– Ах, мадам! Какая жестокая, варварская страна!
Выручил Франсуа не герцог, а служанки из замка. Они выскочили наружу и стали швырять в преследователей повара всем, что попадалось под руку, в том числе и довольно увесистыми камнями. Под прикрытием огня своих поклонниц Франсуа успел забежать в кухню и забаррикадировался там. На физиономии мошенника светились синяки и царапины, одежда была порвана, – видно, ему здорово досталось от разъяренных англичан.
Амалия увидела, в каком плачевном состоянии находится ее помощник, и, точь-в-точь как недавно герцог, разразилась хохотом.
– И ничего тут нет смешного! – надулся Франсуа. Однако через мгновение он уже тоже смеялся вместе с Амалией.
– Бедный мой Франсуа! – сказала она, отряхивая его одежду. – Тебе следует быть поосторожнее!
– Между прочим, мадам, – заявил Франсуа, выпрямляясь, – я пострадал, исполняя ваши поручения!
– Одним словом, ты перетрудился.
– Точно так, мадам!
Амалия вздохнула:
– Ну, вот что, Франсуа: сиди на кухне и не показывай носа наружу, хорошо? Я думаю, от тебя в твоем нынешнем состоянии толку все равно мало.
– Постойте, постойте! – заторопился Франсуа. – Что же это такое? Да, меня чуть не нанизали на вилы мои недоброжелатели, жалкие завистники, собаки на сене, но ведь я не пострадал серьезно! Подумаешь, пара царапин!
– Франсуа, – серьезно промолвила Амалия, – ты рискуешь жизнью и даже больше: самым ценным в жизни мужчины!
– Видно, такая уж у меня судьба, – вздохнул мошенник. – Говорите, мадам, что надо сделать.
– Только не покидая замка.
– Да что вы! Ни-ни!
– Так вот, Франсуа. Прошлым вечером по дороге, кроме меня, должен был ехать еще кто-то. Тот, кто подобрал смертельно раненного, понимаешь? Это был экипаж или в крайнем случае повозка. Мне надо знать, кто это был. Либо он ехал в Принсхиллз, либо в сторону Эмберов. Улавливаешь суть?
– Да, мадам!
– Только умоляю тебя: ни шагу за порог, а то завистники твоего таланта спляшут джигу на твоих костях.
– А что такое джига, мадам?
– О, это такой танец, который танцуют на костях врагов. Английский обычай, понимаешь?
– Мадам шутит!
– Кроме шуток, Франсуа: береги себя! Мне бы не хотелось, чтобы с тобой что-нибудь случилось.
– А как бы мне этого не хотелось, мадам!
– Закончили военный совет? – спросил Арчи, когда Амалия вышла из кухни.
– Да. Где Зигзаг?
Собака – помесь гончей и лабрадора – тотчас отыскалась и стала, напрыгивая на Амалию, взволнованно лизать ей лицо и руки. Арчи, завидев эту картину, малость погрустнел.
– Ну, вот, и Зигзаг любит вас больше, чем меня, – вздохнул он. – Непостижимо!
– Вы ревнуете, Арчи? Это нехорошо. Посудите сами: я уеду, а вы останетесь. Ведь наш договор по-прежнему в силе.
Арчи отвел глаза и ничего не сказал.
– Кстати, – деловито спросила Амалия, – где та дубинка, с помощью которой ночной незнакомец пытался устроить мне вне очереди встречу со святым Петром?
Арчи моргнул и наморщил лоб.
– Дубинка… Нуда, конечно же! Вы думаете, это что-то даст?
Дубинка была немедленно принесена Скрэмблзом. Амалия впервые со вчерашнего дня увидела это грозное оружие и подумала, что незнакомец в маске точно не собирался с ней шутить. Убить такой штуковиной человека – пара пустяков.
– Ну, Зигзаг! Кто ее держал? Ищи его!
Зигзаг понюхал дубинку, расставив лапы и смешно задрав ухо, после чего подскочил к Скрэмблзу и яростно залаял на него. Лакей отшатнулся.
– А, черт! – сказала Амалия с досадой. – Похоже, эту дубинку держало в руках уже столько народу, что мы не узнаем, кому она принадлежала. Тихо, тихо, Зигзаг! Сейчас мы с тобой пойдем и немного погуляем.
– Что, опять? – возмутился Арчи. – Мы же и так все обыскали!
– Да, но тогда с нами не было собаки. Может, Зигзаг учует что-то такое, чего не заметили мы?
– Хорошо, – согласился Арчи. – Но я пойду с вами, учтите!
– На это я и надеялась, дорогой!
Амалия отвела собаку к месту вчерашнего происшествия. Зигзаг бегал туда и сюда, нюхал землю, но, похоже, ему ничего не удалось обнаружить. Если следы и были, их уже давно смыл дождь.
– Как кучер? – внезапно спросила Амалия. – Я совсем про него забыла, а это нехорошо. Он хотя бы жив?
– Да, но ему здорово досталось. Когда дерево упало, кони рванулись вперед и оборвали упряжь, а он не успел отпустить вожжи и упал с козел вниз головой. Однако доктор Арлингтон считает, что он поправится.
– Он что-нибудь сказал?
– Доктор?
– Нет. Кучер.
– Просил у вас прощения, что не заметил дерево. Это его больше всего огорчило.
– Он не виноват. Он что-нибудь видел, перед тем как упасть?
– Нет. Он клянется, что никого не видел. Все было, как всегда. – Арчи промолчал. – Одного я не понимаю: кто-то хочет избавиться от меня. Но вы-то тут при чем? Зачем впутывать в это вас?
– Арчи, – шепнула Амалия, – вы забываете, что я ваша жена.
– И?
– Далеко ведь не все знают, что наша женитьба – случайность. А что, если у нас будет наследник? Поэтому убийца и решил подстраховаться.
– Вот мерзавец! – выпалил Арчи. Краска сошла с его лица. – Значит, это Брюс!
– Я этого не исключаю, но…
– Но – что?
– Брюс – прирожденный бездельник, Арчи. Такие люди никогда ничего не делают – ни хорошего, ни плохого. Я думаю, за ним кто-то стоит. Кто-то более решительный и целеустремленный, что ли. Тот, кто тоже имеет свой интерес.
– Мэри?
– Может быть, и она.
Зигзаг подошел к Амалии и, виляя хвостом, ткнулся носом в ее ладонь.
– Ничего, дружок? Ну и ладно. Может, повезет в другой раз.
– Я чертовски проголодался, – признался герцог. – Как вы думаете, этот ваш побитый любезник сумеет сварганить нам обед?
– Франсуа? Даже не сомневайтесь!
Амалия и Арчи зашагали обратно в замок, но на полдороге их нагнала двуколка викария Морриса.
– Доброе утро, ваша светлость!
– Доброе утро, Моррис, – отозвался герцог.
– О, миледи уже на ногах? Мы все в деревне до ужаса перепугались, когда услышали, что стряслось!
Амалия окинула взглядом фигуру викария. Впалая грудь, худое лицо, прилизанные волосы… Но не в этом, пожалуй, было дело, и не поэтому он так не нравился ей. От всего облика молодого священника веяло заурядностью, посредственностью, которую Амалия выносила с трудом. Вдобавок у викария был вид безропотного мученика, перенесшего бесчисленные беды и смирившегося с ними, хотя, в сущности, вряд ли его жизнь можно было назвать неудачной.
– Я надеюсь, вы заглянете в воскресенье к нам в церковь, – продолжал викарий смиренно. – Я прочту проповедь о том, что господь не дремлет и оберегает своих детей от гибели.
– Хорошая тема, – промямлил Арчи, которого уже начал утомлять этот разговор.
– Рад, что она вам нравится, сэр, – серьезно ответил викарий.
Амалию даже передернуло от подобострастия молодого человека.
– Мы придем, – сказала она, – если сможем.
Викарий не стал настаивать и отправился своей дорогой.
Дома его ждало приглашение от графини Стерн, матери Эмили, с просьбой приехать.
В графском замке Морриса забросали вопросами. Там уже прослышали о том, что случилось с Амалией, и, так как викарию по роду его обязанностей полагается знать все, надеялись услышать подробности из первых рук.
– Ах, бедная герцогиня! – восклицала мать Эмили. – Надеюсь, она не умерла? Просто невероятно, какие кошмарные вещи происходят в этой семье! А все из-за того ужасного камня. Ну почему бы им не продать его и не отделаться от него раз и навсегда?
– Он очень красивый, – пробормотала Эмили, до сих пор не забывшая, как он сверкал на платье Амалии. («А должен был быть на мне!» – подумала она ревниво.)
– Но, милая, – возмутилась мать, – всем же известно, что он приносит несчастье! Так как там герцогиня? С ней все хорошо?
Эмили была бы рада услышать, что ненавистная блондинка вот-вот отдаст богу душу, но все оказалось как раз наоборот. Ее светлость сегодня даже выходила, и вообще, не считая нескольких царапин, незаметно, чтобы она сильно пострадала.
– Значит, она легко отделалась. – Леди Стерн понизила голос. – А это правда, что кто-то нарочно подпилил дерево, чтобы убить ее?
Викарий подтвердил, что возле дерева была найдена пила.
– Какой-нибудь ревнивый любовник мадам! – заявил граф Стерн, входя в гостиную. Он слышал конец разговора и поторопился подать свою реплику, снабдив ее желчным смешком.
– Любовник? – встрепенулась леди Стерн. – А что, такое вполне возможно!
– Заговор анархистов! – авторитетно утверждал в то же самое мгновение некий завсегдатай «Веселого кабана» в Принсхиллз, потрясая кружкой.
– Представляете, – говорил в Лондоне приближенный принца Уэльского своему господину, – герцогиню Олдкасл хотели убить!
Берти слушал, широко распахнув внимательные глаза.
– Герцогиню Олдкасл? – переспросил он. – А кто это такая?
Где-то за полторы мили от них в гостиной фешенебельного особняка находились три человека. Лорд Ундервуд, сидя в кресле и закинув ногу за ногу, подчеркнуто невозмутимо курил трубку. Баронет Лаймхауз стоял, воинственно выпятив брюхо и заложив большие пальцы в карманы жилета. Лорд Сеймур застыл между креслом и брюхом, не решаясь сдвинуться с места, но даже ему не удалось предотвратить непоправимое.
– Вы мерзавец! – кричал Лаймхауз. – Как вы смеете!
Он схватил со стола свежий номер газеты Ундервуда и попытался театрально швырнуть его Печатному Станку в лицо, но лорд Сеймур перехватил гостинец на полдороге.
– Джентльмены, – бормотал Сеймур, шевеля мохнатыми бровями, как встревоженный леший, – это недоразумение… Я уверен, ужасное недоразумение!
– Да он продался русским! – в бешенстве крикнул Лаймхауз. – Они купили его с потрохами!
Он в ярости рванул узел галстука и грохнулся на диван всей своей внушительной массой. Диван сдавленно крякнул, но, по счастью, его изготовили мастера своего дела, и ни одна из ножек не подломилась.
– В отличие от вас, – презрительно уронил холеный старик в кресле, – я не продаюсь.
– Ундервуд, – тихо спросил Сеймур, – что произошло?
– Лорд Сеймур, – вежливо ответил мистер Печатный Станок, меняя ноги местами, – вы носите свою корону из рогов уже много лет и притерпелись к ней. С чем я вас и поздравляю. Ваша жена успела очень близко познакомиться с большинством лондонских актеров, не говоря уже о…
– Моя жена любит театр! – взвизгнул Сеймур, становясь кирпичного оттенка. – Что вы себе позволяете!
– Она его даже слишком любит, – отчеканил Ундервуд. – Этот господин, – тонкий мизинец с печаткой вытянулся в сторону Лаймхауза, – опозорил меня. Мне плевать на причины, по которым он соблазнил мою жену…
– Да на кой мне сдалась ваша уродина! – фыркнул выведенный из себя Лаймхауз.
– Но ему не следовало это делать, – ровным голосом закончил Ундервуд. – Вы допустили ошибку, баронет. Непростительную ошибку, и отныне я не желаю иметь с вами никаких дел, слышите?
– Клянусь вам! – Земля уходила из-под ног у баронета, и он готов был даже начать божиться, как торговка, продающая гнилые апельсины и утверждающая, что они созрели «в самый раз». – Что на вас нашло, в конце концов? Да я бы скорее умер, чем притронулся к вашей супруге, поверьте!
Заявление у него вышло, мягко говоря, неудачным. Ундервуд нахмурился.
– Прошу вас, Лаймхауз. Ваши оправдания ни к чему.
– Но вы хоть спросите ее! Спросите, было ли что-то между нами!
– И как вы думаете, она ответит мне правду? Да вы, оказывается, непростительно наивны!
– Но я уверяю вас! Это клевета, гнусная клевета!
Ундервуд сорвался с места и подошел к баронету вплотную. Хотя Лаймхауз был вдвое шире лорда в плечах, куда моложе его и значительно сильнее, он невольно съежился и втянул голову в плечи.
– Так вы не писали ей писем? – прогремел Ундервуд. – Не дарили кольцо с рубином? А ваш портсигар – откуда он у нее?
– Его у меня украли!
– Милорды, милорды… – бормотал лорд Сеймур.
– Советую вам, сэр, придумать объяснение получше, – брезгливо бросил Ундервуд. – Я не желаю больше вас видеть. Мой дом для вас закрыт. Если вы попытаетесь еще раз связаться с моей женой, то, – рука Ундервуда сжалась в кулак, – я публично изобью вас хлыстом, и мне плевать на то, какой скандал это вызовет. Прощайте.
– Да он ненормальный! – возмутился баронет. – Взъелся на меня черт знает из-за чего!
Лорд Ундервуд был уже на пороге, когда в спину ему, как жало, вонзился холодный голос лорда Сеймура.
– Лорд Ундервуд, – шепнул глава особого ведомства, – вы еще пожалеете об этом. Никто не может безнаказанно вот так взять и выбросить нас за борт!
Ундервуд медленно повернулся, сохраняя спокойствие. Угрозы – признак слабости, и в глубине души ему льстило, когда он их слышал. Не говоря уже о том, что сами его бывшие соратники подавали ему прямой повод для того, чтобы он счел себя вправе их уничтожить.
– Кажется, сэр, вы мне угрожаете? – бесстрастно осведомился он.
– Я вас предупреждаю.
– Хм, – сказал Ундервуд. – Тогда позвольте и мне предупредить вас. Не пройдет и недели, как я свалю вас и ваших друзей. – Он улыбнулся, и улыбка эта больше всего смахивала на улыбку змеи (если бы змея умела улыбаться), когда она видит слона и знает, что одного ее укуса все равно окажется достаточно, чтобы убить его. – Ничего личного, Сеймур. Кстати, это правда, что он переспал с моей женой на пари с вами? Впрочем, неважно. – Лорд Ундервуд слегка наклонил голову, прощаясь, и вышел.
– Он это что, серьезно? – жалобно спросил Лаймхауз.
– Молчите! – рявкнул Сеймур. – Если бы не ваша глупость, мы бы до сих пор держались вместе. А теперь этот мерзавец свалит правительство. Нам конец!
– Думаете, он на такое способен? – недоверчиво проговорил Лаймхауз.
– Пресса может все, мой дорогой баронет! – огрызнулся Сеймур. – И угораздило же вас, черт подери, спутаться с его женой!
– Но я и в мыслях не имел…
– Ах, да кому вы это рассказываете!