Братец и сестрица

Когда-то, давным-давно, брат и сестра, взявшись за руки (на одной из них не хватало пальца), оставили позади заснеженные горы и, минуя зелёные холмы, вошли в огромный чудесный лес.

Деревья возвышались над ними как столпы небес – могучие и стройные. Птицы пели и порхали совсем рядом. Маленькие обитатели леса – бурундуки, белки и мыши – сновали среди кустов. Из-за папоротника выглянул оленёнок и тут же спрятался за своей мамой. Здесь кипела жизнь, и даже зелень казалась ещё зеленее, чем где бы то ни было.

Колдовское очарование этого места завладело детьми. Гензель обогнал сестру, добежал до папоротника и понёсся обратно, как сорвавшийся с привязи пёс. Гретель хохотала, пела и собирала васильки, маргаритки и другие цветы.

– Мы могли бы жить прямо здесь! – воскликнула она.

Гензель в ответ лишь радостно загоготал и побежал за дроздом, пролетавшим над самой землёй.

Вскоре дети вышли к поляне, где росло удивительное дерево ― такое огромное, что нижние ветви были почти неразличимы. Высоко-высоко едва виднелась листва. Гретель от неожиданности подпрыгнула: на коре дерева вдруг проступило женское лицо с большими глазами. Темные волосы обрамляли гладкие щёки. Девочка, зачарованная зрелищем, подошла ближе.

– Какое необыкновенное дерево, – сказала она.

– Спасибо, – поблагодарило дерево.

Ты, скорее всего, подумал, что Гретель отскочила, а Гензель упал на бревно, очень кстати оказавшееся позади него. Но нет! Голос дерева был таким мягким, что дети ни капельки не испугались.

– Добро пожаловать в мой лес, – продолжило дерево, – Лейбенвальт, или Живой Лес.

Читай по слогам: ЛЕЙ-БЕН-ВАЛЬТ. Ну, давай же. Немецкий – это весело!

― Посадите здесь любое растение, – говорило дерево, – и оно тут же взойдёт. Понаблюдайте, как резвятся звери, и вы заметите, что они растут прямо на глазах. Вы тоже подрастёте здесь и будете жить счастливо. ― Дерево окинуло детей взглядом и вкрадчиво спросило: ― Вы же собираетесь здесь остаться, не так ли?

Гензель посмотрел на сестру. Она кивнула и сказала:

– Только если вы не возражаете.

– Я нисколько не возражаю, – с улыбкой ответило дерево. – Прошу вас только об одном. Пожалуйста, не берите больше, чем вам нужно. Жизнь здесь находится в хрупком равновесии, не нарушайте его.

Затем дерево рассказало детям, что всего в нескольких километрах отсюда есть замечательное место, где они могли бы построить себе жилище. Дети поблагодарили дерево (нужно всегда быть вежливыми с говорящими растениями), попрощались и пошли в указанном направлении.

Скоро они вышли на небольшую лесную поляну. Здесь темнело несколько частично ушедших в землю валунов, а рядом, журча и звеня, бежал по гладким камням ручей. Солнечные лучи проникали на поляну сквозь зелёную листву. Гензель и Гретель сошлись на том, что дерево, должно быть, имело в виду именно это место.

Они собрали упавшие ветви и листья папоротников и пристроили их к валунам. Получился небольшой серо-зелёный шалаш. Дети принесли ещё веток, мха и листвы и соорудили рядом две постели. Затем Гретель нашла семена, чтобы вырастить собственный сад, а Гензель к ужину раздобыл орехи и ягоды. Вечер удался на славу. Гретель заверила, что лучше быть не может, и Гензель согласился. Они решили, что больше ни в чём не нуждаются (тем более в родителях) и что могут прожить всю жизнь счастливо.

О, да.

(Упс, я сказал это вслух?)

На следующий день Гензель снова отправился на поиски еды, а Гретель осталась ухаживать за садом. Проходя под высокими деревьями, мальчик услышал пение порхающих птиц, и не успел он подумать «Что за жизнь! Что за наслаждение! Хочу быть частичкой этого леса!», как дорогу ему перебежал коричневый кролик. Гензель вдруг почувствовал, как подкашиваются ноги, но осознал происходящее слишком поздно: он уже гнался за дичью по кустам.

Вечером, на закате солнца, усталый, но счастливый, как поющая птица, мальчик возвращался домой. В руках он нёс убитого кролика. Гензель положил добычу к ногам сестры.

– Теперь мы можем разжечь костёр, – сказал он, – и поесть.

Но Гретель ужасно расстроилась.

– Что ты наделал? У нас же нет нужды!

Гензель вдруг почувствовал раскаяние за убийство зверька, хотя сама охота доставила ему огромное удовольствие. Разведя костёр, дети приготовили кролика и съели его, чтобы мясо не пропало даром. Но Гретель заставила брата пообещать, что больше он не загубит ни одного животного.

– Здесь у нас есть всё самое необходимое, – добавила она. – Не забывай просьбу дерева.

Гензелю стало стыдно, и он дал сестре обещание.

На следующий день, блуждая по лесу в поисках орехов и ягод, в папоротнике он увидел крошечного оленёнка. Ноги мальчика снова подкосились, пульс участился. Он вспомнил обещание, данное сестре накануне, и приказал себе уходить. Но сам воздух, зелёный цвет и сырой аромат леса что-то сделали с ним. Он не смог себя образумить и вмиг набросился на напуганное животное.

Вечером, на закате солнца, усталый, но счастливый, как резвящийся в зарослях зверь, мальчик возвращался домой. На плечах он нёс тушу оленёнка, которую положил к ногам сестры.

– Что ты наделал?! – закричала Гретель.

Он попытался успокоить сестру.

– Теперь нам хватит мяса до конца месяца, – сказал он. – И мне ещё долго не придётся никого убивать!

Девочка посмотрела на брата с недоверием и горько заплакала над мёртвым оленёнком.

– Зачем ты убил его? – причитала Гретель. – У нас же есть всё, что нам нужно. Не забывай просьбу дерева.

Тут Гензель вспомнил про дерево и почувствовал угрызения совести.

Всю ночь он вертелся и крутился, не в силах заснуть. Он был зол на самого себя. Разве сестра не предупреждала его? Двое – сестра и дерево – говорили ему: не бери больше, чем тебе нужно. На ужин брат и сестра съели столько оленины, сколько смогли, но, казалось, мяса нисколько не убавилось, и сейчас туша просто лежала в траве. Страшное зловоние разносилось по чудесной поляне, приманивая мух. Глядя на это, Гензель поклялся впредь быть самому себе хозяином и не давать волю охотничьему азарту.

На следующий день, собираясь в лес, Гензель поклялся Гретель своей жизнью, что больше никого не погубит. С этими словами он обнял и поцеловал сестру – она так добра и терпелива с ним! Гретель в ответ поцеловала брата в лоб, как маленького, и отправила за орехами и ягодами.

Целый день Гензель любовался зеленью и собирал ягоды в порванную рубашку, которую повязал на поясе, словно фартук. Теперь он ощущал спокойствие и умиротворение и задавался вопросом, почему же два дня им владела ярость, из-за чего ему не удавалось насладиться всей прелестью леса.

Вдруг неподалёку на ветке он заметил белого голубя. Его руки и ноги дрогнули. «Нет, – сказал он себе, – так нельзя». Он задрожал. «Иди домой. Разворачивайся и иди домой». Но внезапно он осознал, что уже подкрадывается к голубю. Ягоды рассыпались по земле.

Вечером, на закате солнца, усталый, но счастливый, как сытый волк, мальчик возвращался домой. Руки и лицо его были окровавлены. Он нёс выпотрошенного белого голубя. Увидев брата, Гретель вскрикнула:

– Что же ты наделал? Да что с тобой произошло, Гензель?!

Мальчик остановился, посмотрел на мёртвую птицу, затем – на свои руки и на рубашку, покрытую пятнами крови и ягодным соком. «Где же ягоды?» – подумал он. Гретель плакала. Смущённый и растерянный, он положил голубя к ногам сестры, но та, закрыв лицо руками, бросилась прочь. Гензель посмотрел ей вслед, и ему стало скверно, только не как вчера.

На этот раз он развернулся и ушёл в глубь леса.

С тех пор Гретель видела брата всего несколько раз. Однажды, отправившись за ягодами, она случайно заметила Гензеля, носившегося по лесу то за одним зверем, то за другим. Сначала он останавливался, чтобы обменяться с ней парой слов. Но вскоре Гретель поняла, что с каждым разом это даётся ему всё труднее: он постоянно озирался, неотрывно следил за полётом птиц, резко вертя головой. А потом он и вовсе перестал обращать на сестру всякое внимание.

По всему лесу Гретель находила трупы животных. Одни были наполовину обглоданы, другие – даже не тронуты. Как-то раз Гретель обнаружила крупного, больше самого Гензеля, кабана с прокусанной шеей. Она подумала: откуда у брата такая сила? И как у него хватило духу?

Теперь она видела Гензеля лишь мельком: покажется светлое пятно между деревьями, раздастся предсмертный крик животного и тут же ― протяжный клич. Казалось, брат изменился и внешне. Его спина и даже лицо поросли шерстью.

Гретель стало страшно в лесу одной, особенно ночью. Она слышала вой, ранее не слыханный в Лейбенвальте. Уж не Гензель ли издавал его?

Боясь встречи с чудовищем, Гретель больше не отходила далеко от шалаша, но однажды Гензель всё-таки забрёл на поляну. Гретель не сводила с него взгляда. Он был сгорбленным; шерстью покрылись уже и руки, и спина, и лицо, и грудь. Девочка молча предложила ему горсть ягод и орехов. Он зарычал. Гретель бросила угощение и спряталась в жилище. Со страшным воем чудовище несколько минут носилось по поляне. Девочка думала, не убьёт ли Гензель её; но тот, кто раньше был её братом, просто ушёл.

Вскоре всё живое в лесу словно вымерло: Гретель больше не слышала пения птиц; не видела маленьких грызунов, шныряющих между кустами; в папоротниках нельзя было встретить оленей. Все попрятались.

Однажды, ранним утром, герцог со свитой отправился в лес на охоту. Затрубили в горны. Раздался лай натравленных гончих. Гретель испугалась, но не столько за себя, сколько за брата. Она зашла в жилище и не выходила целый день, ожидая, что Гензель вернётся домой.

Собаки и охотники прочесали лес в поисках звериных следов, но, к великому удивлению, не нашли ровно ничего. Они искали целый день, и всё впустую. Герцог всё больше и больше выходил из себя, как вдруг, в сумерках, заметил странное, волосатое, горбатое существо, выглядывавшее из-за огромного дерева.

– Туда! – завопил герцог, а собаки тем временем уже преследовали добычу.

Гензель бешено мчался по лесу, пытаясь оторваться, но гончие неслись за ним по пятам. Вокруг раздавались звуки горна. Гензель петлял в надежде запутать следы. Дыхание прерывалось, он рычал, смеялся и завывал. «Вот так веселуха! – подумал он. – Страшно весело, до ужаса!»

И вот он очутился у ручья. На противоположном берегу верхом на коне, с луком в руках, ждал герцог. Натянув тетиву, он целился в Гензеля. Мальчик с любопытством уставился на мужчину, державшего странный изогнутый предмет. На раскрасневшемся от напряжения лице охотника выступили капли пота. Раздался щелчок, затем – шипение, похожее на змеиное. Стрела, вспарывая воздух, полетела точно в цель. Гензель видел, как глубоко она вошла ему в грудь, прямо туда, где билось сердце. Жгучая боль пронзила его, и мальчик замертво повалился на землю.

Охотники привязали странного зверя к шесту и, ликуя, поволокли во дворец герцога.

Всё следующее утро Гретель бегала по лесу, разыскивая брата, но не находила ничего, кроме сломанных веток и звериных следов. Наконец у ручья она увидела окрашенную в медно-красный цвет землю и окровавленные прибрежные камни.

Гретель побежала к дереву с человеческим лицом.

– Моего брата убили! – завопила она. – Его убили!

Но дерево не ответило. Тогда Гретель упала на землю и горько заплакала. Она была одна, в огромном лесу, наедине со страшным горем. Родной отец отрубил ей голову. Стряпуха-каннибал чуть её не съела. Потом Гретель осталась без пальца. И вот теперь её брат мёртв. Ей нужно уходить из этого леса, прямо сейчас.

– Я должна вернуться к людям, – проговорила она вслух, смахивая с лица слёзы, – ко взрослым.

На окраине Лейбенвальта она увидела приземлившуюся на ветку дерева птицу, и вскоре вновь раздалось звонкое щебетание. Но на сердце у Гретель стало лишь хуже: она знала: птицы вернулись, потому что Гензеля больше нет.

Вот мы и дошли до момента, который встречается практически во всех историях, когда дела по-настоящему плохи. Кажется, если случится что-нибудь ещё, ты просто не выдержишь.

В детстве я называл такие моменты «печальная часть». Я знал: в каждой истории она есть и рано или поздно она закончится. Я повторял про себя «Это печальная часть, это печальная часть» до тех пор, пока та не подходила к концу.

Итак, собирая множество маленьких историй в одну большую, я пришёл к выводу: это и есть та самая «печальная часть». Вновь и вновь я говорил себе это, чтобы сказка не казалась столь ужасной.

Но самовнушение не спасало. Оно никогда не работает. Всякий раз, когда один из твоих любимых героев умирает, а второй остаётся одиноким и никому не нужным, тебе больно.

Тем не менее я скажу тебе то же, что говорю себе сам: всё будет хорошо. Намного лучше. Обещаю.

Потерпи.