Вылизывание и уход

В 1975 году Байрон Эгеланн, психолог из университета Миннесоты приступил к исследованию людей, обойденных вниманием современной науки, – беременных женщин, живущих в бедности. Он привлек в качестве испытуемых 267 будущих матерей, наблюдавшихся в многопрофильной больнице округа Хеннепин, расположенной в Миннеаполисе. Их демографические данные выглядели как список факторов риска неблагополучного будущего. Мало того что они страдали от бедности, многие из беременных были подростками, не получили надлежащего образования (41 % испытуемых не доучились в средней школе) и плохо питались (37 % не получали необходимых продуктов в достаточном количестве). Кроме того, многие жаловались на недостаточную социальную поддержку. Например, Вероника сбежала из родительского дома, где с ней дурно обращались, в возрасте двенадцати лет. Несколько лет спустя она забеременела, возможно, от своего поставщика наркотиков. Когда он попал в тюрьму, Вероника и ее сын Том вынуждены были переселиться в приют для бездомных. Она страдала от депрессии и наркотической зависимости.

В начале исследования Эгеланн ставил перед собой узкую цель: он хотел выявить факторы, которые могли бы служить признаком будущего плохого обращения с детьми, чтобы социальные работники могли предложить таким матерям консультации заранее, до того как психике ребенка будет нанесен вред. Однако в самом скором времени ему, как и в свое время Айнсворт в Уганде, пришлось убедиться, что родители ведут себя очень и очень по-разному. Некоторые из новоиспеченных матерей обращались с детьми заботливо и ласково, невзирая на все трудности жизни. Другим с трудом удавалось держать себя в руках во время приступов гнева. Та же Вероника часто “сердито отталкивала” сына.

Чтобы разобраться в том, как все эти варианты поведения сказываются на детях, Эгеланн объединился с Аланом Шруфом, еще одним психологом из Миннесоты. Шруф был одним из первых последователей теории привязанности. Сначала они протестировали всех младенцев в возрасте двенадцати месяцев по “Процедуре непривычной ситуации”. Результаты подтвердили связь между родительской восприимчивостью и надежной привязанностью. Но Эгеланн и Шруф решили не останавливаться на достигнутом, и краткосрочный проект по выявлению факторов риска превратился в легендарное по продолжительности исследование, растянувшееся на десятилетия и охватившее несколько поколений испытуемых: “Мы плохо представляли себе, во что ввязываемся, – вспоминает Шруф. – Но стоит один раз увидеть, как начинают вырисовываться закономерности, как поведенческие модели повторяются снова и снова, и остановиться уже невозможно”.

Первый этап масштабного мониторинга они предприняли, когда детям исполнилось четыре-пять лет. Чтобы отследить все детские проблемы, Эгеланн и Шруф открыли собственный детский сад, который сорок испытуемых детей могли посещать бесплатно. Двадцать прошедших специальное обучение сотрудников подробно фиксировали особенности поведения в группах. Кроме того, ученые отсняли сотни часов видеозаписей, которые позже были проиндексированы и подвергнуты анализу.

Результаты получились убедительные. Дети с надежным типом привязанности вели себя в детском саду более независимо и общительно, легче завоевывали друзей, чем их сверстники с небезопасным типом привязанности. Они были меньше склонны задирать других детей и сами реже становились мишенями для задир. Они отличались более высоким уровнем самоконтроля, показывали лучшие результаты в тестах на интеллект, самооценку и устойчивость психики, а также проявляли больше сочувствия к окружающим детям. (Все тесты проводились вслепую: исследователи не знали, к какой группе относились испытуемые по результатам исследований в годовалом возрасте.) В “Тесте с запечатанным ящиком”, например, в распоряжение детей предоставляли огромный выбор игрушек: “Лего”, фигурки супергероев, куклы и т. п. Несколько минут дети играли с ними, потом входил исследователь и объявлял, что эти игрушки попали сюда по ошибке из другой комнаты и их нужно вернуть. А дети могут выбрать себе новые из прозрачного пластикового ящика. Однако открыть ящик было невозможно. Таким образом моделировалась фрустрирующая ситуация. Но то, как дети справлялись с разочарованием, могло рассказать очень о многом. Большинство дошкольников либо быстро отказывались от попыток открыть ящик, либо старались расколотить его и злились, однако некоторые демонстрировали необычное поведение. Сосредоточенно, упорно, терпеливо они пробовали различные стратегии, чтобы открыть ящик (хоть это никому из них и не удалось). Через десять минут в комнату снова входил исследователь, открывал ящик и позволял детям играть в свое удовольствие.

Чем же объясняется такая разница в поведении? Судя по всему, типом привязанности. Около 40 % детей с надежной привязанностью показали наилучшие результаты в “Тесте с запечатанным ящиком”, при этом ни один дошкольник с небезопасной привязанностью не смог столь же эффективно действовать в смоделированной ситуации. Более того, 75 % испытуемых, показавших наихудшие результаты, были дети с ненадежной привязанностью, то есть, хотя трудная ситуация, созданная исследователями, была никак не связана с тем, какие отношения сложились в семье ребенка, эти отношения влияли на его поведение. Это фактор, который нельзя не учитывать.

Прошло пять лет. Детей пригласили в летний лагерь в кампусе университета Миннесоты. Как и в случае с дошкольниками, исследователям удалось создать естественные условия для наблюдения за детьми и собрать беспрецедентный объем данных, пока дети играли в футбол и софтбол, плавали в бассейне, совместно рисовали и мастерили. И вновь результаты наблюдений однозначно показали, что тип привязанности, сложившийся в раннем детстве, имеет долговременные последствия. Дети с надежной привязанностью в целом демонстрировали более развитые социальные навыки, им лучше удавалось завязывать и поддерживать отношения со сверстниками. Они проводили в среднем на 40 % больше времени в обществе друзей. Когда исследователи ставили перед десятилетними детьми различные сложные задачи – например, преодолеть полосу препятствий, – “испытуемые с надежным типом привязанности отличались лучшей организацией, не пытались винить других в своих неудачах и выполняли упражнение намного эффективнее”.

Продолжив исследование на этапе раннего взросления, Эгеланн и Шруф сделали неожиданное открытие: со временем зависимость между сложившейся в младенчестве привязанностью и поведением становится только сильнее! У подростков тип младенческой привязанности еще заметнее сказывался на их поступках и стратегиях, чем в пятилетнем и десятилетнем возрасте. “Показательно, не правда ли? – пишет Шруф. – Внешне эти ребята уже почти взрослые, и в то же время мы видим четкую корреляцию их поведения с типом привязанности, диагностированным в годовалом возрасте!” Ученые из Миннесоты обнаружили, что юноши и девушки, у которых в младенчестве сформировалась надежная привязанность, лучше успевают по школьным предметам и показывают более высокие результаты стандартизированных экзаменационных тестов. Кроме того, наблюдалась обратная зависимость между надежностью привязанности и нарушениями дисциплины. Присутствие в жизни ребенка в возрасте до трех с половиной лет восприимчивого и готового поддержать взрослого оказалось более верным залогом успешного окончания школы, чем высокие показатели теста на интеллект (IQ).

Почему же поведение подростков так сильно зависит от ранней привязанности? Как и младенцы, дети переходного возраста заняты формированием отношений с окружающими людьми, они все больше и больше времени проводят с друзьями. “Они [подростки] стремятся к достаточно близким отношениям, – пишет Шруф. – Но для этого необходимо доверять людям. Нужно уметь говорить им о своих чувствах. Нужно открыться. А способность к этому опирается на навыки эмоционального взаимодействия, которые очень сильно зависят от того, какая привязанность сформировалась у человека в первые месяцы его жизни”. Точно так же как младенцы учатся демонстрировать свою незащищенность (обычно они пытаются донести эту информацию до объекта привязанности при помощи плача), подросткам приходится учиться идти навстречу сверстникам и заводить друзей. Быть уязвимым не признак слабости. Это способ подпустить человека к себе.

Испытуемым из этого эксперимента уже перевалило за сорок, у них самих есть семьи и дети. Однако закономерность прослеживается и сейчас. Любовь передается от поколения к поколению. Ученые обнаружили, что тип привязанности, сформировавшийся в первый год жизни человека, позволяет предсказать, насколько крепким будет его здоровье во взрослом возрасте. Так, дети с сопротивляющимся типом привязанности – те, кто отказывался позволить вернувшейся матери их утешить, даже если плакали, когда она ушла, – в возрасте 32 лет в 2,85 раза чаще страдают хроническими заболеваниями, чем их ровесники с надежной привязанностью. В недавней статье психолога Ли Рэби и его соавторов говорится, что ученые обнаружили зависимость между типом привязанности у миннесотских испытуемых и их романтическим поведением. В частности, у тех, чьи матери проявляли наименьшую чувствительность, ученые регистрировали резкие изменения электропроводности кожи во время обсуждения причин, по которым испытуемые вступали в конфликты с родителями и супругами. Возможно, скачки объяснялись тем, что испытуемые пытались скрыть свои чувства – такие реакции, как считается, связаны со страхом и подавлением эмоций, эта закономерность используется в детекторах лжи. Поскольку родители таких людей с трудом удовлетворяли их эмоциональные потребности в раннем детстве, они привыкли скрывать волнение. Близкие отношения требуют откровенности, готовности показать свои слабые места, однако людям, у которых в детстве сформировался ненадежный тип привязанности, это трудно.

Со временем неспособность обсуждать проблемы отношений может разрушить сами отношения. Поэтому те, у его в детстве сложилась ненадежная привязанность, став взрослыми, тоже испытывают трудности с привязанностями: их союзы рано распадаются и приносят меньше радости. При сепаратном анализе миннесотские исследователи просматривали видеозаписи опытов с теми же испытуемыми в возрасте двух лет. Перед матерью ставили задачу привить малышу новый навык. Те, у кого этот процесс не складывался – мать оказывала слишком слабую поддержку или ребенок отказывался принимать помощь, – став взрослыми, с большей вероятностью заслуживали характеристику “слабого звена” со стороны своих партнеров. Спустя тридцать лет им все еще было трудно подпустить к себе других людей.

Описывая свою работу, ученые из Миннесоты не раз обращались к истории мальчика по имени Тони: его непростая жизнь хорошо отражает непростые темы, поднятые в исследовании. В 1977 году, когда ученые тестировали его по “Процедуре непривычной ситуации”, Тони вел себя, как ребенок с надежной привязанностью, счастливый малыш, сын любящих родителей. В детском саду он был одним из самых способных детей. Все тесты в дошкольном возрасте от “Запечатанного ящика” до проверки грамотности тоже показали отличные результаты. Но когда Тони было шесть лет, его родители решили развестись. Это был долгий и мучительный процесс. С тех пор Тони стал редко видеть отца. Когда ему было тринадцать, мать Тони погибла в автокатастрофе. Потом его отец решил перебраться в другой штат и взять Тони вместе с его братьями и сестрами с собой. Тони пришлось жить в доме тети и дяди, людей уже немолодых.

Неудивительно, с учетом этой затянувшейся черной полосы в его жизни, что в подростковом возрасте дела Тони шли все хуже и хуже. Он не мог сдать экзамены по итогам учебного года, почти не имел постоянных друзей и состоял “на административной должности” в шайке воров-домушников. (Как и воришки, которых исследовал Боулби, Тони пытался утолить свое горе при помощи украденных вещей.) По итогам интервью – Тони было пятнадцать лет – психологи констатировали: “Свет в его глазах потух. Он выглядит подавленным, одиноким и замкнутым”.

Но на этом история Тони не заканчивается. Когда ему было двадцать с небольшим, он повстречал в местном колледже девушку. Ей понравилось, что “он тихий и сердце у него доброе”. Несколько лет спустя они поженились, и у них родилась дочь. Наблюдая за Тони в роли отца малышки, ученые были потрясены, как трогательно он заботился о дочери. Уроки надежной привязанности не прошли для него даром. “Он оказался удивительно заботливым отцом, – пишут они. – Он терпелив, разговаривает с ребенком участливо и ласково, всегда готов прийти на помощь. Он служит дочери надежной опорой, устанавливает необходимые ограничения и подбадривает ее, т. е. делает все, что нужно ребенку”. Хотя в подростковом возрасте Тони отказывался говорить о смерти матери, утверждая, будто эта потеря “не так уж много и значит”, став взрослым, он был способен делиться своими чувствами и рассуждать, как ее любовь сделала его тем, кем он стал. В работе “Развитие личности” ученые из Миннесоты сравнивают опыт ранней привязанности с фундаментом дома. Хотя фундамент сам по себе не может служить убежищем – нужны еще прочные балки и крепкая крыша, – “невозможно построить надежный дом на ненадежном фундаменте”. Вот что закладывается в нас в раннем детстве – фундамент привязанности. Основание, на котором будет строиться все остальное.

Все это всего лишь истории из жизни. Они ничего не доказывают, пока нет значительной выборки. Мы никогда не узнаем, правда ли, именно детская привязанность помогла Тони наладить взрослую жизни или на его устойчивость, способность к восстановлению повлияла любовь, испытанная в раннем детстве. Важно, что все эти закономерности не приговор. Множество детей с ненадежной привязанностью, став взрослыми, сделались заботливыми супругами, а многие дети с надежной привязанностью вылетели из школы и жили потом в нужде. Еще Боулби заметил, что система человеческих привязанностей реагирует на внешние условия. А значит, мы можем научиться любить, даже если наше детство было омрачено утратами и отсутствием чувства безопасности. Привязанность – это не устойчивое свойство, не диагноз, который ставится раз и навсегда. Это процесс, действующая модель отношений, которую никогда не поздно пересмотреть.

Миннесотское исследование рассматривает жизнь издали, как бы в телескоп. Наблюдая за испытуемыми многие годы, ученые смогли выявить наши жизненные опоры, тонкие структуры, поддерживающие нас. Но некоторые предметы лучше рассматривать в микроскоп. Если мы хотим разобраться, как именно любовь меняет нас, как она делает нас сильнее, повышает нашу устойчивость к ударам судьбы, не дает сломить нас, – то нужно применить большое увеличение. Потому что это чувство не нечто ускользающее и ничтожное. Любовь в прямом смысле определяет, какой будет наша жизнь.

Майкла Мини, невролога из университета Макгилла, подтолкнуло к изучению привязанности случайно сделанное наблюдение. Он обратил внимание, что, когда крысят возвращали в плексигласовые террариумы, где ждали их матери, одни самки быстрее успокаивали своих детенышей, чем другие. Такие крысы вылизывали детенышей и чистили им шерстку, пока пульс крысят не приходил в норму. Мини заинтересовался этим своеобразным материнским поведением. Он и его аспиранты стали вести наблюдение за семействами крыс по восемь часов в день. И разумеется, вскоре они установили, что отдельные самки тратят примерно на 50 % больше времени на вылизывание и уход за шерсткой своих детенышей, чем другие крысы. Когда крысятам исполнилось сто дней от роду – по крысиному счету это юношеский возраст, – с ними провели ряд тестов на стрессоустойчивость и интеллект.

Результаты были ошеломляющие. Одна из основных измерительных методик Мини носит название “тест открытого поля”. Она достаточно проста. Крыс помещали в круглый ящик на пять минут. Нервные крысы жались к стенкам, как подростки на школьной дискотеке. Более спокойные животные отправлялись исследовать ящик и не боялись выйти на середину в поисках еды. По данным Мини, детеныши наиболее ласковых матерей, тех, кто больше других вылизывал и чистил своих крысят (он называл это “высокий показатель ВУ” – вылизывания и ухода), проводили в центре ящика в среднем по 35 секунд. С другой стороны, детеныши с низким ВУ выдерживали там не более пяти секунд. Мини и его коллеги применили еще множество разнообразных методик тестирования и оценки, и все они дали сходные результаты. Крысы с высоким ВУ были менее агрессивны с себе подобными. Если их изолировали, то уровень гормонов стресса у них в крови был ниже. Они быстрее проходили лабиринты. Быстрее перенимали навыки у братьев и сестер. Они уделяли больше внимания и ласки собственному потомству.

Совсем недавно Мини удалось показать, каким образом любовь и ласка воздействуют на мозг. В мозге крысят с высоким ВУ оказалось меньше рецепторов гормонов стресса и больше рецепторов веществ, которые смягчают реакцию на стресс. Те области коры, которые, как считается, отвечают за страх и тревожность, например амигдала, у них менее активны. У них быстрее образуются синаптические связи в гиппокампе – области коры, связанной с обучением и памятью. Даже их ДНК отличается от ДНК других грызунов: благодаря материнской заботе срабатывает генетический триггер, предупреждающий состояние хронического стресса. Эти неврологические и генетические изменения заставляют предположить, что детеныши самых заботливых крыс лучше справляются с тяготами жизни, будь то новая клетка или незнакомый исследователь.

То же самое можно сказать и о людях. Во время Второй мировой войны тысячи финских детей были эвакуированы в Данию и Швецию, где жили во временных приемных семьях. Жизнь детей, оставшихся в Финляндии, была полна сильных потрясений: постоянные бомбардировки, вторжение русских и немецких войск. Однако эвакуированные дети, оторванные от родителей, продолжали испытывать стресс, даже оказавшись в безопасности. Им не хватало того, в чем они больше всего нуждались.

Потрясения, пережитые в раннем возрасте, сказывались всю жизнь. Исследование, проведенное в 2009 году, показало, что финны, которые из-за эвакуации с 1939 по 1944 год пережили разлуку с родителями, на 86 % чаще умирали от сердечно-сосудистых заболеваний, чем те, кто остался дома. Хотя после войны прошло больше шестидесяти лет, эти люди, почувствовавшие себя сиротами в детстве, гораздо чаще страдали от повышенного давления и диабета второго типа. Другие исследования доказали повышенный уровень гормона стресса и высокий риск развития депрессивных состояний у переживших эвакуацию.

Любовь – это не просто приятное чувство. Это защита.