Глава шестьдесят седьмая

Темень была хоть глаз коли. Если бы Корвел постоянно не бормотал что-то себе под нос, я бы потерял его. Впрочем, заткнись он хоть на минутку, я был бы менее зол и более собран.

Но Корвел и не думал затыкаться, а говорил так быстро и так упоенно, что лишь изредка мне удавалось вставить в его словесный поток усталый вздох и порцию мата.

– Война – это война. А то, чем мы занимаемся, никакая не война, так, сплошные игрульки.

– Я знаю.

– Знаешь? Что ты знаешь? Ни черта ты не знаешь. Предтече нужна была новая кровь. Свежая кровь. И сильная. Так ты думаешь? А вот хрен тебе. Выдумщик Предтеча был будь здоров.

Сначала он создал суперкомпьютер, в который записал Правила. Правил куча, и почти все они совершенно идиотские. Весь смысл в том, чтобы наложить огромное количество ограничений и заставить Продавцов убивать друг друга собственноручно. Начинается все с Продавцов и Представителей, а заканчивается тем, какое оружие можно использовать в войне. С теми, кто правила нарушает, случаются всякие неприятности. В прошлой войне один уникум решил сбросить на головы двух противников ядерную боеголовку. Говорят, он уже потянулся к кнопке, когда Слепок мгновенно убил его. Были Продавцы, которые с ходу сошли с ума, даже не ввязавшись в войну. И мне уж очень интересно, чего такого они собирались устроить. В общем, странных случаев было много.

Ну, а когда Правила учли почти все, что можно было учесть, Предтеча сделал ручкой и сказал: «Развлекайтесь!». Поговаривают, что он сам записал себя в компьютер для веселья. Но это дурость. Думаю, он до сих пор глушит бренди где-нибудь на пляже в обществе юных красоток. Если не сдох, ведь даже мы не вечны.

И Продавцы начали развлекаться. Но тихо, чтобы Потребители иллюзий, ну то есть обычные людишки, не шибко замечали. А если и замечали, то дело быстро прикрывали. В итоге каждый из Продавцов, выживший в первой войне, начал уделять много времени воспитанию своих детишек. Тренировки, учеба… понимаешь. На одних деньгах войну, в которой приходится сражаться самому, не выиграть.

И Продавцы стали сильными, как и завещал Предтеча. Ведь он добился всего сам, значит, его наследник должен сделать то же. Великолепные убийцы, инженеры, политики, мафиози, кого только не было. И они убивали друг друга как какие-нибудь древние гладиаторы на арене. Цвет нации уничтожал сам себя, количество кланов сокращалось.

Пока не остались только мы. Я, ты, сумасшедшая мужененавистница Саргха, Представитель Хаггиора, чей хозяин маму за лишние пару кредитов в проститутки отдал бы, и два ребенка.

И ты думаешь, что все это ради того, чтобы выбрать достойнейшего? И одним из этих достойнейших станет ребенок? Или кривозубая сука с сухой вагиной? Или я, уж точно не лучший представитель рода человеческого, пусть и слегка модифицированного?

Не нужен был Предтече сильнейший. Он просто хотел посмеяться. Ткнуть своих потомков рожей в кровь и говно и сказать: «Вы – ничтожества, такие же люди, как и Потребители иллюзий».

Думаю, если он реально заключил себя в Компьютер, он сейчас надрывает свой электронный животик, наблюдая как мы, черви, копошимся во всем этом дерьме.

– Думаю, доля правды в твоих словах есть, – буркнул я.

– Ага. А как тебе такое – Предтеча не смог убить своих детей, которые претендовали на его трон. И дело, конечно, не в родительских чувствах. Другие даже его растоптали бы, если б объединились. И тогда он ушел с арены, оставив другим разбираться друг с другом, пока не останется только один. А уж с одним-то он справится. И снова станет единственным владыкой этого мира.

– В таком случае он слишком затянул с возвращением. Или ему нравится править помойкой.

Корвел неприятно захихикал. И, к счастью, заткнулся.

Мы прошли по развалинам столицы уже пять или шесть километров. Иди было довольно легко – даже когда развалины чудовищных по высоте небоскребов перегораживали дороги, мы без труда находили обходной путь. Но такое случалось редко.

Не знаю, шел бы я здесь днем, город наверняка поразил бы меня больше. А так мы едва плелись по идеально прямой дороге, заваленной редким мусором и иногда исковерканной буйно распространившейся растительностью парков и аллей. При том, что здесь было более чем просто зелено, животные по дороге не встречались. Только крысы. Да и то мало, вряд ли спустя двадцать с небольшим лет после войны здесь можно много чем поживиться.

Здания тоже не выглядели слишком обветшалыми и не грозили свалиться нам на головы в любую секунду. Я совершенно не понимал, почему здесь так пусто. Почему только работорговцы приходили сюда и почему только на зиму?

Решив, что словесный понос Корвела лучше, чем неизвестность, я высказал эти мысли своему спутнику. Но глава одиннадцатого клана не разразился длительным и жутким рассказом, он просто хихикнул и, бросив «Пошли», свернул к одному из зданий. Однако, изучив в свете фонаря стену и вывески, он направился к другому. Так продолжалось еще с четверть часа, и лишь седьмое по счету здание удовлетворило его.

– Пошли. Только вперед не лезь.

– Вот на это и не надейся, – хмыкнул я.

Поколдовав какое-то время над замком, но ничего не добившись, Корвел выпустил в стеклянную дверь очередь из автомата. В ночной тишине звук был оглушительным. Я зашипел на него, чтобы вел себя тише, но он лишь захихикал. Кажется, Продавец грез был уверен, что его выстрелы не привлекут никакого внимания. Поразмыслив и прикинув расстояние до центра города, я понял, что топать нам, скорее всего, еще до следующего вечера, и мысленно обозвал себя идиотом. А после и Корвела, который предпочитал бродить по темноте, хотя у самого был фонарик. Впрочем, нас могли поджидать на подходах, а светящийся фонарь ночью – отличная мишень.

Мы прошли по обширному вестибюлю и, следуя указаниям стрелок, начали спускаться в подвал. Миновав две таблички «Вход воспрещен!», два коридора и три лестничных площадки, мы оказались у мощной железной двери, назначение которой я понял сразу. Слишком уж походило на бомбоубежище.

– Это ядерное бомбоубежище, – подтвердил мою догадку Корвел. – Оно многоуровневое, но мы слишком глубоко спускаться не будем. Да, думаю, оно и не понадобится.

Он явно знал, что делать. Набрал какой-то код на все еще работающем магнитном замке, потом отвернул ручку, и дверь раскрылась.

Первое, что я почувствовал, это смрад. Его сложно описать. Чудовищный, тяжелый, он выбивал слезы и вызывал тошноту. Так будто в замкнутом непроветриваемом помещении сгнили сотни, а то и тысячи…

Я тяжело сел на пол.

– Закрой дверь, – буквально простонал я сдавленным голосом. Глаза слезились, горло сдавила тошнота.

– Понял? – хихикнул Корвел. – Ничего, это еще цветочки. – Он закрыл дверь. – Пошли повыше.

Мы поднялись на первый этаж. Корвел напился из фляжки и благодушно предложил воду мне. Когда я закончил, он допил остатки и выбросил фляжку.

– Покурим?

– Угу…

Мы закурили. Мой спутник курил торопливо, делая частые мелкие затяжки. Нет, он не выглядел испуганным или шокированным, хотя испытать шок было можно, даже заранее зная о том, что в этом подвале. Скорее всего, на него повлиял только запах.

– План был проще простого, – сказал Корвел, закуривая вторую сигарету. А я уж было решил, что он не расскажет о том, что здесь произошло. Зря, значит, надеялся. – Дать ядерную тревогу, загнать большую часть бунтующего населения в подвалы, а после выключить в убежищах внешнюю вентиляцию, которая отрубается только в случае реального ядерного удара, а во внутреннюю пустить газ. Простые планы хорошо работают. – Он на миг замолчал, будто раздумывая. – Это грязная и плохая смерть. И так умерли десятки миллионов человек. Я помню.

Я тогда был еще сопляком вроде тебя. Я знал, что я сильнейший мира сего, но мне нравилось ходить на митинги и швырять в жандармов камни и бутылки с горящей смесью. Я знал, что это затеял брат Владыки, но мне просто нравился процесс. Тем более, я был в курсе, что в случае ареста меня обязательно отмажут, а чувство опасности… Ну, ты и сам знаешь, что это такое. Тогда уже порядком пахло жареным – погромы, мародерство, убийства, изнасилования, массовые драки… Для усмирения бунтов к столице шла гвардия, единственная часть регулярной армии, что еще не полностью вышла из-под контроля и пыталась сохранять хоть какое-то подобие порядка. Впрочем, и у этих ребят потери превышали тридцать процентов, за счет дезертиров в основном. Это было смешно. Напоминало человека, который залатывает бреши в уже затонувшей лодке.

Когда дали тревогу, я участвовал в самом большом шествии за свободу. Конечно же, к тому времени оно уже превратилось в бойню. Не знаю, кто первым открыл огонь, наши или жандармы. Знаю, что улицы буквально тонули в крови. На моих глазах убили троих моих друзей из университета. И Найю. Мы с ней не трахались, хотя могли бы. Были друзьями. Пока. Я подумывал на ней жениться, понимая, что другую такую не найду никогда. Ей оторвало гранатой руки, а вместо лица и груди было сплошное месиво из мяса, костей и грязи. Дура, она заслонила меня. А может, просто хотела убежать. Кто знает. Потом я делал это со всеми своими женами. И это было справедливо, все они были хуже Найи.

Когда Найя погибла, я впервые перепугался до усрачки. Понял, что меня никто не отмажет. Что смерть – это насовсем, и никакая возможность обманывать зрение мне не поможет, потому что смерть была везде – меня могли затоптать, даже не поняв, что топчут. Тогда я побежал. Не знаю, куда. Топтал кого-то сам, в кого-то стрелял из подобранного по дороге пистолета. Нас почти заперли два батальона полиции. Началась тотальная резня. Мы одурели от страха, а жандармы одурели от крови и безнаказанности.

И тут прозвучала тревога. И все будто отрезвели. Или, скорее, опьянели, но то было уже другое опьянение. Все побросали оружие и бросились бежать в убежища. Началась давка. Не знаю, сколько людей тогда подавили, меня, как ты видишь, среди них не было. Я сидел на балконе третьего этажа и орал на всех. Я не верил, что Владыка даст использовать ядерное оружие, чувствовал какую-то ловушку, шестое чувство у меня будь здоров. Но меня никто не слушал. И очень скоро я остался практически один.

Остались лишь брошенные машины и несколько идиотов вроде меня. Но они начали мародерствовать, а я пошел к бункерам, чувствуя, что что-то не то. К счастью, моя способность меня не подвела, я добрался до бункера, не поймав ни одной случайной пули. Открыв двери, я увидел горы трупов. Они умерли тихо, мгновенно. Газ куда тяжелее воздуха, и он быстро оседал в подвальных помещениях. Почти вся столица погибла. Все предместья. Все, кто были в других городах.

А потом разразилась бойня в предместьях столицы. Других путей к восстановлению порядка оставшиеся гвардейцы не видели. Но озверевшего народа с вооруженными дезертирами было куда больше. Гвардию и ее соратников раздавили, а оставшихся Владыка успокоил ковровыми бомбардировками. И это было правильно. Так смогли выжить хоть какие-то мелкие города… – Корвел нервно хихикнул, но теперь в его идиотском смехе читалось черное отчаяние. – Я шел пешком четыре дня, пока меня не нашли люди отца. По пустой столице, в которой оголодавшие собаки, вчерашние домашние любимцы, обгладывали кости своих бывших хозяев. По предместьям, сухим и жарким от раскаленного железа. Отец сказал, что я повредился в уме, и я был с ним согласен. Посттравматический синдром, слыхал про такую штуку? Мне хватило мозгов не проводить свои эксперименты до тех пор, пока он не умер. Хотя мне хотелось.

И вот я вернулся сюда. Целый и невредимый. Практически… Знающий, что уж теперь-то мне можно творить все, что заблагорассудится. Но то, чего я хочу, я уже никогда не сделаю. Владыку я не выпотрошу. Найю не верну. Но счастье не бывает полным, это я хорошо знаю.

Почему же сюда не ходят выжившие… А они ходили. Открывали бункеры, заходили туда. И дохли. А то и выпускали заразу – каким бы тяжелым не был газ, случайный запуск вентиляции при попутном ветре ничего хорошего не принесет. Сейчас-то все нормально, газ на самом дне, плещется над бетонным полом… Но люди сюда больше не ходят. Боятся Тихой смерти. – Корвел хихикнул уже практически по-старому и поднялся с пола. – Что – то я расчувствовался. Ну, ничего, ты так долго не проживешь, чтобы рассказать это хоть кому-то. А мне теперь просто нравится убивать.

Я угрюмо кивнул и тоже поднялся.

Мы вышли на улицу. Немного посветлело: поднялась луна. Пусть она и была порядком ущербной, дорогу различать стало куда проще.

Впрочем, далеко мы не ушли. У Корвела на поясе что-то пикнуло и загорелось красным.

– У нас гости, – оскалился Продавец грез. Он взял прибор в руки буквально в тот же миг как раздался писк. И уж точно не выглядел удивленным. – Четверо. Телохранители южан. В четырех километрах отсюда. – Он сплюнул на землю и выругался. – Долго с тобой проболтались, а то я такое место для засады нашел… Но здесь немногим хуже. – На губы Корвела выползла улыбка. – Убивать беззащитных неинтересно. А вот сегодня будет веселье.

Я кивнул. Мою челюсть сводил звериный оскал.

Во мне снова проснулся убийца. Он был голоден, и сегодня сдерживать его я не собирался.