Войти в систему
Войти с помощью соц. сетей:
Эмили тихо взвизгнула и изготовилась упасть в обморок на руки молодого викария. Роджерс, казалось, пребывал в совершенном остолбенении.
– Арчи? – пролепетала Амалия, не узнавая своего голоса. – Что с Арчи?
– Не знаю, миледи, но герцогу совсем плохо!
Амалия кинулась к лестнице и, подобрав юбки, помчалась по ней, перескакивая через две ступеньки. Роджерс, выйдя из оцепенения, бросился за ней.
– Сюда, миледи, сюда!
Они оказались в уютной спальне, где стояла огромная кровать с витыми столбиками и полыхал камин. Впрочем, Амалии было не до разглядывания обстановки – с порога ей бросилось в глаза искаженное страданием лицо герцога Олдкасла. Тело его сотрясали судороги. Он скорчился на боку, стиснул в кулаках верх одеяла и стучал зубами.
– Арчи, – Амалия подбежала к нему, схватила его за запястье, липкое от пота и прохладное. – Арчи, что с вами?
– Не знаю! Мне плохо… плохо… Боже, как мне плохо! – застонал герцог, отворачиваясь.
– Что вы ели?
– Обед… Роджерс принес его сюда. Цыпленок, пудинг и… и кофе…
Он откинулся головой на подушку, тяжело дыша.
– Миледи, – бормотал Роджерс, – что же делать? Миледи…
– Пошлите кого-нибудь из слуг за Арлингтоном, живо! – Роджерс опрометью выскочил из спальни. – Арчи, – его взгляд ускользал от нее, – Арчи, что вы чувствуете? Опишите как можно подробнее. Слабость?
– Да.
– Голова кружится?
– Да. Да… – Он заворочался, комкая простыни. – Живот… болит. Больно… очень больно. – Он приподнялся, опершись на локти.
– Сухость во рту есть?
– Да… кажется.
– Жжение?
– Да. И еще этот привкус…
– Что за привкус, Арчи? – Амалия похолодела.
– Не знаю. Металлический… Странный…
– Роджерс! – заорала Амалия. Арчи застонал и стал натягивать на себя одеяло. Дворецкий тотчас появился. – Немедленно: два стакана теплой воды и две столовые ложки соли туда! Несите!
– Сию минуту…
– Скорее, черт возьми! Шевелитесь! Арчи, постарайтесь вспомнить. Когда это началось?
– Только что. Мне плохо, Эмили… О-о!
В дверях возникли любопытствующие физиономии Эмили Стерн и Роберта Морриса.
– О боже, – пискнула Эмили, – что с ним?
– Наверное, съел что-нибудь не то, – предположил викарий неуверенно, пожимая плечами.
Вбежал Роджерс, неся графин с водой и солонку.
– Чашку! Так… Пейте, Арчи. Роджерс, несите таз.
– Да, миледи! Доктор Арлингтон скоро будет.
– Таз, без разговоров! Арчи, сколько раз и в какое время вы ели сегодня? Вспомните, это очень важно.
– Перед охотой… позавтракал…
– Когда?
– В семь утра… Потом… обед… примерно час назад… Амалия огляделась, ища взглядом поднос.
– Где поднос? Тот, на котором вам принесли обед?
Роджерс протиснулся в дверь мимо Эмили и викария, неся таз.
– Поднос? Его убрали, миледи.
– Черт! Роджерс, на кухню, немедленно, и попытайтесь узнать, не осталось ли чего от той еды, что подавали герцогу. Это очень важно, слышите? А теперь садитесь, Арчи.
– Мне холодно, – прошептал несчастный.
– Ничего-ничего… – Она обхватила его за плечи и помогла сесть. – Тошнит? Голову ниже…
Через мгновение Арчи начало рвать.
– Тихо, тихо, – приговаривала Амалия, гладя его по затылку. – Вот и хорошо. Сплюньте.
– Боже, – простонал он, когда его наконец перестало выворачивать наизнанку, – боже… Извините, Эмили, я… Мне так неудобно… Перед ними…
Амалия подняла голову и тут только заметила в дверях гостей.
– Какого дьявола вы тут забыли? Вон отсюда! Убирайтесь!
– Вы не имеете права… – попробовала было протестовать дочь графа Стерна.
Амалия подскочила на месте. Она готова была сказать много разного, но тут Арчи снова вырвало чем-то зеленоватым.
– Моррис, уберите эту идиотку и убирайтесь вместе с ней!
Викарий вытаращил глаза, потрясенный столь бесцеремонным обращением.
– Но… но… – Он не находил слов.
– Делайте что вам говорят! – рявкнула Амалия.
Бормоча нечто невнятное, викарий увел мисс Стерн.
– Болван! – крикнула в сердцах Амалия ему вслед. – Ну что, Арчи? Роджерс! Еще воды с солью.
– Я больше не могу…
– Можете, Арчи, можете. Надо очистить желудок от этой гадости. Будьте паинькой и пейте.
– Что же я такого съел? Господи… Мне никогда в жизни не было так плохо.
Содержимое герцогского желудка вновь полилось в таз.
– Боже! А вот и цыпленок! – весело вскричала Амалия. – Роджерс!
– Да, миледи?
– Взбить четыре сырых яйца, все это бросить в стакан молока, перемешать и бегом сюда.
– Четыре яйца… стакан молока. Иду, миледи!
– Скрэмблз! Принесите одеяла, несколько одеял. – Лакей кивнул и исчез. – Ничего, Арчи. Сейчас выпьете молока, и вам станет легче.
– Амалия… – Он тяжело дышал, по его лицу струился пот. – Вы меня не бросите, правда? Не оставляйте меня. Мне так страшно!
Роджерс принес молоко со взбитыми яйцами. Амалия дала герцогу его выпить и укутала больного одеялами, которые принес Скрэмблз. Взяв платок, Амалия стала обтирать Арчи лицо. Оно было мертвенно-бледным, а кожа на ощупь была холодной, как лед. Арчи пошевелился и сжал пальцы Амалии. Она погладила его по руке и поймала себя на мысли, что ей его жаль.
– Вы еще чувствуете слабость?
– Да. И голова…
– Ну, ничего. Похоже, что самое страшное позади. Лежите.
Слуги молча переглядывались. Они не знали, что и думать обо всем этом.
– У его милости давно не было таких приступов гастрита, – рискнул наконец вполголоса заметить Роджерс.
– Гаст… – Амалия поперхнулась. – Кто готовил герцогу обед?
Роджерс, казалось, был удивлен.
– Ваш повар, миледи!
– Франсуа? Но это исключено! А кто еще имеет доступ к еде?
– Все, кто находится на кухне. У нас трое поварих, миледи, и еще…
– Позовите сюда моего повара.
Скрэмблз хотел было взять таз, наполненный рвотными массами.
– Оставьте, – сухо сказала Амалия. Она хотела встать, но Арчи не отпускал ее руку.
– Но… – попробовал было возразить лакей.
– Я сказала: оставьте!
– Мы можем заменить…
– Не надо. Позовите Франсуа. А вы, Роджерс, идите в холл караулить доктора Арлингтона. Как только он появится, ведите его сюда.
– Да, миледи.
– Я пока останусь здесь.
– Да, миледи.
Склонившись в глубоком поклоне, Роджерс вышел из комнаты. За ним последовал и Скрэмблз.
– Ну как вы, Арчи? – спросила Амалия мягко.
Из-под груды одеял донесся тихий вздох.
– Это все кулинарные изыски вашего повара. Я, наверное, уже настолько привык к овсянке…
– Арчи, – перебила его Амалия, – не городите вздора. Лучше скажите мне вот что: вы все ели? И цыпленка, и пудинг, и кофе?
– Да.
– Ни в чем не заметили какого-нибудь необычного вкуса? Или запаха?
– Нет. Амалия, что со мной произошло?
Амалия протянула руку и осторожно погладила лежащего по голове. Он был такой кроткий, бедный большой Арчи… И такой несчастный…
– Не знаю, Арчи. Но обязательно узнаю. Вам легче?
Арчи не успел ответить, потому что в дверь постучали. Вошел встревоженный Франсуа.
– Звали меня, мадам?
– Да. Закрой дверь, Франсуа.
Амалия взяла повара за пуговицу и отвела в дальний угол комнаты, откуда герцог не мог их услышать.
– Франсуа, ты готовил герцогу обед?
– Да, я, мадам. А что?
– С начала до конца? Что там было?
– Цыпленок в сметанном соусе, пудинг с изюмом…
– А кофе?
– Кофе я не занимаюсь, мадам, вы уж простите!
– Кто его разливал?
– Кажется, Джинджер. Такая смешная веснушчатая девчонка. А…
– Кто еще был на кухне, пока ты готовил?
– Роза, Мэри, Элизабет, другая Элизабет, Сибил, Джейн и… и…
Франсуа умолк и съежился под взглядом своей госпожи.
– Франсуа, мне кажется, что Сибил горничная, а не кухарка. Да и две другие тоже!
– Им приятно в моем обществе, – вывернулся мошенник. – Они просто заходили поговорить.
– А кроме них? Не было никого… необычного?
– Насколько я помню, нет, мадам!
– Только слуги?
– Только слуги.
Амалия погрузилась в мрачные раздумья.
– Этот твой сметанный соус – он острый?
– Он-то? Нет! Мягкий, совсем не острый.
Амалия закусила губу:
– Франсуа, мне надо знать, кто, кроме Джинджер, имел сегодня доступ к кофе. Расспроси ее, хорошо?
– Да, мадам.
– Да, – уже громко добавила Амалия, – мы совсем забыли убрать это… Франсуа! Бери таз.
Франсуа попятился, с отвращением глядя на содержимое предмета, который ему предлагали нести.
– Но, мадам, я повар! Я занимаюсь пищей до того, как она попадает в желудок, а не после!
– Франсуа, дело очень серьезное, поэтому прошу тебя… Возьми таз!
С тысячью ужимок Франсуа брезгливо поднял таз и понес, держа его на вытянутых руках. Амалия последовала за ним. Они вышли в коридор.
– Сюда!
– Куда? – изумился Франсуа, уже не чаявший, как бы поскорее донести таз до помойки.
– Ко мне!
Таз занесли к Амалии в спальню.
– Так, Франсуа, а теперь дуй обратно к моему мужу и сиди у него в комнате, пока не приедет Арлингтон, понял? Никого не впускай. Если попросит пить – яйца, взбитые в молоке, или воду. Скажи Скрэмблзу, чтобы на всякий случай принес еще один таз. Ясно?
– Ясно, мадам. – Франсуа поколебался, но потом все-таки спросил: – Что происходит, мадам?
Лицо Амалии посуровело.
– Пока не знаю, Франсуа. Иди к нему. Не оставляй его одного!
– Да, мадам!
Тщательно заперев дверь за Франсуа, Амалия бросилась к своему волшебному ящичку, где в изысканных флаконах хранились тончайшие парфюмы, а в золотых тюбиках и коробочках скрывались помады и пудры, которые заставили бы учащенно биться сердце не одной модницы.
Амалия надавила на скрытую кнопку сбоку, и в ящике обнаружилось второе дно. Здесь не было ни золотых коробочек, ни хрустальных флаконов – одни лишь колбочки, какие-то пробирки и пачечка крошечных, мельчайшим почерком исписанных листков.
Амалия взяла эту пачечку, выдернула из нее один листок и пробежала его глазами.
– Сероводород… Где я, черт возьми, его достану? Ладно, попробуем по старинке.
Она стала лихорадочно рыться в своих вещах. Не найдя, видимо, того, что требовалось, бросилась к сундуку, в котором валялся всякий старый хлам, и вскоре нашла то, что искала, – довольно широкую медную пластину. Амалия надела пару перчаток, лежавших среди ее странных колбочек, зачерпнула жестяной чашечкой немного рвотных масс, подошла к камину и взяла в левую руку щипцы. Зажав чашечку в щипцах, Амалия стала подогревать ее на углях, а пластину держала над вонючими парами. В дверь кто-то стучал, но Амалия даже не отозвалась, наблюдая за теми причудливыми узорами, которые мало-помалу проступали на пластине.
Сочтя наконец, что сделанного вполне достаточно, она поставила чашку на камин и убрала щипцы. Тонкие кольца волос Амалии развились и спускались вдоль висков. В лице ее произошла странная перемена, и тому, кто увидел бы ее впервые при этих обстоятельствах, вряд ли пришло бы в голову назвать ее красивой.
Амалия взяла медную пластину, покрытую белым налетом, и внимательно оглядела ее. Правая щека баронессы несколько раз дернулась, как это бывает при нервном тике. Она опустила руку, положила пластину на стол и медленно стянула перчатки.
– Да, – мрачно сказала она по-русски, – так я и думала. Это мышьяк!
Войти с помощью соц. сетей: