Доктору Джеймсу пришлось немало поразмыслить над заболеванием Каупервуда и над тем, как отражались на больном волновавшие его финансовые проблемы. Что до Брайтовой болезни, быстрый и трагический исход которой предсказывал лондонский врач, то Джеймс знал случаи, когда больные жили долгие годы. Но положение Каупервуда серьезно: во-первых, расширение желудка, во-вторых – периодические острые боли. А тут еще вечные заботы о делах. Все это, вместе взятое, может, конечно, очень и очень ему повредить. И в довершение всего – Джеймс хорошо знал это – немало беспокойства доставляло Каупервуду его прошлое: первая жена, сын, былые связи и, разумеется, Эйлин, – газеты время от времени охотно припоминали знаменитому финансисту его старые грехи.
Но что же, что он, Джеймс, может сделать для этого человека, который так ему дорог? Что еще, помимо медицины, может восстановить силы больного, хотя бы ненадолго? Разум! Разум! Если б не только одними медикаментами, но и путем внушения заставить разум Каупервуда прийти на помощь телу! И вдруг Джеймс почувствовал, что напал на верную мысль. Надо поставить Каупервуда на ноги, и пусть он отправится за границу – не только затем, чтобы развлечься, переменить обстановку, но и чтобы вызвать сенсацию в Англии и в Америке. Узнав о его поездке, все будут говорить: «Помилуйте, да он вовсе не болен! Он настолько оправился, что может разъезжать и развлекаться!» Все это, вероятно, подбодрит Каупервуда, укрепит его нервы, и, пожалуй, он сам поверит, что уже здоров или по крайней мере что ему гораздо лучше.
Как ни странно, выбирая, куда бы отправить Каупервуда, Джеймс все больше и больше приходил к мысли, что самое подходящее место – Ривьера, а вернее – Монте-Карло, этот огромный игорный дом. Как это эффектно выглядело бы в газетах; Каупервуд у игорных столов, среди напыщенных герцогов и азиатских принцев! Разве такой психологический трюк не укрепит позиций Каупервуда как финансиста? Тысяча против одного, что укрепит!
На другой день, вернувшись в Прайорс-Ков и осмотрев Каупервуда, доктор приступил к делу.
– Я думаю, Фрэнк, – начал он, – что недельки через три вы будете чувствовать себя вполне прилично и сможете отправиться в какую-нибудь приятную увеселительную поездку. Поэтому вот вам мое предписание: расстаньтесь-ка на время со здешними краями и поедемте со мной за границу.
– За границу? – с удивлением переспросил Каупервуд.
– Да, и знаете зачем? Ведь газеты наверняка отметят, что вы в состоянии путешествовать. А этого-то вам и надо, не так ли?
– Совершенно верно! – ответил Каупервуд. – Куда же мы отправляемся?
– Да, пожалуй, в Париж, или можно в Карлсбад, – знаю, знаю, неприятное место, но тамошние воды были бы вам в высшей степени полезны.
– Боже милостивый! А потом куда?
– Что ж, – сказал Джеймс, – к вашим услугам Прага, Будапешт, Вена и Ривьера, включая Монте-Карло, – выбирайте!
– Что?! – воскликнул Каупервуд. – Я в Монте-Карло!
– Да, вы в Монте-Карло, со всеми вашими болезнями. Вы вдруг приезжаете в Монте-Карло, да еще в такое время года! Не сомневайтесь, эффект будет именно тот, какой вам нужен. Достаточно вам появиться в игорном зале и проиграть несколько тысяч долларов – и об этом немедленно узнает весь свет. Все заговорят о том, что вы в Монте-Карло, что вы играете в рулетку, швыряете деньги без счету.
– Ладно! Ладно! – закричал Каупервуд. – Если у меня хватит сил, я поеду. Но если ничего путного из этого не выйдет, я привлеку вас к суду за невыполнение обещания!
– Идет! – отозвался Джеймс.
Три недели провел доктор Джеймс в Прайорс-Кове, не спуская глаз со своего пациента; наконец и сам Каупервуд почувствовал себя много лучше, и Джеймс решил, что лечение принесло плоды: больной достаточно оправился, можно пускаться в путь.
Однако Беренис, как ни рада она была, что здоровье Каупервуда идет на поправку, с тревогой думала о предстоящем путешествии. Да, конечно, слухи о смертельной болезни Каупервуда могут повлечь за собой крушение всех его начинаний. Но она так любит его, как же ей за него не бояться! А вдруг это путешествие окажется вовсе не таким полезным и плодотворным, как считают Фрэнк и доктор Джеймс? Но Каупервуд убедил ее, что расстраиваться нечего: он чувствует себя лучше, а план доктора Джеймса – просто идеален. Они отплыли в конце следующей недели. И разумеется, лондонская пресса не замедлила объявить, что Фрэнк Каупервуд, которого еще недавно считали чуть ли не умирающим, по-видимому, совсем поправился – он даже позволяет себе увеселительную поездку по Европе. Не много позже о Каупервуде стали появляться сообщения из Парижа, Будапешта, Карлсбада, Вены и, наконец, из Монте-Карло, сказочного Монте-Карло. Эту последнюю новость подхватила вся пресса: «Несокрушимый Каупервуд, о чьей болезни сообщалось недавно, избрал местом своего развлечения и отдыха Монте-Карло».
Однако по возвращении Каупервуда в Лондон репортеры засыпали его весьма откровенными вопросами. Один корреспондент спросил напрямик:
– Ходят слухи, что вы серьезно больны, мистер Каупервуд, – скажите, есть ли в этом хоть доля истины?
– Видите ли, молодой человек, – ответил Каупервуд, – я слишком много работал, и мне понадобилось отдохнуть. Мой приятель-врач сопровождал меня во время путешествия: вот мы с ним и послонялись по Европе.
Он от души расхохотался, когда корреспондент «Уорлд» спросил, правда ли, что он завещал свое бесценное собрание картин нью-йоркскому музею искусств.
– Если люди хотят знать, что написано в моем завещании, – сказал он, – им придется подождать, пока меня не накроют дерном. Я только надеюсь, что их милосердие не уступает их любопытству.
Сидя на широкой лужайке Прайорс-Кова, Беренис и доктор Джеймс прочли в газете ответы Каупервуда репортерам и не могли сдержать улыбки. И хотя доктор ни на минуту не забывал о том, что его ждут в Нью-Йорке дела, дружеское внимание, каким окружали его не только Каупервуд, но и Беренис, все больше покоряло его. Оба были как нельзя более благодарны ему – ведь он, по-видимому, и в самом деле вернул Каупервуду здоровье и силы. И когда Джеймсу пришло время уезжать, все трое были взволнованы – им не хотелось расставаться.
– У меня не хватает слов, чтобы выразить вам мою благодарность, Джефф, – говорил Каупервуд, когда они втроем подошли к трапу парохода, на котором должен был отплыть доктор Джеймс. – Если я могу что-нибудь для вас сделать, приказывайте. Я же хочу только одного: чтобы ничто не нарушило нашей дружбы.
– Никаких вознаграждений, бросьте, Фрэнк, – перебил его Джеймс. – Знать вас столько лет – это уже награда. Навестите меня как-нибудь в Нью-Йорке. До новой встречи!
Он подхватил свой чемодан.
– Что ж, друзья, корабли никого не ждут! – сказал он с улыбкой, еще раз пожал руки Беренис и Каупервуду и смешался с толпой, повалившей на пароход.