Глава 47

– А почему, имея полмиллиона долларов, Овчинникова сказала, что Кудряшову смогла отдать только тридцать тысяч рублей? – спросила Ася.

– Врала, – отозвался Лебедев. – Судя по всему, она нигде не работает, а пальтишко ее, я посмотрел в интернете, стоит пять штук баксов.

– Такими темпами у нее должно было остаться не так уж много денег, – задумчиво произнес Рыбак.

– Не много, – подтвердил обычно молчавший Тимур. – Я тут навел справки. В марте 2001 года Овчинникова арендовала ячейку. В 2003 году она ее закрыла, и в этом же году открыла счет в Аверс-банке, куда внесла четыреста шестьдесят тысяч долларов. Сто разместила на депозите, остальные – на текущем счете. Сейчас на нем осталось десять тысяч. Это остаток ежемесячно перечисляемых с депозитного счета процентов.

– То есть она на мели? – уточнила Ася. – У нее только на содержание дома уходит в месяц тысяч десять, если не больше.

Инга довязала плетешок и решила сделать маленькую паузу. Сейчас придет Олег, и они будут обедать. Она встала, опираясь на костыль – врач уже разрешил потихоньку приступать на больную ногу, – прошлась по комнате. Как здесь все-таки красиво! Вышитые золотым шелком веточки на светло-желтых обоях в тон шелковому покрывалу на кровати. Большой диван цвета латуни. Немного не вписывается Ингино оборудование для работы, но это мелочи. Она провела пальцами по кружеву, приколотому булавками к валику. Это будет скатерть. Большая, праздничная. Она назвала ее «Кайрос», в честь бога счастливого случая. Ведь иначе, как этим самым случаем, не объяснить все, что произошло с ней. Из Кулишек она попала сюда, отыскала свою родную маму, обрела брата, о существовании которого даже не подозревала, нашла новых друзей и устроилась с их помощью на работу в дом моделей «Лара Одинцова». Жалко, конечно, что она никогда больше не увидит Петра Васильевича. Никогда больше не зазвучит в «Антикварной лавке» Шекспировская соната. И Антон почему-то не звонит. Но в целом… Как здорово, что у нее есть мама! И пусть она не гладит ее, как когда-то в детстве, по голове, не называет Дюшенькой, но ведь Инга уже взрослая… И все-таки, как хочется хоть на мгновение вернуться в детство…

Странно, что она забыла свое настоящее имя – Надежда. Ведь была уже довольно большой – четыре года. Мама рассказывает, что она уже знала цифры от нуля до десяти и многие буквы. Почему же тогда не возмутилась, когда ее стали называть Ингой? Тем более что имя это ей не нравилось. Почему она приняла его? Может, потому, что Надей ее называл отец? Называл редко, не стараясь смягчить недовольные интонации, отчего хотелось спрятаться, закрыть глаза и уши. Бабушке же было не до разговоров. Нет, она не вымещала на отчаянно тоскующей по матери девочке свое недовольство поступком дочери, но постоянное хныканье малышки ее раздражало. Называть внучку по имени было вроде как ни к чему: в доме они находились вдвоем, и понятно, если бабушка к кому-то обращается, то только к ней. А уж когда учительница в школе назвала ее Ингой, девочка окончательно надела на себя это имя вместе со школьной формой. Кто же будет спорить с учительницей? Она вон сколько знает. Сама Инга к тому времени уже успела позабыть все, чему когда-то учила ее мать, – цифры, буквы, сказки про человека в капюшоне, башню и мягкое, как плюшевая игрушка, имя Дюшенька.

Юлия Овчинникова ждала сына, сидя на диване в гостиной. Мальчику тяжело принять сестру, он очень переживает, и поэтому так важно создать для него максимально комфортную обстановку. Она и сама за последние дни очень перенервничала. Ей почти удалось забыть происшедшее, а сейчас оно вернулось, навалилось черной волной, пытаясь сбить с ног и утащить за собой. Но она, Юлия, сильная. Она смогла справиться с обрушившимися на нее невзгодами, выстоять. Чего стоило изо дня в день поить мужа снотворным, из-за которого он становился тупым и вялым. Хорошо, что она догадалась кремировать тело Юрия, и теперь ни одна экспертиза не докажет, что он ушел из жизни не без помощи любящей жены. А этот частный детектив, которого он нанял! Его нужно было найти и заставить исчезнуть, да так, чтобы никто не смог связать его исчезновение с делом, которым он занимался.

Стукнула калитка, и Юлия выскочила на крыльцо.

– Олежек, – она чмокнула сына в щеку.

Тот отстранился, недовольно проворчав:

– Ну, мама!

– А почему ты без шапки? Холодно же.

– Отстань! – Он отстранил мать рукой и вошел в дом.

«Вот они – гены, – подумала Юлия, – он все больше становится похож на отца».

– Эта дура все еще здесь? – Олег покосился на серое Надино пальто, висевшее в прихожей.

– Сыночек, сколько тебе говорить! Она не дура, это – твоя родная сестра.

Инга, собравшаяся было спуститься вниз, замерла на лестнице.

– Какая она мне сестра! Кто ее сюда звал! Пусть убирается, откуда пришла! Зачем она тебе нужна? Разве тебе со мной так плохо, что нужно еще кого-то тащить в дом?

– Тише, сыночек, тише, – увещевала не на шутку разошедшегося сына мать. – Ты прекрасно знаешь, – тут она понизила голос почти до шепота, и Инге пришлось спуститься на несколько ступенек, чтобы не упустить ни слова из их разговора. – Мне с тобой очень хорошо. Но может так случиться, что вскоре нам станет не так хорошо. У нас почти закончились деньги.

– А на работу ты не хочешь попробовать устроиться? – спросил сын, но уже не так громко.

– Ты же знаешь, в моем возрасте трудно найти работу! И не будь меня сейчас дома, кто бы тебя покормил? А у Надьки есть магазин и квартиры в городе. Ты же хочешь поступить в институт? Мы обменяем три ее квартиры на одну большую, и будем в ней жить. А она останется здесь, и всем будет хорошо. Потерпи, родной! Я и сама не в большом восторге от ее присутствия, но что поделать. И потом, вдруг у тебя начнутся такие же проблемы, как у папы? Обследование показало, что Надя для тебя – идеальный донор.

Что ответил Олег, Инга уже не слышала. Она опустилась на ступеньку. Слезы жгли лицо, спазм в горле не давал дышать. Так вот для чего мать водила ее в больницу! Вовсе не из-за заботы о ее здоровье. Нужно было встать и уйти в свою комнату, сделать вид, что ничего не слышала и по-прежнему любит их обоих. Но ноги отказывались подчиняться.

– Надя! – раздался снизу голос матери, – обедать будешь?

В ее голосе не было привычной задушевности, отчего все предыдущие разговоры вдруг показались Инге сплошной ложью.

Откуда-то сразу появились силы. Инга поднялась в свою комнату, которая теперь напомнила ей золоченую клетку. Вот тебе и Кайрос. Кайрос? Решение пришло мгновенно.

Найдя в телефоне номер Аси, Инга нажала на зеленую трубку.

– Ася! – сказала она, услышав «да». – Прости меня, пожалуйста!

– Инга, что случилось?

– Заберите меня отсюда, я не могу больше! Пожалуйста!

– Едем! – решительно пообещала Ася. – Только далеко добираться. Сколько у нас есть времени?

Инга посмотрела на замок, позволяющий закрыть дверь изнутри, – выглядит вполне надежно. Да и дверь – настоящий массив, не какое-то ДСП.

– Я буду ждать, – пообещала она.

А потом позвонила еще по одному номеру.

– Инга? – раздался в трубке голос Антона. – Ты? Твоя мама сказала…

– Антон, – перебила его Инга. – Что ты делаешь сегодня вечером?

– Я? – он растерялся. – То же, что и ты.

– Тогда я приглашаю тебя на бургер.

– Куда? – закричала Кристина, видя, как Ася сорвалась с места.

– Нам с Ваней нужно срочно ехать. Инга в беде!

– Оружие брать? – спросил Иван. Вообще-то он пошутил, но Ася приняла все всерьез и кивнула:

– Бери.

– Подождите! – скомандовала Кристина. – Мы так и не решили насчет Вены и «Севильского цирюльника».

– Мы едем! Вдвоем! – натягивая пальто подтвердила Ася.

– Тимур? – Кристина посмотрела на зама.

– Я – да, – ответил тот.

– Я не могу, – сказала Раиса, покраснев, словно молоденькая девушка. – Я как раз хотела сказать. Наш клиент, директор «Батарейки», сделал мне предложение. В конце апреля у нас свадьба.

– Вам понятно? – дополняя слова выразительным взглядом, обратилась Кристина к стоявшей в дверях Асе и поправляющему ей капюшон Ивану. – У людей свадьба. А вы?

– А мы едем спасать мир! – заявил Иван, и парочка выбежала из офиса, громко хлопнув дверью.

– Значит, покупаем пять билетов? – спросила Кристина, ни к кому конкретно не обращаясь.

– Почему пять? – обиженно отозвался Лебедев. – Я тоже хочу. Значит, шесть.

– А кто шестой?

Тимур, вопреки обыкновению, улыбнулся:

– Похоже, имеется в виду Щедрый. Я угадал?