Глава 34,

в которой некто переживает крушение надежд

Амалии оставалось сделать еще одно дело – самое неприятное, и поэтому она оставила его напоследок. В среду вечером она отправилась в российское посольство, повидаться со старым другом Сергеем Владимировичем Голицыным.

Князь был свободен и, казалось, искренне обрадовался встрече с Амалией.

– А, прекрасная Амалия Константиновна! Заходите, заходите. Видите, какие я статуи приобрел? Просто чудо!

В центре небольшой полукруглой залы стояли четыре статуи, вынутые из ящиков, набитых стружкой – чтобы не повредить их бесценное содержимое при перевозке.

– Не правда ли, восхитительно? Обратите внимание на разворот головы. – Князь подошел ближе и осторожно сдул завиток стружки с одной из статуй, у которой не хватало руки. – Не удивлюсь, если это и впрямь Древняя Греция! – Глаза Сергея Владимировича горели непритворным восторгом. – Но даже если это и подделка, я не в обиде. Знаете, как говорят итальянцы: se non e vero, e bene trovato.

Старик обернулся к Амалии, и лицо его разгладилось.

– Однако я что-то совсем заболтался. Садитесь, прекрасная баронесса! Я слышал, вы снова стали баронессой, не так ли?

– Увы, да, – в тон ему ответила Амалия. – По воле королевы.

– Старой бочки? – Князь хитро сощурился. – Одним словом, теперь вас больше ничто не удерживает в Англии. И слава богу! Но как вы провернули вашу миссию! Браво, брависсимо! Его императорское величество просто в восхищении, да и я тоже. По возвращении вас наверняка представят к награде.

– В самом деле? – спросила Амалия недоверчиво.

– Да, да! Император уже и указ заготовил. Ввиду ваших особых заслуг, – князь прочистил горло и улыбнулся, – на ниве, гм, благотворительности…

Оба засмеялись.

– Да, да, баронесса! Ведь вы на самом деле творите благо для своей страны! Стало быть, ваша деятельность и есть благотворительность…

Князь повернулся к своим статуям и отступил на несколько шагов назад, чтобы обозревать их с более удобной точки.

– Кстати, что слышно про наших друзей? – осведомилась Амалия, играя веером.

– О… – небрежно отозвался Голицын. – Лаймхауз терпит колоссальные убытки. Он поторопился произвести больше пушек, чем надо, и теперь не знает, куда их девать. Лорд Ундервуд на днях закатил супруге ужасную сцену, когда она робко предложила пригласить баронета к ним в гости. Лорд Сеймур хоть и не получил отставку, но поговаривают, что дни его в правительстве сочтены. И все это благодаря вам!

«И вопреки вам», – подумала Амалия, сохраняя на лице непринужденную улыбку.

– Изумительные статуи, – заметила она, складывая веер и пряча его в сумочку.

– О да, – рассеянно отозвался Голицын.

Амалия шагнула к двери и незаметно заперла ее на ключ.

– Любопытно, – продолжала она ровным голосом, – вы купили их на те деньги, которые получили за меня, или нет?

– Простите, милостивая государыня? – насторожился князь, из любезного хозяина враз превращаясь в сухого и неприятного старика-бюрократа.

Амалия пожала плечами и вскользь заметила:

– Я знаю, что именно вы предали меня.

– Я вас не понимаю! – Голицын выпятил грудь, украшенную орденами.

– Я говорю о моей миссии, – невозмутимо пояснила Амалия. – Почему Уивертон ждал меня в Дувре? Потому что его предупредили. И сделать это могли только вы. Вы единственный в Лондоне были осведомлены о том, зачем я еду сюда.

– Амалия Константиновна, – вдруг заговорил Голицын благодушно-заботливым тоном, – я, конечно, не врач, но мне кажется, вы перетрудились.

– Неужели? – спросила Амалия вкрадчиво.

В следующее мгновение она извлекла из сумочки револьвер. Судя по выражению лица Голицына, появление столь грозного оружия вовсе не прибавило князю оптимизма.

– Это… это же… – забормотал он. – Вы что… Вы хотите меня убить? Хм, просто смешно!

– Согласна, – тяжелым голосом промолвила Амалия. Она слегка шевельнула рукой и прицелилась в одну из статуй.

– Нет! – дико вскрикнул князь, вскинув стиснутые кулаки. – Не надо! Только не это!

Амалия улыбнулась. Ее расчет полностью оправдался. Как, впрочем, и всегда.

– Милостивый государь! – вежливо сказала она. – Запомните: я никому никогда не позволяю водить себя за нос. Так сколько вы выручили за свое предательство?

– Никакого предательства не было! – крикнул Голицын.

– А что же? Дружеская услуга?

Голицын вскинул голову и сжал губы.

– Я вам ничего не скажу. Ничего! Все это вздор! Можете обвинять меня в чем вам угодно!

Грянул выстрел, и с потолка на статую посыпались мелкие частицы штукатурки. Амалия нарочно выстрелила мимо, но в первое мгновение Голицын даже не понял этого.

– Как вы смеете… – простонал он. – Это же шедевры!

– А вы? – вопросом на вопрос ответила Амалия. – Как смеете вы? – Она дернула плечом, притворяясь, что снова целится в статую.

– Не надо! – взвизгнул Голицын, теряя самообладание. – Может быть, это работа самого Праксителя!

– Вы скажете мне или нет?

– Скажу. Скажу! – Князь весь трясся. Он достал платок и утер пот. Злобная улыбка кривила его губы. – Узнаю вас, Амалия Константиновна. Всегда правда, и ничего кроме правды, да? Ну так вы еще пожалеете об этом! Пожалеете, что не остались в неведении!

– К делу, Сергей Владимирович, – промолвила Амалия скучным голосом.

– Я и в мыслях не имел предавать вас. Клянусь!

– Все так говорят.

– О, но я-то оказался в особом положении, баронесса. – Последнее слово больше походило на шипение гадюки. – У меня был приказ.

– Какой приказ?

– Приказ выдать вас, чтобы вы не смогли выполнить свою миссию.

– Что за чушь! Кто мог вам приказать?

– Как кто? Я слуга государя, Амалия Константиновна. Государь император Александр Александрович и приказал мне. Как я мог ослушаться?

Амалия замерла на месте. Что за бред!

– Вы! Что вы мелете, жалкий старик?!

– Ага, не нравится… – залопотал Голицын. – Не нравится правда-матушка? Да, я предал вас! И я сделал так, потому что этого захотел император. Неужели вы так ничего и не поняли, Амалия Константиновна? Не поняли, зачем вам поручили столь неправдоподобную миссию – не допустить войны? Миссию, которую никто в целом свете не смог бы исполнить? А вы, с вашим-то умом, с вашей сообразительностью – как вы могли воспринять всерьез такое дикое задание? А вы поверили, да? Что от вас только зависят война и мир, да? Эх, Амалия Константиновна! Да никто и не ждал от вас, что вы справитесь с порученным вам делом! Никого оно не интересовало, поймите! Это был всего лишь предлог. Предлог, чтобы убрать вас из Петербурга!

– Вы лжете! – голос Амалии почти срывался на крик. – Лжете! Вы только что придумали всю эту галиматью, чтобы оправдаться, чтобы…

Голицын улыбнулся.

– Не верите? – Он подошел к столу, выдвинул какой-то ящичек. Амалия следила за ним настороженно, как зверь, попавший в ловушку, следит за охотником. – Вот, полюбуйтесь! Собственноручное письмо императора. Может, и он тоже лжет? А?

Амалия опустила револьвер и схватила листок. Французские строчки запрыгали перед глазами.

«…je vous demande de faire tout votre possible pour que la baronne ne puisse pas accomplir sa mission, celle-ci n’étant d’ailleurs (comme vous le savez bien) qu’un pretexte pour la renvoyer de St. Pétersbourg…

…si nos amis anglais l’arrêtent…

…elle ne doit rien en savoir…

…nous comptons sur vous dans cette affaire délicate…»

…если наши английские друзья ее арестуют…

…она не должна ничего об этом знать…

… мы рассчитываем на вас в этом деликатном деле…

Амалию затрясло, хотя в комнате было совсем не холодно. Что же все это значит?

– Но что… – начала она беспомощно, кладя письмо на стол, и как бы захлебнулась, не сумев произнести свой вопрос.

– Деточка, – произнес Голицын с жалостью, которая была хуже любого презрения, – я думал, вы умнее. Они же обманули вас! Правда, и вы тоже обвели их вокруг пальца. Они дали вам невыполнимое задание, а вы взяли и справились с ним, причем блестяще! О, они это оценили, можете быть спокойны. Как они там в Петербурге, должно быть, надрывали животы! – Старый дипломат горько улыбнулся. – Да, я предал вас. Я подставил вас, баронесса. Но не по своей воле, клянусь вам!

– А как же война? – спросила Амалия дрожащим голосом. – Или это тоже выдумка?

– А что война? – сказал Голицын устало. – Россия всегда воюет. Такая уж у нас, видно, судьба. Все жируют, а мы воюем. Мы ведь Наполеона побили, Амалия Константиновна, и что ж, думаете, не побили бы какую-то Англию? В ней ведь отродясь Наполеонов не водилось.

– Но зачем? – промолвила Амалия тихо. – Зачем нужно было сдавать меня? Что я такого сделала?

Лицо Голицына сделалось серьезно.

– И вы не догадываетесь?

– Нет.

– Вы, Амалия Константиновна, нарушили планы его императорского величества, а такое не прощается. Князь Владимир Львович должен был ради упрочения наших связей с Германией жениться на немецкой принцессе. А теперь что? Вертихвостка вы, право. Вскружили голову не тому, кому надо, да так, что он помолвку разорвал. Скандал до небес! Вот они и решили – если дать вам невыполнимое задание да сделать так, чтобы вас упрятали подальше… Свои-то руки никому марать не хочется, а чужие – на то они и чужие, чтобы грязную работу делать.

Тень ближайшей статуи была похожа на раскинувшую крылья омерзительную летучую мышь. Амалия смотрела на нее безумными глазами.

– Так все только из-за великого князя? Из-за этого…

– Да, Амалия Константиновна. Из-за него. Вы бы находились в лечебнице под присмотром, далеко, а там бы, глядишь, и его удалось уломать. Он и раньше блажил, но до такого еще не доходило. Поэтому, когда император узнал о вашей свадьбе, он был очень доволен. Он вызвал Владимира Львовича и… Словом, огорошил его. Да еще сказал, что вы, дескать, предательница и все такое. Только на Владимира Львовича сами знаете как подействовало известие. Он взял да и помчался в Англию за вами.

Вот оно что… Он просто сказал… Знал, что она никого не предавала, но все же сказал. Забавно, что из совершенно неверных предпосылок она все же сделала правильные выводы.

– А Багратионов? – спросила Амалия. – Он знал об этом?

– Да как же не знать-то, – вздохнул Голицын. – Вся комбинация его, он же ее и придумал, чтобы от вас избавиться. Как раз его идея и была – в Англию вас послать…

Амалия шагнула к дверям. «Только бы не разрыдаться теперь. Не здесь. Не сейчас. Потом…» У нее было такое ощущение, словно собственное тело вдруг стало на десять пудов тяжелее. Каждое движение стоило ей неимоверных усилий.

– Так что я тут ни при чем, – добавил Голицын. – Я всего лишь исполнитель монаршей воли.

Амалия дернулась, как от удара. Это было уже чересчур.

– Сволочь! Мерзавец! – крикнула она, обращаясь не то к Голицыну, не то к далекому императору.

– Нет, нет, не надо! – истошно завопил Голицын.

Но Амалия уже вскинула руку с револьвером, и голова мраморной Венеры брызнула осколками во все стороны, упал с постамента раненый Амур, отлетела нога у Феба. Барабан сухо защелкал – патроны кончились. Амалия повернулась и бросилась прочь.

– Ненормальная! – кричал Голицын ей вслед. – Ты… ты… Боже, что она наделала! Мои статуи! О-о!

Амалия распахнула дверь, сбежала по лестнице, кинулась к карете великого князя, ждавшей ее у крыльца.

– В отель!

– Сейчас, – пробормотал кучер, испуганный безумным лицом баронессы Корф.

И вновь мимо потекли окутанные туманом улицы под ровное цоканье лошадиных копыт. Забившись в уголок, Амалия дала волю своим чувствам – разрыдалась в три ручья, и слезы градом катились по ее щекам. Она уже не чувствовала себя победительницей. Она верой и правдой служила своей родине, много раз рисковала ради нее и жизнью, и здоровьем, и что получила взамен? Баронесса Корф была одним из лучших агентов, и ее предали! Ею пожертвовали, как пешкой, только ради того, чтобы какой-то великий князь, ничтожество с громким титулом, если вглядеться пристальнее, смог жениться на образине, лишь немного посимпатичней, чем леди Джейн Ундервуд. Да, вот так просто ее, Амалию Корф, сбросили со счетов. Хуже того – ее использовали и выбросили вон, как вещь, словно она не была и умна, и хитра, и… Теперь она понимала, что должен был почувствовать лорд Ундервуд, читая письма якобы жены и к жене, которые сочинила она, Амалия, от начала до конца. И даже то, что она одержала верх, несмотря ни на что, уже не радовало ее. Она зло улыбнулась, вспомнив лицо Голицына во время расстрела дорогих его сердцу статуй. Это было жестоко, нелепо и бессмысленно, но она ничего не смогла с собой поделать.

– Да… – мрачно проговорила она вслух. – Как сказал бы мой друг Билли Мэллоуэн, хороший выстрел, да попал не туда.

Ей неожиданно опротивело все. Работа, ради которой она совсем недавно была готова если не на все, то по крайней мере на многое; Багратионов, Голицын, государь император, Лондон и его туман… И великий князь Владимир Львович стал ей глубоко неприятен.

Да, но что будет теперь? Конечно, она уйдет со службы, это ясно. И награды никакой, разумеется, не получит, это еще яснее. Может, стать для разнообразия великой княгиней, показать им всем, насколько мало она считается с их мнением? Но наша героиня мгновенно представила себе, как муж будет изменять ей, пренебрегать ею, унижать ее (а Владимир Львович был именно таков, и ожидать от него чего-либо другого было бы глупо), и у нее пропало всякое желание становиться его женой.

– Ладно, – сказала Амалия самой себе. – Там увидим.