Давным-давно один лев жил в Африке среди других львов. Все остальные были плохими львами и каждый день ели зебр, антилоп и прочую живность. Иногда плохие львы ели людей. Они ели суахили, умбулу, вандоробо, но особенно им нравились индийские торговцы. Мясо толстых индийских торговцев плохие львы считали самым вкусным.
Но у этого льва, которого мы любим, потому что он был хорошим, на спине росли крылья. И из-за крыльев на его спине другие львы потешались над ним.
– Посмотрите, каков он, с крыльями на спине, – насмехались они и ревели от хохота.
– Посмотрите, что он ест, – говорили они, потому что наш лев ел только макароны и креветок – таким он был хорошим.
Плохие львы ревели от смеха и поедали еще одного индийского торговца, а их жены пили его кровь, лакали, лакали, лакали ее языками, как большие кошки. Останавливались только для того, чтобы порычать или взреветь, смеясь над хорошим львом, да пренебрежительно глянуть на его крылья. Действительно, такие плохие и злобные львы.
Но хороший лев спокойно сидел и вежливо спрашивал, можно ли ему взять «Негрони» или «Американо». Именно эти коктейли он всегда пил вместо крови индийских торговцев. Однажды он отказался есть восемь масайских коров, ограничившись тальятелле, и выпил стакан «помодоро».
Плохие львы очень разозлились, и одна львица, самая плохая, та, что не могла очистить свои усы от крови индийских торговцев, даже если терлась мордой о траву, спросила:
– С какой это стати ты думаешь, что ты лучше всех нас? Откуда ты заявился сюда, лев-макаронник? Что ты вообще здесь делаешь? – Она зарычала на него, а остальные львы заревели, хохоча.
– Мой отец живет в городе, и стоит на башне с часами, и смотрит сверху вниз на тысячи голубей, и они, все до единого, его подданные. Когда они взлетают, шум от их крыльев подобен шуму бурлящей реки. В городе моего отца дворцов больше, чем во всей Африке, и четыре бронзовые лошади стоят лицом к нему, и каждая с поднятой передней ногой, потому что они боятся его.
В городе моего отца люди передвигаются пешком или на лодках, и ни одна настоящая лошадь не войдет в город, страшась моего отца.
– Твой отец – грифон, – заявила плохая львица, облизывая усы.
– Ты лжец, – добавил один из плохих львов. – Нет такого города.
– Передайте мне кусок индийского торговца, – попросил другой очень плохой лев. – Эти масайские коровы слишком свежая трупятина.
– Ты никчемный лжец и сын грифона, – прорычала самая плохая львица. – И теперь, думаю, я тебя убью и съем вместе с крыльями.
Эти слова сильно напугали хорошего льва: он видел и желтые глаза, и хвост, поднимающийся и опускающийся, и запекшуюся на усах кровь, и чувствовал зловоние ее дыхания, потому что она никогда не чистила зубы. Под когти забились кусочки плоти индийского торговца.
– Не убивай меня, – попросил хороший лев. – Мой отец – благородный лев, и его всегда уважали, и все сказанное мною – чистая правда.
Вот тут плохая львица прыгнула на него. Но он поднялся в воздух на крыльях и облетел сбившихся в кучку плохих львов, которые ревели, задрав головы. Он смотрел на них сверху и думал: «Какие же дикари эти львы».
Он облетел их еще раз, и они заревели еще громче. Потом опустился так низко, что смог заглянуть в глаза самой плохой львицы, которая поднялась на задние лапы, чтобы дотянуться до него.
Но ее когти только рассекли воздух: не дотянулась она до хорошего льва.
– Adios, – попрощался он с ними на блестящем испанском, будучи культурным львом.
– Au revoir, – попрощался он с ними на сносном французском.
Они ревели и рычали на африканском львином диалекте.
Хороший лев по спирали поднимался все выше и выше, а потом взял курс на Венецию. Приземлился на Пьяцце, и все обрадовались, увидев его. Он на мгновение взлетел, чтобы расцеловать своего отца в обе щеки, и увидел лошадей, по-прежнему вскидывавших передние ноги, и Базилику, выглядевшую более прекрасной, чем мыльный пузырь. Кампанила высилась на привычном месте, и голуби готовились устроиться там на ночь.
– Как Африка? – спросил его отец.
– Очень дикая, папа, – ответил хороший лев.
– У нас теперь ночное освещение, – похвастался его отец.
– Это я вижу, – ответил хороший лев, как и полагалось почтительному сыну.
– От него у меня немного побаливают глаза, – признался ему отец. – Куда собираешься теперь, сын мой?
– В бар «Гарри», – ответил хороший лев.
– Напомни обо мне Чиприани и скажи ему, что я на днях зайду, чтобы уладить все вопросы с моим счетом.
– Да, папа, – кивнул хороший лев, легко спланировал на землю и пошел в бар «Гарри» на своих четырех лапах.
У Чиприани ничего не изменилось. Все его друзья сидели на привычных местах. Но его самого пребывание в Африке немного изменило.
– «Негрони», синьор? – спросил мистер Чиприани.
Но добрый лев проделал долгий путь из Африки, и Африка изменила его.
– У вас есть сэндвичи с индийскими торговцами? – спросил он мистера Чиприани.
– Нет, но я смогу достать.
– Тогда пошлите за ними, а мне приготовьте очень сухой мартини. – И добавил: – С джином «Гордонс».
– Очень хорошо, – ответил мистер Чиприани. – Сделаем в лучшем виде.
Лев смотрел на лица всех этих милых людей и понимал, что он дома, но при этом вернулся из путешествия. И ощущал себя таким счастливым.
Когда-то давно жил бык, но звали его не Фердинанд. Он любил драться с другими быками своего возраста и неизменно побеждал.
Рога его были крепки, как дерево, и такими же острыми, как иглы дикобраза. Ему, конечно, тоже доставалось во время драк, но он не обращал на это внимания. Шейные мышцы громоздились огромным комом, который на испанском называется morillo, и, когда бык был готов к драке, morillo выглядел холмом. В драку он мог ввязаться в любой момент, его черная шкура блестела, а глаза всегда оставались ясными.
Все, что угодно, могло вызвать у него желание драться, и дрался он с неумолимой серьезностью, как некоторые люди едят, или читают, или ходят в церковь. Всякий раз он ввязывался в драку с тем, чтобы убить, но другие быки не боялись его, потому что ни один из них, имея такую родословную, не ведал страха. Но они и не провоцировали его. Ни один не испытывал желания драться с ним.
Он не был забиякой, не был злобным, но драться ему нравилось, как людям нравится петь или быть королем или президентом. Он никогда не думал об этом. Драка была для него и обязанностью, и долгом, и радостью.
Он дрался на каменистой земле высокогорья. Он дрался под дубами и дрался на пастбищах у реки. Каждый день он проходил пятнадцать миль от реки к каменистой земле высокогорья и вступал в драку с каждым быком, который посмотрел на него. Но злым он все-таки не был.
Это в чем-то противоречило истине, потому что глубоко в душе он злился. Но он не знал почему. Потому что не мог думать. Его отличало благородство, и он любил драться.
Так что же с ним случилось? Человек, который был его хозяином, если такое животное вообще может кому-то принадлежать, знал, что у него великий бык, но все равно тревожился, потому что бык этот стоил ему слишком больших денег из-за драк с другими быками. Цена каждого быка превышала тысячу долларов, а после драки с великим быком их цена падала до двухсот и даже ниже.
И этот человек, хороший, между прочим, решил, что он сохранит этого быка, не станет посылать на арену, где его ждала смерть. Человек выбрал его в производители.
Но бык повел себя очень странно. Когда его впервые выпустили на пастбище с пятью коровами, он увидел одну, молодую, прекрасную, поджарую, с блестящей шкурой и более мускулистую, чем другие. А потом, поскольку драться больше не мог, он влюбился в нее и потерял всяческий интерес к остальным. Хотел быть только с ней, а другим не уделял никакого внимания.
Человек, которому принадлежало ранчо, надеялся, что бык изменится или чему-то научится, но, так или иначе, станет другим. Но бык оставался прежним и любил только одну корову, и никого больше. Хотел быть с ней одной, прочие для него ничего не значили.
В итоге человек послал его вместе с пятью другими быками на арену, чтобы их убили. По крайней мере, драться этот бык мог, хотя и оказался таким верным. Он дрался великолепно, и все им восхищались, а больше всех – человек, который его убил. К концу поединка жакет человека, который его убил – звался он матадором, – насквозь промок от пота, а во рту пересохло.
– Que toro mas bravo, – с этими словами матадор протянул шпагу своему оруженосцу. Протянул рукояткой вверх, а с острия капала кровь из сердца храброго быка, который более никому не создавал проблем. Четыре лошади уже тащили его тушу с арены.
– Да. Это тот самый бык, от которого хотел избавиться хозяин, потому что он оказался верным, – ответил оруженосец, который знал все.
– Может, нам всем следует быть верными, – изрек матадор.