Эйлин при всей своей подозрительности и мрачных сомнениях, одолевавших ее, не могла не поразиться внезапной перемене, происшедшей с ее супругом. Воодушевленный своими лондонскими проектами, близостью Беренис и предстоящим путешествием, Каупервуд и в самом деле стал гораздо теплее относиться к Эйлин. Его желание, чтобы она поехала с ним в Лондон, его завещание, в котором он поручал ей заботиться о его доме и назначал ее одним из своих душеприказчиков, – все это, как-то по-своему преломляясь в сознании Эйлин, казалось ей несомненным следствием чикагской катастрофы. Жизнь, рассуждала Эйлин, нанесла ему жестокий, но отрезвляющий удар, и в такой момент, когда он острее всего мог почувствовать силу этого удара. И он вернулся к ней или, во всяком случае, на пути к тому, чтобы вернуться. Этого уже было почти достаточно, чтобы воскресить в ней веру в любовь и в прочность человеческих привязанностей.
Она с увлечением занялась приготовлениями к предстоящему путешествию. Накупила роскошных чемоданов новейшего образца, целыми днями разъезжала по магазинам, портнихам, модисткам, мастерским, обнаруживая, как и прежде – к собственному удовольствию и к неизменному ужасу Каупервуда, – поистине ненасытную страсть к бьющей на эффект роскоши и чрезмерному блеску. Узнав о том, что они поедут в лучшей каюте «люкс» на океанском пароходе «Кайзер Вильгельм», отплывавшем в ближайшую пятницу, Эйлин с лихорадочной поспешностью готовила себе гарнитуры белья, подобающие разве что невесте, хотя она прекрасно знала, что ни о каких нежных супружеских отношениях между ней и Каупервудом и речи быть не может.
Между тем Толлифер, все попытки которого познакомиться с Эйлин пока что не увенчались успехом, неожиданно не без чувства облегчения обнаружил в своем почтовом ящике ценный пакет: в нем оказался план пассажирского парохода «Кайзер Вильгельм», билет и, что больше всего успокоило и обрадовало его, – три тысячи долларов новенькими банкнотами. Это сильно повысило рвение и энтузиазм Толлифера к предстоящей ему ответственной миссии. Он решил приложить все усилия, чтобы произвести самое благоприятное впечатление на Каупервуда, – вот человек, который, по-видимому, прекрасно знает, как пользоваться жизнью и брать от нее то, что хочешь! Поспешно пробежав глазами несколько последних газет, Толлифер вскоре убедился, что его предположения вполне обоснованны: чета Каупервудов действительно отправляется в Европу на том же пароходе «Кайзер Вильгельм», отходящем в пятницу.
Беренис, которая, разумеется, была в курсе всех дел Каупервуда, решила выехать с матерью двумя днями раньше на пароходе «Саксония». Они условились с Каупервудом, что будут ждать его в Лондоне в отеле «Клэридж», где они уже останавливались в прежнюю свою поездку.
Каупервуд, осаждаемый репортерами, сообщил, что он с женой отправляется в Европу на все лето, что с Чикаго его теперь ничто не связывает и что он на ближайшее время не строит никаких планов и не интересуется никакими предприятиями. Это заявление вызвало весьма оживленный отклик: в газетах снова появились заметки о его поразительной карьере, его называли гением и удивлялись, что такой яркий, талантливый финансист, да еще с таким капиталом, бросает дела и удаляется на покой. Каупервуд ничего не имел против этой газетной шумихи, во-первых, потому, что на этот раз газеты воздавали ему должное, а во-вторых, потому, что она служила отличной ширмой для его истинных планов и давала ему возможность действовать не торопясь.
Итак, они отплыли. Эйлин прогуливалась по палубе с таким видом, как если бы занимать первенствующее положение в обществе рядом с Каупервудом было для нее вполне привычным делом.
Что же касается Толлифера, для которого теперь настало время приступить к исполнению своих обязанностей, то он весь внутренне подобрался и чувствовал себя в полной боевой готовности. Каупервуд, когда они попадались друг другу на глаза, не обращал на него ни малейшего внимания и, разумеется, и виду не подавал, что знает его. Понимая, что так оно и должно быть, Толлифер вышагивал по палубе и украдкой наблюдал за Эйлин; он заметил, что и она тоже поглядывает на него – и не без интереса. Ему не нравились ее кричащие туалеты, отсутствие сдержанности, вкуса. Его каюта находилась на палубе Б, но обедал он за капитанским табльдотом. Чете Каупервудов обед подавали в их собственные апартаменты. Однако капитан, которому весьма льстило присутствие на его корабле таких пассажиров, как супруги Каупервуд, жаждал создать из этого рекламу для себя и своего парохода. Оценив общительность и веселый нрав Толлифера, он постарался внушить ему интерес к знаменитому миллионеру и предложил познакомить его с супругами Каупервуд.
Итак, на второй день плавания капитан Генрих Шрейбер послал осведомиться о самочувствии мистера и миссис Каупервуд, прося их оказать ему честь и воспользоваться его услугами. Не желает ли мистер Каупервуд осмотреть корабль? Среди пассажиров имеются его пылкие поклонники, в том числе и сам капитан, которые, если мистер Каупервуд не возражает, жаждут быть ему представленными.
Каупервуд, догадываясь, что тут не обошлось без Толлифера, передал это предложение Эйлин и ответил, что они рады будут принять у себя капитана и пассажиров, желающих познакомиться с ними. Капитан, отрекомендовавшись Каупервудам, представил им мистера Уилсона Стайлса, драматурга, мистера Куртрайта, губернатора штата Арканзас, и представителей светского нью-йоркского общества: мистера Брюса Толлифера и мисс Алессандру Гивенс, направлявшуюся в Лондон к сестре. Толлифер, заметив в числе пассажиров хорошенькую Алессандру и припомнив, что отец ее видный человек в обществе, представился ей в качестве друга кого-то из ее знакомых, и Алессандра, плененная неотразимым Толлифером, без труда попалась на эту удочку.
Эйлин очень понравился этот неожиданный прием гостей. Когда они вошли, она поднялась с кресла и, отложив журнал, который перед этим рассматривала, встала рядом с супругом приветствовать посетителей. Каупервуд сразу отметил Толлифера и его спутницу, изящную мисс Гивенс, в которой он с первого взгляда угадал девушку из хорошего общества. Толлифер представился Каупервуду с таким видом, как если бы до сих пор никогда в глаза его не видел. Эйлин тотчас выделила Толлифера из всей группы.
– Счастлив познакомиться с супругой такого замечательного человека, как мистер Каупервуд, – сказал он, глядя ей в глаза. – Вы, я полагаю, направляетесь на континент?
– Мы сначала остановимся в Лондоне, – отвечала Эйлин. – А потом уже поедем в Париж и дальше. У моего мужа всюду, куда бы он ни поехал, оказывается масса всяких финансовых дел.
– Судя по тому, что пишут о мистере Каупервуде, иначе и быть не может, – обворожительно улыбнувшись, подхватил Толлифер. – Быть подругой такого многогранного человека – поистине ответственное дело, миссис Каупервуд. Право, это, наверное, не легче, чем делами ворочать.
– Вы совершенно правы, – подтвердила Эйлин. – Отнюдь не легче. – И, польщенная этим признанием ее великой роли, она благодарно улыбнулась ему в ответ.
– А вы не думаете пробыть некоторое время в Париже? – поинтересовался он.
– Да, конечно. Я еще не могу сказать, какие планы будут у моего мужа, когда мы приедем в Лондон, но сама я думаю поехать в Париж, хотя бы на несколько дней.
– А я предполагаю быть в Париже на скачках. Может быть, мы с вами там увидимся. Если вы окажетесь там в это же время и у вас не будет никаких дел, мы могли бы как-нибудь встретиться и провести вечер вместе.
– Ах, это было бы замечательно! – У Эйлин даже заблестели глаза: так приятно было, что к ней проявляют интерес. Ведь внимание такого обаятельного человека, несомненно, возвысит ее и в глазах Каупервуда. – Но вы, кажется, еще не поговорили с моим мужем… Пойдемте к нему.
И она в сопровождении Толлифера направилась к Каупервуду, который стоял в другом конце салона, беседуя с капитаном и мистером Куртрайтом.
– Послушай, Фрэнк, – весело сказала она, – вот еще один из твоих поклонников. – И, обратившись к Толлиферу, прибавила: – Как мне ни лестно, я не могу считать себя главным объектом вашего внимания, мистер Толлифер.
Каупервуд повернулся к Толлиферу с самой любезной улыбкой и сказал шутливо:
– Поклонников всегда приятно иметь. Вы тоже из тех, кто весной перекочевывает в Европу, мистер Толлифер?
Каупервуд держал себя с такой непринужденностью, что Толлифер, следуя его примеру, улыбнулся и так же шутливо ответил:
– Да, похоже, что так. У меня много друзей в Лондоне и в Париже, а потом я думаю отправиться куда-нибудь поближе к морю. Один из моих приятелей живет в Бретани. – И, повернувшись к Эйлин, он добавил: – Вот на что бы вам действительно следовало посмотреть, миссис Каупервуд! Такие чудесные места!
– Ну что ж, я не прочь, – сказала Эйлин, глядя на Каупервуда. – Ты как думаешь, Фрэнк, мы не могли бы включить Бретань в план нашего летнего путешествия?
– Пожалуй… За себя, конечно, я не могу поручиться, дела… Ну а может, и удастся выкроить несколько дней, – любезно прибавил он. – Вы надолго в Лондон, мистер Толлифер?
– Да я пока еще и сам не знаю, – невозмутимо отвечал Толлифер. – Может быть, поживу с неделю или около того.
В эту минуту Алессандра, которой надоело слушать мистера Стайлса, безуспешно пытавшегося произвести на нее впечатление, подошла проститься с Каупервудами, решив положить конец визиту.
– А вы не забыли наши планы на сегодня, Брюс? – спросила она Толлифера.
– Ах да, да! Пожалуйста, извините нас, нам в самом деле пора. – И, обратившись к Эйлин, он добавил: – Надеюсь, миссис Каупервуд, мы с вами еще не раз будем иметь удовольствие встретиться?
Эйлин, уязвленная холодным, самоуверенным тоном чересчур миловидной и к тому же юной Алессандры, откликнулась с преувеличенной любезностью:
– О да, конечно, мистер Толлифер, я буду очень рада. – И тут же, перехватив пренебрежительную усмешку на губах мисс Гивенс, добавила: – Как жаль, что вам пора уходить, мисс… м-м… мисс…
– Мисс Гивенс, – поспешил подсказать Толлифер.
– Ах да… – подхватила Эйлин. – Я не разобрала фамилии.
Но Алессандра только чуть-чуть приподняла свои тонкие брови, взяла Толлифера под руку и, улыбнувшись на прощание Каупервуду, направилась к двери.
Эйлин, оставшись наедине с Каупервудом, перестала сдерживаться.
– Ах, как я ненавижу этих светских выскочек, – с возмущением воскликнула она, – за душой ничего нет, кроме семейных связей, а всех готовы обскакать – или хотя бы попытаться!
– Будет тебе, Эйлин, – успокаивал ее Каупервуд. – Сколько раз я тебе говорил – всякий старается блеснуть тем, что у него есть. Ее главный козырь – происхождение, вот она им и кичится. Ведь сама-то она ровно ничего собой не представляет, просто глупенькая девчонка. Стоит ли тебе так из-за нее расстраиваться? Успокойся, пожалуйста.
А в то же время он мысленно сравнивал Эйлин с Беренис. С каким достоинством сумела бы Беренис поставить на место эту Алессандру!
– Ну, как бы там ни было, – запальчиво сказала Эйлин, – а мистер Толлифер очень мил и внимателен. И, насколько я могу судить, он принадлежит к тому же обществу и, во всяком случае, ничем не хуже ее. Разве не правда?
– У меня, разумеется, нет никаких оснований сомневаться в этом, – отвечал Каупервуд, невольно усмехаясь про себя над простотой и наивностью Эйлин – не столько иронически, сколько с грустью. – Во всяком случае, мисс Гивенс, кажется, в восторге от мистера Толлифера. Поэтому если ты считаешь, что она что-то представляет собой в обществе, значит, и его следует отнести к тому же кругу.
– Однако у него хватает такта, чтобы держать себя учтиво, а у нее нет, и так оно всегда бывает, когда женщина сталкивается с женщиной.
– Беда женщин в том, Эйлин, что они все, в сущности, заняты одним. А у мужчин, видишь ли, интересы довольно разнообразные.
– Ну, не знаю, но я тебе только одно могу сказать: мистер Толлифер мне нравится, а девчонка эта – нет.
– Да ты можешь просто не замечать ее. А что касается Толлифера, ничто не мешает нам быть с ним любезными, если тебе этого хочется. Не забудь, что я стремлюсь доставить тебе удовольствие этой поездкой. – И он ободряюще улыбнулся Эйлин.
Наблюдая за ней исподтишка час спустя, когда она переодевалась перед зеркалом для послеобеденной прогулки по палубе, Каупервуд заметил, как она оживлена и с каким тщанием заботится о своей внешности. Просто удивительно, подумал он, сколь многого можно добиться от человека, если отнестись с должным вниманием к его вкусам, слабостям, желаниям.
А что, если и Беренис проделывает с ним, в сущности, то же самое? Она вполне способна на это. Ну что ж, он и за это готов восхищаться ею, как восхищается сейчас своей затеей.