Глава XIX

Таково было положение вещей, когда мистер Джеркинс и мистер Клурфейн явились в контору Элверсона Джонсона, дабы получить у него консультацию по весьма важному вопросу. Они начали с того, что дело их якобы непосредственно касается мистера Гривса и мистера Хэншоу, которые – как, вероятно, хорошо известно мистеру Джонсону – только что ездили в Нью-Йорк, где вели переговоры с клиентом их фирмы мистером Фрэнком Каупервудом, – имя, разумеется, хорошо известное мистеру Джонсону.

Джонсон подтвердил, что он кое-что о нем слышал. А чем, в сущности, он может быть полезен джентльменам?

Стояло чудесное весеннее утро, поистине редкое для Лондона. Солнце ярко светило на выщербленный древнеримский дворик. Джонсон, когда они вошли, перебирал документы, относившиеся к тяжбе с компанией дороги Сити – Южный Лондон. Он был в отличном расположении духа – хороший солнечный денек, акции «Районной» немножко поднялись, а чрезвычайно взволнованная речь, с которой он выступил накануне в методистской лиге Эпворта, весьма одобрительно упоминалась сегодня в двух или трех утренних газетах.

– Я постараюсь быть как можно более кратким, – начал Джеркинс.

На нем был серый костюм, серая шелковая сорочка, яркий, белый с синим, галстук, котелок и в руках трость. Он уже успел очень внимательно оглядеть Джонсона и решил про себя, что разговор с этим типом – дело нелегкое. Хитрая бестия этот Джонсон, сразу видно.

– Вы, разумеется, понимаете, мистер Джонсон, – продолжал Джеркинс с вкрадчивой и многозначительной улыбочкой, – что мы явились к вам без каких бы то ни было полномочий от мистера Каупервуда. Но я смею думать, что, невзирая на это, вы сумеете оценить всю важность нашего визита. Как вы, конечно, знаете, Гривс и Хэншоу связаны с Электротранспортной компанией, где вы, насколько мне известно, состоите поверенным.

– Одним из поверенных, – осторожно вставил мистер Джонсон. – Но компания уже давно не прибегала к моим советам.

– Так, так! – изрек Джеркинс. – Тем не менее, полагаю, вас это должно интересовать. Дело, видите ли, в том, что именно наша фирма явилась посредником при переговорах, состоявшихся между Гривсом и Хэншоу и мистером Каупервудом! Как вам известно, мистер Каупервуд располагает весьма солидным капиталом. Он финансировал в Америке всевозможные виды транспорта. Говорят, он реализовал свою часть акций в чикагских предприятиях и получил по меньшей мере двадцать миллионов долларов.

Услышав эту цифру, мистер Джонсон насторожился. Транспорт – это транспорт, будь то в Чикаго, Лондоне или еще где-либо. И человек, который сумел выжать из него двадцать миллионов долларов, надо полагать, хорошо разбирается в этом деле! Джеркинс сразу заметил, что попал в точку.

Но мистер Джонсон постарался сделать вид, что его это мало интересует.

– Возможно, – сухо отвечал он, – но я не понимаю, какое это может иметь отношение ко мне. Не забывайте, что я всего лишь один из поверенных Электротранспортной компании и не имею ни малейшего касательства ни к мистеру Гривсу, ни к мистеру Хэншоу.

– Но вы имеете касательство к лондонской подземной сети, так я по крайней мере слышал от мистера Клурфейна, – настойчиво продолжал Джеркинс. – Иными словами, – дипломатично добавил он, – вы являетесь представителем людей, заинтересованных в развитии подземного транспорта.

– Действительно, мистер Джонсон, – вмешался молчавший до сего времени Клурфейн, – я взял на себя смелость сообщить мистеру Джеркинсу, что ваше имя нередко упоминается в газетах и что на вас обычно ссылаются как на представителя акционерных компаний «Метрополитен» и «Районной», а также «Сити – Южный Лондон» и «Центральной Лондонской».

– Правильно, – явно успокоившись, холодно отвечал Джонсон. – Как юрист, я действительно являюсь представителем этих компаний. Но я что-то не совсем ясно понимаю, чего, собственно, вы от меня хотите. Если речь идет о покупке или продаже чего-либо, связанного с линией Чэринг-Кросс – Хэмпстед, вам, конечно, надо было обратиться не ко мне.

– Я попрошу вас уделить мне еще минутку внимания, – не унимался Джеркинс, наклоняясь всем корпусом к Джонсону. – Дело, видите ли, вот в чем. Мистер Каупервуд в настоящее время ликвидирует все свои чикагские транспортные предприятия, и как только он с этим покончит, у него не будет никаких дел. Но не такой это человек, чтобы сидеть сложа руки. Он поставил транспортное дело в Чикаго и проработал в этой области больше двадцати пяти лет. Я отнюдь не хочу сказать, что он ищет, куда бы вложить капитал. Мистер Гривс и мистер Хэншоу убедились, что это не так. А свели их с Каупервудом мы, наша фирма, «Джеркинс, Клурфейн и Рэндолф». Мистер Клурфейн является главой нашего отделения в Лондоне.

Джонсон кивнул; теперь он уже слушал внимательно.

– Разумеется, – продолжал Джеркинс, – ни мистер Клурфейн, ни я ни в коей мере не уполномочены говорить от лица мистера Каупервуда. Однако, по нашему убеждению, положение в лондонском подземном транспорте сейчас таково, что если надлежащее лицо осведомит о нем должным образом мистера Каупервуда, это может повести к весьма ощутимым результатам для всех, кто с этим связан. Ибо мне совершенно точно известно: мистер Каупервуд отклонил предложение насчет линии Чэринг-Кросс отнюдь не из тех соображений, что она не окупит себя, а только потому, что ему не предложили пятидесяти одного процента акций, на чем он всегда настаивает, как на главном условии. Кроме того, ему, разумеется, показалось, что это очень небольшая ветка, которая в целой системе никакого серьезного значения иметь не может, ее можно эксплуатировать как небольшое обособленное предприятие, и только. А мистера Каупервуда можно заинтересовать не иначе как всей сетью городского транспорта в целом.

И тогда я попросил мистера Клурфейна, – в голосе Джеркинса появился льстивый оттенок, – познакомить меня с таким человеком, который, будучи более других осведомлен в данном вопросе, мог бы оценить, сколь исключительно важно заинтересовать в этом деле мистера Каупервуда. Ибо если мы правильно разбираемся в положении вещей, – тут он недвусмысленно поглядел на Джонсона, – вашу подземную сеть давно пора объединить и поставить на уровень современной техники, а мистер Каупервуд, как это все знают, истинный гений по части транспорта. Он скоро должен быть в Лондоне. И мы считаем своим долгом подготовить почву для того, чтобы он мог встретиться и потолковать с таким человеком, который мог бы его убедить в том, что он в Лондоне с его знанием дела просто необходим.

И если вы, мистер Джонсон, сами не интересуетесь и не собираетесь принять участие в этом деле, – тут Джеркинс вспомнил о Стэйне и его влиятельных друзьях, – вы, вероятно, могли бы нам посоветовать, к кому обратиться. Мы, как вы понимаете, маклеры, и нам важно заинтересовать мистера Каупервуда, с тем чтобы наша доля комиссионных не прошла мимо нас, – в таком деле, вы сами знаете, без посредничества не обойдешься.

Джонсон сидел за своим письменным столом, не глядя ни на Джеркинса, ни на Клурфейна, а уставившись в пол.

– Та-ак… – начал он. – Мистер Каупервуд – американский архимиллионер… У него огромный опыт по части городского транспорта и надземных железных дорог как в Чикаго, так и в других городах. Я, видимо, должен заинтересовать его в разрешении проблемы нашего подземного транспорта. И если я это сделаю, я, видимо, должен буду заплатить вам – или во всяком случае позаботиться о том, чтобы вам заплатили – за то, что мистер Каупервуд поможет кое-кому из наших лондонцев, интересующихся транспортом, нажиться на этом деле. – Он поднял брови и поглядел на Джеркинса. Тот ответил ему взглядом человека, который все понимает, но отвечать не намерен.

– Весьма практический подход к делу, нельзя не признаться, – продолжал Джонсон, – и я не сомневаюсь, что кое-кто может на этом нажиться, а кое-кто – нет. Проблема лондонского подземного транспорта – это в высшей степени сложная проблема. У нас столько всяких проектов, столько разных компаний, которые нужно еще суметь привести к соглашению! Столько подрядов роздано разным спекулянтам и прожектерам без единого шиллинга за душой. – Он мрачно поглядел на своих посетителей. – Денег надо убить уйму. Миллионы фунтов. Я так полагаю, не меньше двадцати пяти миллионов фунтов. – Он с поистине горестным видом стиснул руки – так велик был этот груз неизбежных издержек.

Разумеется, мистер Каупервуд здесь небезызвестен. Если не ошибаюсь, в Чикаго против него были выдвинуты различного рода обвинения. Я готов согласиться, что все эти обвинения не должны создавать препятствий к претворению в жизнь такого крупного общественно полезного начинания, какое вы, джентльмены, имеете в виду, однако, принимая во внимание консерватизм нашей английской публики…

– Ах, вы говорите об этих выпадах в Чикаго против его финансовых методов? – смело раскрывая карты, воскликнул Джеркинс. – Но это же чистой воды политиканство, все это подстроено его соперниками, которые завидовали его успеху.

– Знаю, знаю! – с тем же горестным видом перебил его Джонсон. – Люди из финансовых кругов, конечно, понимают все эти приемы конкурирующих противников и не обращают на это внимания. – Но ведь и здесь у него найдется немало противников. У нас здесь на острове свой очень сплоченный и очень консервативный мирок. И мы вовсе не так уж любим пришельцев, которые являются к нам устраивать наши дела. Возможно, как вы изволили заметить, мистер Каупервуд действительно очень опытный и изобретательный человек. Но захочет ли наша публика работать с ним – этого я не могу сказать. Зато я могу сказать, что лишь немногие – если таковые вообще найдутся – согласились бы предоставить ему полный контроль над всей системой подземных дорог, как имеете в виду вы. – Тут он поднялся и тщательно отряхнул с пиджака и брюк воображаемые соринки. – Вы говорите, он отклонил предложение Гривса и Хэншоу? – спросил он.

– Да, отклонил, – ответили в один голос Джеркинс и Клурфейн.

– А что же они, собственно, предлагали?

Джеркинс пояснил.

– Понятно, понятно! Оставить за собой контракт и пятьдесят процентов акций. Так вот, пока у меня не будет возможности подумать и посоветоваться с моими компаньонами, я ничего не могу сказать вам по этому поводу. Но так или иначе, – помолчав, добавил он, – возможно, кое-кому из наших крупных пайщиков и будет желательно потолковать с мистером Каупервудом, когда он приедет.

В сущности, Джонсон уже решил про себя, что эти люди подосланы самим Каупервудом, чтобы разузнать истинное положение вещей. Однако ему и в самом деле казалось весьма сомнительным, чтобы этому американцу Каупервуду, будь он хоть архимиллионер, удалось урвать у здешних владельцев транспорта даже половину акций. Ему и подступиться-то к этому будет трудно. А с другой стороны, если подумать, сколько они со Стэйном убили денег на это дело, и вот теперь, похоже, эта проклятая Чэринг-Кросс опять свалится им на шею, что грозит новыми убытками всем, кто вложил в нее деньги. Н-да…

Он вышел из-за стола и, словно давая понять, что разговор окончен, сказал сухо:

– Мне надо будет хорошенько подумать об этом, джентльмены. Зайдите ко мне еще раз, предположим, во вторник или в среду, и тогда я уже смогу твердо сказать, сумею ли я быть вам чем-нибудь полезен.

Он сделал с ними несколько шагов и позвонил у двери конторскому мальчику, чтобы тот проводил их к выходу. Оставшись один, он подошел к окну, выходившему на старинный римский дворик, все еще залитый лучами яркого апрельского солнца. У Джонсона была привычка, когда он задумывался, закладывать язык за щеку и прижимать ладонь к ладони, стиснув пальцы, словно на молитве. Так он стоял довольно долго, не двигаясь и глядя в окно.

А Джеркинс и Клурфейн шагали в это время по Стори-стрит и обменивались на ходу впечатлениями:

– Замечательно! Да, да! Хитер, каналья! Но явно заинтересовался! Ведь это же для них выход, если они только хоть что-нибудь соображают.

– А эта чикагская история! Я так и знал, что она выплывет! – воскликнул Джеркинс. – Вечно ему припоминают эту его отсидку в Филадельфии и его слабость к женскому полу. Точно это имеет какое-то отношение к делу.

– Нелепо! Ужасно нелепо! – возмущался Клурфейн.

– А все-таки придется что-то предпринять в этом направлении! Придется нам с вами как-то обработать здешнюю прессу! – заявил Джеркинс.

– Вот что я вам скажу, послушайте меня, – возразил Клурфейн. – Если кто-нибудь из здешних богачей войдет в дело с Каупервудом, они сами мигом прекратят всю эту неприятную газетную болтовню. У нас ведь здесь несколько другие законы, не такие, как у вас. Здесь, если хотят завести скандал, не стесняются ничем, пускают в ход любую клевету, но если кому-нибудь из крупных воротил это нежелательно – тогда молчок, никто не осмелится и слова сказать. А у вас, как видно, все по-другому. Но я знаю многих редакторов финансовых отделов в здешних газетах, и если понадобится, можно будет намекнуть им, они живо все это притушат.