Глава 35,

в которой происходят две знаменательные встречи

– Дорогая Эдвина, как я рада, что вы пришли к нам!

Леди Эрлин устраивала прием по случаю помолвки дочери своей давней подруги, графини Стерн. Невеста, в розовом платье, белых бриллиантах и желтых розах, была очаровательна, как и всякая невеста. На фоне своего двухметрового жениха она смотрелась весьма трогательно, ибо ее головка находилась где-то на уровне его локтя; но, как внушительно заявил лорд Эрлин, которого где-то отыскали специально по случаю торжества, «большими армиями всегда командуют маленькие генералы».

– Леди Горинг, какой сюрприз! Изумительное платье, моя дорогая: вам так идет этот персиковый цвет! – произнесла хозяйка, встречая очередную гостью, а про себя подумала: «Хорошо бы, конечно, позаимствовать где-то еще и персиковой кожи, а то получается жуткий диссонанс». И тут же повернулась к следующему визитеру: – А вот и мой любимый журналист. Мистер Уайльд, вы заставляете себя ждать! Вы знакомы с герцогом Олдкаслом?

Рыжий верзила герцог покраснел и пробурчал нечто невнятное. Леди Эрлин, с опозданием сообразив, что сказала что-то не то, поспешно увлекла широкоплечего ирландца в угол гостиной.

– Кажется, в прошлый раз, когда я его видел, – задумчиво заметил мистер Уайльд, – у него была другая спутница.

Леди Эрлин вся заколыхалась от еле сдерживаемого смеха. Ноздри ее затрепетали. Она обожала злословить с мистером Уайльдом. Он умел делать это тонко и тактично, не то что большинство людей, которые даже в сплетнях обнаруживают свою вульгарную сущность. Сейчас леди Эрлин с немалым удовольствием предвкушала поток раскованных афоризмов, дегустировать которые будет лишь она одна, тем более что ситуация была весьма двусмысленная.

– С предыдущей спутницей, – прошептала она, – вышла презанятная история. Мы все думали, она ему жена, а оказалось, что нет!

– Неужели? – протянул мистер Уайльд. – Разумеется, стоит время от времени менять жен, но нельзя же, чтобы это превращалось в привычку!

Леди Эрлин захихикала и прикрыла рот веером. Ох уж этот мистер Уайльд! Однако лучше действительно не скажешь.

– О, я уверена, Эмили найдет на него управу. У этой малютки есть голова на плечах, мистер Уайльд!

– Ей бы не повредила еще одна, мама, – сказала мисс Стелла Эрлин, подходя к ним.

Леди Эрлин сделала страшные глаза.

– Молодежь! – шепнула она Уайльду. – Никакого представления о приличиях, право слово… А вот и великий князь Вольдемар! А…

Леди Эрлин замерла с открытым ртом. Особа, державшая под руку великого князя Вольдемара, оказалась не кто иная, как прежняя герцогиня Олдкасл (незаконная, как выяснилось). Прежде чем леди Эрлин успела принять какие-либо экстренные меры, Арчи повернул голову и заметил Амалию. Эмили тоже увидела свою соперницу и слегка побледнела.

– Ой, что сейчас будет! – прошептала Стелла Эрлин Уайльду со сладким ужасом.

Но ничего особенного не произошло: князь и герцог пожали друг другу руки, Арчи поцеловал руку Амалии, правда, задержав ее ладонь в своей чуть дольше, чем допускается приличиями, а князь сделал Эмили какой-то замысловатый комплимент. Во всяком случае, мир не был нарушен.

– Ах, как скучны нынешние гостиные! – сказала в досаде Стелла, складывая веер. – Даже приличного скандала не увидишь.

Амалия не успела опомниться, как перед ней оказался тот самый говорливый ирландец, чье общество наводило на нее оторопь. По мнению Амалии, мистер Уайльд довел искусство разговора до такой степени, что всякая надобность в собеседнике отпадала сама собой. Любая беседа с журналистом неизменно превращалась в его монолог, отчего наша героиня начинала отчаянно скучать. Он стал излагать ей свои взгляды на мировую историю, дамскую одежду, искусство, христианскую мораль, английскую мораль и сочинения мистера Достоевского, которого баронесса Корф терпеть не могла. Если бы Амалия догадалась записать этот монолог, то, вне сомнений, он представлял бы собой поистине бесценный документ для современных исследователей творчества Уайльда. Но так как Амалия не умела читать в будущем и не знала, что этому крупному, неповоротливому, добродушному человеку суждено стать одним из величайших писателей ее века, она только кивала головой на его высказывания, самым беспардонным образом пропуская их мимо ушей. Арчи и князь в углу гостиной оживленно обсуждали достоинства охотничьих собак, причем князь насмерть стоял за русскую борзую, а Арчи – за гончую. Улизнув наконец от словоохотливого ирландца, Амалия с облегчением перевела дух. Но оказалось, что она рано обрадовалась, ибо у окна ее подкараулила Эмили Стерн. Больше всего Эмили боялась, что Амалия попытается как-то заявить права на ее жениха, и, видя, что та даже не предпринимает попыток к этому, маленькая глупышка воспрянула духом.

– Я безумно рада вас видеть, – говорила Эмили, глядя на соперницу блестящими, оживленными глазами. – Правда, забавно? Вы и… – Она умолкла и порозовела, внезапно осознав, что ничего забавного в создавшейся ситуации, в сущности, нет. – Вы тоже выходите замуж? Наверное, это очень приятно – стать великой княгиней. Хорошо бы и в Англии ввести такой титул! Мы с Арчи когда-нибудь наведаемся в Петербург, если выдастся свободное время. Красивый город, мне говорили. Это его называют северной Венецией?

– Да.

– Вы там все время живете?

– Почти.

– Вы на меня не сердитесь? – жалобно спросила Эмили, на которую краткость ответов ее собеседницы произвела удручающее впечатление.

– За что мне на вас сердиться?

– О, ну вы знаете… Просто Арчи всегда любил меня, – сказала Эмили застенчиво. – Все остальные для него не существуют. Когда вы выходите замуж?

– А вы?

– После Нового года. Так хочет королева. Потом начнем перестраивать замок.

– Зачем?

– Но он ведь так ужасно выглядит! Вся эта мешанина… Никакого единства, сплошная безвкусица. Так сказал архитектор. Вы знаете, мы уже архитектора нашли. Столько дел, столько дел! Потом надо будет избавиться от викария. Попросить, чтобы его перевели куда-нибудь.

– Викария? Чем же мистер Моррис пришелся вам не по душе?

Эмили потупилась.

– Трудно сказать. То одно, то другое… Просто я не хочу, чтобы он был там. Он недобрый человек.

– В самом деле?

– Да. Священник не должен быть таким. Он столько всякого наговорил мне про Арчи, когда я… когда вы с ним… Словом, я думала, все пропало, а этот злой человек только бередил мои раны. И Мэри мне на него жаловалась.

– Мэри Невилл?

– Да. Она говорила, ей с ним неудобно. Когда утонул ее кузен, брат Арчи, она плакала, а викарий выразился в том смысле, что ей не следует тратить зря свои слезы. Но вам, наверное, это неинтересно.

Однако Амалии как раз это было очень интересно.

– Эмили, – спросила она, стараясь говорить спокойно, – а что еще вы знаете о викарии?

Эмили пожала плечами.

– Ничего особенного. Кажется, он не из наших мест. Он сирота, ему покровительствовала леди Эверилл. С ее помощью он четыре года назад получил этот приход… А, вот и ты, дорогой!

К ним подошли великий князь Владимир Львович и Арчи.

– Здравствуйте, – застенчиво сказал герцог Амалии.

– Здравствуйте, – как ни в чем не бывало отозвалась она.

Эмили тотчас же вцепилась в своего жениха.

– О, милый, ты обещал познакомить меня с синьорой Боргезе. Смотри, она как раз свободна!

И девушка в розовом решительно увела герцога Олдкасла. А он все оборачивался на Амалию, одетую в изумрудно-зеленое платье, и Эмили, видя это, сердилась и кусала себе губы…

Викарий Моррис перестал читать и зажег лампу. Стемнело. Он налил себе чаю и, мельком взглянув на стенные часы, вышел в сад, позвать пестрого кота, бродившего где-то по соседству. Кот был единственным существом, которое викарий терпел возле себя. Сколько он себя помнил, он никогда не любил собак, развязных, нечистоплотных животных, которые совокупляются у всех на виду. В кошках же ему чудилось нечто бунтарское, необъяснимое. Кто знает, о чем думает кот, глядя на языки огня в камине?

Вернувшись в дом с котом на руках, викарий сразу же ощутил опасность. Он отпустил Сэнди, и тот, мяукнув, скользнул по коридору в гостиную.

Поколебавшись, викарий с сильно бьющимся сердцем последовал за котом. Ладони у него вспотели, и он нервно вытер их об одежду.

Она сидела в плетеном кресле у камина, и из-под шляпки с облаком перьев он хорошо видел ее сверкающие золотистые глаза. Сэнди, смущенный вторжением постороннего в свое царство, забился в угол.

– Кто вы, мистер Моррис? – спросила она.

Викарий нервно сглотнул.

– Миледи! Как я… Какая честь… – Слова булькали в горле, не желая выходить наружу. – Снова в наших краях?

– Я задала вам вопрос, – спокойно повторила она. – Кто вы, Роберт Моррис?

– Я? Я викарий. – Он наконец-то смог улыбнуться. – Может быть, чаю? Я не привык…

Амалия не сказала ни слова. Он ловко достал вторую чашку, налил в нее чаю.

– Признаться, я привык один… Сахару?

– Да. Ну так кто же вы, сэр?

Викарий сел и сложил руки перед собой кончиками пальцев. Такая поза вскоре показалась ему утомительной, и он опустил руки.

– Что есть человек? – Он чувствовал себя все увереннее. – Древние не раз пытались ответить на этот вопрос. Квинтилиан…

– Не пытайтесь увиливать. Старый герцог Олдкасл – ваш отец?

У викария вдруг напряглись все мускулы на лице.

– С чего вы взяли?

– С того, что больше всего на свете вы ненавидите его семью.

У него забегали глаза. Это было неприятно. Она поднялась с места и подошла к нему. Медленно, очень медленно, – и он стиснул руками подлокотники, борясь с желанием вскочить и убежать прочь.

– Ну так как? – спросила она, останавливаясь перед ним и глядя на него сверху вниз с безграничной гадливостью.

Моррис почти решился. Он уже сознавал, что выдал себя, но не мог вот так просто прекратить сопротивляться.

– Я не понимаю…

– Нет, вы все понимаете.

Она метнула взгляд на Сэнди, притаившегося под комодом, и не спеша вернулась на свое место.

– Вы незаконнорожденный. Кто была ваша мать, я не знаю. Вероятно, одна из служанок в Олдкасле. Герцог был не слишком разборчив в своих связях. Ваша мать умерла. Вас воспитали чужие люди, и от них вы узнали, кто ваш отец. Вы были нищим, жалким, отверженным. Он был богат и знатен, его дети учились в лучших школах и имели все, а главное – они не были незаконнорожденными. Когда вы возненавидели его и их? Тогда, в детстве, или позже? Вы стали священником и втерлись в доверие к леди Эверилл. Вы добились назначения в этот приход, лелея в душе план мести. Не так ли?

Слабый румянец выступил на щеках викария.

– Даже если так, что из того?

– И вы начали мстить. Герцогиня Олдкасл умерла еще до вашего приезда от чахотки. Наверное, вы очень страдали, что не успели с ней разделаться, но перед вами был другой слабый член семьи – Джорджина. Это вы подыскали ей любовника, который встречался с ней в заброшенной хижине?

– Вы и это знаете? – удивился викарий. – Поразительно!

– А потом не вы ли нашептали ей на ухо спасительную мысль о самоубийстве?

Викарий взял чашку обеими руками и медленно отпил несколько глотков. Он с удовлетворением отметил, что его руки не дрожат. Амалия, зябко поежившись, последовала его примеру и тоже сделала глоток.

– Я исполнил свой долг, – произнес Роберт Моррис очень спокойно. – Вы хотите знать, было ли мне ее жаль? Нет.

Амалию передернуло.

– В сущности, вы совершили убийство, но ни один суд на земле не смог бы вас наказать за то, что вы сделали. И вы решили, что будете действовать так же и дальше – скрытно, исподтишка, используя обстоятельства. Верно? Так, кто у нас был дальше – старый герцог?

– Он умер от удара, – прозвучал ответ.

– Вы улыбаетесь? Я думаю, что удар приключился при вас, ведь вы были в замке как раз до того, как обнаружили тело. Вы могли бы позвать на помощь, но не сделали этого. Вы просто сидели там… и смотрели, как старый герцог умирал. Потом вы вышли и сказали, что герцог просит не беспокоить его. Кто знает – может, вы и спровоцировали этот удар? Сказали ему что-нибудь про дочь… чего он не мог выдержать.

Викарий улыбнулся:

– Он сильно сдал в последние дни. Я решил, что он созрел, знаете, как спелая груша. Пора было срывать плод: герцог и так слишком задержался в этом мире.

– Понимаю, – сказала Амалия. – Но младшие члены семьи были крепче, к ним труднее было подобраться. И тогда вы стали настраивать против них Невиллов из коттеджа и их друзей. Что вы там нашептывали Брюсу, Мэри, Этель и Генри, а? Что немного яду и смекалки, и богатство у них в кармане? Но Брюс был слишком ленив для такого рода действий, а Мэри – слишком прямодушна, зато Этель и Генри восприняли ваши наставления очень близко к сердцу. Они оба попались на вашу удочку, не зная этого. Мне говорили, что они не такие люди, чтобы пойти на хладнокровное убийство, но я не верила, а ведь мне следовало еще тогда понять, что за ними стоите вы. Викарий – главное лицо в деревне, он в курсе всех дел, с ним все советуются… ему доверяют, как никому другому, потому что он духовное лицо. Как же все просто!

– Да, я негодяй, – спокойно сказал викарий, зевая и прикрывая рот ладонью. – А еще я упросил моего бога наслать бурю на Венецию, когда Сирил и его жена катались на лодке.

– Мне не нравятся ваши шутки, Моррис.

– Я слышал, – лениво произнес викарий, прихлебывая чай, – что Генри Брайс оказался в то время в Венеции, под другим именем. Но я почему-то склонен думать, что это совпадение.

– Значит, он их убил по вашему наущению, – подытожила Амалия. – Черт! Как я рада, что отправила этого мерзавца на тот свет.

– Негоже для христианина таить в голове дурные мысли, – заметил викарий со слабой улыбкой.

– Ваша ненависть к Олдкаслам зашла так далеко, что вы даже притворились, будто заболели, когда надо было венчать Арчи и Эмили. Вы просто не могли видеть их счастья. Зато потом вы отыгрались, нашептывая бедной Эмили гнусности про ее жениха.

– Я просто хотел раскрыть ей глаза. А теперь, с вашего позволения, я бы предпочел остаться один. Все эти разговоры про убийства и заговоры мне порядком надоели. Всего доброго, миледи.

– Не торопитесь, Моррис, – перебила его Амалия. – Дайте мне… – Она запнулась и потерла виски пальцами. – Конечно, с точки зрения закона вы неуязвимы.

– Я надеялся, что вы это поймете, миледи. – Моррис посвободнее сел в кресле и закинул ногу на ногу. – Запомните: что бы вы ни измышляли, вам никогда ничего не доказать. Брайс в земле, Эмили в больнице, старый герцог сдох, его дочь тоже сдохла.

– Да как вы смеете… – вскипела Амалия.

– Смею, – возразил викарий. – О, это было так забавно, дергать за ниточки эти мелкие душонки и потом наблюдать, как они корчатся. А Джорджина… – Моррис улыбнулся. – Ей приглянулся мой помощник, а я… я не стал возражать против их встреч. Бедняжка так верила в любовь и всю эту чепуху из романов, что совершенно потеряла голову. Проблема заключается в том, что жизнь – настоящая жизнь – начинается там, где романы обычно заканчиваются. И когда произошло непоправимое, оставалось только легонечко ее подтолкнуть. Потому что она никогда не посмела бы сказать отцу о том, что с ней произошло.

– Оказывается, вы еще больший негодяй, чем я полагала, – промолвила потрясенная Амалия.

– А, это все слова. Негодяй, праведник… – Моррис демонстративно зевнул. – Вы очень назойливы, миледи. Тем не менее мне даже в какой-то степени приятно, что вы раскусили меня. Утомительно носить все время в себе тяжкий груз своих замыслов. К счастью, ими вы ни с кем не сможете поделиться – иначе вас засмеют. Священник-убийца? Да такого по определению не может быть, а значит, не бывает никогда… Теперь вы все знаете, но ничего не можете доказать.

– Ну, это еще как посмотреть, – задумчиво сказала Амалия. – Любопытно, если поднять труп леди Эверилл…

– Леди Эверилл? – насторожился викарий.

– Да, вашей благодетельницы. Странные они люди, благодетели! Делают добро, но взамен непременно требуют, чтобы им были благодарны всю оставшуюся жизнь. Говорят, леди Эверилл умерла в муках, якобы от приступа острого гастрита. Любопытно, ведь она завещала вам порядочные деньги. И если поднять труп старой леди… Ведь следы яда сохраняются долго, очень долго! Да, наверное, с этого и следует начать.

Викарий, не отрываясь, смотрел в лицо Амалии.

– Вы так не сделаете! – прохрипел он.

– Еще как сделаю, мистер Моррис!

Викарий отвел глаза и, взяв нетвердой рукой молочник, налил себе в чай молока.

– Вы пытаетесь загнать меня в угол, – все так же хрипло промолвил он. – Но у вас ничего не выйдет! – Он прокашлялся и залпом проглотил чай. – Никто не даст вам разрешения копаться на кладбище. Я кое-что знаю о вас, навел справки. Вы – подозрительная особа, миледи, и никто не позволит вам тут распоряжаться. У нас в Англии все просто: человека закопали – и никто его уже не потревожит. Так что забудьте о леди Эверилл. – Он слегка поморщился. – Что-то молоко прокисло… Так что вы зря стараетесь. Я все продумал, прежде чем начать претворять в жизнь свои планы. Колебался, прикидывал так и эдак. Умный человек сначала взвесит все шансы, а потом уже действует. Говорю вам сразу же: виселица меня не прельщает! И я туда не попаду. Так что всего доброго, миледи.

Он сделал попытку подняться с места, но внезапно повалился обратно в кресло. На лбу у него выступили крупные капли пота.

Амалия встала, взяла молочник и понюхала молоко.

– Странно, – заметила она безразлично, – молоко-то свежее.

Викарий поднял на нее глаза, и тут в его взгляде что-то мелькнуло. Он понял.

Жесточайшая судорога сотрясла его тело. Он скатился с кресла на пол и стал царапать ногтями половицы, извиваясь всем телом.

– Вы… вы… – прохрипел он.

Глаза его буквально вылезли на лоб, он тяжело дышал. Сэнди жалобно замяукал.

– Врача! Умоляю вас!

Амалия не шелохнулась. Викарий приподнялся, глядя на нее диким взором.

– Вы… вы подменили чашки…

– Рада, что вы это поняли, – сказала Амалия. – Просто я решила, что с таким, как вы, не грех будет подстраховаться. Я не имею привычки пить чай с отравителями.

Она подменила чашки, когда подходила к викарию в начале беседы. Платьем Амалия загородила стол и свободной рукой осуществила подмену. Если бы в ее чашке не оказалось мышьяка, викарий бы не пострадал. Но она угадала правильно: не зря он так долго возился у буфета. Поняв, что его разоблачили, он сразу же решил, что не отпустит ее живой.

Морриса вновь начало сводить ужасающей судорогой. Он катался по полу, его тело корчилось в немыслимых позах, руки и ноги дергались, как у эпилептика.

– Спасите меня! – крикнул он из последних сил. – Вы же можете, я знаю!

– Могу, – спокойно ответила Амалия. – Но не хочу.

Агония продолжалась еще некоторое время. Наконец Моррис вытянулся и застыл. Изо рта его текли кровь и пена. Судя по всему, он не поскупился на яд для Амалии, но испытать его действие пришлось ему самому.

– Спасибо за чай, мистер Моррис, – сказала Амалия. Она убрала свою чашку и, убедившись, что не оставила в комнате следов своего присутствия, скользнула за порог.

Сэнди вылез из-под комода, подошел к хозяину и стал жалобно мяукать. Викарий не шевелился, и Сэнди лег, свернувшись калачиком, возле него. Так они и встретили утро, когда случайный прохожий обнаружил уже окоченевшее тело того, кто когда-то был Робертом Моррисом.

В это время Амалия была уже далеко.