больше, чем снаружи, с прелестнейшим столовым залом, блестевшим новизной и чистотой. Из кухни веяло небесными ароматами. Оттуда вышла владелица контральто и улыбнулась нам. Мы сразу поняли, кто перед нами, потому что на ее переднике было вышито: «Госпожа Санта-Клаус». Рядом с ней я почувствовала себя стройной, но ее полнота только красила. Попытайтесь вообразить тощую госпожу Санта-Клаус.
– Сколько вас? – спросила она.
– Четверо, – ответила мама, – но…
Госпожа Санта-Клаус уже скрылась на кухне.
Мама села за столик и взяла меню. Я последовала ее примеру, и у меня потекли слюнки. Вот посудите сами!
Мятно-фруктовый салат
Похлебка по-креольски
Суп-пюре из цыпленка
Жареная телятина с пряностями
Суфле из ветчины
Жаркое в горшочках по-коннектикутски
Барашек по-гавайски
Жареный картофель с луком по-лионски
Картофельная соломка
Батат по-мэрилендски
Маринованный лук
Спаржа с зеленым горошком
Салат из цикория с сыром рокфор
Артишоки с авокадо
Заливное из свеклы
Сырные палочки
Булочки с корицей
Кексы с пряностями
Миндальное мороженое под хересом
Ромовая баба
Обжаренные персики по-королевски
Воздушный мятный пирог
Шоколадный торт
Черничный пирог
Кофе, чай, молоко
(Воду нам привозят за пятнадцать миль. Пожалуйста, помогите нам ее экономить.
Благодарю вас.
Госпожа Санта-Клаус.)
У меня просто в глазах зарябило, и я посмотрела в окно. Мы по-прежнему находились в центре самой мрачной пустыни в мире.
Тогда я принялась подсчитывать калории в этой провокационной листовке. Дошла до трех тысяч и сбилась. Потому что перед нами поставили фруктовые салатики. Я едва попробовала свой, как мой желудок подпрыгнул и начал вгрызаться в мое дыхательное горло.
Вошел папочка, сказал: «Ну-ну!» – и сел. Мелкий тоже не заставил себя долго ждать.
– Чарльз, – сказала мама, – в этом меню для тебя практически ничего нет. Пожалуй, я… – Она встала, чтобы пойти на кухню.
Папочка сказал, не отрываясь от меню:
– Погоди, Марта. Будь добра, сядь!
Мама села, и он спросил:
– У меня большой запас носовых платков?
– Конечно, – ответила мама, – но почему…
– Превосходно. Я уже ощущаю начало приступа. Итак, похлебка…
– Чарльз! – сказала мама.
– Затвори уста, женщина! Человечество просуществовало пять миллионов лет, поедая все, что можно разжевать и проглотить…
Тут вернулась госпожа Санта-Клаус, и он заказал и то и се, и еще, и еще, и каждое слово было как удар ножа в мое сердце.
– А теперь, – заключил он, – если у вас найдется восемь нубийских рабынь, чтобы внести все это…
– Мы воспользуемся «джипом», – ответила она и обернулась к маме.
Мама хотела было заказать рубленой травки в витаминном супчике, но папочка ее перебил:
– Я заказал на нас двоих. А дети пусть выберут сами.
Мама сглотнула и промолчала.
Мелкий никогда не утруждает себя чтением меню.
– Мне двойной каннибальский бутерброд, – потребовал он.
Госпожа Санта-Клаус содрогнулась.
– А что такое, – осведомилась она зловеще, – каннибальский бутерброд?
Мелкий объяснил, и она воззрилась на него так, словно надеялась, что он уползет под камень, откуда выполз. Потом сказала с трудом:
– Госпожа Санта-Клаус выполняет любые заказы клиентов, но есть его ты будешь на кухне. Тут ведь будут обедать и другие люди.
– Ладненько, – согласился Мелкий.
– А тебе что приглянулось, деточка? – спросила она у меня.
– Мне понравилось все, – ответила я тоскливо, – но я сижу на диете.
Она сочувственно вздохнула, а потом спросила:
– Тебе нельзя есть что-то особенное?
– Ничего особенного – только пищу. Мне нельзя есть еду.
– Найти тут что-то малокалорийное не так-то просто. К подобным блюдам у меня душа не лежит. Я тебе подам то же, что твоим родителям, а уж ты ешь, что захочешь, и так мало, как захочешь.
– Хорошо, – сказала я слабым голосом.
Нет, правда, я старалась устоять. Считала до десяти между двумя глотками, только вдруг заметила, что считаю очень быстро – для того чтобы успеть съесть это блюдо, пока не подали следующее.
Вскоре мне стало ясно, что я – погибшая женщина, но мне было все равно. Меня окутывал теплый туман калорий. Один раз из-за края тарелки высунулась моя совесть, я обещала завтра вообще проголодать, и она опять уснула под тарелкой.
Из кухни показался Мелкий с физиономией, вымазанной розовым кремом.
– Это что? Крем с каннибальского бутерброда? – спросила я.
– А? Ты бы посмотрела, чего там только нет! Ей бы держать тренировочный стол! – пробурчал он.
Много-много времени спустя папочка сказал:
– Пора и в дорогу… Брр!
– Так переночуйте здесь, – предложила госпожа Санта-Клаус. – Место найдется для всех.
Ну мы и остались. Это было чудесно!
Утром я проснулась с твердым намерением обойтись без двадцати восьми калорий моего томатного сока, но я не учла госпожу Санта-Клаус. Не было никаких меню. Не успели мы сесть за стол, как нам подали крошечные чашечки с кофе и еще всякую всячину – но не всё сразу, а одно за другим: грейпфрут, молоко, овсяные хлопья со сливками, яичницу с колбасой, а еще тостики с маслом и джемом, потом бананы в сливках. А когда казалось, что на кухне больше ничего остаться не могло, появились самые воздушные вафли в мире, еще масло, земляничное варенье и кленовый сироп. А с ними еще кофе.
Я ела все это, и моя личность безнадежно разрывалась между отчаянием и экстазом. В путь мы отправились, чувствуя себя великолепно.
– Завтрак, – изрек папочка, – следует сделать обязательным, как школьное образование. Я предсказываю, что скоро будет установлена прямая зависимость между современной тенденцией обходиться без завтрака и ростом преступности среди несовершеннолетних.
Я промолчала. Мужчины – моя слабость, вкусная еда – моя погибель, но мне было все равно.
Пообедали мы в Барстоу. Я, правда, осталась в машине и попыталась вздремнуть.
В отеле нас встретил Клифф, и мы попросили нас извинить – он пригласил меня поехать с ним на машине посмотреть университет. Когда мы пришли на автостоянку, он спросил:
– Что с тобой? Лицо такое, словно ты лишилась последнего друга… И ты исхудала, ну словно щепка.
– Ах, Клифф!.. – сказала я и расплакалась у него на плече.
Немного погодя он вытер мне нос и завел мотор. Мы тронулись, и я рассказала ему все. Он промолчал, но вскоре свернул влево.
– Разве университет там? – спросила я.
– Не важно.
– Клифф, тебе противно со мной?
Вместо ответа он остановил машину перед внушительным зданием и провел меня внутрь. Оказалось, что это картинная галерея. Все еще не говоря ни слова, Клифф повел меня на выставку старинной живописи и указал на картину.
– Вот, – сообщил он, – мой идеал женской красоты.
Я посмотрела. «Суд Париса» Рубенса.
– И вот, и вот, – продолжал Клифф, кивая на другие полотна Рубенса, чьи натурщицы, честное слово, ни про какие диеты наверняка ничего не слышали.
– Вот что требуется нашей стране! – объявил Клифф. – Побольше пухленьких девушек и побольше ребят вроде меня, способных их оценить.
Я молчала, пока мы не вышли из музея. Мне требовалось переосмыслить все мои представления. Но что-то меня грызло, и я напомнила ему, как он обругал фигуру Клариссы, девушки такого же роста и таких же объемов, что и я.
– А, да! – припомнил он. – Настоящая красавица, просто отпад!
– Погоди, Клифф, но ты же сказал…
Он схватил меня за плечи:
– Послушай, глупышка, ты думаешь, я идиот и дам тебе повод меня ревновать?
– Но я никогда не ревную!
– Как же, рассказывай! Так где перекусим? «У Романова»? В «Бродяге»? Денег у меня полным-полно.
Я тонула в теплых волнах блаженства.
– Клифф…
– Что, детка?
– Мне говорили про коктейль «Мечта идиота». В большой бокал кладут два банана; шесть сортов мороженого и…
– Ты отстала от века. Про «Эверест» слышала?
– О?
– На подносе строят пирамиду из двадцати одного сорта мороженого, скрепляя четырьмя бананами, жженым сахаром и орехами. Потом обливают шоколадным сиропом, утыкивают орехами под скалы, обсыпают ванильной пудрой, а вершину покрывают взбитыми сливками под снег. Ниже втыкают петрушку под деревья, а на верхнем склоне присобачивают маленького пластмассового лыжника. Его берешь на память о пережитом.
– О боже! – выдохнула я.
– Каждому клиенту – по одной порции, причем я могу не платить, если ты прикончишь все.
Я расправила плечи:
– Веди меня!
– Ставлю на тебя, Падди.
Клифф самый лучший из всех мужчин в мире.
Санта-Клаус, штат Аризона, все еще там. Немного проследуйте от Кингмена к Боулдер-Дам по 93-й, и вы найдете его. Но миссис Санта-Клаус (госпожи Дуглас) там больше нет, а ее ресторан для гурманов теперь один из пунктов в сети быстрого питания. Если она жива, ей сейчас за восемьдесят. Мне не хочется это выяснять. В своем деле она была художником, равным Рембрандту, Микеланджело или Шекспиру. Я предпочитаю представлять ее в том дивном краю, куда уходит все лучшее, что есть на свете, сидящей в своей кухне, окруженной своими гномами, готовящей свою чудную амброзию для Марка Твена, Гомера, Праксителя и прочих гениев, равных ее таланту.
NB: все рейсы – это перелеты с земной парковочной орбиты к цели и обратно на земную парковочную орбиту без остановки на целевой планете (Марс или Плутон). Я подозреваю, что Крутой Пилот Том Корбетт лихо выполнит маневр в гравитационном колодце Марса и Плутона, не затратив массу-энергию, – но это его дела. Теперь насчет предположения о «плоском пространстве», которое является некоторым преувеличением: Солнце обладает фантастически глубоким гравитационным колодцем; гравитация на его поверхности в 28 раз больше нашей, а скорость убегания на ней в 55 с лишним раз больше, чем на Земле. Но на расстоянии земной орбиты эта хватка ослабевает примерно до одной тысячной g, а возле Плутона, который находится от Солнца на 31,6 а. е., она слабее комариного укуса, одна миллионная g.
(Неудивительно, что оборот Плутона вокруг Солнца длится два с половиной века. Кстати, некоторые астрономы, несомненно, радуются тому, что сегодня Плутон уже не самая далекая от Солнца планета. Факты: девять десятых времени Плутон проводит за орбитой Нептуна. Если взять среднее расстояние, то он на 875 000 000 миль дальше от Солнца, чем Нептун, а при максимальном удалении он находится почти в двух миллиардах миль за орбитой Нептуна (1,79 × 109 миль) – это больше, чем расстояние от нас до Урана, почти в четыре раза больше, чем от нас до Юпитера. Когда Плутон находится в этой точке орбиты – в 1865 или 2114 году н. э., – свету нужно 6 часов и 50 минут, чтобы до него добраться. Плутон – Чемпион! У астрономов зеленый виноград такое же распространенное явление, как и на школьных дворах.)
РЕЙС ТУДА И ОБРАТНО С УСКОРЕНИЕМ СРАВНЕНИЕ ВРЕМЕНИ ПОЛЕТА
Ускорение Земля – Марс – Земля Земля – Плутон – Земля
1 g 4,59 дня 4,59 недели
1/10 g 14,5 дней 14,5 недель
1/100 g 45,9 дней 45,9 недели
1/1000 g 145 дней 145 недель
…И достаем из шляпы кролика. Как вы заметили, цифры, обозначающие время, в обоих столбцах одинаковы, но для Марса это дни, а для Плутона недели, – таким образом, для кораблей с постоянным ускорением лететь до Плутона всего лишь в семь раз дольше, чем до Марса, несмотря на то что в милях Плутон дальше примерно в пятьдесят раз.
Если дождаться, когда Плутон окажется в афелии (вполне реально, если вы проживете еще столетие с четвертью), то полет на Плутон с одним g в оба конца займет 5,72 недели, при 1/10 g – 18,1 недели, при 1/100 g – 57,2 недели, а при 1/1000 g – 181 неделю, или 3 года и 25 недель.
Я добавил в таблицу значение 1/1000 ускорения силы тяжести, потому что сегодня (в конце 1979 года, когда я пишу эти строки) мы еще не умеем строить корабли с постоянным усилением для длительных полетов с 1 g, 1/10 g или даже 1/100 g. Третий закон Ньютона (из которого можно вывести все законы ракетостроения) поставил нас (временно) в тупик. Но только временно. Существует также E = mc2 и несколько возможных способов «перейти на подножный корм», подобно армейским фуражирам, чтобы получать необходимую реактивную массу. Будьте терпеливы; все только начинается. Большинство из вас, кто читает эти строки, доживет до появления кораблей с постоянным ускорением от 1/10 g и выше – и сможет себе позволить отдых в космосе – скоро-скоро! Я, вероятно, до этого не доживу, но вы увидите. (Никаких претензий, сержант, – я родился в эпоху лошадей и дрожек; я дожил до того, чтобы увидеть, как люди ходят по Луне, и чтобы увидеть кадры с поверхности Марса. Я получил свою долю!)
Но если вы готовы сегодня согласиться на постоянное ускорение порядка 1/1000 g, мы можем чуть ближе к вечеру запустить и этот проект, поскольку уже известны несколько способов создания постоянной тяги с таким ничтожным ускорением – например, корабли с солнечным парусом.
Я предпочитаю говорить о световых парусниках (или, скорее, о судах, плавающих в «солнечном ветре»), потому что та последняя строчка в таблице, которую я добавил (1/1000 g), доказывает, что вся Солнечная система доступна нам прямо сейчас и не нужно ждать 2000 года и новых прорывов.
Десять недель до Марса… путешествие к Плутону и обратно на 31,6 а. е. за 2 года 9 месяцев… или полет к афелию Плутона, самому отдаленному месту Солнечной системы (за исключением зимовья комет).
Десять недель – пилигримам на «Мэйфлауэре» понадобилось 9 недель и 3 дня, чтобы пересечь Атлантику.
Два года и девять месяцев – обычный коммерческий рейс чайного клипера, вышедшего из Бостона в прошлом веке… и хитрые янки-торговцы богатели на таких рейсах.
В XIX веке 3 года и 25 недель были бы чрезмерным сроком для торговли с Китаем… но ведь никто и не отправится в столь долгое путешествие к Плутону, потому что Плутон достигнет афелия лишь к 2113 году, а к тому времени у нас появятся корабли, которые смогут туда добраться (постоянное ускорение, а затем торможение примерно с середины пути) через 3 недели.
Обратите внимание: Англия, Голландия, Испания и Португалия создали мировые империи, обладая кораблями, которым понадобилось столько же времени, чтобы доплыть до произвольного пункта назначения и обратно, сколько космическому кораблю, летящему с ускорением 1/1000 g. В открытом море или в космосе учитывается не расстояние, а время в пути. Великолепные достижения наших астронавтов были завоеваны полетами в невесомости и потому аналогичны плаванию по Миссисипи на плоту. Но даже малейшее постоянное ускорение превращает Солнечную систему в коммерческое предприятие, приносящее доход.
А теперь вернемся на страницу 379.
Завтра мы вновь выйдем в бескрайнее море.
Гораций. Оды. I, 7