Глава XXXVII

А Эйлин за месяц пребывания в Париже так изменилась, что, по единодушному мнению своих новых друзей, стала «совсем другим человеком». Она сбавила двадцать фунтов в весе; румянец и блеск ее глаз стали ярче, а настроение бодрее; причесана она была а-ля шантеклер – по моде, изобретенной Сарой Шиммель; платья шила у мосье Ришара, туфли у мосье Краусмейера, – словом, все шло так, как было задумано Толлифером. У нее завязалась настоящая дружба с мадам Резштадт, a шейх немало забавлял ее, хотя его внимание было иногда уж слишком назойливым и утомительным. Его явно привлекала она сама, а не ее деньги. Право, он, как видно, не прочь был завязать с нею роман. Но этот его костюм – белый, из тончайшего шелка и шерсти, подпоясанный белым шелковым шнуром! А густо напомаженные черные волосы, которые делали его столь похожим на дикаря! А маленькие серебряные кольца в ушах! А длинные и отнюдь не маленькие узкие туфли из красной кожи с загнутыми кверху острыми носами! А этот ястребиный нос и темные глаза, которые словно видят вас насквозь! Стоило появиться с ним рядом, все тотчас начинали глазеть на вас, словно и вы были каким-то седьмым чудом света. Когда же Эйлин оставалась с ним вдвоем, она только и делала, что всячески старалась уклониться от его нежностей.

– Послушайте, Ибрагим, – говорила она, – не забывайте, что я замужем и люблю мужа. Вы мне нравитесь, право, нравитесь. Но вы не должны просить меня о том, чего я не хочу и не стану делать, и если вы будете и дальше так себя вести, я вообще перестану с вами встречаться.

– Но, помилуйте, – не отступался он, изъясняясь на вполне сносном английском языке, – у нас столько много общего. Вы любите игру – я тоже. Мы оба любим поговорить, покататься, поиграть в карты, ставить понемножку на скачках. И все-таки вы, как и я, человек рассудительный, не… не…

– Ветреница? – подсказала Эйлин.

– Что это значит – «ветреница»? – спросил он.

– Не знаю, как вам сказать… – У нее было такое чувство, словно она говорит с ребенком. – Непоседа, непостоянный… – Она сделала неопределенный жест рукой, как бы желая изобразить нечто неустойчивое, непрочное, легковесное.

– Ах вот что! Гм! Ветреница! Вот как! Понимаю! Нет, вы не ветреница! Ни-ни! И вы мне нравитесь, очень. Гм… гм… Очень, очень. А я вам? Вам нравлюсь я – шейх Ибрагим?

Это рассмешило Эйлин.

– Да, нравитесь, – сказала она. – Только, по-моему, вы слишком много пьете. И, конечно, вы вовсе не хороший человек – жестокий, эгоист и все такое… Но тем не менее вы мне нравитесь и…

– Тц… тц… тц, – прервал шейх. – Это совсем немного для такого мужчины, как я. Без любви я заснуть не могу.

– Ах, перестаньте говорить глупости! – воскликнула Эйлин. – Лучше налейте себе чего-нибудь выпить, а потом уходите и возвращайтесь вечером: поедем вместе ужинать. Мне хотелось бы съездить еще раз к этому мистеру Сабиналю.

Так протекали дни Эйлин – в общем, довольно приятно. Владевшая ею ранее склонность к меланхолии прошла, и ей даже стало казаться, что ее положение не так уж безнадежно. Каупервуд написал ей, что приедет в Париж, и, готовясь к встрече с ним, Эйлин решила удивить его самым потрясающим из творений мосье Ришара. А Толлифер посоветовал, когда приедет Каупервуд, устроить ему ужин у Орсинья, в премилом ресторанчике, который он недавно обнаружил. Уютное местечко, и совсем рядом с собором Парижской Богоматери. Сабиналь снабдит для этого случая Орсинья винами, бренди, ликерами, аперитивами и сигарами. А Орсинья под руководством Толлифера приготовит такой стол, на который не посетует даже самый привередливый гурман. На сей раз произвести хорошее впечатление важно было Толлиферу. Они пригласят мадам Резштадт, верного шейха и Мэриголд, которая, увлекшись Толлифером, решила остаться в Париже и, по его настоянию, примирилась с существованием Эйлин.

– Вы с вашим супругом бывали во всех знаменитых ресторанах, – сказал Толлифер Эйлин, – и этим вас не удивишь. Поэтому, мне кажется, оригинальнее было бы для разнообразия отправиться в какое-нибудь совсем непритязательное место. – И он принялся объяснять ей свой план.

Стремясь заручиться согласием Каупервуда, Толлифер заставил Эйлин послать ему телеграмму с настоятельной просьбой прибыть на ужин, который они устраивают в его честь. Каупервуд, получив это приглашение, улыбнулся и в ответ телеграфировал, что согласен. А когда он приехал, то, к своему искреннему удивлению, обнаружил, что Эйлин на редкость похорошела: он даже и не предполагал, что она может так выглядеть, в ее-то годы, а главное – после всего, что ей пришлось пережить. Ее прическа была поэмой из локонов, оттенявшей все, что было лучшего в ее лице. А мастерски сшитое платье выгодно подчеркивало линии ее значительно похудевшей фигуры.

– Эйлин! – воскликнул Каупервуд, увидев ее. – Ты никогда еще так не выглядела! Как тебе удалось этого достичь? Это платье удивительно эффектно. И мне нравится твоя прическа. А чем ты питалась? Одним воздухом?

– Почти что, – отвечала, улыбаясь, Эйлин. – Я уже целый месяц ем так, что это даже нельзя назвать едой! И можешь не сомневаться: больше полнеть я не намерена – хватит. Ну, а как переезд через Ла-Манш? Легко перенес? – Болтая с ним, она наблюдала за Уильямс, которая в ожидании гостей расставляла на столе рюмки и графинчики с ликерами.

– Переезд через Ла-Манш был сущим пустяком, точно по пруду ехали, – рассказывал Каупервуд, – если не считать какой-нибудь четверти часа, когда казалось, что все мы пойдем ко дну. Но, сходя на берег, все чувствовали себя великолепно.

– Ох этот ужасный Ла-Манш! – сказала Эйлин, не переставая ощущать на себе взгляд мужа и невольно волнуясь от его комплиментов.

– А что это за банкет ты задумала сегодня?

– Просто мы с мистером Толлифером решили устроить небольшой вечер. Знаешь, этому Толлиферу просто цены нет. Мне он ужасно нравится. И, мне кажется, тебе интересно будет познакомиться кое с кем из приглашенных, особенно с моей приятельницей мадам Резштадт. Мы с ней много бываем вместе. Она очаровательна – я еще ни разу не встречала такой женщины.

Проведя месяц в обществе Толлифера и его пестрого окружения, Эйлин научилась владеть собой и сейчас могла со спокойным сердцем обратить внимание Каупервуда на такую красивую женщину, как мадам Резштадт, тогда как раньше из побуждений ревности она приняла бы все меры к тому, чтобы скрыть от мужа свою интересную приятельницу. Каупервуд мысленно отметил происшедшую в ней перемену, эту уверенность в себе, доверие к нему и вновь пробудившийся интерес к жизни. Если и дальше так пойдет, всякие поводы к взаимному ожесточению могут исчезнуть. Но у него тут же мелькнула мысль, что эта перемена в ней – дело его рук, она здесь ни при чем. Она даже и не подозревает об этом. Однако не успела эта мысль прийти ему в голову, как он понял, что, собственно, всем происшедшим обязан Беренис. Он чувствовал, что приподнятое настроение Эйлин объясняется не столько его присутствием, сколько присутствием человека, которого он специально нанял для этой цели.

Но где же сам виновник чудесной перемены? Каупервуд понимал, что не имеет права спрашивать об этом. Он был в положении человека, который затеял спектакль, маскарад, но не должен показывать, что он – режиссер. Его вывел из раздумья голос Эйлин.

– Фрэнк, ты, наверное, хочешь переодеться, – услышал он. – А мне нужно еще кое-что сделать до прихода гостей.

– Совершенно верно, – сказал Каупервуд. – Но у меня есть для тебя новость. Ты могла бы расстаться с Парижем и вернуться со мной в Нью-Йорк?

– Как это прикажешь понимать?

В ее голосе было безграничное удивление. А она-то надеялась, что этим летом они побывают хотя бы на нескольких модных курортах Европы! И вдруг он говорит о возвращении в Нью-Йорк. Может быть, он решил совсем отказаться от своих лондонских планов и навсегда вернуться в Америку? Она немного растерялась: это не только осложняло, но даже ставило под угрозу все то, что ей за последнее время удалось достичь.

– Ничего страшного не произошло, – сказал с улыбкой Каупервуд. – В Лондоне все по-прежнему благополучно. Никто меня оттуда не изгонял. Больше того: они, пожалуй, даже хотели бы, чтобы я остался. Но только при условии, что я съезжу домой и вернусь с мешком денег. – Он иронически усмехнулся, и Эйлин уже с легким сердцем улыбнулась ему в ответ. Зная по опыту прошлого, как он ведет свои дела, она не могла не разделять его цинизма.

– Меня это ничуть не удивляет, – сказала она. – Но давай поговорим об этом завтра. А теперь пойди-ка переоденься.

– Прекрасно! Я буду готов через полчаса.

Эйлин проводила его внимательным взглядом, пока он не скрылся в соседней комнате. Да, вид у него более чем преуспевающий. Какой он веселый, ловкий, энергичный! И ему, несомненно, понравилось, как она выглядит, как она стала непринужденно держаться. В этом она была уверена, хотя ни на минуту не забывала о том, что он не любит ее, и по-прежнему побаивалась его. Какое счастье, что жизнь столкнула ее с этим веселым красавцем Толлифером! Но если ей придется вернуться сейчас в Нью-Йорк, что же станет с этой необъяснимой дружбой, которая теперь так прочно установилась между ней и этим молодым повесой?