Глава XLII

Из всех мужчин, которых до сих пор встречала на своем пути Беренис, Каупервуд был самым сильным, самым ярким, самым преуспевающим. Но сейчас она не думала о мужчинах, не думала даже и о Каупервуде с окружающей его атмосферой довольства и успеха, – такой необычной, такой красочной оказалась жизнь в Прайорс-Кове. Здесь она впервые почувствовала, что проблемы, связанные с ее двусмысленным положением в обществе, если и не решены, то, во всяком случае, могут быть на время забыты, и она может предаться влечениям своей до крайности эгоистичной и самовлюбленной натуры и сколько угодно играть и позировать.

Жизнь в Прайорс-Кове протекала в приятном уединении и безделье. Утром, после долгих часов, проведенных в ванне, а потом у зеркала, Беренис любила разглядывать свои наряды и выбирать себе костюм под стать настроению: вот эта шляпа придает ей томный вид, а эта лента – игривый, и тогда нужны вот эти серьги, этот пояс, эти туфли. Порой она усаживалась перед своим туалетным столиком и, опершись локтем о его мраморную, в золотистых прожилках доску, склоняла голову на руку и подолгу разглядывала в зеркале свои волосы, губы, глаза, грудь, плечи. С величайшей тщательностью подбирала она серебро, фарфор, скатерти, цветы, неизменно заботясь о том, чтобы и стол выглядел как можно эффектнее. И хотя обычно никто, кроме ее матери, экономки миссис Эванс и горничной Розы, не любовался плодами ее трудов, она наслаждалась ими прежде всего сама. Беренис любила пройтись при луне по маленькому, обнесенному стеной садику, куда выходила ее спальня, и помечтать; она вспоминала Каупервуда, и нередко ей страстно хотелось поскорее быть с ним. Впрочем, ее утешала мысль, что за недолгой разлукой последует тем более радостная и счастливая встреча.

Миссис Картер нередко поражалась столь замкнутому образу жизни, не понимая, почему дочь стремится к одиночеству, тогда как светское общество все шире и шире распахивает перед ней свои двери. Но вскоре их уединение нарушил лорд Стэйн. Это произошло через три недели после отъезда Каупервуда; Стэйн ехал на автомобиле из Трэгесола в Лондон и по дороге заехал в Прайорс-Ков – будто бы за тем, чтобы взглянуть на лошадей, а заодно и познакомиться с новыми обитателями поместья. Они вызвали в нем тем больший интерес, когда он узнал, что опекуном девушки, жившей в Прайорс-Кове, был сам Фрэнк Каупервуд.

Беренис, которая столько слышала о Стэйне от Каупервуда, узнав о приезде англичанина, сразу загорелась любопытством; не без усмешки вспомнила она при этом про головные щетки с графскими гербами и про весьма таинственные шпильки. Она вышла к нему оживленная и уверенная в себе. Ее эффектный туалет – белое платье с голубой лентой вокруг талии, голубая бархатка, перехватывающая пышные рыжие волосы, и голубые туфельки – произвел должное впечатление на Стэйна. Склоняясь над ее тонкой рукой, он подумал о том, что перед ним женщина, для которой каждая минута в жизни полна глубокого смысла, и что честолюбивый и могущественный Каупервуд выбрал вполне подходящий объект для опеки. И взгляд его, в котором он постарался скрыть любопытство, выдавал восхищение.

– Надеюсь, вы извините своему хозяину столь бесцеремонное вторжение, – начал он. – У меня здесь несколько лошадей, которых я собираюсь отослать во Францию, и мне нужно было взглянуть на них.

– Мы с мамой все время ожидали случая познакомиться с владельцем этого очаровательного уголка, – сказала Беренис. – Здесь так хорошо – просто нет слов. К тому же я много слышала о вас от моего опекуна, мистера Каупервуда.

– Я ему весьма обязан за это, – сказал Стэйн, очарованный ее манерой держаться. – Что же до Прайорс-Кова, то я никак не могу принять ваши похвалы на свой счет. Это, видите ли, наследственное владение, одно из сокровищ нашей семьи.

Его пригласили на чай, и он остался. Он спросил, как долго они намерены пробыть в Англии. Беренис, сразу же решив быть с ним поосторожнее, ответила, что не знает: это будет зависеть от того, насколько им с мамой понравится в Англии. Стэйн не сводил с нее глаз, и ее спокойный взгляд снова и снова сталкивался с его пристальным взглядом. Это-то и подбило ее на некоторые невинные вольности, которых иначе она бы не допустила. Он намерен посмотреть своих лошадок? Так, может быть, и ей можно взглянуть на них?

Стэйн был в восторге, и они вместе направились к выгону позади конюшен. Он спросил, довольна ли она прислугой и порядком в Прайорс-Кове. Быть может, она и ее матушка пожелают воспользоваться лошадьми, чтобы покататься в коляске или верхом? Или, может быть, ей хочется, чтобы садовник или управляющий фермой что-нибудь изменили или переделали? На ферме, пожалуй, слишком много овец. Он уже подумывал распродать часть. Беренис тут же заявила, что она обожает овец и вообще ей все очень нравится и она не желает никаких перемен. Недели через две-три, сказал Стэйн, он вернется из Франции и по дороге в Трэгесол, если они все еще будут здесь, опять навестит их. Быть может, и мистер Каупервуд приедет к этому времени. Если да, он будет очень рад снова встретиться с ним.

Стэйн явно предлагал ей свою дружбу, и Беренис решила извлечь из этого все, что можно. Не исключено, что это начало флирта, – мысль о такой возможности еще и раньше мелькала у Беренис, с тех самых пор, как она узнала, что Стэйн – хозяин поместья, где им предстоит жить, и, возможно, будущий партнер Каупервуда. Когда он ушел, она замечталась, вызывая в памяти его высокую стройную фигуру, безукоризненный твидовый костюм, красивое лицо, руки, глаза. Все в нем – внешний вид, походка, манера держаться – было полно своеобразного обаяния.

Но он связан деловыми отношениями с Каупервудом! Об этом следовало подумать, как и о том ложном положении, в каком находятся она и ее мать. Ведь он может догадаться! Он не полковник Хоксбери и не Артур Тэвисток, которых нетрудно провести, как и всех этих сельских священников и старых дев. Это так же несомненно, как и то, что ни ее, ни Каупервуда не удалось бы в подобном случае обмануть. Если сейчас дать Стэйну хоть малейший повод к флирту, он, пожалуй, поведет себя с ней как с женщиной определенного типа, какой она, собственно, и была, – одной из тех, кем можно пополнить перечень своих побед, вовсе и не помышляя о браке. Нет, она слишком привязана к Каупервуду и слишком заманчиво участвовать в осуществлении его грандиозных планов, – она и думать не хочет о таком предательстве. Ее измена была бы для него слишком тяжелым ударом. Притом он, пожалуй, жестоко отплатил бы ей. Она даже задумалась, разумно ли вообще встречаться со Стэйном.

Но однажды, ранним августовским утром, когда она, словно Нарцисс, любовалась собой в зеркале, ей принесли письмо от Стэйна. Его грум с двумя лошадьми уже находится на пути в Прайорс-Ков, сам он тоже выезжает из Парижа и хотел бы, если она позволит, прибыть следом. Беренис ответила короткой запиской: разумеется, ее матушка и она сама будут рады видеть его. Волнение, которое Беренис при этом почувствовала, заставило ее призадуматься и невольно вспомнить о Каупервуде, который, кстати сказать, в это самое время упивался чарами Лорны Мэрис.

Стэйн, финансист менее проницательный и ловкий, чем Каупервуд, в области чувств был ему достойным соперником. Стоило этому англичанину всерьез увлечься, как он становился на редкость изобретательным и напористым. Он любил красивых женщин и, какими бы делами ни были заняты его мысли, вечно искал все новых и новых приключений. Беренис пленила его с первого взгляда. В этом чудесном уголке, одна с матерью, она казалась ему вполне подходящим объектом для его пылких чувств, однако Стэйн понимал, что придется считаться с Каупервудом и действовать осторожно. Но поскольку Каупервуд ни разу не обмолвился, что является опекуном Беренис, а она живет сейчас здесь, в его доме, – так почему бы ему, владельцу поместья, не наведываться к ней и впредь, по крайней мере до тех пор, пока он не узнает чего-либо нового? Итак, когда настало время уезжать из Парижа, Стэйн с истинным удовольствием собрался в путь, решив извлечь как можно больше из представившегося случая побыть подле Беренис.

Со своей стороны Беренис тоже приготовилась к встрече. Она надела свое любимое бледно-зеленое платье, была оживлена и держалась куда менее официально, чем в прошлый раз. Хорошо ли он провел время во Франции? Какая лошадь победила – гнедая с белым пятном у глаза или большая вороная с белыми ногами? Оказалось, большая вороная; она принесла Стэйну приз в двенадцать тысяч франков, а заодно и выигрыш нескольких пари, – в общем и целом тридцать пять тысяч франков.

– Достаточно, по-моему, чтоб превратить в аристократов целую семью французских бедняков, – весело заметила Беренис.

– Что ж, французы, знаете ли, народ бережливый, – сказал Стэйн. – С такой суммой какой-нибудь французский крестьянин вполне мог бы стать барином, да и наш тоже. В Шотландии, откуда родом предки моего отца, с такими деньгами, говорят, выходили в графы. – Он задумчиво улыбнулся. – Первый граф Стэйн, – добавил он, – начинал с меньшими капиталами.

– А вот нынешний выигрывает такие деньги за одни скачки!

– M-м, на этот раз да, но ведь не всегда так бывает. В прошлый раз скачки обошлись мне вдвое дороже.

Они сидели на палубе плавучего домика и ждали, пока им подадут чай. Мимо проплыла плоскодонка с какой-то веселой компанией, и Стэйн спросил Беренис, каталась ли она в его отсутствие на байдарках или на лодках, – ведь их сколько угодно на его лодочной станции.

– О да, – сказала она. – Мы с мистером Тэвистоком и с полковником Хоксбери – знаете, с тем, что живет близ Уимблдона, – обследовали всю реку, доплывали до Виндзора, а в обратном направлении – далеко за Марлоу. Думали добраться даже до Оксфорда.

– На плоскодонке? – поинтересовался Стэйн.

– Да, даже на двух или на трех. Полковник Хоксбери хотел подобрать компанию.

– Милейший человек этот полковник! Так вы знакомы с ним? Мы дружили мальчишками. Но я не видел его целый год. Он, кажется, был в Индии?

– Да, так он мне сказал.

– Знаете, окрестности Трэгесола много живописнее, – сказал вдруг Стэйн, отмахиваясь от Хоксбери и Тэвистока. – Кругом море, скалы, самое скалистое место на побережье Англии – очень впечатляюще, а подальше – вересковые заросли и болота, оловянные и медные рудники и старинные церкви. Вы этим не интересуетесь? И погода чудесная, особенно сейчас. Я бы очень хотел, чтобы вы с матушкой приехали в Трэгесол. Там у нас есть недурная бухта, где я держу свою яхту. Мы могли бы съездить на острова Силли – они всего милях в тридцати оттуда.

– Какая прелесть! Вы очень любезны! – сказала Беренис, думая, однако, о Каупервуде и о том, как он отнесся бы к такому приглашению. – Мама, у тебя нет желания прокатиться на яхте к островам Силли? – спросила она, заглянув в открытое окно. – У лорда Стэйна есть яхта и своя бухта в Трэгесоле, и он уверен, что нам понравится такая прогулка.

Она продолжала мило болтать, впрочем, не без легкой снисходительности в голосе. Стэйн слегка удивился, что она так небрежно отнеслась к его приглашению, которого многие добивались бы как величайшей милости.

В окне появилась миссис Картер.

– Вы должны извинить мою дочь, лорд Стэйн, – сказала она. – Беви – очень своенравная девица. Она никогда меня не слушалась, да и не только меня, а вообще никого. Ну а что до вашего приглашения, – тут миссис Картер посмотрела на Беренис, словно спрашивая ее согласия, – по-моему, оно очень заманчиво! И я уверена, что и Беви думает так же.

– Давайте-ка пить чай, – не обращая внимания на мать, продолжала Беренис. – А потом можете покатать меня на лодке, хотя я, пожалуй, предпочитаю кататься сама – и на байдарке. А то, хотите, пройдемся немного или поиграем до ужина в мяч. Я много упражнялась и теперь, наверное, сыграю неплохо.

– Не слишком ли жарко для игры в мяч? – возразил Стэйн.

– Лентяй! А я-то думала, англичане способны пожертвовать чем угодно, лишь бы вволю побегать по корту да помахать ракеткой. Нет, Британская империя, как видно, приходит в упадок!

И тем не менее в мяч этим вечером не играли; зато Стэйн с Беренис катались на байдарке по Темзе, а потом не спеша ужинали при свечах. Стэйн описывал красоты Трэгесола – правда, поместье несколько старомодно и не так нарядно, как многие английские усадьбы, зато из окон открывается вид на море и скалистый берег – странный и даже жуткий в своей величавой, дикой красоте.

Но Беренис все еще побаивалась принять приглашение, хотя ей и хотелось посмотреть на поместье – уж очень красочно описал его Стэйн.