Глава 3

Она мешала сахар в кофе, ложка билась о стенки чашки, и это вывело из себя Анну Ивановну.

– Да хватит уже колотить по фарфору, – гаркнула она. – Разобьешь!

– Куплю вам другую чашку, – ответила на это Варенька. Хоть они стали «роднулечками», она продолжала ей выкать.

– Побереги эту. Мне ее сам Караченцов подарил.

– Артист? «Урри-урри, ты меня слышишь»?

– Да, в 1982 году. У него был творческий вечер у нас в ДК, и он мне чайный сервиз преподнес. Ему вручили его на нашем фарфоровом заводе, а Николаю его не хотелось таскать по другим городам, куда он потом собирался.

Варенька осмотрела чашку. Необычной формы, золоченая, с ангелочками, в советское время наверняка считалась шиком. Сейчас же никого такой посудой не удивишь.

– Весь сервиз побился, – продолжила Кулеж. – Осталась, кроме этой посудины, еще молочница или, как я ее теперь называю, «мелочница». Храню в ней пятаки да десятки.

Отложив ложку, Варя сделала глоток кофе. Пересластила, но все равно сойдет.

– Анечка, я хочу с вами посоветоваться.

– Валяй.

– Стоит ли мне идти на похороны Николая?

– Ты сдурела, что ли? – аж подпрыгнула Кулеж.

– Мы все же были вместе когда-то… Не чужой.

– Я тоже с ним была, но не собираюсь этого предателя в последний путь провожать.

– Вы просто сожительствовали, а я была его супругой.

– Какая разница?

– Вы к своему бывшему мужу на похороны ходили, а развелись еще раньше, чем мы с Колей.

– Мне пришлось из-за сына и внуков, они общались. Как муж мой Аркадий не выдерживал никакой критики, но как отец и дед он себя отлично проявлял.

Варенька знала бывшего Анны Ивановны, и ей он очень нравился: обходительный, серьезный, немного суховатый, зато непьющий. Среди военных это редкость. А Аркадий Кулеж был равнодушен к алкоголю, но имел другую страсть – к оловянным солдатикам. Он собирал их, расставлял по позициям и, как думала Анна, играл в них, когда никого нет дома. «Лучше б пил», – бурчала она. Но Варя думала, что проблема была не в фигурках. Аркадий не желал плясать под дудку жены, и ее это раздражало. По молодости они были гармоничной парой, но Анна, став руководителем, начала превращаться во властную женщину. Сначала она командовала только на работе, а потом и дома начала. Муж не желал подчиняться и, чтобы не конфликтовать, ушел в свое хобби, но и оно супруге не нравилось.

Промежуточных мужиков Анны Ивановны Варя не знала, только Коленьку, крайнего – Кулеж категорически не желала сдаваться и называть его последним. У нее еще много лет впереди, и без романтических отношений она их себе не представляла.

Так вот о крайнем…

Его звали Семеном, и он занимался медом. Родом был откуда-то из Ставрополья.

Мужчинка так себе: не семи пядей во лбу, нагловатый, толстоватый и, увы, грязноватый. Кулеж его, естественно, отмыла, отчистила, приодела, а он все равно выглядел опрятно только по утрам, когда в свежем. Но лицом Сема вышел. Оно пусть и простовато, но приятно. А улыбка какая! Ее даже рондолевые коронки на клыках не портили. Симпатичный и обаятельный «пчеловод» дамам нравился – не только Анне Ивановне, но и другим. У него чаще, чем у остальных, тетки покупали продукцию.

Он, естественно, тоже был младше Кулеж, но не юн, за полтинник точно перевалило. У Семы дома ничего не осталось. После развода он все имущество жене и детям оставил, а сам, можно сказать, с голым задом отправился в путешествие по России на пятнадцатилетнем микроавтобусе «Ситроен». В нем – мед да барахлишко. Первое время торговал на трассе, но его быстро оттуда выкурили – на всех федеральных дорогах своя мафия. Стал заезжать в поселки и городки средней полосы, но и там торговля не заладилась. Продавал мед, но выручал мало, хватало только на бензин и еду. До столицы округа добрался, но, как увидел масштабы города и торговли в нем, понял: не потянет. Директор ДК машиностроителей помогла – разрешила на ярмарке постоять день бесплатно. На второй тоже. За баночку липового меда, что отдала сыну для внуков – полезно при простуде. Так у них и закрутилось…

Как говорила сама Анна Ивановна, это был мужчина ее мечты. Тот самый, которого ждут всю жизнь.

– Что в нем такого необыкновенного? – недоумевала Варвара. Мужик и мужик. Не самый плохой, но точно не лучший.

– Он медовый пряник.

– Не понимаю.

– Сладкий, ароматный. Я, как ты знаешь, не люблю все это… Не принимает организм. Банку маринованных помидор уплету. Целую рыбину соленую. Упаковку мини-сосисок с кетчупом. Вот это вкусно. Но пряники медовые… Они для меня… Как мечта, что ли? Я смотрю на них, вдыхаю аромат, а там и сдоба, и мед, и корица, и яблочко из прослойки – слюна течет. Вот так и Сема: он мой пряник. Но я еще и могу его употреблять, как соленый огурец… Кстати, огурец у него большой такой, семенной.

– Анечка, я не хочу слышать ваших пошлостей, – протестовала Варя. Она была из тех, кто краснел при слове «секс», а «минет» ее бы точно отправил в обморочную отключку.

– Так если я тебе про пестики и тычинки не расскажу, как объясню, в чем Семина прелесть?

– Я уже поняла. Он прекрасный любовник.

– Очумительный.

– То есть все дело в сексе?

– Роднулечка, не забывай, сколько мне лет. Плотское важно до сих пор, не отрицаю. Но половые акты мы совершаем не так часто, как могли бы, если б мне было как ему, а ему… Тридцать. Уж я бы спуску не дала!

– Нисколько в этом не сомневаюсь, – бормотала Варенька. Когда-то Анна Ивановна славилась любвеобильностью и брала на работу молодых и крепких. Сантехники в ДК были как на подбор, хоть в немецком порно снимай.

С Семой Кулеж прожила чуть меньше года, но и он ей изменил. Правда, в отличие от Коли он уходить не хотел, как и рассекречивать свою измену.

Но Анна Ивановна о ней узнала и оскорбилась. Она же, можно сказать, на помойке Сему нашла, отмыла, отчистила (она начала говорить о нем словами кота Матроскина из «Простоквашина»), а он… не фигвамы рисует, а творит нечто более ужасное. Не мультяшное…

И прогнала она Семена. Ну, ладно, изменил. Бывает. Но спалился! Значит, не дорожил отношениями. Иначе так провернул бы, что не подкопаешься. Знавала она мужиков, которые десятилетиями женам рога наставляли. Но у тех разве что могли возникнуть подозрения, и только. Взять того же Георгия Абрамова, отца следователя Матвея. Анна Ивановна и сама с ним грешила, но пару-тройку раз всего. У Георгия был принцип – не вступать в долгие «левые» отношения. Он позволял себе интрижки, но всегда был очень осторожен. Супруга, естественно, догадывалась о том, что Георгий ей неверен, но как мудрая женщина закрывала на это глаза. Не пойман – не вор! И Абрамов-старший не попадался.

А Семен умудрился «запалиться» и, когда его поймали на лжи, не стал ничего отрицать, подтвердил догадку Анны. Наверное, думал: если его прогонят, то вскоре простят или, как вариант, примут в другом доме, том, где он наслаждался телом другой. Но не повезло Семе. Его отвергли обе женщины, и он вынужден был уехать из города, потому что ночевать в машине больше не хотелось, а продавать мед в ДК машиностроителей ему уже никто бы не позволил.

Расставшись с Семеном, Анна Ивановна впала в странное состояние. Она не убивалась по пчеловоду, как по Коленьке, но ушла в себя, стала менее активной. В ней как будто подсел аккумулятор…

Или это возраст давал о себе знать?

– Если ты пойдешь на похороны Кольки, я с тобой больше не буду дружить, – выдала Анна Ивановна.

– Вы мне ставите условие?

– Да!

– И если я его нарушу?..

– Я уже сказала, – безапелляционно заявила она.

– Перестанете дружить со мной? – Та кивнула. Это все равно что сказать: «Забирай свои игрушки и вали из моей песочницы!» – Мы же не в детском саду, – воскликнула Варвара.

– Вот именно. Этот мужик предал и тебя, и меня, а ты хочешь отдать ему последние почести?

– Да. Это по-христиански.

– Давно ли ты стала такой верующей?

– А вы такой злой? – чуть ощетинилась Варвара.

– Я никогда не славилась добротой, как и двуличностью. Не хочу казаться лучше, чем есть. А ты – да!

– Анечка, я очень вас люблю, но не позволю… даже вам… собою помыкать. Сделаю так, как считаю нужным. Если вам не нравится что-то, увольняйте.

– Речи об этом не было. Я сказала, что…

– Да-да, помню, – оборвала ее Варенька. – Но я тоже имею свое мнение. Так что… – И, зажмурив глаза, выпалила: – Не дружите! Потому что я пойду на похороны Коли. Именно сейчас твердо решила.

Кулеж несколько секунд смотрела на «роднулечку» тяжелым взглядом. Она постоянно красила глаза, потому что они были маленькими, да еще с возрастом веки упали, но подводки и тени не помогали. «Сделала бы блефаропластику», – всегда думала Варя. Взгляд стал бы распахнутым, и лет восьми как не бывало. Но Анна Ивановна боялась операций. Смертельно! Поэтому старела естественно. Ботекс, да, колола как-то. Но он помогает пятидесятилетним, а той уже хорошо за семьдесят.

– А ты изменилась, – заметила Кулеж. – Но мне это нравится.

– Вы тоже… И мне это не нравится! – Выдав это, Варя удалилась. Не просто ушла из кабинета Кулеж, вообще покинула ДК.