Глава 5

В дверь постучали. Матвей открыл один глаз и, поняв, что находится в своем кабинете, крикнул:

– Кто?

– Котов. – Это была фамилия старшего опера, начальника Лаврика и Васька. – Открывай!

Котов Матвея недолюбливал, и это мягко сказано. Точнее, он его еле терпел.

Поднявшись с дивана, Матвей проследовал к двери и отпер замок. Он вставал ночью, чтобы сходить в туалет, тогда-то и закрылся, а потом вновь погрузился в сон.

Котов хмуро глянул на него и проворчал:

– Воняешь.

То есть запах перегара еще не выветрился? Быть такого не может. Матвей знал свой организм. Когда он вечером приговаривал бутылку водки, то утром легко садился за руль, от него не пахло.

– Ты тоже, – не остался в долгу Абрамов.

– По́том, порохом и конем? – хмыкнул старший опер. Он корчил из себя настоящего мужика, осуждал всех, кто бреет подмышки, стрижет волосы в носу, подпиливает ногти, вместо того чтобы их отгрызать.

– Нет, только по́том. – Не соврал, Котов и дезодорантом не пользовался. – Чего тебе?

– Мне лично от тебя?.. Ничего. Но в девять к тебе явится лучшая подруга гражданки Ортман, а сейчас уже восемь тридцать.

– Я завел будильник на без четверти. Но спасибо, что разбудил.

Он наврал. Но зачем об этом знать Котову?

Закрыв перед его носом дверь, Матвей подошел к раковине, имеющейся в закутке за шкафом, умылся, почистил зубы. Дыхнув на сложенную в горсть ладонь, он убедился, что никакого запаха перегара не осталось.

Абрамов сменил футболку на чистую, сделал себе кофе. Не хватало только пары бутербродов с маслом и сыром. Он обожал их с детства, причем, домашние казались не такими вкусными, как те, что продавали в буфетах, на картонной тарелочке. В те времена, когда у него было полно денег и он мог жрать бутерброды с черной икрой, а хоть бы и ее одну даже ложками, Абрамов не изменял бутербродам с сыром. Лучший завтрак и перекус.

Матвей сделал первый глоток кофе, как в дверь снова постучали. Он решил, что это свидетельница, подруга покойной Златы, но… Визитером оказался мужчина.

– Можно? – робко спросил он.

– Вы кто?

– Я вместо Лены.

– Какой еще?..

– Вы Лену вызывали на допрос. Но она не может прийти. Я за нее.

Их отдел вел не одно дело, поэтому Матвей замешкался. Что за Лена должна явиться? И почему вместо нее приперся этот странный тип… А тип, совершенно определенно, странный, пусть и выглядит обычно. Но что это за фраза «Я за нее!». Как будто они во времена дефицита стоят в очереди за финскими сапогами (сам не застал, но мама рассказывала, занимали с ночи), и та, которой нужно бежать по делам, прислала вместо себя родственника.

– Подруга гражданки Ортман попала в аварию по дороге сюда, – услышал Матвей голос Васи Головина, а в следующую секунду увидел его самого. – Ждет ГИБДД, чтобы оформить страховку.

– Ага, ясно. – Матвей в бумагах, что лежали на столе, нашел имя и фамилию свидетельницы: Елена Павловна Алешина. Но что за тип… вместо нее?

Абрамов получил ответ тут же:

– А это Евгений Раевский, сердечный друг Алешиной, а по совместительству начальник отдела продаж фирмы, которой владела Ортман. Она их познакомила.

Матвей благодарно кивнул коллеге. Теперь все встало на свои места.

– Проходите, Евгений, присаживайтесь. – Он указал «сердечному другу» на стул, а на Васька вопросительно глянул. Тот качнул головой и прикрыл дверь, – присутствовать на беседе не захотел.

Алешин присел на край стула и вытаращился на Матвея огромными, как у лемура, глазами.

Он вообще был каким-то… плюшевым, что ли? Игрушечным. Даже в Ваське было больше мужественности.

– Вы были хорошо знакомы со Златой Эрнестовной? – в первую очередь спросил Абрамов.

– Да.

– Как долго?

– Десять лет.

– Все это время вы на нее работали?

– Нет. Только последние два года. А познакомились мы, когда я еще в институте учился, на третьем курсе. Злата у моей тетки, она швея, одежду под себя подгоняла. Я увидел ее и влюбился.

– Вам было двадцать, а ей сорок?

– Примерно так. Я до Златы о зрелых женщинах не мечтал, ровесницы нравились. Но тут… Просто повернулся. Ухаживал за ней, точнее, волочился, но Злата ни в какую. Ты мне, говорила, как сынок. Я в тень ушел, но из виду ее не терял, мужал.

Матвей скептически посмотрел на Евгения. Похоже, процесс еще не завершен.

– Когда мне исполнилось двадцать семь, я пришел к Злате домой с букетом из сто одной розы, – продолжил Женя. – А у нее была в гостях Лена, подруга. И та сразу меня оценила, сказала, что я чудо-мужик и таких сейчас не найти.

– Это из-за букета?

– Не только. Я предлагал Злате брак. Готов был жить с ней, не имея детей – она была убежденной чалд-фри. Кроме того, я не пью и не курю.

– Да, действительно чудо-мужик, – не без сарказма проговорил Матвей. – Практически идеал.

– До него не дотягиваю. Есть у меня один недостаток, но о нем ни Лена, ни Злата тогда не знали.

– И какой же?

– Я кобель.

Абрамов едва сдержался, чтобы не загоготать. Кто ты? Кобель? Да не смеши, лемурчик!

– В общем, Лена взяла меня в оборот, – продолжил тот, похлопывая глазенками. – Я не сопротивлялся, она женщина интересная. И выглядела лучше Златы. Та, надо сказать, за семь лет обабилась, я просто не хотел этого замечать.

– И вы стали жить с Еленой?

– Сначала просто встречаться, потом да.

– Но к Злате все еще питали?..

– Нет, нет. – Он замахал ручонками. – Все прошло.

– Тогда почему устроились к ней на работу?

– Не хотел, Лена настояла.

– Зачем?

– Я уже говорил о своем недостатке…

– Кобелизме? – ухмыльнулся Матвей.

– Именно. Ничего не могу с собой поделать, постоянно тянет на разных женщин. Больше на зрелых, но и молоденькие привлекают. У них такие попочки упругие, титечки…

Это уже перебор, подумал Абрамов. Я не сексолог, а следователь. Поэтому рявкнул:

– Короче.

– Я постоянно изменял Лене на своей прежней работе. И она решила, что если я буду под присмотром Златы, то угомонюсь.

– И как, угомонились? – это был вопрос по существу, поэтому Матвей его и задал. Что, если этот озабоченный лемур не перестал изменять сожительнице и его Злата запалила, то… Он мог ее убить. Из собственной практики Абрамов знал, что внешне безобидные люди способны на самые жестокие преступления.

– Не сразу, но… – Лемур грустно улыбнулся. – У Златы не забалуешь.

– Какой она была?

– Доминирующей. Бабой с яйцами. И мне это нравилось. Я представлял себе, как буду подчинять ее в постели…

К счастью, он быстро опомнился и перестал озвучивать свои сексуальные фантазии. «Ты на самом деле такой эротоман или прикидываешься? – подумал Матвей. – Если последнее, то зря. Сексуально озабоченные люди очень нестабильны и вызывают подозрения…»

– Имелись у гражданки Ортман враги? – задал очередной вопрос Абрамов.

– Вряд ли. Недоброжелатели – вполне возможно. Она была жесткой, прямолинейной. Что не нравилось, тут же высказывала в лицо. Таких не очень любят, но злость не копят – сразу понятно, с кем имеешь дело, и не ждешь подвоха.

– Согласен. Но Злату Эрнестовну все же убили. Кто мог желать ее смерти, как считаете?

– Я не верю в предумышленное… Поэтому отвечу – никто. Злата, скорее всего, стала случайной жертвой. Нарвалась. Она могла.

Едва он закончил предложение, как дверь распахнулась, и в кабинет вошла дама – элегантная, с приятным лицом. Она походила на преподавательницу словесности в частной гимназии.

– Здравствуйте, я Елена Алешина, – представилась женщина. У нее и голос был учительский, хорошо поставленный. – Извините за опоздание.

– Леночка, все хорошо? – тут же вскочил Евгений и кинулся к ней.

– Да, милый. – Она по-матерински похлопала его по плечу. – Иди, теперь я сама.

– Мне нужно что-то подписать? – спросил «лемур» у Абрамова. Тот покачал головой.

И Евгений покинул кабинет, бросив Елене:

– Подожду тебя в коридоре.

Когда следователь и свидетельница остались наедине, она, еще не сев на стул, выпалила:

– Вы Женькины слова всерьез не принимайте.

– Какие?

– Любые. Он фантазер.

– Ваш сердечный друг ничего не успел рассказать… Разве что о своем кобелизме.

– Любимая тема, – вздохнула Елена.

– Так он не озабоченный?

– Еще какой. Но Женя из теоретиков, а не из террористов… Ну, вы понимаете? – Матвей кивнул. – На прежней работе у него были проблемы из-за этих его разговорчиков, сальных шуток, двусмысленных взглядов… К себе я взять Женю не могла – стыдно, выручила Злата.

– Он был влюблен в нее, да?

– Скорее, озабочен. Злата олицетворяла собой типаж Госпожи, а такие, как Женя, мечтательные тихони, еще и без отца росшие, тянутся к подобным женщинам. Вожделеют их. Она со смехом рассказывала мне, как Женечка своровал ее носки, когда она сняла их у его тетки, и что с ними потом творил, мы только гадали…

– Она не принимала его всерьёз и называла «сынком»?

– Да.

– Но Злата любила мужчин, которые ее значительно младше.

– Да, но сильных, зрелых. Вот вы бы, например, ей понравились.

Угадала, понравился…

– Как долго вы были знакомы со Златой?

– Лет пять. Обе, как дуры, приперлись на «Быстрые свидания». Знаете, что это?

– В кино видел. Размещаются женщины за столиками, к ним мужчины подсаживаются, а через пять минут меняются.

– Именно. Я как раз развелась, не знала, где познакомиться, и носилась по всем мероприятиям. Злата тоже. Но у нас были разные цели. Мне нужен был мужчина для жизни, а ей для секса.

– Она была озабоченной? Как и ваш лемур? – Он не уследил за собой и назвал Женю этим животным.

– Лемур, – усмехнулась Лена. – Да, похож… Нет, Злата была как раз не теоретиком, а практиком. Она говорила, что для полноценного существования ей нужен секс хотя бы раз в неделю. Лучше два. От трех она тоже не отказалась бы, но… Где его, секса, столько взять?

– Завела бы себе постоянного мужика.

– Он имел место быть. Точнее, они. Несколько постоянных было у Златы. Но один женат, другой сильно загружен на работе, третий хочет разнообразия…

– Я про мужа или сожителя. Или Злате тоже требовалось разнообразие?

– Она не была шлюхой. Скорее, женщиной с гибкой моралью. Если нет одного, кто удовлетворит, значит, нужно иметь нескольких. Но жить она ни с кем не хотела. Категорически! Согласилась бы на гостевой брак, но вы, мужчины, к нему не готовы. В нашей стране точно.

– Почему?

– Вам нужна постоянная забота: борщи, свежие носки и прочее.

– Чем закончились тогда ваши короткие свидания?

– Пьянкой. Мы ушли с ней вдвоем и нарезались в баре на набережной. Я слабенькая, поэтому отключилась первой, и Злата привезла меня к себе, поскольку я не могла назвать свой адрес… – Тут лицо Елены дрогнуло. – Она была очень хорошей. Не душкой – врединой, иногда злючкой, но… Как говорил кто-то из умных, лучше ругаться матом, чем быть вежливой тварью.

– Раневская. И вы чуть переврали ее слова, но я вас понял.

– Мне так жаль Злату, – тихо, с запинкой проговорила Елена. Она старалась не расплакаться.

– Кто мог убить ее?

– Я не знаю никого, кто мог желать ей смерти.

– Кто станет ее наследником, вы не в курсе?

– Завещания она не составляла точно. Мы с ней как-то беседовали на эту тему. Со мной все ясно, есть две дочери, и я надеюсь, они по-честному поделят мое имущество. А у Златы никого. Да, где-то есть дальние родственники, но она ни с кем не зналась и не желала ничего оставлять им. Говорила, что в старости заведет себе юного муженька, который – простите за грубость – затрахает ее до смерти, за что получит наследство. Но она умерла в самом расцвете… – Глаза Елены увлажнились. Зашмыгав носом, она начала искать в сумочке платок. – Злате пятьдесят два должно было исполниться в декабре. Кто в таком возрасте думает о завещании?

Она так и не нашла платка, и Абрамов протянул ей бумажную салфетку. Благодарно кивнув ему, Елена промокнула глаза и вытерла нос.

– Вы знали, что Злата вчера собиралась провести ночь в клубе?

– Нет. Мы не ежедневно делились друг с другом своими планами. Созванивались или списывались пару раз в неделю. Чаще, если что-то интересное происходило и нужно было поделиться.

Она не врала, анализ звонков и смс это подтверждал – отчет Лаврика Абрамов вывел на экран компьютера.

– А вы сами бывали в «Хрустале»?

– Я? Что вы! Конечно, нет. Мне же не двадцать лет, даже не тридцать пять… Хотя я и в тридцать пять не ходила. А когда мне было двадцать, ночных клубов еще не существовало.

– Злата не звала вас?

– Когда только познакомились – да, но я сразу ответила отказом. Тусовки – не для меня. Правда, на «Вечер, кому за тридцать» в ДК машиностроителей мы с ней пару раз сходили. Мне там понравилось, спокойно, музыка хорошая. А Злате – нет. Сказала: мужики отстой, не на кого посмотреть.

– Вам знакома эта девушка? – спросил Матвей, открыв на телефоне страницу «Хрусталя» и найдя фото, на котором была запечатлена диджей Окси.

Елена достала из сумки очки, повесила их на свой длинноватый нос и, тщательно рассмотрев снимок, твердо ответила:

– Нет.

– Уверены?

– На сто процентов.

– Злата называла себя ее приятельницей.

– Серьезно? – ее удивление было неподдельным. – А есть другие снимки?

– Да, секунду.

Матвей включил компьютер и вывел на экран фото с паспорта Оксаны Игоревны Паниной. На нем она была с длинными волосами, без пирсинга. Самая обычная девушка, как все, но более симпатичная, чем сейчас. Лицо круглее, милее, и светлые прядки в русых волосах придавали образу романтичность. Девочка-девочка, а не солдат Джейн с лесбоуклоном.

– Это один и тот же человек? – решила уточнить Елена.

– Да. В двадцать и двадцать пять лет.

– Надо же, как можно измениться за столь короткий срок… Но нет, я ее не знаю.

– Могла Злата дружить с кем-то, а вам ничего об этом не рассказывать?

– Да. Но зачем скрывать? Мы были очень близки и делились если не всем, то многим. – Елена снова перевела взгляд с экрана в телефон. – Эта девушка диджей, да? В «Хрустале»? – Абрамов кивнул. – Что у них может быть общего? Злата окружала себя молодыми мужчинами, но никак не женщинами.

– Оксана Игоревна Панина также не подтверждает свое знакомство с госпожой Ортман.

– Кто?

– Диджей Окси.

– Нет, нет, подождите… Повторите имя.

– Оксана Игоревна.

– Панина?

– Совершенно верно.

– Вот черт! – Елена заметно побледнела, а бумажная салфетка, которую она комкала, выпала из рук.

– Что такое?

– Это та сумасшедшая…

Абрамов молча ждал, когда Елена закончит предложение. Но та замерла с отрытым ртом, будто обратилась в статую. Пришлось дать словесного пинка:

– Говорите уже, что за ТА САМАЯ? И почему сумасшедшая?

– Оксана Игоревна Панина назвалась дочерью Златы и обвинила ее в том, что моя подруга родила ее, но вскоре отказалась, поскольку не хотела возиться с больным ребенком.