Глава XIX

Tis dangerous when the baser nature comes

Between the pass and fell incensed points

Of mighty opposites.

W. Shakespeare

Ничтожному опасно попадаться меж выпадов и пламенных клинков могучих недругов.

В. Шекспир (англ.)

— Бежим скорее! — торопит меня Лена.

— Подожди, надо одеться и захватить всё необходимое.

— А вдруг переход не закроется сразу?

— Тем более нет резона соваться в него в голом виде и с пустыми руками.

Лена молча соглашается с голосом разума и бежит к дому. Мы быстро натягиваем мелтан, комбинезоны, ботинки. Всё это мы проделываем под попискивание Лениного искателя. Переход всё ещё открыт. Но когда я вытаскиваю из кладовки два вещмешка и пулемёт, голос искателя умолкает. Переход закрылся. Лена явно огорчена. Мне кажется, она в душе обвиняет меня в том, что я не разрешил ей броситься к переходу со всех ног в чем мать родила. Впрочем, она тоже понимает, что даже в этом случае мы просто не успели бы до него добежать.

Оставляю мешки, пулемёт и говорю:

— Пойдём, посмотрим. Вдруг к нам кто-то пожаловал.

Лена вздыхает и направляется к выходу. Я останавливаю её:

— Автомат-то на всякий случай возьми. Время знает, что это за гость может оказаться. Знаешь же: незваный гость — хуже татарина.

По пути мы договариваемся о том, как будем действовать и какими сигналами будем пользоваться. Метров за триста до перехода мы разделяемся и подходим к нему с разных сторон. Внимательно осматриваюсь, но пока ничего и никого не вижу. Внезапно в птичий гомон вплетается тихое, но отчетливое кваканье. Быстро и бесшумно двигаюсь на звук.

Возле самого перехода стоит Лена. Вид у неё озадаченный, стволом автомата она показывает на землю.

Подхожу ближе. На той полосе глины, где я заметил следы Лены, сейчас очень странные углубления. Словно кто-то забивал и вынимал небольшие тонкие колышки. Приглядываюсь повнимательней. Ба! Да это же отпечатки женских модельных туфелек на высоких каблучках-шпильках. Нечего сказать, весьма подходящая обувь для путешествий по межфазовым переходам. Это ещё интересней, чем отпечатки армейского ботинка.

Мелькает мысль: «А не сама ли Кора к нам пожаловала?» Но тут же смеюсь над собой. Кора-то прекрасно знает куда она идёт, и обулась бы она во что-нибудь попроще. Еще раз вглядываюсь в следы. Узкий носок, гладкая подмётка. Размер маленький: тридцать шестой, может быть даже тридцать пятый.

Озадачено смотрю на Лену. Она недоуменно пожимает плечами. Внимательно просматриваю пространство в том направлении, куда ведут следы. По-моему, за деревьями виднеется что-то тёмно-голубое. Показываю туда Лене. Она кивает, и мы осторожно движемся в том направлении.

На поваленной старой осине, обхватив себя за плечи руками, сидит женщина. Даже не женщина, а девушка, очень молодая девушка. Лицо у неё застыло, глаза неподвижно смотрят перед собой. Похоже, что она нас не видит. У меня складывается впечатление, что она в шоке. Очень может быть. Скорее всего, попала она в этот переход случайно, прямо с городской улицы. Представьте себя в такой ситуации. Примерно в таком же шоке был и я, когда впервые попал в переход. Но я был хроноагентом, и за мной гнался враг, от которого надо было срочно избавляться. Мне тогда просто некогда было давать волю своим эмоциям. А здесь не хроноагент, а молоденькая девчонка. Кстати, довольно красивая. Да, то ещё положение! Что же делать?

Первой принимает решение Лена. Она осторожно трогает девушку за левое плечо, на котором висит красная сумочка на длинном, тонком ремешке. Девушка вздрагивает, вскакивает и бросается бежать. Но куда же ей бежать по лесу в таких туфельках? Ярко-красные остроносые туфельки быстро путаются в траве и мхе своими тонкими, высокими шпильками, и девушка падает навзничь. Точнее, упала бы, но я подхватываю её. Девушка снова вскрикивает, вырывается и бросается в другую сторону.

— Держи её, Андрей, а то она покалечится! — кричит Лена.

Она хватает девушку за правое запястье левой рукой, а правую ладонь подносит к её лицу. Руки девушки безвольно опускаются, и она замирает. Страх покидает её лицо, и оно принимает спокойное выражение. Но это покой сомнамбулы. Лена просто «отключила» её.

Пользуясь моментом, рассматриваю нашу гостью подробнее. Невысокого роста. Худощавая, но хорошо сложенная фигурка. Длинные, прекрасной формы ножки, обтянутые светло-серыми чулками или колготками. Тонкие, красивые черты лица. Узкий подбородок, небольшие, чуть пухлые губки, тонкий нос, большие карие глаза, крутые арки тонких бровей, высокий лоб. Тёмно-русые не очень длинные, чуть ниже плеч, но пышные волосы. Простое тёмно-голубое платье до колен с длинными, узкими рукавами. Концы рукавов прихвачены широкими, в два пальца, тонкими браслетами из тёмного серебра. Кроме этих браслетов из украшений на девушке только голубая ленточка на высокой шейке, а на ленте висит небольшой золотой медальончик. Симпатичная гостья.

— Ну, что? — предлагаю я, — Разморозь её и поведём домой.

— Она, в принципе, может двигаться, — говорит Лена, — Только далеко ли она уйдёт в таких туфельках, а босиком тоже не дело, колготки сразу изорвёт.

— Намёк понял, — говорю я и подхватываю девушку на руки.

Она безропотно обхватывает меня за шею и плечи и прижимается ко мне. Прикидываю: не тяжела ноша, до дому донесу. Лена снимает с моего плеча автомат и идёт вперёд, выбирая дорогу поровней и поудобней. Дома Лена командует:

— Укладывай её и раздевай! Хотя, нет, это не нужно, сними только туфли.

Я укладываю девушку на постель и снимаю с неё туфельки. Ступня у неё маленькая с длинными пальчиками и крутым подъёмом. Девушка отрешенно смотрит в потолок. Лена наклоняется над ней и что-то делает, почти не касаясь её руками. Девушка вздыхает, поворачивается на правый бок, подтягивает колени и закрывает глаза.

— Всё, — говорит Лена, — Теперь она проспит не менее четырёх часов, и шока как не бывало. Ну, что ты о ней думаешь?

— Красивая девушка, — невольно вырывается у меня.

— Хм! Это я и без твоих глубокомысленных заключений вижу. Я о другом. Кто она, и как сюда попала?

— На мой взгляд, попала она сюда совершенно случайно. Ну, к примеру, как я первый раз влетел в спонтанный переход. Я же не знал, что меня ждало за теми кустами. Вот и она, шла по своим делам и… — я машу рукой, — Отсюда и шок.

— Почему ты так думаешь?

— Во-первых, шок. Какое ещё действие внезапный переход может оказать на неподготовленного человека? Ну, представь себе, вот ты, будучи у себя, в предместье Праги, пошла по хорошо знакомой дороге в булочную и внезапно оказалась в дремучем лесу. Да тут ещё двое в камуфляже и с автоматами к тебе лезут. Это сейчас ты — хроноагент и быстро ориентируешься. А тогда? Ну, и во-вторых, вряд ли такие туфельки и платьице выдержат длительное путешествие по лабиринту межфазовых переходов.

— А из какой она Фазы?

— Время знает. Судя по одежде и прическе, это обычная городская девушка конца семидесятых, начала восьмидесятых годов XX столетия. Студентка, продавщица, швея-мотористка. Хотя, судя по рукам, она скорее всего, из первых, то есть студентка или продавщица.

— А давай проверим сумочку. Может быть, что и узнаем, — предлагает Лена.

— Благодарю покорно. Проверяй сама.

— А почему именно я? — удивляется Лена.

— Мало ли какие там могут быть интимные женские секреты.

Лена решительно открывает красную сумочку. Я пожимаю плечами и иду переодеваться. Переодевшись в спортивный комбинезон, я заодно прибираю на место оружие. Когда я возвращаюсь, Лена тоже уже переоделась. Она в бледно-голубом домашнем брючном костюме, наподобие пижамы, и в тапочках. На столе разложено содержимое сумочки.

— Ты был прав. Она — студентка. К тому же, твоя землячка.

— Русская?

— Более того, москвичка.

Лена протягивает мне студенческий билет. Читаю: «Московское Высшее Техническое Училище имени Баумана. Студентка II курса Гордеева Наталья Павловна». А вот год весьма необычный: 74352. Гм! Что за летоисчисление? Бросаю взгляд на стол. Стандартный девичий набор. Расческа, патрон губной помады, пудреница, польские духи. Что еще? Кошелёк, в нём двенадцать рублей с мелочью. Два использованных билета в кинотеатр «Зарядье». Квартальный билет на метро и автобус. Три тетради. Просматриваю их. Это — конспекты: астрономия, дискретная математика и программирование.

— Что ж, я был прав. Время её я определил довольно точно. А эта пятизначная дата ничего не значит.

— Откуда такая уверенность?

Я протягиваю Лене конспект по программированию.

— У них ещё в разгаре эпоха Алгола.

— Хм? Действительно. Ну, а относительно женских интимностей ты как в воду глядел.

Лена достаёт из кармана тонкие белые трусики с кружевной отделкой и маленький флакончик с таблетками.

— Новенькие, — поясняет она, — только что из магазина. А это противозачаточное средство.

— Уложи всё назад. Мы теперь знаем о ней достаточно. А ты не слишком вызывающе оделась? — спрашиваю я, заметив как просвечивают сквозь тонкую ткань груди и ноги моей подруги.

— Нет, — качает Лена головой, — Через три часа будет уже вечер, а такая одежда и такие тона благоприятно действуют на психику. Я специально такое сотворила. Кстати, сегодня твоя очередь готовить ужин. Постарайся, как-никак у нас гостья.

Я согласно киваю и отправляюсь в курятник за яйцами и в морозильник за гусем. Пока жарится гусь, я готовлю салат из свежих овощей. Потом занимаюсь омлетом. За окном уже смеркается, когда я выставляю на стол тарелки, вазочку с парным мёдом и только что сотворённую на Синтезаторе бутылку сухого вина.

Гостья наша всё ещё спит. Лена, учуяв запах готовой дичи и омлета, потягивается и встаёт от компьютера. Она подходит к столу, придирчиво осматривает его. Затем суёт свой нос в отделение очага, где в горячем виде над углями «доходят» омлет и гусь. Удовлетворённо хмыкнув, Лена подходит к спящей Наташе Гордеевой. С минуту она смотрит на неё и прислушивается к её дыханию. Убедившись, что её состояние в норме, Лена берёт девушку за руку:

— Наташа, — негромко говорит она, — Пора вставать.

Девушка сразу, словно она и не спала, а только притворялась, открывает глаза и резко встаёт. Лена, не отпуская её руки, присаживается рядом.

— Где я? — тихим, но напряженным голосом спрашивает девушка, — Кто вы такие?

— Не бойся, пожалуйста, — Лена кладёт руку ей на плечо, — Мы тебе ничего плохого не сделаем. Мы — твои друзья.

— Друзья? Я не знаю вас.

— Теперь узнаешь. Его зовут Андрей, а меня Лена.

— Но где я?

— Не всё сразу. Скажу только одно: тебя занесло довольно-таки далеко от дома. Но ты не должна ничего опасаться. Здесь тебе ничто не грозит. И, пожалуйста, не смотри на нас так настороженно. Мы не имеем никакого отношения к тому, как ты здесь оказалась. Просто мы нашли тебя в лесу и привели сюда.

— Но если вы мне не враги, то отпустите меня и покажите дорогу, я хочу домой.

— Боюсь, что домой тебе попасть сейчас будет очень не просто. Мы даже не знаем толком, где твой дом, в какую сторону тебе идти.

— Я живу в Москве, на…

— Не торопись. До Москвы отсюда, пожалуй, дальше чем от Нью-Йорка. Давай лучше, поужинаем и за ужином обо всём поговорим. Ты ведь, наверное, проголодалась? Не стесняйся, вижу это по твоему лицу. Да даже если ты и не очень голодная; ручаюсь, едва ты сядешь за стол, как аппетит схватит тебя за горло железной хваткой. Андрей у нас превосходный кулинар.

Я почтительно кланяюсь и шаркаю ножкой. Улыбка впервые озаряет лицо девушки. У неё очень красивая улыбка. Почти как у Старого Волка. Она согласно кивает, надевает туфельки и в сопровождении Лены идёт к столу. Подождав, пока они усядутся, я снимаю с салатницы крышку, наливаю в стаканы вина и присаживаюсь сам.

— Ну, — Лена поднимает свой стакан, — За встречу!

Наташа с опаской смотрит на вино, но Лена успокаивает её:

— Не бойся, пей. Это лёгкое сухое вино. Тебе после такой нервной встряски выпить просто необходимо. Это я тебе как врач говорю.

Наташа снова улыбается своей чудесной улыбкой и делает два глоточка.

— Чудненько! — хвалит её Лена и накладывает ей салата. — Ешь, это всё только что с грядки. Давай договоримся так: сначала ты ответишь на наши вопросы, а потом мы расскажем тебе обо всём.

— А что это будут за вопросы? — настороженно спрашивает Наташа, опуская вилку.

— Только самого простого и невинного характера. Никакие твои секреты и тайны нам не нужны, — заверяю я её. — Так же нас совершенно не интересует, чем занимаются твои родители.

Мне пришло в голову, что у студентки Бауманского училища, и отец может работать в каком-нибудь сверхсекретном ящике. Девушка может подумать, что её похитили с целью подобраться к её отцу.

— Наташа, — продолжаю я, — Ты хочешь вернуться домой. Но для того, чтобы мы попытались помочь тебе это сделать, нам надо кое-что узнать. Прежде всего, нам надо знать, как ты попала в этот лес? Что этому предшествовало? Вспомни всё до мельчайших подробностей.

— Я шла… — начинает она и вдруг настораживается, — А откуда вы знаете, как меня зовут?

— Это написано в твоём студенческом билете. Извини, мы посмотрели, пока ты спала.

— А! — понимающе кивает Наташа, — А я-то подумала…

— Ты неправильно подумала, — улыбаюсь я, — Давай вернёмся к твоему появлению в лесу.

— Так вот. После занятий я со своим товарищем немного погуляла по городу.

— Что это за товарищ, давно ты его знаешь?

— Его зовут Толя. Он учится в нашем училище на пятом курсе. Уже отслужил в армии. А знаю я его лет десять. Он живёт в соседнем дворе.

— Хорошо. Дальше?

— Мы сходили в кино, и он проводил меня до нашей станции метро. Там мы расстались. Он по вечерам подрабатывает и поехал на работу. А я поехала домой. От автобусной остановки до моего дома — два квартала. Всё было нормально, но перед самым своим домом я заметила Игоря с компанией.

— Что это за Игорь?

— Мой бывший одноклассник. Он живёт в соседнем подъезде. Когда-то мы дружили. Но после школы он связался с компанией, в которой были два неприятных типа. Один из них недавно вернулся из заключения. Игорь стал с ними часто выпивать, и в пьяном виде они приставали ко всем, особенно к женщинам. Ну, а мне, особенно после того, как я стала встречаться с Толей, он вообще проходу не давал. Естественно, я не хотела с ними встречаться.

— Что же ты сделала?

— Дорожка к нашему дому проходит мимо скверика с густыми кустами. Если пройти по скверу, то с дорожки тебя не будет видно, а ты можешь выйти к дому с другой стороны. Я свернула в сквер и пошла по тропинке. Дошла до прохода между кустами, откуда можно выйти почти к моему подъезду…

— Ты не обратила внимания, там не было ничего странного?

— Да. Были уже сумерки, но фонари ещё не горели. А вот тропинка между кустами была освещена неизвестно чем.

— Каким светом?

— Таким призрачным, желтоватым. Словно кто-то издалека освещал её фонариком.

— Дальше?

— А дальше всё. Я прошла между кустами, но вместо своего двора оказалась в каком-то лесу. Это было странно и страшно. Я испугалась, заметалась во все стороны, потом…

— Всё, — прерываю я Наташу, заметив, как её голос начинает дрожать, — Дальше мы уже знаем. Давай ещё выпьем, доедим салат, и я буду угощать вас омлетом с ветчиной и зеленью.

— Ну, что скажешь? — спрашивает Лена.

— Я думаю, ты и сама уже поняла. Классический спонтанный переход, порождённый деятельностью ЧВП.

— Верно. Только мне кажется, что поскольку она оказалась именно здесь, этот переход имеет отношение к делам Старого Волка.

— Вряд ли, — возражаю я, немного подумав, — Помнишь, он говорил, что этот переход изредка открывается произвольно, и он не может контролировать, куда именно он откроется.

— Да, точно. Теперь и я это вспомнила. В таком случае всё гораздо сложнее.

Наташа, положив на стол вилку и приоткрыв рот, переводит взгляд широко раскрытых глаз с меня на Лену и обратно, в зависимости от того, кто говорит. Лена смеётся:

— Не обращай внимания, Наташенька. Это у нас профессиональный разговор. Просто мы с Андреем обсуждаем, как получилось, что ты сюда попала.

— И как же всё это получилось? И куда я попала? И как мне вернуться домой?

— Ты ешь, пожалуйста, а я тебе постепенно, издалека, всё объясню. Кстати, как тебе понравился омлет?

— Очень вкусно. Большое вам спасибо, Андрей. А почему издалека и постепенно?

— А потому, что сразу тебе врубиться будет сложно, особенно, когда я буду отвечать на вопрос: как тебе вернуться домой. Андрей! Не жмотничай, доставай своего гуся.

Я уже разделываю птицу на части и ставлю её на стол с гарниром из отварного картофеля. А Наташа не унимается:

— А почему ответ именно на этот вопрос мне понять будет труднее всего?

— А потому, Наташенька, что я сама не знаю этого ответа. Где ты сейчас и как сюда попала, я тебе объясню. А мы с Андреем сейчас в таком же положении, как и ты. Как и ты, мы попали сюда совершенно случайно: шли в одно место, попали в другое. Как и ты, мы стремимся вернуться к себе домой. Но мы не знаем, как это сделать. Но тебе мы постараемся помочь, это я обещаю.

— Маленькая поправка, Ленок, — вмешиваюсь я, — Если Наташа оказалась здесь действительно случайно, то к нам это слово не относится. Мы с тобой здесь отнюдь не случайно.

— Верно, — соглашается Лена, — Я оговорилась.

— А кто вы такие? — спрашивает Наташа.

— Об этом я тебе тоже расскажу. Наташа, ты знаешь что-нибудь о существовании параллельных Миров?

— Читала что-то. Но к этому никто серьёзно не относится. Это из области фантастики.

— А зря. Это отнюдь не фантастика. Таких Миров, мы называем их Фазами, существует на нашей планете и во всей Вселенной бесконечное множество. И сейчас мы находимся в одной из таких параллельных Фаз.

Вилка со звоном падает на стол. Наташа судорожно проглатывает кусок картошки.

— Вы хотите сказать, что я сейчас в совсем другом Мире? — упавшим голосом спрашивает она.

— Да, Наташа. И что хуже всего, этот Мир отделён от твоего и от нашего не пространственными расстояниями. Между ними временные преграды и преодолеть их без соответствующего оборудования невозможно. А этого оборудования у нас здесь нет.

— Но ведь можно обратиться к кому-нибудь за помощью!

— В этом Мире, Наташа, кроме нас никого нет. Вся цивилизация этой планеты сосредоточена только в этом доме. Мы можем рассчитывать только на собственные силы и возможности.

— Значит, во всём этом Мире вас только два человека?

— Теперь, вместе с тобой, три.

— Но вы-то кто такие? И как вы сюда попали?

— А вот об этом я тебе сейчас расскажу. А ты ешь, не стесняйся. Если понравилось, бери ещё. Чего-чего, а уж этого добра у нас хватает.

Лена начинает кратко рассказывать Наташе об основах хронофизики, о теории существования бесконечного множества параллельных Миров-Фаз. Рассказывает ей о принципах связи между Фазами, о существовании прямых межфазовых переходов. Она рассказывает ей о Фазе Стоуна, о том, чем в ней занимаются. Рассказывает о нашей работе.

Возбудившаяся было, Наташа успокаивается, на её лице появляется выражение глубочайшей заинтересованности. Еще бы! Вот это — приключение! Расскажешь, никто тебе не поверит. Надо же, как повезло! Но к концу Лениных объяснений, когда она узнаёт, как мы сюда попали, до неё доходит, как ей «повезло». Стать сокамерником в пожизненном заключении, пусть даже эта камера размером с планету, сомнительная радость.

К этому моменту с едой покончено, и я выставляю на стол чай, а к мёду сдобные лепёшки.

— Не падай духом, Наташа, — успокаиваю я её. — Мы с Леной не из тех, кто сдаётся. Мы обязательно выберемся отсюда к своим, а уж оттуда-то тебя переправить домой будет просто.

Лена делает «страшные глаза», и я захлёбываюсь горячим чаем. Идиот! Что болтаю? Уж от нас-то она точно никогда домой не попадёт. Я совсем забыл о проклятом Хронокодексе. Надо же, наобещал девчонке, Время знает чего! Болтун!

— Ты, Андрюша, займись делами, — говорит Лена, — А мы с Наташей посидим у очага, побеседуем. Хорошо?

Мы с Наташей согласно киваем. Женщины присаживаются на диван, а я убираю со стола.

— Чай оставь нам, — просит Лена.

Она наливает две чашки, себе и Наташе, и я слышу, как Наташа говорит:

— Я правильно поняла? Вы — хроноагенты и работаете в параллельных Фазах… В результате враждебных действий ваших противников вы оказались здесь в ловушке, и теперь для вас нет другого выхода, кроме как согласиться на их условия. Так?

— Так. И ты понимаешь, что принять их условия мы не можем?

— Понимаю. Я бы тоже так поступила. Ведь это значит работать против своих товарищей, предать их…

Дальше я уже не слышу, уношу грязную посуду к мойке. «Молодец, девочка! — думаю я, перемывая посуду, — Сразу видно в какой стране и в какое время она воспитывалась». А кстати, какое у них сейчас время? Я ведь определил его только весьма приблизительно, по Алголу. И почему у них такое странное летоисчисление? Где-то 72000 лишним, что ли? Надо будет порасспросить. Ну, для этого ещё будет время.

Покончив с посудой, сажусь к компьютеру. Лена с Наташей сидят на диване и тихо беседуют. Пока загружаются мои файлы, наблюдаю за ними. Каждая из них красива по-своему. Лена прекрасна красотой зрелой, опытной женщины, знающей на что она способна, уверенной в себе, знающей себе цену и осознающей свою красоту. А Наташа прекрасна своей юностью. Она ещё ничего не знает, мало что умеет и своей расцветающей красоты пока ещё не осознаёт.

Засиживаемся мы далеко за полночь. Наташа готова расспрашивать и узнавать интересующие её вещи и дальше, но Лена решительно встаёт:

— Пора баиньки.

Она подходит к Синтезатору и творит для Наташи комплект постельного белья.

— Андрей, я положу её в соседней комнате, — говорит Лена и уводит Наташу.

— Спокойной ночи, Андрей, — прощается девушка.

— Спокойной ночи, Наташенька, — отвечаю я.

Через полчаса Лена возвращается и какое-то время, неслышно ступая мягкими тапочками, меряет комнату шагами. Она подходит к Синтезатору, присаживается к нему и начинает что-то настраивать. Подумав немного, она обращается ко мне:

— Положи свою ладонь на датчик рядом с моей и представь себе Наташу, такой, какую сейчас видел. Надо одеть её. Не жить же ей здесь только в этом платье и туфельках. Я почему-то никогда не угадываю размеры, всё время получается слишком узко. А у тебя глаз-алмаз. По себе знаю.

Лена начинает творить. Она достаёт из камеры один за другим различные предметы женского гардероба. Брюки, шорты, рубашки, купальники, спортивный комбинезон, такой же костюм как и на ней самой. Обувь: удобные туфельки без каблуков, босоножки, тапочки-чешки. Затем следует несколько пар носочек, гольфов и трусики.

Всё это Лена аккуратно складывает. В заключение следует такое, что у меня глаза на лоб лезут. Лена достаёт из камеры две прозрачные накидки, такие, в которых она любила ходить по вечерам дома. Одну из них она откладывает в сторону:

— Это — мне.

Вторую, потемнее и с красной каймой, она укладывает на стопку, предназначенную для Наташи:

— А это — ей.

— Ты уверена, что ей это потребуется.

— Время покажет.

Спорить с Леной бесполезно, и я разглядываю, что она натворила. Замечаю, что в одежде преобладают тёмно-голубые и белые тона, а обувь вся красная.

— Ты, что, творила по своему вкусу?

— Нет, почему же, по её. Когда мы с ней разговаривали, я выяснила, что наши цветовые гаммы почти совпадают. Только обувь она предпочитает красную.

Лена относит всё сотворённое в комнату Наташи.

— И что же мы будем делать с нашей гостьей? — спрашиваю я.

— Это она сегодня — гостья. А завтра будет такой же хозяйкой, как я и ты. А делать будем ясно что: учить и воспитывать.

— Хм? Учить, понятно, а воспитывать, по-моему, уже поздновато.

— Брось, Андрюша. Она сейчас — непаханая целина. Поверь мне, как психологу.

— Что ж, допустим. Раз ты так считаешь и видишь для себя здесь фронт работы, тебе и карты в руки. Но не это имел я в виду.

— А что же?

— Надо помочь ей вернуться домой.

Лена поворачивается ко мне и долго смотрит на меня удивлёнными глазами.

— Как? — спрашивает она, — Ты ей уже чуть не наобещал всякой ерунды, вселил несбыточные надежды. Я еле-еле успокоила её. Но ведь ты сам понимаешь, что пути домой ей отрезаны. Мы можем вырваться, если сумеем, конечно, только к своим. А уж из Монастыря дорога домой ей заказана, и ты хорошо знаешь, почему. Так что, давай над этой проблемой голову ломать не будем, а будем её потихоньку, но настойчиво, приучать к мысли, что домой она уже никогда не вернётся.

Лена внезапно замолкает и внимательно смотрит на меня:

— По-моему, у тебя есть какая-то идея?

— Есть одна, но она требует обмозговывания.

— Поделись. Помозгуем вместе.

Лена вытягивается на шкуре, протянув ноги в голубых тапочках к очагу. Я молча смотрю на неё и размышляю, как сказать то, что я думаю. Чтобы потянуть время, я наклоняюсь над её ногами и глажу ступни и длинные пальчики через тонкую кожу тапочек. Лена шевелит ими и спрашивает:

— Ну?

Я решаюсь и говорю только два слова:

— Старый Волк.

Лена резко приподнимается на локте и пристально смотрит на меня. Похоже, ей кажется, что она ослышалась.

— Андрей! Ведь мы договорились, что код связи со Старым Волком для нас не существует.

Я снимаю с неё тапочки, беру её тёплую лапку в руку и пожимаю её.

— Пойми, Лена, если бы речь шла обо мне, то этот Волчара ждал бы моего вызова до морковкиного заговенья. Но речь-то идёт о Наташе. За что она должна терпеть всё это? Ну, ладно, мы с тобой попались в ловушку и, с точки зрения Старого Волка, заслужили свою участь. Впрочем, с моей точки зрения мы заслужили куда более худшего. А она здесь совершенно не при чем. Просто игра слепых сил Природы.

Лена молчит и смотрит на тлеющие угли. Я продолжаю убеждать её:

— Вспомни. И ты, и я оказались в Монастыре не по своей воле. Как мы восприняли этот факт? Как тяжело приспосабливались, находили своё место?

— Она молодая, а в молодости приспосабливаться легко. Я уверена, ей у нас понравится, и она найдёт своё место.

— Леночка, да пойми ты! Это ещё самый благоприятный, но далеко не самый вероятный, вариант. Мы сами-то в него верим потому, что другого нам просто не остаётся. Но ведь нельзя скидывать со счёта и такой расклад, при котором мы останемся здесь пожизненно. Давай смотреть правде в глаза. Ведь рано или поздно она поймёт, что и такая альтернатива не исключена. А то может получиться ещё хуже.

— Что же может быть хуже? — тихо спрашивает Лена.

— Допустим, что переход откроется надолго, и мы успеем добежать до него, пока он действует. Или мы сумеем разгадать механизм перехода, по которому ушёл Мог. Мы что, не воспользуемся этими возможностями и останемся здесь?

— Конечно, уйдём.

— А Наташу возьмём с собой, или ты решишься оставить её здесь одну?

Лена опять молчит, а я продолжаю:

— Ты можешь сказать, куда нас приведут эти переходы, и сколько лет мы будем по ним скитаться? Верно, не можешь. Да и откуда тебе это знать? Ты сама прошла десятки этих переходов, побывала во, Время знает, каких Фазах. И ты прекрасно знаешь, какие на этом пути могут встретиться Фазы. Там даже мы, профессиональные хроноагенты, с трудом можем существовать на грани выживания. А что будет с ней? Это же типичная городская девчонка. Она даже для этой-то жизни мало приспособлена. А там… Подумай, имеем ли мы право тащить её за собой и рисковать её жизнью?

Лена ложится на спину и закрывает глаза.

— Ты меня убедил, — тихо признаётся она, — Но давай, ради Времени, не будем торопиться. Надо всё обдумать.

— А кто тебе сказал, что я собираюсь прямо сейчас вызывать Старого Волка? Правильно, надо всё как следует обдумать.

— Вот и подумай, не спеша. Время у нас есть.

Утром Лена, по своему обыкновению, убегает на речку. Я ограничиваюсь прозаическим туалетом у бочки с водой и ставлю на очаг кофейник. Завтрак сделаю на Синтезаторе. Когда я размышляю, что бы такое сотворить, из своей комнаты выходит Наташа. Она в коротком белом халатике с широким голубым поясом и в красных тапочках-чешках. Оглядевшись по сторонам, она нерешительно подходит ко мне:

— Доброе утро, Андрей!

— Доброе утро, Наташа! Как спалось?

— Спасибо, я отлично выспалась. А где Лена?

Я киваю на раскрытое окно. В него хорошо видно, как Лена занимается гимнастикой. В данный момент она вытянулась в струнку, подняв руки вверх и, глядя в небо, стоит на носке правой ноги, а пяткой левой касается правой лопатки.

Наташа таращит глаза от изумления и краснеет. Надо же, она смущается наготы другой женщины! Глядя на статую Венеры, она, наверное, не покраснела бы, а тут ведь живая. В этот момент Лена, не меняя позы, в прыжке меняет ноги. Наташа восхищенно охает, а я поясняю:

— Это она гимнастикой занимается. А ты, если хочешь умыться, то в прихожей найдёшь умывальник, а если там тебе воды мало, то у крыльца стоит бочка с водой. Туалет у выхода, налево. Минут через двадцать Лена закончит гимнастику, и мы будем завтракать.

Наташа благодарно кивает и уходит. Я снова принимаюсь за кулинарные изыски. Когда минут через десять я вынимаю из камеры дивно удавшуюся мне фаршированную утку, то слышу сзади тихий восхищенный возглас:

— Красивая она!

— Кто? — не понимаю я и оборачиваюсь.

Наташа стоит неподалёку от меня и издали смотрит через окно на Лену, так, чтобы та не видела, что за ней наблюдают. Деликатная, нечего сказать.

Услышав мой вопрос, Наташа краснеет и говорит:

— Лена красивая. Андрей, а в каких вы с ней отношениях?

— В настоящее время, в самых прекрасных. Но иногда ругаемся и сердимся.

— Я не это имею в виду. Кто вы с ней друг другу?

— В первую очередь — сотрудники, во вторую — друзья, а в третью — муж и жена.

Наташа улыбается:

— А не наоборот?

— Нет, именно в таком порядке. Хотя, по мере того, как мы узнавали друг друга, происходило всё именно в обратном порядке. Сначала — муж и жена, потом — друзья, и, наконец, сотрудники. И это — самое главное достижение.

— Разве так бывает?

— У нас ещё и не так бывает.

— Значит, она — ваша жена. То-то я смотрю, она вас совершенно не стесняется.

— Она не только меня не стесняется, но и своих друзей.

— Даже так? — брови Наташи удивлённо лезут вверх, — Ах, да! Я и забыла, вы же люди из будущего. У вас это всё совсем иначе…

Она осекается, а я улыбаюсь:

— Ошибаешься, Наташа. Впрочем, насчет Лены ты права, а вот мы с тобой, по-моему, современники.

— Не может быть!

— Почему же? У нас в Секторе почти все хроноагенты — выходцы из Реальных Фаз, а я как раз из твоего времени.

— Вы хотите сказать, что мы с вами жили рядом и, возможно, встречались? — Наташа недоверчиво, но с надеждой во взоре смотрит на меня.

— Нет, Наташа, это исключено. Просто, эпохи у нас с тобой совпадают.

Из дальнейшего разговора я выясняю, что такое странное летоисчисление в Наташиной Фазе ведётся от начала Эры Разума, то есть от времени, которым датирована первая находка, подтверждающая наличие на Земле разумной деятельности. На мой взгляд, не совсем удобно. Выясняется так же, что Христианской религии в этой Фазе не знают, а верят в Мировой Разум. Эти два браслета на руках Наташи — религиозные символы.

Я быстро нахожу общие даты: Социалистическую Революцию, Вторую Мировую войну, первый полёт в космос и полёт на Луну. Теперь я окончательно убеждаюсь, что довольно точно определил эпоху, из которой явилась к нам Наташа.

— Короче, Наташа, я покинул свою Фазу примерно лет через десять после времени, соответствующего твоему. А Лена лет через сто-сто пятьдесят.

— Получается, что мы с вами действительно современники. А кем вы были в своей Фазе?

— Лётчиком-истребителем.

— А на каком самолёте вы летали? — хитро улыбается Наташа.

— А ты в этом что-нибудь понимаешь?

— Немного разбираюсь.

Я подхожу к компьютеру и по памяти набираю код «своей» Фазы. Показываю Наташе себя возле самолёта. Наташа внимательно смотрит и вдруг говорит:

— Это — М-35!

— У нас он называется МиГ-29.

— Да, теперь я верю, что мы с вами современники. Только у нас этот самолёт — новинка. Его только один раз показывали на воздушном празднике.

Она ещё раз внимательно смотрит на монитор.

— А сколько же вам лет?

— Возраст, Наташа, понятие относительное, а для хроноагента этого понятия практически не существует.

— Как это?

Я подвожу её к окну и показываю на Лену:

— Сколько ей по-твоему лет?

Наташа внимательно смотрит на стройную, красивую фигуру моей подруги, прикидывает и неуверенно говорит:

— Лет двадцать… пять. Ну, чуть больше.

Я смеюсь:

— А мне?

— Лет тридцать, с небольшим.

— Когда я покинул свою Фазу мне было тридцать пять лет. Лена оставила свою Фазу в двадцать три. Когда я в начале Великой Отечественной войны работал в качестве летчика-истребителя, мне там как раз исполнилось двадцать шесть лет. А когда я командовал пиратским космическим крейсером мне было сорок пять.

Наташа удивлённо смотрит на меня, до неё с трудом доходит всё это.

— Видишь ли, нам приходится жить и работать в разных эпохах, в личностях самых разных людей. Сегодня я средневековый рыцарь, вчера был капитаном межзвёздного корабля, позавчера — гангстером, завтра буду полицейским, а послезавтра — гладиатором или инквизитором. А что касается нашего внешнего облика, то… Лена вчера рассказывала тебе, как осуществляется перенос Матриц?

Наташа кивает, и лицо её проясняется. Она начинает понимать.

— И откуда берутся наши тела, в которых живёт наш разум, она тебе тоже говорила. Понимаю, это всё трудно сразу переварить. Для меня это всё в начале тоже было дико. Но к этому быстро привыкаешь, вот как к этому Синтезатору. Нам, Наташа, надо всегда быть готовым ко всему, поддерживать хорошую спортивную форму. Вот, посмотри. Ты так сможешь?

Лена, тем временем, сидя на траве, подтягивает колени к груди и, скрестив ступни за затылком, приподнимается на руках. Наташа зажмуривается и трясёт головой:

— Нет. Никогда! Это что-то невообразимое!

— Это только так кажется. Всё дело в тренировке и ежедневной практике. А что касается стеснения и прочего, то скажи: разве у вас нет картин и скульптур, изображающих обнаженное тело?

— Конечно, есть! Но… — Наташа смущается.

— А чем оригинал хуже копии? Почему люди должны стесняться и прятать то, что прекрасно, что доставляет другим эстетическое наслаждение. Разумеется, это не значит, что всем следует всегда и всюду заголяться. Это не всегда уместно, да и быстро приедается. Но во все времена самым прекрасным творением Природы считалось человеческое тело. Только надо поддерживать его в хорошем состоянии, и тогда ты сам будешь выступать в роли автора прекрасного произведения. Вот, к примеру, у тебя прекрасная фигура, очень красивое, отлично сложенное тело.

Наташа краснеет и отворачивается. А я смеюсь:

— Вот, смутилась! Да не смущаться, а гордиться надо! Раз Природа тебя так великолепно слепила, что на тебя хочется смотреть и смотреть, не отрываясь, так что же в этом постыдного и низменного? То, что вид обнаженного тела вызывает сексуальные желания, это естественно. Секс — одна из доминант человеческого бытия. Это сложилось тысячелетиями, и не нам это ломать…

— О чем речь?

В комнату входит Лена. Она весёлая и бодрая, как и всегда после своей «зарядки». Быстро надевает халат и тапочки и подходит к столу. При виде стоящих там блюд она с нескрываемым удовольствием потирает ладони и присаживается.

— Ну, а вы так и будете стоять и беседовать? К столу! Так о чем шел разговор?

Наташа вновь смущается, а я отвечаю:

— О красоте человеческого тела и сексе.

— Понятно! — Лена качает головой, — Это под парами моей гимнастики. Наташенька, если это тебя интересует, то ты его поменьше слушай. Нет-нет, Андрюша, упаси Время! Я не хочу сказать, что ты в этом вопросе неграмотный и неотёсанный мужлан. Вот если бы к нам пришел сюда вместо Наташи её друг, Анатолий, я бы против твоих лекций не возражала. А Наташу в этом плане оставь мне. Я: а — врач, б — психолог, и ц — самое главное, женщина. Так что, Наташенька, на эту тему мы с тобой ещё поговорим. Верно?

После завтрака я начинаю творить необходимое оборудование и химикаты для лаборатории. Лена с Наташей переодеваются в шорты и идут полоть и поливать огород. После этого они садятся к компьютеру. Сегодня Лена не работает, а демонстрирует Наташе возможности наблюдения за другими Фазами. Она объясняет ей, как обнаруживаются опасные аномалии, как прослеживаются их последствия в будущем, как отыскиваются методы коррекции, рассчитываются, моделируются и планируются операции в Реальных Фазах. Всё это она демонстрирует наглядными примерами из нашей работы. Внезапно она зовёт меня изменившимся, каким-то взволнованным, напряженным голосом:

— Андрей! Иди сюда! Смотри, что я вдруг нашла!

Бросаю Синтезатор и подхожу к компьютеру. На Лене буквально лица нет. А на дисплее я вижу следующую сцену.

Два гранитных обелиска. Один большой, другой, рядом, поменьше. На большом много фамилий, на малом только две и две фотографии. Рядом стоят в строю десятка три офицеров в форме ВВС. Перед малым обелиском стоят полковник и пожилая женщина в черном платье. Лена убирает общий план и даёт увеличение. В полковнике я неожиданно узнаю Серёгу Николаева. На груди у него две Звезды Героя и несколько рядов наградных планок. А на обелиске… Время великое! Там две фотографии: Андрея Злобина и Ольги. Внизу надписи: «Дважды Герой Советского Союза, гвардии капитан Злобин А.А. 11.10.1915 — 26.10. 1941» и «Военврач третьего ранга Злобина (Колышкина) О.И. 28.4.1919 — 19.10.1941».

— Вот, и соединились они навеки, — говорит женщина.

Она нагибается к могильному холмику, раскапывает землю под обелиском и закладывает туда что-то завёрнутое в платочек.

— Что это, Светлана Григорьевна? — спрашивает Сергей.

— Это, Серёжа, наши с Ваней обручальные кольца. Он своё, когда мы в июне перед войной в Москву приехали, мне оставил. Сказал: «Возьми себе, на всякий случай». Теперь-то я знаю, что это за случай такой. Он ведь знал, что война вот-вот начнётся, и смерть свою близкую чуял.

— Я знаю, — тихо говорит Сергей, — Мне Андрей рассказывал, о чем они с Иваном Тимофеевичем в это время говорили.

— Теперь пусть у них кольца будут, у детей наших. Они ведь так и не успели пожениться. Так пусть хоть в могиле супругами станут.

— Да. Оля погибла как раз в день, который они назначили для свадьбы, — помолчав, Сергей добавляет, — Андрей говорил мне, что Оля была уже беременна. Значит их здесь не двое, а даже трое.

Женщина всхлипывает и, опустившись на колени, припадает лицом к могильному холмику. Сергей отходит назад к стоящему отдельно пожилому мужчине в гражданской одежде.

— Хорошо ты придумал, Андрей Иванович, — шепотом говорит он, — Горсть земли оттуда, горсть земли отсюда, но есть у людей в конце пути своя могила. Ведь ни от него, ни от неё даже пепла не осталось. А так и нам своего комэска можно навестить, и мать к дочке приедет. Да и до Белыничей здесь не далеко.

Я больше не в состоянии смотреть. Подхожу к Синтезатору и быстро творю что-то крепкое. Получается не то ром, не то бренди. Наливаю стакан и выпиваю залпом.

— Извини, Андрюша, — тихо говорит Лена, — Но я посчитала, что ты должен это видеть.

— Правильно посчитала, Ленок, — отвечаю я, — Всё в порядке.

Работать я, конечно, больше не могу. Извинившись, выхожу из комнаты и замечаю, как Лена что-то тихо говорит Наташе, а та сидит притихшая и, оперевшись щекой на ладонь, смотрит на дисплей.

Я ухожу на берег реки, ложусь на спину и смотрю в небо. А там снуют Яки, Илы, «мессеры», «пешки». Потом их заслоняет лицо Оли. Она присаживается рядом со мной и спрашивает:

— Что, Андрюша, плохо тебе? Мне тоже плохо без тебя. Но меня нет, а ты живой. Значит, ты ещё что-то можешь сделать, можешь исправить своё положение. Не сдавайся, Андрюша. Ты же ас! Ну подставился разок, с кем не бывает. Жизнь не может состоять из одних лишь побед, поражения иногда неизбежны. А плакать зачем? Помнишь, мы договаривались: не плакать. Я своё слово сдержала, а ты? Ты обещал всегда возвращаться. Ну пусть не ко мне, ко мне ты уже никогда не вернёшься. Но ты должен вернуться туда, где тебя ждут.

Она ещё что-то говорит мне. Говорит долго и ласково. А я уже не вникаю в смысл её слов. Мне просто хочется, чтобы этот голос звучал, звучал и звучал.

Из этого состояния меня выводит Лена. Она присаживается рядом, берёт меня за руку и тихо спрашивает:

— Ну что, Андрюша, пришел в норму?

— Всё в порядке, Леночка. Извини, я не удержался, расслабился.

— Я всё понимаю.

— А ты знаешь, я этой зимой видел их в другой гармонике живыми, уже после войны. Представляешь? Только, увы, это были не я и она. Настоящие мы погибли тогда, в сорок первом.

— Нет, Андрюша, ты не прав. Те тоже настоящие. Что мне тебе объяснять. Ты и сам это знаешь.

— Верно, знаю. Слушай, а мы почему сегодня не тренировались?

— А ты как, в форме?

— Вполне.

— Тогда иди и переодевайся.

«Дерёмся» мы около сорока минут. Естественно, при тренировках мы используем неполный контакт, но выглядит это всё равно эффектно. Сидя на траве, Наташа с восторгом наблюдает за нами. Особенно восхищает её то, что такая хрупкая, на взгляд, женщина, как Лена, владеет приёмами рукопашного боя нисколько не хуже мужчины.

На речку мы идём втроём. Наташа в красном купальнике, а Лена в одних белых трусиках. Наташа спрашивает её, делая вид, что не замечает экзотического вида моей подруги:

— А долго надо учиться, чтобы драться как вы?

— Всё зависит от способностей и от учителя. Завтра мы с тобой займёмся. Не обещаю, что через месяц ты станешь драться как хроноагент, хотя бы третьего класса, но ручаюсь, что от хулиганов тебе по кустам прятаться больше не придётся.

Наташа улыбается, а я задумываюсь. Похоже, что Лена забыла о нашем намерении связаться со Старым Волком.

После купания Наташа уходит в свою комнату переодеться, а Лена надевает тапочки, накидывает свою накидку и готовит ужин. Наташа появляется из своей комнаты в белом костюме, типа пижамы и в красных тапочках. С минуту она обалдело смотрит на Лену. Потом, решив, что не следует ничему удивляться, присаживается к столу.

— Андрей, — говорит она, — Лена показывала мне, как вы воевали с фашистами. Это действительно были вы?

— А кто же? Конечно я, — меня удивляет этот вопрос.

— У меня всё это пока в голове никак не укладывается. Ведь вы, на первый взгляд, самые обыкновенные люди, а умеете так много, что даже не верится.

— А что тебе не верится?

— Вот, к примеру, война. Вы там работали, как вы говорите, лётчиком-истребителем. И работали весьма успешно, я сама видела. За четыре месяца вы сбили сорок самолётов! Это же уму не постижимо! И не только сами воевали, но и других учили. Откуда вы всё это знаете и умеете?

— Ну, Наташа, мне это было проще. Я же в своей жизни тоже был истребителем. К тому же в училище нам преподавали весь опыт воздушных боёв минувшей войны. Я его использовал и поделился с товарищами. Только и всего. Ты попроси Лену, пусть она тебе покажет, как она в образе немецкой лётчицы атаковала американскую Суперкрепость с ядерной бомбой на борту. А ведь она в своей жизни не лётчицей была, а врачом.

Наташа удивлённо смотрит на Лену, а та скромно опускает глазки: «Чего уж там. Плёвое дело!» Я говорю:

— Хроноагенту приходится работать во всех эпохах, включая далёкое будущее, и в образах самых различных людей. Поэтому, он прежде чем приступить к работе, проходит сложную и длительную подготовку, сдаёт кучу зачетов и экзаменов. А в заключение проходит ещё и курс морально-психологической подготовки.

— И большой у вас отсев на выпускных экзаменах?

Я вопросительно смотрю на Лену, та пожимает плечами:

— За свою бытность в Монастыре я не припомню такого случая, чтобы кто-то провалился на экзаменах или защите. Курс МПП срывался, это бывало. Но со второго или с третьего захода и его проходили.

— Ну, понятно. Вы ведь все, в основном, люди подготовленные, почти всё это знаете. Это, так сказать, курсы повышения квалификации. Я не представляю, как нормальный человек может всё это освоить.

— А вот здесь, Наташа, ты ошибаешься. Хроноагентами становятся, как правило, непосредственные выходцы из Реальных Фаз. Те, кто волей каких-либо обстоятельств попадает в сферу нашего внимания и, в итоге, оказывается в Монастыре. И далеко не все они выходцы из будущего. Вот, товарищ Андрея и его соратник, тоже Андрей. Он тоже лётчик-истребитель, но, так сказать, довоенного образца. Именно в его образе Андрей и работал во время войны. Не так давно курс подготовки прошел Микеле Альбимонте. Он, вообще, выходец из Средневековья.

— И он тоже справился со всей этой премудростью?

— Я же сказала тебе: справляются все. Правда, — Лена улыбается, — бывают и осложнения. Андрей может рассказать, как он сдавал темпоральную алгебру.

Делать нечего, приходится рассказывать свою эпопею со сдачей экзамена Магу Жилю. Не жалею при этом ни красок, ни юмора. Наташа в восторге. Она даже в ладоши хлопает:

— Ну, всё как у нас!

— Да, почти как у вас, — соглашаюсь я, — Но есть один нюанс. Экзамен надо сдавать только на отлично. Четвёрка ставит под сомнение способности хроноагента сработать в критической ситуации со стопроцентным успехом.

Наташа смотрит на нас с уважением:

— Я вряд ли смогла бы так.

— Смогла бы, — уверенно говорит Лена, — Хочешь к нам?

Наташа потрясена, а я ворчу:

— Прежде, чем других приглашать, не мешало бы самим туда попасть.

Лена игнорирует моё высказывание и снова предлагает:

— Если хочешь, то я могу начать с тобой заниматься. Понятно, что не всё ты здесь сможешь пощупать руками, но с помощью компьютера увидишь и узнаешь всё.

Глаза у Наташи загораются. Я решаю не спорить с подругой. Она в таких ситуациях разбирается лучше меня и знает, что делает. Психолог как-никак. Встаю из-за стола и направляюсь к Синтезатору доводить до ума химическую лабораторию. Женщины быстро убирают со стола, моют посуду и усаживаются к компьютеру. Впечатление такое, что Наташа всерьёз настроилась на работу в Монастыре. Работаем допоздна. Когда Наташа, попив с нами чаю и пожелав спокойной ночи, уходит в свою комнату, я спрашиваю у Лены:

— Как я понял, ты настраиваешь её на работу в Монастыре?

— Ты правильно понял. Другого-то варианта у неё всё равно нет.

— Кто знает. Завтра я намерен связаться со Старым Волком.

— И ты всерьёз полагаешь, что он согласится вернуть её домой?

— Нет, конечно. Но у неё не должно оставаться сомнений, всё ли мы сделали, чтобы помочь ей вернуться домой. Как бы мне ни было неприятно обращаться к Волку, но я сделаю это. Это, всё-таки, какой-то шанс, и его необходимо использовать.

— Ты прав, Андрюша. Мы должны сделать всё, что в наших силах, — соглашается Лена.

На другой день, за завтраком, я говорю:

— Наташа, сегодня я попытаюсь решить вопрос о твоём возвращении домой.

Девушка привстаёт, но я кладу руку ей на плечо и усаживаю на место:

— Особо не обольщайся. У меня нет никакой уверенности, что эта попытка будет успешной. Но я обещаю одно: я сделаю всё, что смогу.

— Ты хорошо продумал линию поведения? — осторожно спрашивает Лена.

— Да.

— Ты представляешь, какие он может выставить требования?

— Представляю. И скажу тебе заранее: я соглашусь на любые его условия, кроме одного. Ты знаешь, о чем идёт речь. Ты сама уже поняла, кого он имел в виду. И я полагаю, что в этом деле мы можем сотрудничать с ним. Разумеется, на определённых условиях.

— Хорошо, — отвечает Лена, немного подумав, — Я предоставляю тебе полную свободу действий. Помнишь наш последний разговор в Монастыре? Ты тогда был готов пойти на переговоры с ним, и я поняла и поддержала тебя. Сейчас ты совсем в другом положении, но, думаю, ты помнишь о кривой козе, на которой он может нас объехать?

Я киваю. Наташа, молчавшая до сих пор и только переводившая взгляд с меня на Лену и обратно, вдруг горячо говорит:

— Андрей! Я понимаю, что сейчас ты пойдёшь на переговоры с вашим врагом. И пойдёшь на это только ради меня. Я тебе очень благодарна, но хочу, чтобы ты знал. Если ради меня тебе придётся принять такие условия, которые ты раньше ни за что не принял бы, прошу: не делай этого. Лучше я никогда не вернусь домой, чем из-за меня вам придётся стать их заложниками. Я уже привыкла и к вам, и ко всему этому.

— Наташенька, если бы всё было так просто. Мы и так уже его заложники. Пойми, это благополучие только видимое. Мы с Леной живём здесь как на вулкане. В любой момент здесь может разразиться такое, что тебе и в кошмарном сне не привидится. А если нам удастся отыскать или открыть переход, куда мы попадём? Тебе Лена рассказывала, где мы с ней побывали, куда нас заводили все эти переходы? Ты готова пойти с нами? Вижу, что готова пойти на всё, только бы не оставаться здесь одной. Но выживешь ли ты там? И имеем ли мы с Леной право тащить тебя с собой туда, на верную смерть? Так что, не спорь и не убеждай. Я сделаю всё, чтобы ты благополучно вернулась домой. Сейчас я буду выходить на связь, а ты, пожалуйста, переоденься в то платье, в котором ты пришла сюда.

Наташа хочет ещё что-то сказать, но Лена прижимает её ладонь к столу и кивает головой. Девушка, не возражая больше, отправляется в свою комнату. Дождавшись, когда она вернётся, я подхожу к монитору связи и набираю код Старого Волка. Через минуту на экране загорается надпись: «Извините. В данный момент я не могу вам ответить. Выйду на связь через 3 часа вашего времени или раньше».

Ждать, так ждать. Я отправляюсь брать пробы грунта с участка предполагаемого перехода, которым ушёл Мог. Вернувшись, вижу, что женщины сидят у компьютера и что-то горячо обсуждают. Стараясь не мешать им, приступаю к подготовке препаратов для анализов. Закончив эту работу, отправляюсь взять контрольные образцы с той же поляны, но метрах в двадцати от исследуемого участка.

Когда я возвращаюсь в дом, женщины сидят на крыльце и что-то тихо обсуждают. Я подхожу к компьютеру. Бросаю взгляд на дисплей и вижу там какую-то таблицу. Всматриваюсь внимательно. Великое Время! Это адаптированная к местным условиям программа подготовки хроноагента III класса. Ну и Ленка! Зря времени не теряет. Ладно, пусть занимаются. Вчитавшись в программу, вижу, что на меня Лена «повесила» техническую подготовку, огневую, фехтование, единоборства, методику и тактику разработки операций и ещё многое другое. Скучать не придётся. Хорошо еще, что темпоральную математику и хронофизику она взяла на себя.

Чешу затылок и возвращаюсь к лабораторному столу. Через полчаса у меня всё готово, но результаты придётся ждать долго, почти до вечера. Закуриваю сигарету и выхожу на крыльцо. Наташа с Леной куда-то исчезли. Время с ними. Возвращаюсь и начинаю работать с пробами. Женщины приходят за полчаса до назначенного срока.

Я хочу немного поиронизировать по поводу «адаптированной» программы. Например, как она в здешних условиях мыслит организовать занятия по технической подготовке. Но в этот момент оживает монитор связи. Он начинает светиться, а из динамика звучит сигнал вызова. Нажимаю клавишу ответа, и монитор успокаивается. На нём возникает изображение Коры.

— Здравствуйте! — приветствует она нас и извиняющимся тоном объясняет, — Шат Оркан не мог вам сразу ответить. У него были посетители. Сейчас он проводит их и вернётся. Как вы там живёте?

— Ничего, Кора, нормально, не жалуемся. А у вас что нового? — интересуюсь я.

— Да есть кое-что. Но Шат Оркан лучше всё вам расскажет сам. Да, вот и он.

В поле зрения на мониторе появляется Старый Волк. Вид у него довольно озабоченный. Когда он замечает на мониторе нас с Леной, его лицо немного проясняется. Но только немного.

— Здравствуйте! — говорит он, усаживаясь перед монитором, — Очень хорошо, Андрей, что ты вышел на связь. Я как раз собирался сам…

Он внезапно замолкает и широко раскрытыми глазами недоуменно смотрит куда-то мне за спину. Оборачиваюсь. Сзади неслышно подошла Наташа.

— Это — Наташа, — просто представляю я её.

— Время побери! Откуда она взялась? — обалдело спрашивает Старый Волк.

— Да, вот мы с Леной, от нечего делать, родили девочку. Сейчас, как видишь, растим и воспитываем. Ты, может быть, поздороваешься с девушкой?

— Здравствуйте, — машинально произносит Старый Волк.

— Здравствуйте, — сдержанно улыбается Наташа.

— Андрей! Ты может быть объяснишь мне, что всё это значит? — умоляющим тоном просит Старый Волк.

А Кора, подперев кулачком щеку, грустно смотрит на Наташу своими выразительными глазами. Она, в отличие от своего шефа, уже всё поняла.

— Это я должен тебе объяснять? — ехидно спрашиваю я, — Ну, ты даёшь, Старый! Не ты ли говорил мне, что переход, по которому мы с Леной сюда попали…

— Постой! — перебивает меня Старый Волк, — Ты хочешь сказать, что она попала к вам по этому переходу?

— Ты поразительно догадостен. Сразу видно, что ты Волк, да ещё и Старый. Но только мне помнится, ты говорил, что этот переход у тебя под контролем.

— Да, под контролем. Несколько дней назад было зафиксировано открытие, я тут же погасил его. Но моя аппаратура не отметила, что переходом кто-то прошел.

— Можешь выбросить свою аппаратуру. Факт, как видишь, на лицо.

Старый Волк сокрушенно качает головой:

— Ты прав. Аппаратуру надо проверить. Это — не дело. Но, Время с ней, это моя печаль. Давай о деле. Я только что получил сведения…

— Стоп! — останавливаю я его, — Ты сказал: давай о деле. Так давай с него и начнём.

— А я о чем говорю?

— Не знаю, о чем ты собираешься говорить, но, по-моему, инициатива связи исходит от нас. Значит, наше дело мы и должны рассмотреть в первую очередь.

Старый Волк озадаченно смотрит на меня. Похоже, что в его голове никак не укладывается, что могут быть какие-то дела, более важные, чем те, о которых он хочет со мной поговорить. Он закуривает сигарету и на несколько секунд прикрывает глаза: успокаивается и «вводит себя в рамки».

— И что у вас за дело? — спрашивает он, наконец.

— Вот, она, — я киваю на Наташу.

— Что, она?

— Брось притворяться. Ты прекрасно понимаешь, о чем идёт речь. Ошибки надо исправлять.

— Какие ошибки ты имеешь в виду?

— Твои ошибки, которые ты допустил, когда закрывал переход. Ты сам сказал, что он иногда открывается произвольно. А это бывает только в двух случаях: если это — спонтанный переход, представляющий из себя реакцию пространственно-временного континуума на открытие и закрытие перехода где-то в этой Фазе. И второй случай, когда при закрытии открытого перехода допущены ошибки, и он не закрылся полностью. То есть, имеет место, так называемый, неустойчивый переход. В данный момент мы имеем произвольное открытие перехода, обусловленное фактором второго рода. Будешь отрицать?

— Не буду.

— Тогда я не понимаю, что тебе ещё надо объяснять? Исправь ошибку или, хотя бы, её последствия. Короче, эту девушку надо вернуть назад.

— А больше ты ничего не требуешь?

Старый Волк смотрит на меня прищурившись. На его губах играет лёгкая усмешечка.

— Конечно требую. И ты знаешь чего. Но раз это требование ты, в своё время, уже отказался выполнить, то я о нём сейчас и не говорю.

— Слава Времени! — продолжает иронизировать Старый Волк.

— Но согласись, моё требование вернуть Наташу в её Фазу справедливо, — продолжаю я, делая вид, что не замечаю его иронии, — Да или нет?

— Справедливо, — соглашается Волк и, подумав немного, добавляет, — Но не выполнимо.

— Почему?

— Видишь ли, Андрей, это очень долго объяснять.

— А ты не объясняй. Ты просто скажи: вернёшь ты Наташу в свою Фазу или нет?

Волк молчит и задумчиво смотрит на Наташу. А она чувствует себя под этим тяжелым взглядом очень неуютно. Она даже порывается встать и уйти. Но Лена незаметно перехватывает её руку и крепким пожатием удерживает её на месте. Не годится убегать и прятаться, когда решается твоя судьба. Мы не страусы, а кандидаты в хроноагенты. Пауза затягивается, и я говорю:

— Хорошо, поставим вопрос по-другому. Ты можешь осуществить обратный переход Наташи в свою Фазу?

Волк словно просыпается и медленно, как бы нехотя, выговаривает:

— Могу, но…

— Но не хочу! Ты это имеешь в виду?

— И это тоже.

Я взрываюсь:

— Слушай, ты, Волчара! Я понимаю, что у тебя есть все основания законопатить нас сюда и держать здесь в строгой изоляции до скончания времён. Мы с тобой — воюющие стороны, и вправе поступать друг с другом так, как нам будет угодно. Если завтра ты решишь резко ухудшить условия нашего пребывания здесь, мы с Леной воспримем это как должное. И не рассчитывай услышать от нас хоть одно слово жалобы, хоть одну просьбу. Но здесь-то случай совсем другой, и если я прошу тебя об этом, то прошу уж никак не за себя. Ведь она-то здесь совсем не при чем! Почему она должна страдать наравне с нами только из-за того, что стала жертвой твоей ошибки? Я знаю, почему ты не желаешь это сделать. Ты опасаешься, что мы с Леной сбежим вместе с ней по этому переходу. Но пораскинь своими мозгами. Какой смысл нам бежать отсюда в Фазу, в которой живёт Наташа? Что это нам даст? Она отстаёт от Фазы Стоуна на четыреста-пятьсот лет! Здесь у нас хоть компьютер есть, а там что мы будем делать? И потом, у тебя всегда будет возможность вернуть нас обратно, подстроив нам переходы-ловушки, где угодно, хотя бы в сортирах. А может быть ты изобретаешь: какие нам поставить условия? Не старайся. Перед тем как выйти на связь, мы имели разговор. Наташа заявила, что если ты поставишь кабальные условия, то она предпочтёт остаться с нами. Одним словом, Волк; не пытайся изображать себя хуже, чем ты есть на самом деле. Помоги девушке.

В продолжении моего выступления Старый Волк несколько раз что-то прикидывает на своём компьютере и показывает результаты Коре. Та мрачно кивала и становилась всё более печальной. А я завершаю:

— И ещё одно требование. Её надо вернуть именно в тот момент времени, в который она исчезла из своей Фазы.

Вместо Старого Волка мне отвечает Кора:

— Андрей. Ты не совсем правильно понял. Дело здесь совсем не в желании или в нежелании. Ты думаешь, мне доставляет какую-то радость смотреть на эту несчастную девушку, волей нелепого случая вырванную из своего Мира, из своей жизни? Ты правильно сказал: это — результат ошибки. Но ты не знаешь главного. Это результат целой цепи ошибок, которые имели место при попытке ликвидировать переход. Компьютер, получив команду на ликвидацию, применил не ту программу. В результате этот переход теперь нам неподконтролен. Частичный контроль мы восстановили. Мы можем закрыть его, если он произвольно откроется. Но открывать его, по своему усмотрению, мы не можем.

— Следовательно, Наташа останется с нами навсегда?

— Нет, я этого не сказала. Я займусь этим переходом. Не обещаю, что быстро восстановлю его. Возможно, что мне вообще не удастся это сделать. А может быть придётся дожидаться подходящего состояния пространственно-временного континуума. На это, сам знаешь, иногда требуется много времени. Но, так или иначе, я займусь этим делом и сделаю всё, что возможно. Если у меня ничего не получится, я так вам и скажу, а если получится, предупрежу вас не менее чем за два часа.

— Но имейте в виду, — говорит Старый Волк, — Она откроет переход только для одного человека. Для неё, — он указывает на Наташу, — Любые ваши попытки использовать этот переход в своих интересах будут пресечены. Она останется здесь навсегда, а вас я разгоню по разным Мирам, и вы никогда больше не встретитесь.

— Спасибо, Кора, — говорю я, игнорируя реплику Старого Волка, — Я рад, что этим делом будешь заниматься именно ты. Значит, мы будем надеяться на положительный результат и ждать от тебя вестей.

— А теперь, поговорим о деле, — начинает Старый Волк, — Мне кажется, что в ближайшее время я смогу назвать вам нашего противника, а доказательства вы получите сами, да такие, что я даже опасаюсь, сумеете ли вы переварить их без ущерба для себя.

— Можешь не стараться предъявлять свои доказательства. Мы уже знаем, что это за противник.

— Вот как? — Старый Волк, похоже, поражен, но он быстро справляется с собой, — И что же вы узнали? И каким образом?

Я коротко рассказываю ему о визите Мога и о нашем разговоре с ним. Вначале Старый Волк слушает спокойно, но в конце оживляется.

— А ты точно помнишь, что он ничего особенного не сделал перед тем как исчезнуть? — спрашивает он.

— Совершенно ничего. Он просто повернул направо и исчез. Словно за угол свернул.

— Вот как? — Старый Волк озадачен. — Это что-то новое.

Он набирает что-то на клавиатуре своего компьютера и даёт Коре распоряжение на непонятном языке. Она кивает и начинает заносить в компьютер какие-то данные. А Старый Волк спрашивает меня:

— А почему ты не вышел на связь со мной, когда тебе стало ясно: кто наш противник?

— А зачем? Чтобы сказать тебе: Волчара ты наш, миленький, узнали мы кого ты имеешь в виду и стало нам страшно до жути. Теперь мы твои, владей нами и распоряжайся по своему усмотрению. Ты этого ждал? Нет, уважаемый, второе наше условие остаётся в силе по-прежнему. Отсюда мы никаких переговоров о совместных действиях вести не будем.

Старый Волк грустно качает головой:

— Что ж, дело ваше. Но я должен вернуться к тем доказательствам, о которых я говорил. Собственно, доказательства эти собираюсь представлять вам не я, а сам, как вы его называете, Мог.

— Что ты имеешь в виду? Объясни точнее.

— Буквально сегодня, когда ты пытался связаться со мной, мне стало известно, что этот Мог готовит какую-то акцию в вашем, то есть в том, в котором вы сейчас находитесь, Мире. Я сначала удивился: какие у них могут быть здесь интересы? Но теперь понимаю: он встретился с вами, и ваше присутствие здесь его почему-то не устраивает.

В этот момент звучит низкий сигнал. Старый Волк смотрит куда-то в сторону и поспешно встаёт:

— Я должен вас покинуть, прошу прощения. Кора полностью в курсе дела, она объяснит вам всё остальное. Всего доброго.

Старый Волк уходит, а Кора отрывается от компьютера:

— Собственно, он всё уже сказал. Мне добавить почти нечего. Наши люди засекли, что этот Мог договаривался с какими-то сомнительными личностями о ликвидации двух человек уединённо живущих в лесу на берегу реки. При этом он довольно точно описал и вас, и ваш дом. Помните, Шат Оркан говорил, что они предпочитают действовать чужими руками? Так будет и в этот раз.

— А точнее нельзя? Когда это будет? Сколько их будет? Откуда они появятся?

— Ничего этого мы точно не знаем. Этот хитрец заметил каким-то образом, что попал в поле зрения наших людей и сразу законспирировался так, что его потеряли из виду. Если ты знаешь, о ком идёт речь, то ты поймёшь, как он это умеет делать. Поэтому сейчас мы можем только строить догадки. Единственное, что я знаю наверняка: он воспользуется существующим переходом, а не будет создавать новый.

— Откуда такая уверенность?

— Он говорил, что к дому надо идти берегом реки, вниз по течению.

— Понятно. Будем ждать гостей.

— Андрей, — Кора умоляюще смотрит на меня, — Ну зачем тебе подвергаться лишнему риску? Зачем ты упорствуешь? Одно слово, и Шат Оркан заберёт вас отсюда. Мы будем работать вместе.

— Кора, ты же сама называешь его не как-нибудь, а Волком. Могу ли я верить Волку? Хватит, один раз я уже поработал на него по принуждению. Ты знаешь, чем это кончилось. Кстати, вы разобрались, почему ты существуешь в двух Фазах: здесь, у себя, и в Схлопке?

— Разобрались. Скорее всего, здесь причиной послужила непредвиденная флуктуация темпорального поля, возникшая когда я возвращалась через переход после выполнения задания. Сейчас наши хронофизики ломают себе голову над тем, что вызвало эту флуктуацию, и какие последствия она ещё может иметь?

— Вот видишь, какие у вас методы работы. Сами ещё толком не разобрались, что к чему, а уже вовсю сверлите переходы из Фазы в Фазу. Ну как же с вами можно работать, когда вы не можете предвидеть даже таких последствий своей деятельности?

— Жаль, — вздыхает Кора, — А я надеялась, что мы снова будем работать вместе.

— С тобой, Кора, я готов работать. Но работать со Старым Волком на таких условиях; благодарю покорно! Спасибо за предупреждение. Надеюсь, мы ещё встретимся.

— До встречи, Андрей. И умоляю, будьте осторожны!

Мы отключаем связь, и я поворачиваюсь к женщинам. Лена сидит с невозмутимым видом, ясно показывая, что она довольна результатом встречи. А у Наташи вид довольно странный: по щекам текут слёзы, а сама она при этом улыбается.

— Как прикажешь тебя понимать? — спрашиваю я, — То ли ты огорчена, то ли рада? Но и то, и другое преждевременно. Ты же слышала наш разговор: до окончательного приговора ещё далековато. Кора всё сказала, как есть, честно.

— Я не о том, Андрей, — улыбаясь, отвечает девушка, — Мне и домой хочется, и с вами расставаться я не хочу. Но, в любом случае, я вам очень благодарна.

— Пойми вас, женщин, — пожимаю я плечами.

— А что ты думаешь об акции, которую задумал Мог? — спрашивает Лена.

— Что я могу думать? Мы не знаем толком ничего: ни когда это будет, ни сколько их будет. Известно одно: они пройдут переходом и пойдут по берегу реки. Сейчас мы предупреждены, значит, готовы ко всему. Переход мы контролируем. Неожиданностей не будет.

— Что ж, и на том спасибо Старому Волку, — говорит Лена и встаёт. — Пора заниматься обедом.

— Подождите! — вскакивает Наташа, — Как же так? Против вас что-то затеяли, а вы говорите об этом так спокойно!

— А как нам ещё об этом говорить? — удивляется Лена, — Пусть сюда приходят кто угодно. В конце концов, мы кто? Хроноагенты или саксофонисты?

Один за другим чередуются дни. Мы работаем, занимаемся с Наташей. Она уже совсем освоилась. Её уже не только не шокирует появление Лены по утрам в обнаженном виде. Она сама, подражая Лене, выходит теперь к ужину в одних тапочках и полупрозрачной накидке. После ужина они с Леной или беседуют, сидя рядышком на диване или на крылечке, или работают на компьютере, если он свободен. Как-то вечером, ожидая, когда нагреется препарат, я полюбопытствовал, чем они занимаются и был ошарашен. В этот момент они смотрели шоу сексуального театра в Биологической Фазе.

— Это-то зачем? — спросил я Лену, когда мы ложились спать.

— Как зачем? — удивилась Лена, — Она ещё только начинает жить. Надо, чтобы эта жизнь у неё была полноценной во всех отношениях. И вообще, дорогой, не кажется ли тебе, что ты лезешь не в свою епархию?

Что касается моей «епархии», то я придумал, как заниматься технической подготовкой в наших условиях. Я составил программы-тренажеры, и теперь Наташа по часу, по два в день проводила у компьютера, осваивая различные виды техники. Конечно, всё это потом надо будет отработать в натуре, прежде чем сажать её в кабину самолёта или космического корабля. Но определённые навыки управления техникой Наташа приобретала.

Успешно шли дела и с физической подготовкой. Наташа уже прилично владела шпагой, и мне доставляло большое удовольствие наблюдать, как они с Леной гоняли друг друга по поляне. Рукопашный бой осваиваем несколько тяжелее. Но это и понятно: не хватает физических данных. Но я успокаиваю Наташу:

— Ничего страшного, накачаешься, разовьешь в себе нужные гибкость, быстроту и реакцию. Это дело наживное. Конечно, сейчас тебя в Реальную Фазу в качестве хроноагента выпускать никак нельзя. Но с теми хулиганами, от которых ты к нам сбежала, ты уже сейчас справишься играючи.

У самого у меня не выходит из головы одна забота. Физико-химический анализ показал, что на участке, где исчез Мог, имеется повышенное содержание неустойчивого изотопа Са42 . Причем, его концентрация резко возрастает именно в том месте, где он «свернул за угол». Собственно, этот изотоп и дал тот слабый радиационный фон, который я засёк при первых исследованиях. Что это мне даёт и о чем говорит, мне пока не понятно. А обращаться к Старому Волку я не хочу.

Между тем, приближалась осень. В лесу опять обильно появились грибы. Раза два-три в неделю мы бросали все дела и отправлялись собирать лесной урожай. В погребе наполнялись солёными грибами бочонки, а на чердаке Лена сушит грибы, нанизав их на длинные нити.

По утрам Лена, невзирая на погоду, по-прежнему бегала на речку и занималась на поляне гимнастикой. Но дни и вечера становились всё прохладнее. В шортах или в лёгких костюмчиках ходить в лес или проводить вечера на крылечке, слушая моё пенье под гитару, было уже холодновато. Подумав, Лена сотворила на Синтезаторе два кожаных брючных костюма. Себе, как всегда, голубой, Наташе — красный. «В лесу не потеряешься!» — смеялась она.

Всё это время я не забывал о предупреждении Старого Волка, что против нас планируется какая-то акция. Но дни шли за днями, а нас никто не тревожил. Однажды, ясным осенним утром, когда Лена уже встала, но ещё не успела убежать на речку, тишину нарушает сигнал дежурного монитора, к которому подключен искатель. Мы с Леной переглядываемся и, не говоря ни слова, бежим в кладовую, где лежат наши мелтановые костюмы и камуфлированные комбинезоны. Открылся переход!

Из своей комнаты выскакивает Наташа:

— Что случилось? Что это за сигнал?

— Кто-то к нам пожаловал, — отвечает Лена, шнуруя ботинки, — Переход открылся.

— Переход!? — переспрашивает Наташа, — А может быть, это Кора его открыла?

— Вряд ли, — говорю я, — Кора обещала нас предупредить за два часа. А этот закроется, мы ещё и собраться не успеем.

И точно. Переход, просуществовав не более четырёх минут, закрывается.

— Что ж, посмотрим, каких гостей нам Время послало, — говорю я, надевая шлем и вешая на плечо автомат.

— А что если это те, о которых говорили Старый Волк и Кора? — встревожено спрашивает Наташа.

— Очень может быть, — отвечает Лена и тоже берёт автомат.

— Я — с вами! — заявляет Наташа.

Смотрю на неё с сомнением: стоит ли её брать с собой? А Наташа настаивает:

— Андрей! Да я же умру здесь от страха за вас, с ума сойду!

— Ничего с нами не случится. И не такие мы дураки, чтобы завязывать бой в лесу. Мы сейчас просто идём на разведку.

— А вдруг они вас обнаружат? Лишняя пара рук не помешает. Ты же сам учил меня стрелять.

Я задумываюсь. Так-то оно так. Но времени творить для неё оружие у меня уже нет. Отдать ей свой автомат? Но с тяжелым и длинным пулемётом по лесу бегать не очень удобно.

— Ладно. Возьми мой Вальтер. Только учти, не высовываться и слушать команды беспрекословно. Скажу: «Ползи на брюхе», будешь ползти, хоть пять километров. Если согласна, одевайся, да побыстрее.

Наташа исчезает в своей комнате. Через минуту она выскакивает в своём красном кожаном костюме. Я морщусь: слишком ярко и заметно. Но времени уже нет, и я командую:

— За мной! Бегом!

Бегу, не оглядываясь. В Лене я уверен, а Наташа тоже не вызывает сомнений. Лена с ней дважды в неделю делала пробежки по пять-десять километров. Выдержит. Метров за триста до перехода перехожу на шаг и перемещаю Лену направо, а Наташу оставляю сзади. Вот и переход. Никого не видно. Подхожу ближе. Ага! На глинистой полосе многочисленные отпечатки следов. Полоса так затоптана, что невозможно определить, сколько же здесь прошло человек. Подзываю женщин:

— Они пошли к реке. Надо узнать точно: сколько их. Я иду прямо, Лена — справа, а ты, Наташа, держись метров на пятьдесят сзади.

— Почему? — обижается девушка.

— Потому, что я так решил. А ещё потому, что костюм твой слишком заметен в лесу.

Наташа, поняв в чем дело, умолкает и подчиняется. Движемся мы осторожно, держа оружие наготове. Не успеваем мы пройти таким порядком и сотни шагов, как до нашего слуха доносится громкий разговор. Голоса несутся с поляны на берегу реки. Не очень-то они остерегаются в незнакомом лесу. Пока отдельные слова разобрать невозможно. Но по мере приближения разговор прослушивается всё отчетливее. Вот между деревьями виден просвет. Сигналю Наташе, чтобы она залегла, и тихо, осторожно, маскируясь кустами и деревьями, ползу к опушке. Вот поляна как на ладони.

Ого! Пятнадцать человек. В основном, арабы. Два негра, два европейца, два прибалта и один японец или малаец. Вооружение тоже пёстрое: автоматы Калашникова, американские винтовки, два «Узи» и даже снайперская винтовка. Она у высокого, тощего прибалта. Разговаривают на каком-то жаргоне, но в основе — английский. Понять можно. Они спорят, когда нужно идти: сейчас или дождавшись ночи. Мнения разделились. Сторонники ночной операции ссылаются на предостережение, что им придётся иметь дело с профессионалами. Сторонники немедленного выступления говорят, что какие бы профи там ни были, их всего двое, а они сами тоже не любители. В конце концов, старший, араб лет сорока, в тёмных очках, говорит:

— Хватит спорить! Нечего ждать темноты. Двое, это всего лишь двое. Собираемся.

Всё ясно. Даю условный сигнал и ползком возвращаюсь к Наташе. Через пару минут подползает и Лена.

— Я всё слышала. Что будем делать?

— Как что? Встречать, конечно. Ведь они пришли по наши души и без них возвращаться не намерены. Не будешь же ты убеждать их, что это нехорошо.

— Жаль, что ты не сотворил бластер. Один выстрел, и привет, — сожалеет Лена.

— И так хороши будут. У нас есть чем их встретить.

— А сколько их? — спрашивает Наташа.

— Пятнадцать.

— Ой! Как же мы от них отобьёмся?

Я смотрю на Наташу. Надо же, воевать собралась.

— Во-первых, не мы, а мы, — я показываю на себя и Лену, — Ты рыпаться не вздумай, я тебя под пули не пущу. И не возражай! Ты когда-нибудь по людям стреляла? Нет! То-то. Не думай, подружка моя, что это так просто. Потому как, во-вторых, мы не отбиваться будем, а уничтожать их. Нельзя допустить, чтобы хоть один из них ушел живым. Ты представляешь, в каком мы окажемся положении, если по окрестностям будет слоняться хоть один из этих бандитов? Ну, а в-третьих, мы всё-таки профессионалы-хроноагенты. Лена первого класса, а я экстра. А это что-нибудь значит.

— Но ведь они тоже не новички.

— Понятное дело. Желторотых юнцов на такое не посылают. Но, хватит об этом. Значит так. По берегу до нашей поляны больше десяти километров. Они пойдут осторожно, значит, им ходу не менее двух с половиной часов. Мы можем не спешить. Встречать их будем так. Перед самой нашей поляной река делает дугообразный поворот, выгнутый к нашему берегу. Если я сяду с пулемётом в конце поворота, они будут у меня как на ладони. Ты, — обращаюсь я к Лене, — переправишься на другой берег и займёшь позицию в середине поворота реки. Оттуда у тебя будет простреливаться весь берег. Главное, не давай им уйти в лес или назад. Ясно?

— Ясно.

— Пошли. Надо ещё лодку надуть.

— Не надо лодку, её заметить могут. Я лучше вплавь переберусь, — предлагает Лена.

— Как знаешь.

Мы быстрым шагом возвращаемся на свою поляну. Лена, захватив пару полных магазинов и гранаты, ободряюще похлопав Наташу по плечу, отправляется на другой берег реки. Со мной она не прощается: плохая примета. Да и уверена она в успехе не меньше меня. К чему лишние сантименты? Переплыв реку, Лена машет нам рукой и исчезает в прибрежных зарослях. Я беру пулемёт и пару гранат. Автомат оставляю Наташе.

— Ты сиди дома и стреляй только в том случае, если они полезут в окна или в двери. Если дом загорится, перебеги в баню. Но, думаю, что до этого дело не дойдёт. Ну, не скучай здесь и ничего не бойся, я пошёл.

— Андрей! — окликает меня Наташа.

— Что случилось? — останавливаюсь я.

Девушка подбегает ко мне и крепко целует в губы. Она быстро разворачивается, словно боясь, что я отвечу на поцелуй, и убегает в дом. Проследив, как её стройная фигурка в ярко-красном, поблёскивающем на солнце, костюме скроется в дверях, я отправляюсь на позицию.

Это место я заприметил давно. Там поперёк песчаного пляжа лежит выброшенный на берег толстый ствол дерева, почти занесённый песком. Устраиваюсь за этим деревом, устанавливаю пулемёт на сошки и заправляю ленту. Оттянув затвор и приведя пулемёт к бою, смотрю на таймер. Ждать ещё не менее получаса. Выкурив сигарету, прикидываю, поводя стволом пулемёта по береговой линии. Я был прав, отсюда простреливается весь берег. А поворот такой длинный, что здесь передо мной окажутся все пятнадцать наёмников разом. Остаётся только дождаться гостей.

Медленно тянутся минуты. Вдруг с другого берега доносятся два кваканья лягушки. Это сигналит Лена. Сразу же из-за поворота показывается первый «солдат удачи», за ним — второй. Они идут осторожно, без шума. Я считаю: четырнадцатый, пятнадцатый. Ну, и нахалы! Они настолько уверены в своём превосходстве, что даже не выставили флангового охранения. Тем хуже для них.

Припадаю к пулемёту и жду. Вот середина цепочки наёмников поравнялась с серединой дуги поворота. Сейчас они все у меня в прицеле. Спокойной ночи, ребята!

Грохот пулемётной очереди разрывает утреннюю тишину. Пятеро поражены сразу, их тела неподвижно чернеют на желтом песке. Остальные, надо отдать им должное, быстро сориентировались, залегли и открыли ответный огонь. Но они в невыгодном положении. Укрыться им совершенно негде. А я длинными очередями заставляю их прижиматься к песку ещё плотнее и выбиваю одного за другим. Дистанция не более двухсот метров. С этого расстояния ПК работает как настоящая коса смерти.

Некоторые наёмники не выдерживают. Одни пытаются податься назад, другие — в лес. Но в этот момент открывает огонь Лена. Её короткие очереди быстро успокаивают беглецов. Но один, кажется, успел скрыться в лесу, счастливо ускользнув от наших очередей. Плохо дело. Придётся за ним поохотиться. Еще хуже, если он вздумает зайти ко мне с тыла. Надо будет сменить позицию. Придётся отойти назад, чтобы с правого фланга у меня оказалось открытое место, поляна.

Но перед этим я прикидываю, сколько ещё осталось живых наёмников на берегу. Трое. Они, похоже, о чем-то договорились. Вот двое открывают по мне огонь из автоматов, а третий бросается в лес. Но добежать он не успевает. Коротко стучит автомат, и наёмник с разбегу безжизненным мешком брякается на песок. Один из двоих оставшихся наёмников разворачивается и стреляет по Лене. Но я тут же заставляю его замолчать навсегда. Последний наёмник плотно прижимается к песку, словно пытается зарыться в него. Может быть, при других обстоятельствах он бросил бы оружие и поднял руки. Но только не теперь. Они шли убивать нас и щадить нас не собирались. Соответственно, и сам он не мог рассчитывать на пощаду. Да я и не собирался щадить его. Зачем он мне здесь нужен? Это не Наташа. Сделать из наёмного убийцы нормального, порядочного человека — задача непосильная даже для Лены со всеми её талантами. Тщательно прицеливаюсь. Мне видно только его затылок и правое плечо. Длинная, на десять патронов, очередь с дистанции менее ста пятидесяти метров не может пропасть даром. Хоть две пули, но нашли цель.

Остался пятнадцатый, который успел укрыться в лесу. Привстаю и даю Лене сигнал идти ко мне вдоль берега, но через реку не переправляться. А сам я осторожно начинаю двигаться к поляне, держа на прицеле прибрежные кусты. Со стороны нашей поляны доносится короткий стук автоматной очереди. Кто стрелял? Наёмник или Наташа? Пытаюсь вспомнить, чем был вооружен этот наёмник. По-моему, у него была винтовка. А стреляли из АКМ. Значит огонь вела Наташа. Но почему тишина? Почему не слышно ответных выстрелов?

Осторожно выхожу на поляну. В доме не видно никаких признаков жизни. А вот и объяснение стрельбы. На поляне лежит убитый наёмник. Он вышел из леса и по опушке пытался зайти ко мне в тыл. Тут его Наташа и подстрелила. Два попадания. Молодец, девчонка! Мои уроки не пропали даром. Даю Лене сигнал, чтобы она переправлялась к нам, и иду в дом. Наташа сидит под окном, уронив автомат на пол и обхватив руками колени. На полу валяются три стреляные гильзы. Поднимаю автомат и разряжаю его. Наташа смотрит на меня, глаза её полны ужаса.

— Андрей, — тихо спрашивает она, — неужели я убила его?

— Наповал.

Девушку начинает трясти. У неё стучат зубы. Быстро подаю ей кружку воды. Она делает три глотка, расплёскивая воду, из глаз текут слёзы:

— Как же так? Я ведь не хотела его убивать! Хотела просто отпугнуть, ну, в крайнем случае, ранить. Но убивать!

— Ты всё сделала правильно. Если бы ты не убила его, он сначала убил бы меня, а потом тебя и Лену. А ранить? Зачем он нам здесь нужен? Если ты переживаешь, что убила человека, то напрасно. Это давно уже не люди.

Девушка вопросительно смотрит на меня. Я поясняю:

— Они только внешне похожи на людей. Они хуже диких зверей. Звери никогда не убивают себе подобных. А они за несколько тысяч долларов пришли сюда, чтобы убить нас. Так можно ли считать их людьми? Это просто бешеные собаки. Так что успокойся, ты всё сделала правильно и очень хорошо. Срезала его одной короткой очередью. Молодец!

Наташа пытается улыбнуться подобием жалкой улыбки, но у неё что-то плохо получается. В дом входит Лена. Глаза у неё горят, она всё ещё полна боевого задора.

— Здорово мы их, а, Андрей! А что это Наташа такая расстроенная?

— Да вот, подстрелила того, пятнадцатого, что в лес ломанулся, теперь переживает.

— Понятно.

Лена бросает автомат и присаживается рядом с Наташей. Она обнимает её за плечи и что-то нашептывает. Сразу видно, что Лена — профессиональный психолог. Очень скоро глаза девушки проясняются, и она даже улыбается. Нет, мне до Ленки в этом плане далеко. Выждав пока Наташа окончательно успокоится, я иду в кладовку и беру три лопаты. Подхожу к окну и зову женщин:

— Пойдёмте. Могилу рыть. Не оставлять же их на берегу. Да, Лена, захвати автомат на всякий случай.

Женщины вздыхают, но безропотно поднимаются и выходят ко мне. Лена подаёт мне мой автомат. Вешаю его на плечо, и мы отправляемся на поле минувшего боя. Наташа робко идёт сзади, стараясь держаться подальше от трупов. А мы с Леной внимательно осматриваем поверженных наёмников.

— Смотри-ка, живой еще! — слышу я Лену, — Ой! Да это — женщина!

Лена стоит на коленях перед тем самым высоким прибалтом, который был вооружен снайперской винтовкой. Я вспоминаю, что его я срезал первой же очередью. Подхожу поближе. Точно, живой. Приглядываюсь и ясно вижу, что это действительно женщина. Ну может ли быть что-либо отвратительней и низменней!? Женщина опустившаяся до того, что стала наёмным убийцей! Мне в голову приходит мысль допросить её, и я говорю Лене:

— Попробуй привести её в порядок. Не до конца, а так, чтобы она только могла понимать вопросы и отвечать на них. А мы с Наташей займёмся могилой.

Могилу мы роем на небольшой полянке в десяти метрах от берега. Земля мягкая, песчаная, и мы быстро отрываем довольно вместительную могилу.

— Оставайся здесь, — говорю я Наташе, — Не надо тебе присутствовать при этом. На допрос всегда противно смотреть. А уж на такой, в особенности. Да и тела мы с Леной сюда сами перетаскаем. Зачем тебе всё это? Закопать поможешь и ладно.

Наташа с радостью кивает. Ей и в самом деле не улыбается перспектива таскать к могиле трупы наёмников. Выхожу на берег. Лена всё ещё сидит на песке возле снайперши.

— Ну, как?

— Говорить сможет, — отвечает Лена и вытирает выступивший на лбу пот.

— Ты как её? Своими средствами или методы нагил вспомнила? — интересуюсь я.

— Больше методами нагил. Ты её здорово уделал. Две пули. Она — не жилец.

Допрос я веду на смеси английского и русского языков. Эстонского я никогда не знал, русский эта стерва основательно подзабыла, а английским ещё не овладела. Она отвечает на вопросы слабым, прерывающимся голосом, но разобрать, что она говорит, можно. С её слов я выясняю, что два месяца назад её и остальных наёмников подрядил на работу какой-то еврей.

— Еврей? — переспрашиваю я.

— Нет, он не еврей. Я вообще не знаю, кто он. Просто мы встретились с ним в Яффе.

Я подробно описываю Мога. Снайперша подтверждает, что это был именно он. «Еврей» заплатил им по десять тысяч долларов и обещал ещё столько же по исполнении дела. При этом он подробно описал местность и дал им фотографии: мою и Лены. Он предупредил, что мы — профессионалы, и что в открытом бою с нами они понесут неизбежные большие потери. Лучше всего застать нас врасплох. Ну, а они не послушали и сваляли дурака… Дальше речь стала бессвязной. Я поднимаюсь и говорю Лене:

— Неплохо нас с тобой оценили: по сто пятьдесят тысяч баксов!

С этими словами я короткой очередью добиваю наёмницу. Лена морщится?

— Зачем ты так?

— А что, лучше кинуть её в могилу живой? Или вылечишь и перевоспитаешь? Такую перевоспитаешь! Глянь-ка!

Я показываю Лене снайперскую винтовку. На ложе два ряда зарубок. Лена качает головой?

— Да. Она давно уже не человек, а тем более, не женщина.

— Вот так-то, Ленок. Берись, потащим её.

За час мы стаскиваем в могилу тела всех наёмников. Туда же кидаем и их оружие. Сравняв яму с землёй, усталые возвращаемся домой. Я сразу иду топить баню. Не хочется садиться обедать, пока не смоешь налипшее на тебя дерьмо. Впечатление такое, что, прикасаясь к ним, сам испачкался до невозможности. Помывшись первым, я отправляю в баню женщин, а сам начинаю хлопотать с обедом.

Пока я вожусь с обедом, на связь выходит Кора. Она, узнав, что у нас всё в порядке с радостью бежит передать Старому Волку эту весть.

— Все эти дни он не находил себе места и страшно злился, что никак не удаётся узнать подробности планируемой акции и точное время её начала, чтобы предупредить вас.

За обедом Лена снимает браслет с искателем, протягивает его мне и спрашивает:

— Ты не возьмешься вмонтировать маяк в Наташин медальон?

— С технической точки зрения задача не сложная. Только зачем это нужно?

— Если Кора сдержит своё слово, то Наташа вернётся домой. Она живёт в развитой, обитаемой Фазе. А эта Фаза рано или поздно попадёт в поле зрения Сектора Наблюдения, если уже не попала. Наши наблюдатели засекут сигналы маяка и выйдут на Наташу.

— А дальше что? Что она им скажет? Живут, мол, Лена Илек и Андрей Коршунов в необитаемой Фазе, на берегу тихой лесной реки, в маленьком домике. Пойди туда, не знаю куда, принеси то, не знаю что?

— Я уже думала об этом. Наташа знает астрономию. Если она запомнит рисунки и взаимное расположение созвездий в этой Фазе, то это существенно сузит круг поиска.

— Что ж, это — неплохая мысль. Хоть какой-то шанс будет. Ты как, Наташа, в состоянии запомнить эту звёздную картину и воспроизвести её потом на бумаге по памяти?

— Это-то не очень сложно, — отвечает Наташа, — Потренировавшись и не такое можно запомнить. Меня смущает другое. А что если излучение маяка будет создавать помехи для какой либо связи у нас. Меня быстро запеленгуют и заставят выключить маяк. Я же не смогу никому объяснить: для чего это нужно. Меня просто не поймут.

— Не беспокойся, — усмехается Лена, — Прежде всего, выключить маяк далеко не просто. А потом, никакими приборами в вашей Фазе засечь излучение маяка невозможно. Он излучает колебания не электромагнитного, а темпорального поля. Самое большее, чем он сможет проявить себя у вас, это отклонением точности хода часов в радиусе до одного километра на полсекунды, секунду в час. Но так как он будет вызывать отклонения по синусоиде, средняя погрешность будет равна нулю, и её никто не заметит.

Больше нас в этой Фазе никто не беспокоит. Мы работаем, занимаемся с Наташей, ведём домашнее хозяйство. Или Мог забыл про нас, или посчитал, что наёмники выполнили свою задачу. Я думаю, что он и не собирался возвращать их назад. Зачем ему лишние свидетели? Старый Волк и Кора тоже больше не выходят на связь.

Наташа каждый вечер минут по сорок проводит на поляне, запоминая картину звёздного неба. По утрам она воспроизводит её на бумаге, а вечером они с Леной проверяют, насколько точно у неё получилось. В конце концов, однажды вечером Лена вытаскивает меня на поляну и показывает картинку, нарисованную Наташей. Я смотрю на небо. Идентичность полная! Остаётся только вернуть Наташу домой. Маяк в медальон я уже вмонтировал.

Между тем природа поворачивает к зиме. Выпадает первый снег. Лена с Наташей (та тоже уже освоила Синтезатор) творят себе зимнюю одежду и обувь.

Кора на связь всё не выходит. Но Наташа, на мой взгляд, этим не очень-то огорчена. Она с большим интересом занимается по программе подготовки и занимается довольно успешно. Она уже сдала нам несколько зачетов и два экзамена. Как и положено кандидату в хроноагенты, на отлично.

Как-то вечером, когда до Нового Года, по моему календарю, осталось не более десяти дней, мы сидим и обсуждаем праздничную программу. Лена фантазирует по поводу меню. Непременным условием она ставит пельмени и всё время допытывается у Наташи, какое у неё любимое блюдо. Наташа теряется и никак не может ничего толком назвать. Я прекращаю эти кулинарные изыски.

— Завтра беру автомат, встаю на лыжи и отправляюсь туда, где я на этой неделе видел следы кабанов. А уж что я из кабана вам приготовлю, это предоставьте моей фантазии.

Женщины соглашаются и тут же переключаются на салаты, десерт и торты. Это уже не по моей части. Я подхожу к Синтезатору и изучаю «меню» в разделе «Спиртные напитки». Два раза я угадывал: это когда мне потребовалось бренди и сухое вино. Сейчас мне надо отыскать шампанское. Время ногу сломит среди этих незнакомых названий! Надо быть поосторожней. Еще напою женщин какой-нибудь замысловатой экзотикой, от которой кошки зеленеют.

Бросаю взгляд на женщин и невольно задерживаю его на них. Они сидят в полутёмном углу, освещенные лишь огнём очага, который затейливо играет на полупрозрачной ткани их накидок. Накидки то вспыхивают ярким блеском, то становятся совершенно непрозрачными, то, наоборот, как бы исчезают. Причем всё это происходит у них не синхронно, и в разное время они выглядят по-разному. Ну, а если учесть, что кроме накидок на них не считая трусиков и тапочек ничего нет, то зрелище получается феерическое. Я замечаю, что занятия с Леной пошли Наташе на пользу. Её фигура, и без того неплохая, налилась внутренней силой, стала как бы совершенней. В ней чувствуется какая-то гармоничность и завершенность. Глядя на неё, я испытываю удовлетворение делом рук своих. Как-никак, я сколько гонял её на тренировках.

Наконец, я решил «винный вопрос» и бросаю взгляд на таймер. Ого! Уже час двадцать!

— Девоньки! А не пора ли на боковую? Завтра будет день, будет время на разговоры.

Наташа вздыхает, чмокает меня и Лену в щеку и, пожелав спокойной ночи, уходит в свою комнату.

Лена, не вставая с дивана, снимает свои трусики и, видя, что я не проявляю поспешности, медленно поднимает вдоль бёдер свою накидку. А она то вспыхивает, то темнеет, то исчезает, и я, как завороженный, смотрю на неё.

— В чем дело? Что это ты так на меня смотришь? — недоумевает Лена.

Я коротко объясняю ей, что меня так заворожило. Лена смеётся, расстёгивает мой халат и увлекает меня на диван, прижимая к своему горячему, ароматному телу. Медленно проводя по этому телу руками, я поднимаю переднюю часть накидки почти до плеч и припадаю к манящим полушариям грудей с призывно поднявшимися навстречу сосками. Лена обнимает меня и начинает ласкать от поясницы и ниже ступнями, голенями и бёдрами своих длинных, гибких ног. О, как она умеет это делать! Я, конечно, так ногами не владею, но у меня есть руки, губы и язык, и я даю им волю. Долго, очень долго мы держим друг друга вблизи критического уровня, но не позволяем достичь его. И только когда давно разгоревшееся пламя уже начинает ослабевать, мы подкидываем в него новую порцию топлива и сгораем без остатка.

— Что ты думаешь о Наташе? — спрашивает меня Лена, когда я лежу, задумчиво глядя на тлеющие в очаге угли.

— Это в каком смысле? — настороженно спрашиваю я.

— А в таком, что, как ни поверни, нам придётся с ней расстаться. А я привыкла к ней.

— Я тоже привык. Но мне кажется, ты торопишь события. От Коры ни слуху, ни духу. Да и, помнишь, она сказала, что у неё это может и не получиться.

— Нет. У неё получится. Я ей верю, раз она обещала, сделает. Ты заметил, она относится к нам иначе чем Старый Волк.

— Заметил, и давно. Я же говорил, что она там тоже человек подневольный. И потом, мы с ней вместе работали и на Плее, и на «Капитане Джуди Висе». Знаешь, не всё было гладко, и впросак друг с другом попадали, и ругались, но когда всё закончилось, мне было жалко с ней расставаться.

— Это в каком плане? — подозрительно спрашивает Лена.

— Не в том, в котором ты подумала. Она — отличный партнёр, понимает всё с полуслова, ей не надо ничего доказывать. Она полностью доверяет тому, с кем работает. Вот, к примеру, операцию с выносом Олимпика на поверхность Мегаполиса у нас бы отрабатывали и рассчитывали не менее двух суток. А мы с ней всё согласовали, сидя в баре, за полчаса. Она считает, что раз человек за дело берётся, он знает, что делает. Но и сама она требует к себе такого же отношения.

— Да, — говорит Лена после недолгой паузы, — Сама она личность тоже незаурядная. Но мы с тобой отвлеклись. Мы же говорили о Наташе. Знаешь, у меня к ней какое-то двойственное отношение…

— Хочешь, разъясню какое? Вечером, когда вы сидели рядышком на диване, а я смотрел на вас, мне пришло в голову, что вы вдвоём напоминаете молодую маму с рано повзрослевшей дочкой.

— Вот-вот! Именно! — Лена поднимает палец, — А я всё не могла понять, что же у меня к ней за чувство? Оказывается, я воспринимаю её как дочь.

— Эх, ты! А ещё психолог! Саксофонист ты, а не психолог. В чужих душах разобраться тебе раз плюнуть, а в своей не можешь.

— А своя душа, она всегда большие потёмки чем чужая. Но вот ещё что мне думается. Мне кажется, что она, хоть ей и хочется домой, но уже не стремится туда так, как в первые дни. Ей там будет уже неинтересно.

Я задумываюсь. А ведь Лена права. После того, что Наташа узнала от нас, чему у нас научилась, что увидела на экране монитора; жизнь второй половины ХХ столетия покажется ей скучной, пресной и неустроенной. Ровесники будут казаться ей детьми. То, чему её будут учить в институте, она уже знает. А о темпоральной математике и хронофизике её профессора и представления не имеют. И что хуже всего, она будет вынуждена всё это носить в себе. Никогда и ни при каких обстоятельствах она не сможет ни с кем поделиться тем, что ей известно. Если ей просто не поверят и посмеются, это будет самый безобидный вариант. Может быть зря мы начали с ней работать? Нет, не зря. Иначе она бы от безделья здесь с ума съехала. От безделья и безысходности.

— Знаешь, Лена, я считаю так: последнее слово должно быть за ней. Она сама должна решить свою судьбу: идти ей домой или оставаться с нами. Здесь мы не в праве решать за неё. Поверь, мне тоже жалко будет терять её. Но если она пожелает вернуться домой, могу ли я её отговаривать? Давай, договоримся так. При ней этот вопрос поднимать не будем. Не надо подталкивать её ни к какому решению. Пусть всё решает сама. Сможет Кора организовать её возвращение или нет, а если сможет, то когда; сколько воды к тому времени утечет. Пусть всё идёт так, как идёт.

— Хорошо, — шепчет Лена, — Я согласна. Пусть всё идёт так, как идёт.

Но, видимо, не случайно состоялся этот наш разговор. События следующего дня показали, что просто так и насморка не бывает. Началось всё с утра.

Я сижу у компьютера. Лена с Наташей только что вернулись с тренировки и сейчас пьют чай, сидя у очага.

— Лена, — говорю я, — Сегодня твоя очередь идти в курятник, наводить там порядок.

— Хорошо, милый, — безропотно соглашается Лена, — Сейчас, вот только чаёк допью. Ты позволишь?

— Допивай, — милостиво разрешаю я.

Допив чай, Лена одевается и уходит в курятник. Наташа подходит к компьютеру и несколько минут наблюдает, как я работаю. Я делаю паузу, закуриваю сигарету и прошу:

— Наташа, будь другом, принеси чаю.

Наташа приносит две чашки, себе и мне, и присаживается рядом. После минутного молчания она вдруг говорит:

— Знаешь, Андрей, я раньше даже не подозревала, что мужчина с женщиной могут любить друг друга так, как вы с Леной. Как я вам завидую!

Ничего себе, вступление! Я бросаю на Наташу взгляд, и она, видимо, читает в нём такое, что смущается и опускает глаза. Но школа Лены берёт своё, и она, раз уж начала разговор на эту тему, то продолжает:

— Ты извини, но этой ночью я проснулась и захотела пить. Кувшин, на беду оказался пуст, и я осторожно и тихонько, чтобы вас не потревожить, пошла за водой. И тут я невольно увидела… Словом, так могут вести себя только люди, которые до беспамятства, самозабвенно любят друг друга. Меня так, наверное, никто и никогда любить не будет.

Я вспоминаю, что мы с Леной вытворяли этой ночью, и приходит черед смущаться мне. Чтобы скрыть свою растерянность, я усмехаюсь:

— Чему ты смеёшься? — обиженным тоном спрашивает меня Наташа.

— Я не смеюсь, а улыбаюсь. А улыбаюсь я вот чему. Помнишь, в первое твоё утро здесь ты увидела, как Лена занимается на поляне гимнастикой в чем мать родила? Ты тогда здорово смутилась. Прошло всего несколько месяцев, и ты стала думать совсем по-другому. Прикинь сама: завела бы ты тогда со мной такой разговор? Да и смогла бы ты пройти ночью мимо нас, не уронив при этом от испуга кувшин?

Теперь улыбается уже Наташа. Сморю на неё: у неё очень красивая, выразительная улыбка. Допиваю чай и говорю:

— А на свой счет ты заблуждаешься. Как бы ни повернулась твоя судьба, в этом плане ты ничего не теряешь. У тебя всё впереди.

— Ты так думаешь?

— Не сомневаюсь. Допустим, тебе придётся остаться с нами. Мы, в конце концов, свяжемся со своими и вернёмся к себе. Тебя мы, разумеется, здесь не оставим. Смею заверить, что у нас ты долго в одиночестве не останешься. Тем более, что ты будешь первым человеком, который придёт в Фазу Стоуна в собственном теле. Так что, повышенный интерес к тебе обеспечен. А уж Лена сумеет помочь тебе разобраться, что к чему, и что по чём.

Наташа заливисто смеётся:

— Брось, Андрей. Я там буду робкой приготовишкой, и кому я буду там нужна?

— Зря так думаешь. Заинтересуешь ты многих, и многие помогут тебе поскорее выбраться из разряда приготовишек. Все с этого начинали, но быстро осваивались. Возьмём второй вариант. Кора сумела открыть переход в твою Фазу и вернула тебя домой. Кстати, извини за нескромный вопрос, у тебя там есть мужчина? Пойми правильно: не поклонник, не приятель, не товарищ, а мужчина.

— Есть, — Наташа вновь опускает глаза.

— Очень хорошо. И нечего здесь смущаться. Было бы удивительно, если бы такая девушка никого не имела. И давно ты с ним… — я затрудняюсь подобрать нужное слово, — Общаешься?

— До того как я сюда попала, месяца полтора. Это — Анатолий. Я про него говорила.

— Ничего плохого про него не могу сказать. Но вряд ли твой Толя имеет представление о сексе хотя бы в объёме одной десятой того, что сейчас знаешь ты.

— А ты откуда знаешь, что я сейчас знаю?

— Этого я, конечно, не знаю. Но я знаю Лену, — улыбаюсь я, — Думаю, что она зря времени не теряла. Недаром же она показывала тебе Фазы Биологической Цивилизации. Так вот, ручаюсь, что после первой же ночи твой Толя будет от тебя без ума, и ему никого и никогда больше не захочется. Пусть ему сейчас до тебя далеко, но любящий человек может преподать своему партнёру такие уроки, какие он ни в какой «Кама сутре» не вычитает. Чему ты улыбаешься? Не веришь?

— Верю. Просто, теперь я поняла, что ты имел в виду, когда говорил: «У тебя всё впереди».

Наш разговор прерывает вернувшаяся Лена:

— Так. Андрей, освобождай компьютер. Нам с Наташей пора за работу.

Я направляюсь к химическому столу и, приводя в порядок анализы проб снега (в них так же упорно присутствует Са42 ), ловлю себя на том, что я нарушил наш с Леной уговор. Невольно нарушил. Я заставил Наташу вспомнить своего друга и вспомнить по особенному. Теперь я почти уверен, какой выбор она сделает.

Покончив с анализами, начинаю готовить обед. После обеда моя очередь работать с Наташей, а вечером у нас с ней тренировка. К обеду Наташа одевается в свой красный кожаный костюм. Должен сказать, что здесь Лена весьма точно угадала. Выглядит Наташа в нём очень эффектно. За обедом разговор вновь вертится вокруг новогоднего праздника. Каждый, как бы исподволь, пытается выведать у других, какой подарок они хотели бы получить от Деда Мороза.

После обеда я присаживаюсь к компьютеру, настраивать программу управления десантным кораблём межзвёздного крейсера. Лена отправляется мыть посуду, а Наташа идёт за дровами для очага. Сегодня у нас по программе знакомство с «Кугуаром». Это — серьёзная и мощная машина. Чтобы смоделировать его на компьютере, мне понадобилось почти две недели. Программа загружена. Откидываюсь в кресле и жду Наташу. Неожиданно звучит сигнал вызова, и я автоматически включаю монитор связи. Это — Кора. У неё довольный вид, и она победно улыбается.

— Здравствуй, Андрей! А где ваша гостья, Наташа? — её прямо-таки распирает от радости, и она спешит поделиться со мной, — У меня получилось, Андрей!

— Что получилось? — не врубаюсь я.

— Переход! Переход в Наташин Мир. Более того, именно в тот момент времени, когда она его покинула. Это было очень трудно. Я уже думала: ещё дней десять повожусь и сдамся. И вдруг этой ночью всё пошло, как по маслу.

— Что пошло как по маслу? — спрашивает подошедшая сзади Лена.

Одновременно в комнату входит Наташа. Увидев её, Кора забывает о Ленином вопросе:

— Наташа! Собирайся домой! У меня получилось!

Поленья дров с грохотом падают на пол, и медленно садится рядом с ними Наташа. Лена подхватывает её, гладит по шее и щеке, что-то шепчет. А я укоризненно говорю Коре:

— Ну, нельзя же так резко! Чуть не вырубила девушку.

— Извини, Андрей, мне это как-то и в голову не пришло. Как она?

— Уже нормально, — отвечает Лена, — Когда ты откроешь переход?

— Через четыре часа. Пусть готовится, — внезапно лицо её принимает озабоченное выражение, — Да, вот ещё что. Шат Оркан поручил напомнить вам о тех условиях, которые он выставил. Любая ваша попытка воспользоваться этим переходом будет иметь необратимые последствия. Какие, вы знаете. И должна вам сказать, что в этом плане Шат Оркан всегда держит слово.

— Но нам в любом случае надо будет проводить её до перехода, — предупреждаю я.

Лицо Коры выражает сомнение. Она явно опасается какого-то подвоха с нашей стороны. Я успокаиваю её:

— Кора, я уже дал слово, что для себя мы здесь выгоды не ищем и не сделаем никакой попытки вырваться отсюда через этот переход. Смысла нет. Но, с другой стороны, — я разворачиваю монитор к окну, — у нас зима, и к тому же через четыре часа будет ночная темень. А ведь Наташе надо возвращаться в том виде, в каком она попала сюда. Как ты себе представляешь, сможет она дойти до перехода по ночному лесу, по сугробам, в летнем платьице и в туфельках на шпильках? А вдобавок ко всему, в этом лесу водятся хищные звери.

— Да? — Кора озадачена, — Этого я тоже не учла.

— Нечего раздумывать и нечего опасаться. Мы с Леной, клянусь Временем, и близко не подойдём к переходу. Но ты гарантируешь нам, что она попадёт именно туда, куда нужно?

Лицо Коры кривится в гримасу обиды:

— Андрей! Если бы мне нужно было просто увести её от вас куда-нибудь, разве я возилась бы так долго? Всё проверено и настроено. Ручаюсь.

— Хорошо. Дай нам точное время открытия перехода.

— Сейчас, — Кора смотрит на свой дисплей и что-то прикидывает, — Переход откроется через три часа тридцать семь минут по вашему времени. Откроется он ровно на одну минуту.

Наташа подходит к монитору:

— Большое спасибо тебе, Кора! Я тебя никогда не забуду.

— Я тебя тоже. Удачи тебе. Прощай и будь счастлива. Ну, а вам, до свидания. Конец связи.

Монитор гаснет. Мы усаживаемся возле компьютера и молча смотрим друг на друга. Бледнее и растеряннее всех выглядит Наташа. Она быстро переводит взгляд с меня на Лену, с Лены на меня, и ждёт, что мы ей скажем. Не подскажем ли мы ей решение. А мы молчим. Не далее как этой ночью мы с Леной обсуждали именно этот момент, но никто из нас тогда не предполагал, что он так близко. Лена, видимо, думает о том же, потому, что она говорит:

— Как она сказала? У неё ничего не получалось и вдруг этой ночью всё пошло как по маслу. И именно этой ночью мы с тобой, всё время об этом молчав, стали обсуждать эту ситуацию. Ты не находишь, что это несколько странное совпадение?

— Нахожу. Но давай, пока оставим это, как говорится, за скобками. Есть более животрепещущие темы для обсуждения.

Лена согласно кивает, и мы с ней смотрим на Наташу, а Наташа смотри на нас. Все трое молчим. У меня не хватает духу спросить девушку об её решении. У Лены, видимо, тоже. Тогда спрашивает сама Наташа:

— Я поняла, что ночью вы обсуждали именно этот вопрос: как быть, если Кора сообщит о том, что она смогла открыть переход?

Я согласно киваю, и Наташа снова спрашивает:

— И что же вы решили?

Мы с Леной переглядываемся, и я киваю ей. Лена привстаёт и кладёт руку на колено Наташе:

— А то, что решение должна принять ты.

— Я?

Глаза у Наташи округляются, она хочет что-то ещё сказать, но Лена останавливает её, сжав обтянутое красной кожей колено:

— А кто же ещё? Уж не мы ли с Андреем? Кто дал нам право определять твою судьбу? Мы даже не имеем права советовать тебе что-либо. Твоя жизнь, твоя судьба, тебе самой и решать. Вот и решай. Время у нас ещё есть.

Наташа резко встаёт и быстро идёт к очагу, переступая через рассыпанные поленья. У очага она останавливается, обхватывает себя руками за плечи (ну, точь в точь, как тогда, когда мы нашли её в лесу). Она стоит, молчит и не оборачивается. Мы ждём. Проходит пять минут, ещё пять. Лена смотрит на меня и, тихо вздохнув, встаёт и направляется к ней.

Обхватив Наташу за плечи, она усаживает её на диван, присаживается рядом и кивком головы подзывает меня. Подхожу и усаживаюсь в кресле напротив. Наташа беззвучно плачет. Обильные слёзы текут по её щекам и капают на обтянутые брюками бёдра.

— По поводу чего слёзы, Наташенька? — мягко спрашиваю я, — Мне думается, не плакать, а радоваться надо. Не на казнь идёшь, а домой.

Наташа поднимает голову и смотрит на меня. Слёзы начинают литься ещё обильней.

— Я не хочу… — сдерживая готовые прорваться рыдания, выговаривает она, — Я не хочу расставаться с вами. Как же так… Ну как это можно? Я вернусь домой, а вы останетесь здесь! Нет! Я так не могу. Я люблю вас, обоих! Вы — лучшие люди, каких я встречала в своей жизни. И теперь я должна расстаться с вами!?

— Всё в твоей воле, — мягко говорит Лена, — Всё зависит только от твоего решения. Если ты сейчас скажешь: нет; у Андрея ещё будет время сообщить Коре, чтобы она не открывала переход.

Наташа поворачивается к Лене и утыкается лицом в её грудь. Слёзы льются безостановочно.

— Нет, Леночка! Этого я тоже не могу сделать. Ведь я — ваш спасательный круг, тот буёк, который вы выбрасываете в обитаемый Мир. Если я останусь, я лишу вас этой надежды. Нет! Мне надо идти!

— Значит, ты решила? — спрашиваю я.

— Да, Андрей, я пойду, — отвечает Наташа, не отрываясь от Лены.

— В таком случае, Лена, помоги ей успокоиться и привести себя в порядок. В таком зарёванном виде домой являться нельзя. Время знает, что подумают твои родные. В вашем распоряжении на всё, про всё, полтора часа. Учтите, что дорога к переходу не близкая и двигаться придётся на лыжах, но без лыжни.

Встаю и иду готовиться к походу. Проверяю фонари, без них по ночному лесу не пройдёшь. Хотя у меня же есть прибор ночного видения! Нет, лучше с фонарями. Так женщинам будет спокойней. Осматриваю лыжи. Для женщин я разработал и изготовил специальные крепления под их зимние сапожки. Достаю из кладовки комбинезоны: мой и Ленин. На всякий случай заряжаю автомат. Хоть я и блефовал, пугая Кору хищниками, чем Схлопка не шутит.

Когда до назначенного срока остаётся чуть больше часа, подхожу к Синтезатору и творю бутылку вина. Одеваюсь в мелтан, комбинезон, ботинки и с бутылкой вина и бокалами подхожу к женщинам. Наташа уже не плачет, успокоилась. Она немного угрюмая, но не взвинченная. А на Лену просто жалко смотреть. Впечатление такое, что, успокоив Наташу, она взяла на себя все её эмоции. Вот-вот разревётся.

— Ну, девоньки, собирайтесь в дорогу, да выпьем на посошок. Всё готово, и время приспело.

Наташа молча уходит в свою комнату, а Лена идёт в прихожую. Через пару минут Лена возвращается. Она в брюках, заправленных в голубые замшевые сапожки, и в белой, затейливо отделанной мехом, кожаной куртке с капюшоном.

— А почему комбез не надела? — интересуюсь я.

— Не хочу. Пусть Наташа последний раз увидит меня как женщину, а не как солдата.

Из своей комнаты выходит Наташа. Она в голубом платье, колготках и красных туфельках.

— Иди, переобуйся, — предлагаю я, — Ты что, собираешься в этих туфельках на лыжи встать или по сугробам шагать?

Наташа улыбается, машет рукой и уходит в прихожую. Возвращается она в красных замшевых сапожках, отделанных под коленями мехом. Я откупориваю бутылку и разливаю вино по бокалам.

— Ну, Наташа, за тебя! Ты, наконец, возвращаешься домой. Дай Время тебе счастья, удачи во всём и, самое главное, больше в такие переделки не попадать. Счастливого тебе пути!

Мы встаём, и Наташа, заметив, что в бутылке ещё осталось вино, просит:

— Андрей, разлей до конца.

Она берёт свой бокал и грустно смотрит на нас.

— Я хочу выпить за вас. Таких друзей у меня больше никогда не будет. Как жаль, что мы расстаёмся с вами навсегда…

— Кто знает, Наташа, — прерывает её Лена, — Как только мы доберёмся до своих; первое, что я сделаю, это свяжусь с тобой. Предупреждаю, не пугайся, мой голос зазвучит в тебе как бы ниоткуда.

— Вот за это я и хочу выпить. Пусть Время будет к вам благосклонно, и пусть скорее вы отсюда вырветесь. И не просто так, куда-нибудь, а к себе, к своим товарищам. За вас; пусть сопутствует и вам счастье и удача!

Когда мы допиваем вино, Наташа тяжело вздыхает:

— Должна же быть какая-то высшая справедливость! Почему мне: глупой, никчемной девчонке, судьба улыбнулась? Почему двум отличным, очень нужным для общества людям, так не везёт!

— Повезёт, Наташа, — успокаиваю я её, — Судьба, она настойчивых любит.

Лена, повинуясь какому-то безотчетному порыву, вдруг снимает с руки свой искатель и отдаёт его Наташе:

— Возьми. Будешь вспоминать меня, глядя на него.

— А ты? Как же ты без него?

— У Андрея есть. А я с ним больше расставаться не намерена.

Я неодобрительно качаю головой. Время знает, как ещё всё может сложиться. Но дарёного назад не отбирают, тем более, дарёного от чистого сердца. Я встаю:

— Пора.

Женщины вздыхают и тоже встают. Наташа последний раз обводит взглядом наше жилище, и на глазах её вновь наворачиваются слёзы.

— Нет-нет, Наташенька, — поспешно успокаивает её Лена, — Вот этого не надо! Андрей правильно сказал: не годится являться домой зарёванной.

Я прокладываю лыжню. На груди у меня висит фонарь, за спиной — автомат. За мной идёт Наташа. Замыкает Лена. Она за пазухой несёт Наташины туфельки. На место мы прибываем за десять минут до открытия перехода. Утаптываем площадку. Я не перестаю следить за таймером. Не дай Время, прозеваем! Переход будет открыт ровно одну минуту. Наташа снимает сапожки и обувается в туфельки. Она хочет снять и куртку, но я останавливаю её:

— Ты её только расстегни. Сбросишь в последний момент. Сейчас всё-таки, не лето.

Времени остаётся всё меньше, я смотрю на таймер:

— Две минуты! Приготовиться!

Наташа порывисто шагает ко мне и горячо целует меня. Чувствую, как по её щеке катится слезинка.

— Не надо плакать, маленькая. Прощай, Наташа!

— Нет, Андрей! До свидания! — отвечает девушка и отходит к Лене.

Женщины обнимаются. Вдруг Наташа снимает с левой руки свой браслет и протягивает его Лене.

— Возьми! Будешь меня вспоминать.

У неё на левой руке вместо браслета остаётся Ленин искатель.

— Я тебя и так никогда не забуду. До свидания, Наташенька!

— До свидания, Леночка!

— Тридцать секунд! — объявляю я, — Наташа! Вперёд, к переходу!

Наташа оставляет Лену и встаёт между сосной и осиной. Томительно тянутся последние секунды. Мелькает мысль: а вдруг у Коры что-то не получится, сорвётся…

Проход между сосной и осиной озаряется призрачным желтым светом. Есть!

— Вперёд, Наташа! — командую я, — С нами Время!

Девушка сбрасывает меховую куртку и, оставшись в одном платьице, оборачивается к нам:

— До свидания, друзья! С нами Время!

Так, обернувшись к нам, она шагает в желтое сияние и пропадает в нём. Через несколько секунд сияние гаснет, и там, между сосной и осиной, куда только что шагнула Наташа, я вижу только стройную молодую ёлочку.

Назад: Глава XVIII

Дальше: Глава ХX.