Дорога в Рослань заняла у Ивана намного больше времени, чем планировалось. Сначала он долго и нудно переползал из одной пробки в другую. Потом, решив немного словчить, воспользовался подсказкой навигатора и свернул с трассы на двухполосную шоссейку, о чем практически сразу пожалел. Путь лежал через многочисленные деревеньки, где, несмотря на довольно-таки холодную погоду, так и норовили выскочить под колеса малолетние сорванцы, коты, собаки. Один раз дорогу перегородила красно-коричневая корова, совершенно игнорировавшая Ивановы гудки. Пришлось, рискуя свалиться в кювет, объезжать неповоротливую махину.
«И чего вам дома не сидится? На печи?» – подумал Иван. Потом представил сидящую на печи корову, усмехнулся и решил обязательно рассказать о ней Асе. Ей обязательно должно понравиться про детей, котов, собак и коров. А еще подумал, что, будь она рядом, плевал бы он на пробки. Тогда можно никуда не спешить, ведь главная цель – вот она, рядом. А Лилия Дунаева, с которой он по телефону договорился встретиться в два часа и уже почти опаздывал, никуда не денется. Разве что повозмущается для порядку.
Лилия Леонидовна Дунаева по возрасту приближалась к пятидесяти годам, но в душе оставалась ребенком. Во всяком случае, Ивану так показалось, наверное, из-за футболки с фотографией енота на груди. И возмущаться она не стала, даже наоборот: внимательно изучив его удостоверение частного детектива, предложила чаю с печеньем – очень уж ей интересно было узнать судьбу девушки, которая жила по документам ее дочери. Тут Иван снова пожалел, что с ним нет Аси – она бы наверняка выдумала какую-нибудь увлекательную историю, чтобы удовлетворить любопытство собеседницы. А Иван лишь уклончиво ответил, что ведется следствие и как только будут какие-то результаты, первой обо всем узнает уважаемая Лилия Леонидовна.
– Вы знаете, после появления этой девушки я очень долго думала – как документы Ингуши, моей дочки, могли у нее оказаться. Ведь свидетельство о рождении ребенка – не тот документ, который постоянно носишь с собой. Когда я принесла его из ЗАГСа, сразу же положила в шкаф. У нас там специальный ящичек, где все документы лежат. Потом, точно помню, когда в садик Ингушу оформляла, в два годика, оно было. Стали в школу собирать документы – все бумаги перерыла, а его нет.
– Этот шкаф? – Иван кивком указал на невысокий трехдверный буфет, где за стеклом по старой доброй традиции красовались ряды бокалов и рюмок всех калибров, а центром композиции являлся хрустальный штоф.
– Этот, – подтвердила Лилия Леонидовна, и енот на ее груди, казалось, тоже покивал мохнатой головой с длиннющими усами. – Вот здесь.
Она подошла к шкафу, потянула за ручку боковой двери. Возмущенно заскрипев, дверца открылась, дав возможность увидеть в самом низу три выдвижных ящичка.
– Вот видите, – Лилия Леонидовна выдвинула верхний ящичек, и Иван увидел аккуратную стопку пластиковых папок разных цветов. – Вот эта, розовая, Ингушина. Видите – здесь ее паспорт, медицинский полис, из школы документы. Вот эта, красная, – грамоты из школы. Она молодец, стихи писала. Вот тут, посмотрите, ее стихи, вот, вы только прочтите.
Иван пробежал глазами по листку бумаги:
Февраль. Достать чернил и плакать!
Писать о феврале навзрыд,
Пока грохочущая слякоть
Весною черною горит.
«Аське бы понравилось, – подумал Иван. Про слезы, грозы, морозы – она любит». А вслух, отдавая листок Лилии Леонидовне, сказал:
– Это, наверное, очень личное стихотворение.
– Да, Ингуша – такой ранимый человечек! Представляете, как она расстроилась, когда пришла эта ваша девушка и сказала, что она моя дочь. У Ингуши такой тяжелый период. Переходный возраст.
Вообще-то, Ивану всегда казалось, что переходный возраст бывает гораздо раньше, и у дочери Лилии Леонидовны уже давно должен остаться позади. Но, вероятно, все это строго индивидуально, и некоторые личности застревают в нем до пенсии. Особенно при таких заботливых матерях.
– Значит, вы не подозреваете, кто мог взять свидетельство о рождении Инги? Говорите, когда ей было два года, документ лежал в папке? В каком это было году?
– Два с половиной, в конце 1998 года.
– А Ингу, нашу клиентку, привезли с ним к бабушке в марте 2001 года. Постарайтесь, пожалуйста, вспомнить, кто приходил к вам в этот промежуток времени.
Лилия Леонидовна задумалась.
– Может, еще чаю? – спросила она после довольно продолжительной паузы.
От чая Иван отказался, сославшись на необходимость ехать дальше, хотя понимал, что к Овчинниковой он сегодня при любом раскладе не попадет.
– А эта девушка вам, случайно, не знакома? – он достал из кармана фотографию Галины Гусевой.
Лилия Леонидовна долго изучала фото, после чего покачала головой:
– Первый раз вижу. В декабре двухтысячного ко мне приезжали девчонки из группы, мы когда-то вместе учились в институте бизнеса – приобретали модную тогда профессию менеджера. Приглашали поехать встречать новое тысячелетие в Лапландию, к Санта-Клаусу. – Она замолчала, шмыгнула носом. – В Лапландию! Им хорошо – мужья, деньги, няни, приходящие домработницы. Чего бы не поехать? А когда сам ребенка растишь, – нет, не подумайте, я не жалуюсь, это был мой осознанный выбор, – не до Лапландии. И вообще ни до чего. Получила зарплату, купила самое необходимое, отложила дочке на учебу и тянешь две недели до аванса. И так из месяца в месяц, из года в год. Ну ничего. Вот окончит Ингуша институт – и будет легче. И в Лапландию поедем… Может быть…
«Хорошо, что я не взял Асю, – подумал Иван. – Сейчас бы дуэтом шмыгали носом».
– Вы меня простите, пожалуйста, что-то я не то говорю…
– Нет, что вы, я внимательно слушаю. А девушки эти, одногруппницы ваши, – как их, кстати, звали? – поехали в Лапландию?
– Звали их Маша Барабаш и Юля Лобанова. А насчет Лапландии не скажу – мы с ними больше не пересекались. Они номера свои записали, но я их куда-то задевала, не вспомню сейчас.
Сказано это было таким тоном, что Иван понял – выбросила она бумажку с телефонами удачливых подружек, чтобы не бередить душу грустными размышлениями о том, что есть счастье.
Попрощавшись с Лилией Леонидовной, Иван вышел в февральскую хмарь. Пискнул брелоком сигнализации, и заскучавший «Форд» радостно подмигнул фарами.
– Поехали, что ли? – Иван потрепал верного друга по рулю.
Пока прогревался двигатель, он набрал номер Овчинниковой.
К тому, что он не сможет приехать, как обещал, она отнеслась философски:
– Не сможете так не сможете. Это же вам надо. Как по мне, все, что знала про Галину, я рассказала, больше добавить нечего. Завтра мы с сыном с утра в больнице, дома буду после трех. Подъезжайте, только предварительно позвоните.
«Как там? – вспоминал Иван, выбираясь из переулков Рослани на прямую дорогу. – Достать чернил и плакать? Не забыть бы. Аське должно понравиться».