Он приехал в больницу с утра и успел увидеть девицу из детективного агентства. Она так стремительно выскочила на крыльцо, словно за ней кто-то гнался. Хотя почему кто-то? Паучиха за ней гналась. Доверчивой мошке удалось выскользнуть из паутины, и теперь она вряд ли вернется обратно.
Палату паучихи он вычислил еще вчера – под дверью постоянно торчал охранник. Словно не полоумная деревенская девка там лежит, а важная персона. Впрочем, это только он знал, что парень в джинсах и футболке с коротким – как будто лето на дворе – рукавом, который то подпирал стенку, то устраивался на табуретке с хромированными ножками кого-то охраняет. Остальным посетителям больницы не было до него никакого дела. Сосредоточенные или рассеянные, грустные или не очень, с сумками и налегке, они были заняты только своими делами.
Дело близилось к обеду, часы посещения подходили к концу, и народу в коридоре поубавилось. Чтобы не мозолить глаза, он счел за лучшее отправиться домой. Перекусить, отдохнуть – вечером ему понадобятся силы, чтобы завершить задуманное. А потом можно будет жить в свое удовольствие.
– Вернулась? – приветствовал Асю охранник возле палаты.
– Да, – кивнула она, толкнула дверь и встретилась взглядом с глазами Инги.
– Ася! – Она радостно вскочила со стула, нисколько не беспокоясь о сохранности своего рукоделия, основательно прихрамывая, сделала несколько шагов навстречу. – Я думала, ты не вернешься.
– Почему? – Ася повесила куртку, подошла к Инге, помогла ей сесть на кровать и сама села рядом – плечом к плечу. – Не нужно тебе бегать. Побереги ногу – она тебе еще пригодится. Врач приходил?
– Даже целых три! Местный и два психиатра из первой больницы.
– Что сказали?
– Ничего, позадавали кучу вопросов, начиная с того, какое сегодня число и заканчивая предложением оценить свою психическую адекватность от нуля до десяти.
Последний вопрос Асю чрезвычайно заинтересовал.
– И что ты ответила?
– Сказала, где-то пять-шесть, но соглашусь с любой их оценкой.
– И они?
– Ушли. Наверное, решили не травмировать мою психику окончательно и обсудить ее в более подходящем месте.
Немного помолчав, Инга спросила:
– А как ты думаешь? Я действительно сумасшедшая?
Ася почувствовала, как напряглось ее плечо.
– Ну что ты! Нет, конечно! Ты очень талантливая, а талантливые люди – они особенные, их нельзя оценивать с помощью стандартных шаблонов, вгонять в какие-либо рамки.
Инга встала, хромая прошлась по комнате, коснулась пальцами недовязанной полочки. Ей не давала покоя неоконченная работа. А ведь это так здорово – сидеть на кровати рядом с Асей, разговаривать ни о чем или просто молчать. Как же Инге не хватало этого молчания, когда Ася убежала на работу. И сейчас ей хочется наверстать упущенное. Но… Но ее ждет дело, которое превыше всего. Сделал дело – принимайся за следующее, – где-то среди извилин мозга Инги глубокой бороздой врезана эта бабушкина фраза. У кого-то бытие определяет сознание, а сознанием Инги управляет она, эта мысль, эта сверхидея. И, как бы это ни казалось грубым по отношению к Асе, она заставляет Ингу сесть за работу.
«Разговора не получится», – пели Асе коклюшки. Да она и сама это понимала. С одной стороны, ее рукоделие подействовало на девушку положительно: она успокоилась, отвлеклась от тяжелых мыслей. С другой – кружево затягивает ее настолько, что, кажется, не заметит даже начала пожара или Всемирного потопа. А может, это только так кажется?
Ася встала за спиной Инги и, стараясь попадать в такт коклюшкам, спросила:
– Ты говорила, что где-то видела семейную фотографию. Ну ту, где ты с отцом и матерью. Она еще была похожа на венценосного журавля.
Не замедляя бега пальцев, Инга ответила:
– Да.
– А почему именно на венценосного журавля?
– Не знаю.
Негусто, конечно. С такими односложными ответами сложно будет выполнить поручение Кристины.
– У венценосного журавля, – не сдавалась Ася, – на голове золотистые перышки в виде короны. На фотографии мама была в короне?
– Кажется, нет… – неуверенно произнесла Инга.
– Может, меховая шапка?
– Нет, точно не шапка. У нее прическа была такая… типа перышек…
Каждая фраза получалась длиннее предыдущей, и это вселяло в Асю определенную долю уверенности.
– Гребень, как у панка?
– Скажешь тоже! – засмеялась Инга, пальцы остановились, готовые вновь кинуться в работу. – Коротенькие такие золотые перышки на макушке.
Инга зажмурилась, пытаясь найти тропу, ведущую на дорогу воспоминаний.
– А отец? На кого он был похож?
– Он всегда был черным, и я боялась на него смотреть. Я смотрела только на маму. Она была доброй, целовала меня… Любила… Она называла меня так ласково, так мягко. Не помню… Что-то вроде «Дюшенька». Или, может, душенька.
Инга судорожно вздохнула, руки ее потянулись к коклюшкам. Ася уже было решила, что воспоминания закончились, решила лишь уточнить напоследок:
– А бабушка? Она была тогда?
Инга задумалась, не выпуская коклюшек из рук:
– Не было бабушки. И коклюшек тоже. Странно, я считала, что коклюшки были всегда.
– Ничего странного. Ведь ты, скорее всего, жила в другом доме. А потом мама отвезла тебя к бабушке, – возразила Ася. А сама подумала: как Инга могла помнить жизнь с матерью, если Галина часто оставалась ночевать в ресторане и вообще вела беспорядочный образ жизни?
– Мы с мамой тоже жили в деревне. Вокруг был лес, трава, а еще… – Инга задумалась, коклюшки зазвенели громче. Перевить-сплести, перевить сплести… Казалось, она совсем потеряла нить разговора, да и вообще забыла об Асином присутствии.
– Лес, трава… На траве дрова, – попыталась напомнить о себе Ася. Напрасный труд – все внимание Инги было сосредоточено на работе. Что бы Ася сейчас ни сказала, она ее не услышит. – Сшит колпак да не по-колпаковски… Кукушка кукушонку купила капюшон. Надел кукушонок капюшон. Как в капюшоне он смешон.
– Точно! – коклюшки выскользнули из Ингиных пальцев и повисли на нитках, словно куклы-марионетки после спектакля. – Капюшон! Рядом с нашим домом была башня. Старинная. Такая, как шахматная ладья, с зубцами. И мама рассказывала сказку про принцессу, которая живет в этом замке, и юношу.
– А при чем тут капюшон? – удивилась Ася.
– Не знаю, – Инга покачала головой и снова подхватила коклюшки. – Не помню…
«Это уже что-то, – подумала Ася. – Остается отыскать башню».
И она отправила Лебедеву сообщение с просьбой отыскать все башни, которые похожи на шахматную ладью с зубцами, и прислать ей фотографии.
Попутно написала Ивану:
«Ты где?»
«В пробке стою уже второй час», – тут же отозвался Рыбак.
«Бедненький», – пожалела его Ася.
«Что за башня? Типа донжона?» – вклинился с уточнением Лебедев.
Ася нашла в телефоне картинку с изображениями различных донжонов и показала Инге.
– Вот этот похож.
– Донжон в Лильбоне, Верхняя Нормандия, – прочитала Ася. – Ты уверена?
– Нет, похоже просто. Только эта башня старая, наша была поновее и пониже.
«Да!» – написала Ася.
«Что – да?» – сообщение пришло от Рыбака, и Ася поняла, что вместо Федора отправила ответ Ивану.
«Это я не тебе!» – написала она.
«У тебя все в порядке?» – сообщение пришло буквально через секунду.
«Да»! – поспешила ответить она.
«Надеюсь, это уже мне?»
«Конечно!» – написала Ася, и тут телефон в ее руках буквально взорвался от многочисленных сигналов о пришедших сообщениях – это Лебедев кидал найденные на просторах интернета изображения средневековых башен.
– Нет, – сказала Инга, внимательно просмотрев присланные фотографии, – я не помню.
Вид у нее при этом был таким несчастным, что Ася решила отложить поиски башни до более благоприятных времен. Тем более дело близилось к обеду.
– Может, купить чего-нибудь вкусненького? – предложила Ася, думая таким образом слегка поднять настроение Инги.
– Вкусненького? – переспросила та. – Нет, не надо.
Инге очень не хотелось, чтобы Ася уходила, даже на полчаса. Но слово «вкусненькое» вопреки ее желанию проникло в мозг. Интересно, что Ася под ним подразумевает? Для нее, Инги, самым что ни на есть вкусненьким были бургеры, которыми угощал ее Антон. Интересно, где он сейчас? Чем занимается? Наверное, готовится к экзаменам. Или уже сдал. А может, его тоже подозревают, как и ее? Только она лежит в больнице в отдельной палате, словно ВИП-персона, а он… Вдруг он в полиции? Как там называется место, куда сажают подозреваемых? Обезьянник, что ли?
От этой мысли руки сами собой опустились, песня коклюшек оборвалась на полуслове. Ася, читавшая что-то в телефоне, сразу подняла глаза:
– Что-то не так?
– Я хотела спросить про Антона… Волынкина… Не знаешь, где он? У него все в порядке?
– Да, конечно, в порядке. Кстати, совсем вылетело из головы, я его сегодня видела. Он прибегал в больницу тебя проведать, только его не пустили.
– И что он сказал?
– Передавал привет. Спрашивал, вернешься ли ты в свою квартиру, когда выпишешься из больницы.
– И что ты ответила?
– Сказала, что не знаю. А что бы ответила ты?
– И я не знаю… Скорее всего, нет, вернусь в Кулишки.
Асе вспомнился темный, насквозь промерзший дом. Пожалуй, она не хотела бы там жить. Хотя летом там, наверное, неплохо – много цветов, поют птицы, пахнет свежескошенной травой. А если рядом еще Ваня…
– Одна? – спросила она, хотя знала ответ.
– Одна. Больше не с кем, – Инга горестно вздохнула и шмыгнула носом.
«Заплачет», – решила Ася и мысленно начала подготавливать слова утешения. Но у Инги были свои методы успокоения – пальцы ее сами собой потянулись к коклюшкам, те ожили и запели – сначала совсем медленно, потом чуть живее и вскоре их песня пошла гулять по палате и, казалось, не осталось ни одного уголка, куда бы она ни проникла.
– Он хороший, Антон. Приглашал меня в кафе.
«Найди, пожалуйста, Волынкина и попроси прийти в больницу. С охранником я договорюсь», – написала Ася Лебедеву.
Через несколько минут Федор прислал ответное сообщение:
«У Волынкина отключен телефон, поставил его на контроль. Как включится – свяжусь с ним».
«Спасибо», – написала Ася.
Еще бы узнать, как там Ваня: добрался до Рослани или все еще в пути. Но писать не стала – вдруг он сейчас за рулем?
Песня коклюшек усыпляла: веки тяжелели, глаза закрывались сами собой. Решив не тратить силы на борьбу со сном, Ася легла на свою кровать, накрыла ноги одеялом и заснула.