Глава 19
В порт прибыл крупный сухогруз, который Альваро называет «двуутробным»: у него трюмы в носу и в корме. Грузчики делятся на две бригады. Он, Симон, – в бригаде носового трюма.
Утром первого дня разгрузки он слышит из трюма возню на палубе и визг свистка.
– Это пожарный сигнал, – говорит кто-то из его товарищей. – Быстро выбираемся!
Он чувствует дым уже на трапе вверх. Он валит из кормового трюма.
– Все с борта! – вопит Альваро со своего места на мостике рядом с капитаном. – Все на берег!
Как только все грузчики втянули трапы, корабельная команда захлопнула огромные люки трюмов.
– Тушить огонь не будут? – спрашивает он.
– Они его душат, – отвечает товарищ. – Через час-два погаснет. Но груз погибнет, это точно. Хоть рыбам сбрасывай.
Грузчики собираются на пристани. Альваро делает перекличку.
– Адриано… Агустин… Александр…
– Здесь… Здесь… Здесь… – прилетают ответы.
Тут он добирается до Марциано.
– Марциано… – Молчание. – Кто-нибудь видел Марциано? – Молчание. Из-под закрытого люка в безветренный воздух тянется струйка дыма.
Матросы открывают люк. Их тут же окутывает плотный серый дым.
– Закрывай! – командует капитан и говорит Альваро: – Если ваш человек там, с ним уже кончено.
– Мы его не бросим, – говорит Альваро. – Я спущусь.
– Нет, не спуститесь, пока я командую этим судном.
В полдень кормовой трюм открывают еще раз. Дым такой же густой, как и прежде. Капитан приказывает затопить трюм. Грузчиков распускают.
Он пересказывает события дня Инес.
– А про Марциано мы так наверняка и не узнаем, пока они завтра утром не откачают воду из трюма, – говорит он.
– Чего вы не узнаете про Марциано? Что с ним случилось? – спрашивает мальчик, вмешиваясь в разговор.
– Думается, он уснул. Проявил беспечность и надышался дымом. Если вдохнуть много дыма, ослабеешь, голова закружится, и уснешь.
– А потом?
– А потом, боюсь, уже в этой жизни не проснешься.
– Умрешь?
– Да, умрешь.
– Если умер, он отправился в следующую жизнь, – говорит Инес. – Так что не о чем беспокоиться. Пора тебя купать. Пойдем.
– А можно Симон меня искупает?
Давно он не видел мальчика нагишом. Он с удовольствием отмечает, как округлилось его тело.
– Встань, – говорит он и смывает остатки мыла с мальчика, вытирает его полотенцем. – Давай быстро тебя вытрем, и потом сразу наденешь пижаму.
– Нет, – говорит мальчик. – Я хочу, чтобы Инес меня вытирала.
– Он хочет, чтобы вы его вытерли, – докладывает он Инес. – Я ему не гожусь.
Вытянувшись на кровати, мальчик позволяет Инес за собой поухаживать: вытереть между пальцами на ногах, между ног. Большой палец во рту, глаза, одурманенные всепоглощающим удовольствием, лениво следят за Инес.
Она присыпает его тальком, как младенца, помогает надеть пижаму.
Пора спать, но он никак не отцепится от истории с Марциано.
– Может, он не умер, – говорит он. – Можно мы пойдем посмотрим – Инес, ты и я? Я не буду вдыхать дым, честное слово. Можно?
– Нет смысла, Давид. Марциано спасать поздно. А трюм залит водой.
– Не поздно! Я могу нырнуть в воду и спасти его, как тюлень. Я умею плавать где угодно. Я тебе говорил, я же фокусник.
– Нет, мой мальчик, нырять в затопленный трюм слишком опасно, даже фокуснику. Ты можешь там застрять и не выплыть. Кроме того, иллюзионисты не спасают других людей, они спасаются сами. И ты не тюлень. Ты не учился плавать. Пора тебе уже понять, что люди плавают или делаются фокусниками не одним только желанием. Нужно годами упражняться. И вообще, Марциано не хочет, чтобы его спасали и возвращали к жизни. Марциано обрел покой. Он, вероятно, вот прямо сейчас пересекает моря навстречу следующей жизни. У него будет отличное приключение – начать все заново, чистым. Ему не придется больше работать грузчиком и таскать на плечах тяжелые мешки. Он может быть птицей. Он может быть чем пожелает.
– Или тюленем.
– Птицей или тюленем. Или даже большущим китом. В следующей жизни нет никаких ограничений – будь чем хочешь.
– А мы с тобой пойдем в следующую жизнь?
– Только если умрем. А мы не собираемся умирать. Мы собираемся жить долго.
– Как герои. Герои же не умирают, правда?
– Нет, герои не умирают.
– Нам в следующей жизни придется говорить на испанском?
– Точно нет. С другой стороны, может, придется учить китайский.
– А Инес? Инес тоже пойдет?
– Это ей решать. Но, уверен, если ты пойдешь в следующую жизнь, Инес захочет пойти с тобой. Она тебя очень любит.
– Мы увидим Марциано?
– Несомненно. Однако можем не узнать. Будем думать, что ищем птицу, или тюленя, или кита. А Марциано – Марциано будет думать, что ищет бегемота, а на самом деле – тебя.
– Нет, в смысле настоящего Марциано, в порту. Мы увидим настоящего Марциано?
– Когда трюм осушат, капитан отправит людей вытащить тело Марциано. Настоящего же Марциано среди нас больше нет.
– Можно его увидеть?
– Не настоящего Марциано. Настоящий Марциано для нас невидим. А тело, которое он бросил, уже увезут из порта, когда мы туда придем. Работники все сделают, как только рассветет, пока ты еще будешь спать.
– Куда увезут?
– Похоронить.
– А вдруг он не умер? А вдруг его похоронят, а он не мертвый?
– Этого не случится. Люди, которые хоронят мертвых, могильщики, внимательно следят за тем, чтобы не похоронить кого-нибудь живого. Они слушают, не бьется ли сердце. Слушают, не дышит ли человек. Если слышат хоть малейший стук сердца, человека не хоронят. Так что не волнуйся. Марциано упокоился…
– Нет, ты не понимаешь! Вдруг у него в животе дым, но на самом деле он не мертвый?
– В легких. Мы дышим легкими, а не животом. Если Марциано втянул дым в легкие, он точно умер.
– Это неправда! Ты просто так говоришь! Можно мы пойдем в порт до того, как могильщики приедут? Можно сейчас?
– Сейчас, в темноте? Нет, точно не можем. Чего это ты так захотел повидать Марциано, мой мальчик? Мертвое тело не важно. Душа – вот что важно. Душа Марциано – настоящий Марциано, а эта душа уже на пути в следующую жизнь.
– Хочу увидеть Марциано! Хочу высосать из него дым! Не хочу, чтобы его хоронили!
– Давид, если бы мы могли вернуть Марциано к жизни, высосав дым у него из легких, матросы бы давным-давно так и сделали, честное слово. Моряки – они как мы, исполнены благой волей. Но вернуть к жизни людей высасыванием из легких нельзя – во всяком случае после того, как они умерли. Это один из законов природы. Умер – значит умер. Тело не возвращается к жизни. Только душа живет дальше – душа Марциано, моя, твоя.
– Это неправда! У меня нет души! Я хочу спасти Марциано!
– Я не разрешаю. Мы сходим на похороны Марциано, и на похоронах у тебя, как и у всех остальных, будет возможность поцеловать его на прощанье. Вот так все будет, и точка. Я не собираюсь дальше обсуждать смерть Марциано.
– Ты не можешь мне приказывать! Ты мне не отец! Я спрошу Инес!
– Поверь мне, Инес впотьмах не потащится с тобой в порт. Образумься. Я знаю, ты любишь спасать людей, и это восхитительно, однако иногда люди не хотят, чтобы их спасали. Оставь Марциано в покое. Марциано ушел. Будем помнить с тобой хорошее о нем и отпустим его оболочку. Давай-ка укладываться, Инес хочет рассказать тебе сказку на ночь.
Когда наутро он появляется на работе, откачка кормового трюма почти закончена. Не проходит и часа, и вот моряки уже спускаются, и вскоре тело погибшего товарища грузчиков, что в молчании смотрят с пристани, поднимают на палубу на носилках.
Альваро произносит краткую речь.
– Через день-другой мы сможем как следует попрощаться с нашим другом, ребята, – говорит он. – А пока работаем как обычно. В трюме нечестивое месиво, и наша задача – убраться.
Остаток дня грузчики проводят в трюме по щиколотку в воде, в едкой вони мокрого пепла. Мешки с зерном полопались все до единого, и грузчикам нужно кидать липкую дрянь лопатами в ведра, передавать их на палубу и там вытряхивать за борт. Это безрадостный труд, на месте смерти все работают молча. Вечером он является к Инес вымотанный и в мрачном настроении.
– Не найдется ли у вас чего-нибудь выпить? – спрашивает он.
– Увы, все закончилось. Я вам заварю чаю.
Мальчик валяется на кровати, с головой ушел в книгу. Марциано забыт.
– Привет, – здоровается он. – Как нынче поживает Дон? Что замышляет?
Мальчик не обращает внимания на вопрос.
– Что тут написано? – спрашивает он, тыкая пальцем. – Тут написано Aventuras, с большой «А». Приключения Дона Кихота.
– А вот это слово?
– Fantástico, с «f». А вот это слово – помнишь большую «К»? – «Кихот». «Кихот» всегда можно узнать по большой «К». Мне казалось, что ты говорил, будто знаешь буквы.
– Я не хочу читать буквы. Я хочу читать историю.
– Это невозможно. История состоит из слов, а слова – из букв. Без букв не будет истории, не будет Дона Кихота. Нужно знать буквы.
– Покажи мне, которое fantástico.
Он помещает указательный палец мальчика поверх слова.
– Вот.
Ногти у мальчика чистые и аккуратно постриженные, а вот его рука, когда-то такая же мягкая и чистая, вся в трещинах, запачканная, грязь въелась глубоко.
Мальчик крепко зажмуривается, задерживает дыхание, распахивает глаза.
– Fantástico.
– Отлично. Ты научился опознавать слово fantástico. Учиться читать можно двумя способами, Давид. Первый – учить слова по одному, как ты сейчас. Второй, побыстрее, – выучить буквы, из которых состоят слова. Их всего двадцать семь. Выучишь их все – сможешь прочитывать неизвестные слова сам, и не нужно будет каждый раз тебе подсказывать.
Мальчик качает головой.
– Я хочу читать первым способом. Где великан?
– Великан, который на самом деле мельница? – Он листает страницы. – Вот великан. – Помещает указательный палец мальчика на слово gigante.
Мальчик закрывает глаза.
– Я читаю пальцами, – объявляет он.
– Не важно, как ты читаешь, – глазами или пальцами, как слепой человек, – главное, чтобы ты читал. Покажи мне «Кихота», с «К».
Мальчик тыкает в страницу.
– Вот.
– Нет. – Он сдвигает палец мальчика в правильное место. – Вот Кихот, с большой «К».
Мальчик капризно вырывает руку.
– Это не настоящее его имя, ты что, не знаешь?
– Может, и не мирское имя, под каким его знают соседи, но это имя, которое он сам для себя выбирает, и под этим именем его знаем мы.
– Это не настоящее его имя.
– А какое у него настоящее имя?
Мальчик внезапно замыкается.
– Иди, – бормочет он. – Я сам буду читать.
– Хорошо, уйду. Когда образумишься, когда решишь, что хочешь как следует учиться читать, – позови меня. Позови и скажи, какое у Дона настоящее имя.
– Не скажу. Это тайна.
Инес занята кулинарными делами. Он уходит, она даже не смотрит на него.
До следующего визита проходит день. Мальчик по-прежнему поглощен книгой. Он пытается заговорить с ним, но мальчик раздраженно цыкает и переворачивает страницу быстрым, хлестким движением, будто у него за спиной лежит змея и может его укусить.
На странице – изображение Дона Кихота, обвязанного веревками, его опускают в яму в земле.
– Хочешь, помогу? Рассказать тебе, что происходит? – спрашивает он.
Мальчик кивает.
Он берет книгу в руки.
– Эта часть называется «Пещера Монтесиноса». Наслушавшись о пещере Монтесиноса, Дон Кихот решил увидеть ее прославленные чудеса своими глазами. Он велел своему другу Санчо и ученому – человек в шляпе, должно быть, тот самый ученый, – опустить его в темную пещеру и терпеливо подождать, пока он не подаст знак поднимать его… Целый час Санчо с ученым сидели и ждали у входа в пещеру.
– Что такое «ученый»?
– Ученый – человек, который прочел много книг и много чего узнал. Целый час Санчо с ученым сидели и ждали, пока наконец не почувствовали, как дергается веревка, и принялись вытягивать, и вот Дон Кихот выбрался на свет.
– Значит, Дон Кихот не умер?
– Нет, не умер.
Мальчик счастливо вздыхает.
– Хорошо, да? – говорит он.
– Конечно, хорошо. Но почему ты подумал, что он умер? Он Дон Кихот. Он герой.
– Он герой, а еще он фокусник. Ты связываешь его веревками и кладешь в ящик, а когда открываешь сундук, его там нет – он сбежал.
– А, ты подумал, что Санчо и ученый связали Дона Кихота? Нет, если бы ты читал книгу, а не разглядывал картинки и угадывал, о чем речь, ты бы узнал, что они на веревках опускали его в пещеру, а не связывали его. Идем дальше?
Мальчик кивает.
– «Дон Кихот любезно поблагодарил друзей. А затем вознаградил их рассказом обо всем, что произошло в пещере Монтесиноса. Три дня и три ночи провел он под землей, сказал он, видел много чудесного, не в последнюю очередь водопады, чьи каскады – не капли воды, а сверкающие алмазы, – а еще шествие принцесс в атласных одеяниях и даже – величайшее чудо из чудес – даму Дульсинею верхом на белом скакуне с украшенной драгоценностями уздечкой, и дама остановилась и милостиво поговорила с ним… “Но, ваше благородие, – сказал Санчо, – вы наверняка путаете, ибо пробыли под землей не три дня и три ночи, а всего-то час, не более”. – “Нет, Санчо, – сказал Дон Кихот серьезно, – три дня и три ночи не было меня. Если вам это показалось часом, не более, это оттого, что вы задремали, пока ждали, и потеряли счет времени”… Санчо собрался возразить, но потом передумал, вспомнив, каким упрямым бывает Дон Кихот. “Да, ваше благородие, – сказал он, глянув на ученого и подмигнув ему, – вы правы: три полных дня и три полных ночи мы продремали до вашего возвращения. Но, молю, расскажите нам еще о даме Дульсинее и что между вами произошло”… Дон Кихот серьезно оглядел Санчо. “Санчо, – сказал он, – о друг-маловер, когда же ты поймешь, когда поймешь?” И умолк… Санчо почесал голову. “Ваше благородие, – сказал он, – не стану отрицать, трудно поверить, что вы провели три дня и три ночи в пещере Монтесиноса, когда нам показалось, что прошел всего час; и, не стану отрицать, трудно поверить, что в эту самую минуту прямо под нашими ногами – шествие принцесс и дамы, гарцующие на белоснежных скакунах, и все такое. Так если дама Дульсинея одарила ваше благородие каким-нибудь знаком любви своей – рубином ли, сапфиром ли с уздечки своего коня, – какой могли бы вы показать несчастным маловерам вроде нас, было бы совсем другое дело”… “Рубин или сапфир, – проговорил Дон Кихот. – Я покажу тебе рубин или сапфир – в доказательство того, что я не лгу”. – “Если можно так выразиться, – сказал Санчо. – Если можно так выразиться”. – “А если покажу тебе оный рубин или сапфир, Санчо, что тогда?” – “Тогда я паду на колени, ваше благородие, поцелую вам руку и взмолюсь простить, что я смел сомневаться. И я буду вашим верным последователем до конца времен”».
Он закрывает книгу.
– И? – говорит мальчик.
– И ничего. Это конец главы. До завтра больше не будет.
Мальчик берет книгу в руки, открывает на том же месте, где Дон Кихот на веревках, вперяется в напечатанный рядом текст.
– Покажи мне, – говорит он тихонько.
– Что показать?
– Покажи конец главы.
Он показывает конец главы.
– Видишь, вот начинается новая глава, под названием «Don Pedro y las marionetas», «Дон Педро и куклы». Пещера Монтесиноса позади.
– Но Дон Кихот показал Санчо рубин?
– Не знаю. Сеньор Бененгели не говорит. Может, да, а может, и нет.
– Но на самом деле у него был рубин? На самом деле он пробыл под землей три дня и три ночи?
– Не знаю. Может, для Дона Кихота время не то же самое, что для нас. Может, для нас – мгновение ока, а для Дона Кихота – эпоха. Но если ты веришь, что Дон Кихот вознесся из пещеры с рубинами в карманах, может, тебе стоит написать свою книгу и там про это рассказать. И тогда мы сможем вернуть книгу сеньора Бененгели в библиотеку и почитать твою. Но, увы, прежде чем писать свою книгу, тебе придется научиться читать.
– Я умею читать.
– Нет, не умеешь. Ты умеешь смотреть на страницу, шевелить губами и сочинять в голове истории, но это не чтение. Когда читаешь по-настоящему – читаешь, что написано на странице. Придется отказаться от собственных фантазий. Придется перестать валять дурака. Придется перестать быть младенцем.
Никогда прежде не говорил он с ребенком так прямо, так резко.
– Я не хочу читать по-твоему, – говорит ребенок. – Я хочу читать по-своему. Жил человек с двойной буждой и тырбырмырпырсыр нуждой, когда верхом, то он был конь, когда пешком, то он был понь.
– Это сплошь чепуха. Нет никакого поня. Дон Кихот – это не чепуха. Нельзя выдумывать чепуху и делать вид, что ты это вычитал.
– Можно! Это не чепуха, и я умею читать! Это не твоя книга, а моя! – И он хмуро и яростно листает дальше.
– А вот и нет. Это книга сеньора Бененгели, он подарил ее миру, и принадлежит она всем нам – в одном смысле нам всем, а в другом – библиотеке, но не тебе одному в любом смысле. И перестань рвать страницы. Ты почему так грубо с книгой обращаешься?
– Потому. Потому что если я не поспешу, будет дыра.
– Где будет дыра?
– Между страницами.
– Чепуха. Между страницами дыр не бывает.
– Дыра есть. Она внутри страницы. Ты не видишь, потому что ты вообще ничего не видишь.
– Прекратить немедленно! – говорит Инес.
На миг он думает, что это она ребенку. На миг он думает, что наконец-то она собралась отчитать ребенка за упрямство. Но нет, это его она прожигает взглядом.
– Я думал, вы хотите, чтобы он научился читать, – говорит он.
– Не ценой вот такой перебранки. Найдите другую книгу. Найдите книгу попроще. Этот «Дон Кихот» ребенку труден. Верните ее в библиотеку.
– Нет! – Ребенок крепко вцепляется в книгу. – Не отдам! Это моя книга!
