III

Это были слова Марка Туллия Цицерона

К. Жуков: Начинается третья серия второго сезона с того, что Ворена глючит покойной женой. А подельники на первом этаже коллективного помещения веселятся с проститутками. Маский по привычке «обувает» Пулло в кости. Все шло нормально до тех пор, пока Ворен не проснулся и не вышел на балкон посмотреть, что происходит. Народ сразу притих. Я их понимаю, я бы тоже притих. Ворен одет в совершенно жуткую тужурку. Черная кожа, грубые стежки, какие-то медные бляхи. В первом сезоне чуваки были одеты странно, но второй сезон в этом отношении значительно переплюнул первый. Просто бред какой-то.

Д. Пучков: Может, сменили консультанта по костюмам? Готовились к «Игре престолов».

К. Жуков: Наверное. Тренировались.

Д. Пучков: Там обозначилась который раз шлюха, которая Маскию по морде дала. Я с трудом представляю, чтобы уважаемого человека прилюдно…

К. Жуков: Может, она специально нанятая рабыня, которая хамит.

Д. Пучков: И в этом ее фишка.

К. Жуков: Если бы рабыня «отоварила» свободного человека, ей бы не поздоровилось. Сразу последовало бы наказание. Раб не может поднять руку на свободного человека. За то, что дала по морде, высекут, скорее всего. Если бы лицо в кровь разбила, отрубили бы руку. Что-нибудь в этом духе.

Д. Пучков: Чтобы не распускала руки.

К. Жуков: Да. Ворен прекращает веселье, сообщает, что прибыл хлеб.

Д. Пучков: Три парохода с зерном.

К. Жуков: Из Александрии. Нужно встретить.

Д. Пучков: Он дает указания, как продать: «Возьми по 25, не меньше. А груз отдай Аяксу, но Муса будет возмущаться, тогда отрежь ему язык. Думаешь, я шучу?» – «Сейчас же займусь». Приходит Меммий.

К. Жуков: Сначала некая шлюха и сказала, что пришел Меммий. Меммий драматургически заменяет Эраста Фульмана, и он гораздо хуже Фульмана… Меммий приволок банду реально непонятных отморозков. Что это за люди? Его подручный Карбон – волосатый хмырь, одетый в какую-то ременно-плечевую систему. Меммий говорит: «Он из хорошей семьи». Я не знаю, откуда происходит эта хорошая семья, в нашем секторе пространства приличные люди такое не носят. Выясняется, что Меммий пришел по делу.

Д. Пучков: «Молодого племянника моего коллеги Карбона обесчестил человек, которого зовут Квинт Бубон, знаешь его?» – «Знаю». – «С твоего позволения…» Обратите внимание, иерархия соблюдается. «Карбон желает отомстить за честь семьи и убить этого Квинта». В дело вступают понятие и правосудие. Карбон встревает: «Мальчику всего 12 лет, он отсасывал ему за гроши». И тут же Ворен: «То есть ему заплатили?» – «Да. Но он не спросил сперва меня». Ворен: «Мальчику заплатили». Встречный тезис: «В моей семье никто не сосет без моей команды». Ворен: «Мальчик взял деньги, он занимался проституцией». Что, собственно, является правдой. «Квинт Бубон не совершал преступления, и вы его не тронете». Отказывает им в праве отомстить. Меммий: «Брат Ворен, возможно, ты неправильно понял». – «Я все правильно понял. Марк Антоний дал мне четкое указание сохранять мир. Квинт Бубон состоятельный и уважаемый человек, и вы его не тронете». Тут встревает Пулло: «Заплатил или нет, он попользовался мальчиком. Может, умеренное наказание?» Меммий: «Мы пришли к тебе из вежливости, это всего лишь формальность». Это уже откровенное хамство. «Я дал вам ответ». Карбон: «Неправильный ответ. Он обоссал мое имя и честь моей семьи». – «Уйми своего человека, Меммий». Это правильно – не вступать в дискуссии с подчиненным, а говорить так, как будто его нет. Пулло, обращаясь к Ворену: «Он дело говорит». Подается команда замолчать. Меммий: «Брат Ворен, будем откровенны, даже твой человека понимает». – «Мой человек не понимает, когда надо помалкивать. Я свое решение сказал». – «И мы его принимаем. Благодарю за выделенное время». Пулло: «Необязательно оскорблять меня перед…» – «Не смей подвергать сомнению мою власть! Не смей ни при каких обстоятельствах!». – «Власть?» Пулло во всех аспектах молодец.

К. Жуков: Все испортил! Пулло в решительный момент всегда все разрушает.

Д. Пучков: Дальше мы переносимся в дом…

К. Жуков: Следим за жизнью высшей аристократии. Октавия дует коноплю со своей подругой Иокастой. Ну почему у них у всех греческие имена? Я могу понять, почему некоего торговца, которого мы не видим, зовут Аякс. А эта почему Иокаста?

Д. Пучков: «Попробуй, задержи дыхание». – «Ужасно». – «Через минуту станет хорошо». Тут приходит мама: «Что вы делаете?» – «Вдыхаем коноплю». – «Я вижу. Весь дом провоняли. Впредь занимайтесь этим на улице. Хорошая хоть?» – «Отличная!» – «Дай сюда». Тут же Иокаста: «Я привезла из Македонии два мешка. Она лучше итальянской». – «Из Македонии?» – «Паршивый климат, дрянная еда, неприятные люди». Атия закидывает удочки насчет Македонии.

К. Жуков: Ей же скоро туда ехать. Как бы вместе с Марком Антонием.

Д. Пучков: «Видимо, ты была не в лучшем обществе». Иокаста: «Нет. Мой папа страшно богат, но там нет никакого общества. Это действительно край света». Бывалая дама. «Я не сноб, Октавия. Я не против, чтобы ты привела в дом дочь торговца, но давай на этом остановимся. Никаких актеров, гладиаторов и прочих». Обратите внимание, высший свет не пускает в дом актеров.

К. Жуков: То есть актер Серебряков не зашел бы.

Д. Пучков: Я думаю, и писателей не жаловали.

К. Жуков: Нет. Писатели пользовались большим уважением. Пройдет меньше года – и писатель Авл Гирций займет место консула республики.

Д. Пучков: Молодец какой! Отличная сцена! Атия прекрасна!

К. Жуков: Единственное, этого не могло быть. Потому что коноплю они не дули.

Д. Пучков: Ты же сам говорил, что нюхали.

К. Жуков: Я говорил, что теоретически могли. Могли по скифскому обычаю кинуть конопли на жаровню и неплохо надышаться. Но так, через трубочку – нет. Как и наркоманку Клеопатру, которая фигачила из трубки гашиш.

Д. Пучков: Наверное, опий.

К. Жуков: В общем, дрянь какую-то дула. Придумали специально для сериала.

Д. Пучков: Когда-то в Афганистане продавали так называемый чарс. Его тоже не курили. Спичкой жгут и сверху вдыхают. Не может быть, чтобы они до такого не додумались.

К. Жуков: Где археологические подтверждения? От всего этого должно остаться множество следов. Трубки, специальные приспособления. Ничего подобного не описано. Если бы они упарывались, об этом бы написали.

Д. Пучков: И для аппетита полезно.

К. Жуков: Атия слегка опустила Иокасту. А сама очень расстроилась. Видно, что ей не хочется в Македонию. Она переживает. Хотя, может быть, она переживает, что сына куда-то услала, поссорилась с ним.

Д. Пучков: Ну, там вообще все враскоряку пошло. И с сыном плохо, и с Антонием. И в стране ситуация неважная.

К. Жуков: На самом деле странно, что Атия по сыну грустит. У нее сынок в это время легионы собирал. И Марк Антоний тоже собирал легионы. Все готовились друг на друга прыгнуть. Но Антоний попал в неприятное положение из-за того, что совершил тактическую ошибку в самом начале. Нужно было не ссориться с Октавианом, а, как тот предлагал, выступать вместе. К чему в итоге и пришли. Антоний не дал Октавиану денег и предложил легионерам по сто денариев. Легионеры, расхохотавшись, сообщили, что Октавиан предложил по пятьсот. И легионы, которые были верны Марку Антонию, стали переходить на сторону Октавиана. Еще ничего не началось, а у Антония уже было нехорошо.

Д. Пучков: Марка Антония можно понять. Все-таки Октавиан молодой совсем, и тут чисто психологический момент – слушать пацана, это же нонсенс. А ведь пацан может быть умнее, чем ты. Прозорливее.

К. Жуков: В это время показывают, как дети Ворена и сестра Ниобы Лидия страдают в рабском бараке. Тоже чушь собачья. Как они там могли оказаться?

Д. Пучков: Мы переносимся в дом к Тимону. Приходит Тимон: «Здравствуй, мы учим иврит». – «Вижу». – «Дети скоро будут Тору читать». – «Жду не дождусь».

В дом Атии прибыл Марк Антоний.

К. Жуков: Он там красиво пожирает хлеб с оливковым маслом. Отломил краюху, из специального кувшинчика облил маслом. Кстати, здорово сделана посуда. Насколько они мерзко одеты, настолько хорошо у них мелочи выполнены. Стаканчики, ковшики, кувшинчики.

Д. Пучков: «Вчера ты вернулся поздно». – «Дела». – «Дела – это вино, блевотина и секс?» – «Я тебя потревожил?» – «Нет. Но прежде чем набрасываться, будь добр, сперва разбуди меня».

К. Жуков: Марк Антоний сообщает, что заканчивается консульский срок и он, как собирался, поедет в Македонию. Тут Атия и взвилась.

Д. Пучков: «Я думала насчет Македонии». – «Правда?» – «А нам обязательно туда ехать? Нельзя остаться здесь?» – «Нет. Как только закончится мое консульство, мы уедем». – «Это же так далеко от Рима. Если уедешь из Италии, враги перестанут тебя бояться, ты не сможешь бороться». – «А я не хочу бороться. Хочу мира и тишины». – «Мира и тишины? Думаешь, Брут и Кассий будут терять время, пока ты хлещешь вино в Македонии?» – «Эти жалкие создания?» – «Жалкие, пока у тебя есть власть. Враги не угомонятся, пока ты не умрешь. Ты держишь волка за уши, его нельзя отпускать!» Любителям политики – обратите внимание: пока вы не убьете своих политических противников, покоя не будет, они убьют вас.

К. Жуков: Марк Антоний в самом деле собирался после консульского срока принять проконсульство в провинции Македония. А потом вдруг передумал. И решил занять Цизальпинскую Галлию, а Македонию отдать своему брату.

И тут мы переносимся в нижние слои общества. Выясняется, что Карбон все-таки кастрировал Квинта Бубона.

Д. Пучков: Нет, сначала Тимон увидел, что брат с кем-то разговаривает. «Кто это?» – «Кто?» – «Человек, с которым ты говорил». – «А, это Барак, торгует шафраном». – «Что-то не похож он на торговца». – «Не все похожи на то, что они есть на самом деле». И тут врывается жена с криками: «Правосудия!» Квинта Бубона кастрировали люди Меммия. И дальше Пулло вступает в новую фазу идиотских дискуссий: «Ладно, успокойся. Старикану не надо было развратничать». Как обычно, не понимает, что произошло.

К. Жуков: Самое главное, что Пулло при окружающих этого не понимает.

Д. Пучков: Ворен: «Меммий ослушался меня!» Нарушение субординации. Тебе сказано ничего не делать, а ты сделал. Таким образом, публично послал на хер. Пулло выдвигает свежий тезис: «Ну, он же не убил старого дурака». – «Он меня ослушался». – «А давай я поговорю с Меммием, найдем компромисс». Я замечу, что Ворен крайне положительно к Пулло относится. «Нет». – «Если накажешь Карбона за такой пустяк…» Тебя на хер послали прилюдно, а с точки зрения Пулло это пустяк. «Меммий сочтет это за неуважение и будет вынужден отомстить». То есть получится, что это Ворен вынуждает его мстить. Все с ног на голову. И эти люди хотят участвовать в демократических выборах! «…И ты спровоцируешь войну». Ворен отвечает: «Возможно. Но у меня нет выбора. И это ты виноват!» – «С чего это я виноват?» – «Ты подверг сомнению мою власть перед Меммием. И это дало ему повод ослушаться». – «Что за чушь?» Полный идиот. Пулло говорит: «Здесь все совершают ошибку». – «Я дал тебе приказ». Тут Пулло начинает хамить: «Здесь тебе не легион. Мне здесь никто не приказывает». – «Тогда ты мне не нужен. Маский, займись этим!» – «Сделаю!» А Пулло уже: «Ты неправильно понял». – «Я предупреждал не ставить под сомнение мою власть, знай свое место». – «Мое место? Да пошел ты!» Дальше все это обостряется, и тут Пулло вываливает: «А кто тебе столько раз жизнь спасал? Кто разобрался с Эвандером?» – «В смысле? Говори!» – «Я узнал, что он сделал, и убил его». И тут выплыло, кто сожительствовал с Ниобой. Ворен пришел в ярость и выгнал Пулло. Просто выгнал. Сцена безобразная. Пулло дурак в который раз.

К. Жуков: Во-первых, дурак. Во-вторых, язык без костей. Сначала делает или говорит, потом думает. Обычно принято наоборот. Ну а дальше лучшая сцена второго сезона: Антоний беседует с Цицероном. Сначала говорят о необязательном. Потом Цицерон начинает расспрашивать у Антония, что он думает по поводу того, что Октавиан собирает легионы.

Д. Пучков: «Такой энтузиазм в столь юном возрасте. Говорят, он собрал большую армию». – «Скупить всех дураков и калек в Кампании не значит собрать армию». – «Ты прав, конечно. Но еще там много ветеранов. Люди из седьмого легиона, из восьмого легиона». – «Берут с него деньги за то, чтобы поорать, когда он проходит мимо». – «Но я пригласил тебя не об этом говорить. Жду с нетерпением, что ты скажешь…»

К. Жуков: Тут Марк Антоний встал, подошел поближе к Цицерону и принялся ссать в фикус. И, писая, говорит, что не хочет ехать в Македонию, когда закончится его консульство. Хочет в Галлию. Но не сказал, в какую именно – Цизальпинскую, Трансальпийскую, Нарбоннскую… Галлия же большая. Он хотел в Цизальпинскую Галлию, потому что это почти Италия, она непосредственно за долиной реки По. Оттуда можно влиять на то, что происходит в Италии. Цицерон говорит…

Д. Пучков: «Галлией же управляет Децим». – «Ну, если хочет, пусть забирает Македонию. А я хочу Галлию».

К. Жуков: Имеется в виду Децим Брут – двоюродный брат Марка Юния Брута, если не ошибаюсь. Марк Антоний хотел убрать Децима Брута куда-нибудь с глаз долой, потому что он всех этих Юниев терпеть не мог. Цицерон совершенно справедливо замечает: «Тогда люди подумают, что ты подражаешь Цезарю, располагая легионы у наших границ». Учитывая, что они мирно разговаривают друг с другом, все происходит до июня 44 года. То есть Антоний еще не успел в открытой форме с Цицероном полаяться. А Цицерон уже поддерживает Октавиана, что в фильме не обозначено. Цицерон даже писал всем, что не просто поддерживает, а контролирует Октавиана и управляет им. Ну, он так думал на самом деле. Ведь Октавиан приехал в Италию непосредственно к Цицерону. И получилось, что Октавиан вроде бы стал протеже Цицерона. По факту, конечно, все было решительно не так. У Цицерона не было армии, он контролировал только некие группы в сенате, которые могли оказать давление на Марка Антония. Но, как политик с большим стажем, он думал, что этого мальчика контролирует. А тут оба – Марк Антоний и Цицерон – выступили великолепно. «Ты угрожаешь мне, но так не угрожают. Я не боюсь».

Д. Пучков: Как-то не очень. «Сенат поймет, что я поддерживаю тебя только из страха смерти». – «Понимаю. Не хочешь показаться трусом. А ты скажи, что я тебя подкупил. Ты бы принял взятку?» – «Нет!». «Ты и без этого богат», – говорит Марк Антоний, подразумевая какие-то серьезные деньги. «Попытаться-то стоит. Иначе ты не оставляешь мне выбора». – «Всегда сводится к этому». – «Знаю, извини. Такие времена». – «Прошу, продолжай. Угрожай мне, мне не нравится уступать простым намекам». Марк Антоний: «Я хотел спросить о твоем старом друге Крассе. Когда парфяне взяли его в плен, правда ли, что ему залили в горло расплавленное золото? Ведь это ужасно больно». «Спасибо, – говорит пришедший в себя Цицерон. – Ты прав. Погода в Македонии ужасная».

К. Жуков: В переводе «Лостфильма» было сказано «парфеянцы». Я услышал и удивился: «Что?! Парфеянцы?» Короче говоря, Цицерон вроде бы обещал Марку Антонию поддержку в сенате, а сам ушел. И видимо, в этот момент понял, что Марк Антоний перегибает палку. Пора валить. А Пулло приходит в кабинет к мрачному Ворену. Тут Пулло одет в не менее жуткую херню, чем сам Ворен. У него плащ с какими-то медными или бронзовыми бляшками по периметру.

Д. Пучков: Для форсу бандитского.

К. Жуков: Так они не ходили, это же неудобно. И что за любовь у всех киношников напялить на человека пояс шириной в полторы ладони? Зачем?

Д. Пучков: Талию подчеркнуть.

К. Жуков: Талия подчеркивается узеньким пояском. А в таком варианте это не имеет отношения к истории никакого, выглядит неэстетично. И совершенно нефункционально. Посмотрите настоящие римские пряжки, их найдено огромное количество. Посмотрите, какой ширины был пояс. И сделайте такой же. Обратитесь, в конце концов, к изобразительному материалу. Какие там были пояса? Гражданский пояс – узкий; военный пояс, на котором меч таскают, естественно, шире, чтобы нагрузку держать. Ворен говорит Пулло, что на него не злится. У него же кроме Пулло никого не осталось.

Д. Пучков: Но говорит уже злобно, видно, что хочет узнать все.

К. Жуков: Расчувствовавшийся Пулло предлагает уладить дело с Карбоном. А Ворен улыбается и говорит, что уже, в общем, поздно. Классная сцена: Карбон заходит в общественный сортир с братвой.

Д. Пучков: Они всех выгоняют и садятся гадить, сопровождая это дело интеллектуальной беседой.

К. Жуков: Тут забегают вореновцы во главе с Маскием…

Д. Пучков: Маский дает команду: «Поднимите его».

К. Жуков: Карбона макают головой в унитаз. После чего начинают, оставив головой в унитазе, шпилить в очко. И вот тут-то домой к Атии явился Марк Випсаний Агриппа.

Д. Пучков: Кстати, интересно. Как у них, если в задницу… Считается, что ты опозорен? Как это у римлян было? Если кого-то насильно в гудок шарахнули.

К. Жуков: Учитывая, что это не сенатор, то как со всем остальным. Доставишь негодяя в суд – хорошо. Накажешь сам – еще лучше. Если нет свидетелей, так ты найди свидетелей и тоже доставь их в суд.

Д. Пучков: Непонятно. У нас опыт один и понимание как на зоне. Может, тогда это нормально было?

К. Жуков: Я, честно говоря, не специалист в сексуальных обычаях эпохи Древнего Рима. В книжках, которые я читал, об этом мало говорится. Или предельно неубедительно. Существует распространенное мнение, что в Античности все непрерывно жахались в жопу. И это было не просто нормально, а даже приветствовалось. Такого не бывает.

Д. Пучков: Я подозреваю, что приветствовалось это среди актеров, певцов и писателей. Ну, как обычно. Которых в приличный дом пускать отказывались. В общем, трагедия в жизни Карбона.

К. Жуков: Марк Випсаний Агриппа увидел Октавию при свете солнца и обомлел. Актер на роль Агриппы подобран правильно: он похож на свои скульптурные изображения. Агриппа, судя по всему, был не слишком высокий, коренастый, широкий в кости. И актер такой же.

Д. Пучков: Октавия ему страшно понравилась.

К. Жуков: Это все немножно странно, потому что Марк Випсаний Агриппа был другом Октавиана еще при жизни Цезаря. И вместе с Октавианом и Меценатом был отправлен из Италии к войскам, которые готовились к войне против парфян. Он не однажды бывал в доме. Все его знали, и он всех знал. Еще более странно, что здесь присутствует Октавия. Это 44 год. К этому времени она уже была замужем за Клавдием Марцеллом. Она не играла на арфе, а жила в доме у мужа. Клавдий Марцелл был консулом 51 года, уважаемым человеком. Сенатором. Октавиан воспользовался родственными связями своей сестры, чтобы через Клавдия Марцелла связаться с Цицероном.

Атия начинает расспрашивать: «Кто это?»

Д. Пучков: «Это Агриппа, друг Октавиана». – «Мое почтение». – «Он просил убедиться и заверить вас в его уважении и преданности». «У нас все прекрасно, – говорит Атия, – касательно его уважения и преданности…» – «Он умоляет не делать поспешных выводов относительно перспектив». – «Ты проделал такой путь из Кампании, чтобы сказать это?» – «У меня есть другие дела». – «С кем?» – «Не могу сказать». – «Интриги? А Марк Антоний знает, что ты в городе?» – «Полагаю, консулу неизвестно местонахождение большинства граждан». – «Верно. Но ему интересно знать, где находятся предатели». «Мама!» – кричит Октавия. – «Но ведь они предатели. Антоний консул, а Октавиан намеренно бросает ему вызов. Если это не предательство, то что?» – «Я передал то, что должен. Позволь мне уйти». – «Скажи моему сыну… Нет, ничего не говори».

К. Жуков: Вообще-то Октавиан не бросал открытого вызова Марку Антонию.

Д. Пучков: Дальнейшая коротенькая сцена. Атия: «Передай Марку Антонию, что Агриппа в городе». – «Мама, нет. Кто знает, что Антоний с ним сделает!» – «Думаю, ничего приятного». – «Он друг твоего сына». – «Нет у меня никакого сына».

К. Жуков: Этого всего не могло быть. Между Марком Антонием и Октавианом не было никакой открытой вражды. Никаких вызовов он не бросал Марку Антонию. В чем Октавиан ослушался Марка Антония? Ни в чем. Марк Антоний не мог ему приказать находиться в Риме. Октавиан поехал в Кампанию – так он гражданин, имеет право ездить по республике куда угодно. Октавиан интриговал против Марка Антония как последний сукин сын? Конечно, интриговал. Все у них было нормально. Да, Марк Випсаний Агриппа в Рим приезжал. А вот Цицерон в этот момент из Рима собирался сдернуть, но передумал. Ему нельзя было из сената уходить, иначе все подумали бы, что он испугался. А это недостойно. Хотя пару заседаний он пропустил из опасений, что Марк Антоний его прибьет.

А в сериале паренек, подосланный Сервилией к Атии, соблазняет ее жирную кухарку.

Д. Пучков: Алфею. Та ему говорит: «Ты же знаешь, тебе нельзя заходить на кухню». – «Но я голодный. Ты же не наябедничаешь». И тут он отправляется к Сервилии. «Мы тебя заждались», – говорит служанка. «Продолжай ждать, дорогая. Где твоя хозяйка?» – «Не твое дело!» – «Хочу поговорить с ней». – «Она не говорит с такими, как ты». – «А я не говорю с такими, как ты. Хочет, чтобы все было сделано, поговорит со мной». Вылезает Сервилия: «Постой». – «Так это ты, Сервилия? Недурно!» Странно слышать такое от молодого человека, тетенька-то откровенно пожилая. «Еще раз обратишься ко мне по имени, прикажу прибить твой язык к колесу повозки». – «Извини, я никогда не говорил с благородными». – «Как это зовут?» – «Дурион». – «Дурион, ты симпатичный юноша, ты уже давно в доме Юлиев. Почему Атия до сих пор жива?» – «Трудно подобрать момент. Она всегда ест с дочерью. Если позволите убить и ее, то хоть завтра». – «Нет, девушку не трогай». Мальчик выдвигает свежий тезис: «Вот если бы намазать ядом член Антония, было бы прекрасно. Хозяйка регулярно употребляет его на ужин. А так придется потерпеть». – «Кроме грязных шуток сказать нечего? Ты зачем пришел?» – «Шекели, царица, шекели». Видимо, тоже еврей?

К. Жуков: Затрудняюсь сказать.

Д. Пучков: «Он хочет денег», – сообщает служанка. «Разве ему еще не заплатили?» – «Работа затянулась дольше, чем предполагалось, будь справедлива». – «Дай, сколько просит». Тут же меняется тон: «Давай триста». Получив деньги: «Погоди. Поцелуй меня на прощание». Наглый какой. «Поцелуй меня!» – «Ну уж нет!» – «Хочешь, чтобы она умерла, целуй меня!»

И мы переносимся в провинцию Вифиния, она же Восточная Турция.

К. Жуков: Марк Юний Брут и Гай Кассий Лонгин почему-то уговаривают вифинян дать им армию против Антония. Бред полный. Вифиния с 75 года до н. э. являлась римской провинцией. Они могли там набирать войска, ни у кого не клянча. Там идеальный то ли парфянин, то ли вифинянин – хмырь с бородой.

Д. Пучков: Просто ни к селу ни к городу: «Есть римские женщины, которых трахают бабуины? Говорят, такое можно увидеть у вас на представлениях». – «Это не совсем представления. Это скорее наказание». – «А я бы хотел посмотреть. У нас в Вифинии такого нет». Кассий: «Полагаю, вопрос только в дрессировке бабуинов». – «А у нас тут нет бабуинов. Вообще никаких обезьян» – «Не знал. Повторюсь, те, кто нам сейчас поможет…» – «Да. Вам нужны мои деньги, чтобы собрать армию. А я хочу поглядеть, как римскую женщину трахают бабуины».

К. Жуков: В это время Брут на заднем плане выделывается, нажравшись. Рассказывает, как он завалил Цезаря.

Д. Пучков: «Я так понял, что Цезаря много кто бил ножами». – «Я нанес решающий удар». – «По-моему, это поступок труса». – «Что ты сказал?» «Он был ранен и умирал беззащитным, а ты ударил его еще раз». – «Он был тираном, необходимо было его убить». – «Может, и мне пырнуть ножом свежий труп и стать великим?» – «Ты смеешь оскорблять меня, сенатора Рима?! Встать!» Прибегает Кассий: «Брут, может, подышим воздухом?» – «Этот человек, этот пес меня оскорбил». – «Он сказал “пес”? Это я пес?» – «Простите, это все вино и жара. Мы здесь гости и просим о помощи». Крики Брута: «Я не прошу помощи у таких животных». – «Держи себя в руках, дурак! Пошли». – «Я сенатор!»

К. Жуков: Это, конечно, невозможная сцена. Брут показан в состоянии полного падения морали, нравственности и мотивации. На самом деле их с Кассием отправили на Крит и в Киренаику. Но они оттуда самовольно выбрались и фактически захватили целиком провинции Сирия (несколько больше, чем современная Сирия) и Македония. То есть они могли нанимать солдат на всей этой гигантской территории. Если бы им действительно нужно было у кого-то клянчить деньги, Марк Антоний спокойно мог ехать в Македонию, даже не думая их бояться. Кроме того, родственники Брута в Риме напрямую держали его линию. Например, Децим Брут, командовавший Цизальпинской Галлией. Таким образом, Марку Антонию угрожали с трех сторон. И все были серьезные политики и опасные люди. Особенно Гай Кассий Лонгин – опытный военный. У Брута такого опыта не было, но зато у него было имя. И, видимо, недюжинный интеллект, а также талант организатора. Он не был бухающим, рефлексирующим хлюпиком, каким нам его показали. Почитайте, что Брут писал. Видно, что не дурак. Не очень понятно, как эти деятели, которых нам показали в фильме, собрали войско.

Атия страдает и побухивает в ванне.

Д. Пучков: «Пьешь вино в ванне? Дурной знак». – «Ты снова поздно». – «Измени свои ожидания, дорогая! Я всегда буду рано». – «Ты получил мое послание?» – «О чем?» – «О человеке Октавиана – Марке Агриппе». – «Да, я в курсе». – «Поймал его?» – «Это ни к чему». – «Но он же что-то задумал». – «Я даже знаю что. Октавиан прислал его тайно встретиться с Цицероном в надежде объединиться против меня». – «И что?» – «Цицерон откажется, я держу его за горло. Я рад, что твой сын об этом узнает. Агриппа может приезжать и уезжать сколько хочет». «Что будет с Октавианом?» – заволновалась мама. «Не волнуйся, я его не трону». – «Поклянись». – «Он член семьи». Расслабился Марк Антоний.

К. Жуков: Сестра Ниобы Лидия утекает из лагеря рабов. А дети утечь не смогли. Жене Пулло, Ирине, хамит шлюха на «малине» у Ворена. И тут выясняется, что Меммий замочил одного из людей Ворена. Ворен приказывает собирать шайку и идти валить Меммия. А Пулло говорит: «Ты добился, чего хотел».

Д. Пучков: «Может, сходишь к Меммию, поговоришь, найдешь компромисс. Он бы тебя послушал, да?» – «Хочешь сказать, я за Меммия?» – «Я такого не говорил, ты сам сказал». – «Брат, неужели ты не видишь, что с тобой происходит!» – «А что со мной происходит?» – «В тебя вселился демон». – «И как он выглядит?» – «Я и Меммий, как ты мог такое подумать? Я твой друг, никогда тебя не предам». – «Ты лгал мне и действовал за моей спиной». Это рано или поздно всегда выплывает. «Такого никогда не было». – «А как было?» И ключевой вопрос: «Скажи, тебе нравилось трахать мою жену?» Тут даже Пулло уже: «Чего?» – «Поэтому мне не рассказывал, потому что трахал ее?» – «Это уже слишком!» – «Ты трахал мою жену? Я задал вопрос». Тут у Пулло ум прорезался: «А какая разница, что я скажу? Ты мне не поверишь». – «Скажешь правду, поверю». – «Клянусь, между мной и Ниобой ничего не было. Ничего и никогда». – «Я тебе не верю, говори правду». – «Ну ладно. Я ее трахал». Начинается драка.

К. Жуков: Пулло и Ворен вылетели прямо на стол к бухающим подельникам, кого-то пришибив по дороге. В итоге Пулло ушел, Ворен расстроился. Войны прямо сейчас не случилось. А нам показывают обросшего Марка Юния Брута…

Д. Пучков: Пулло, схватив Ирку: «Подальше от этого места». Она же ему говорила: «В доме кого-то зарезали, тут жить нельзя».

А Марк Юний Брут моется, вывалив достоинство.

К. Жуков: Моется в реке, что символизирует возрождение. Молится Янусу. Цицерон сваливает из Рима в паланкине. Марк Антоний собирается нагнуть сенат с помощью Цицерона. А Цицерона-то и нет.

Д. Пучков: «Извините, я опоздал». – «Мы закончили проверку присутствующих. Кворум есть». – «Тогда начнем». – «Нет, еще нет. Я смотрю, Цицерон тоже опаздывает». – «Цицерон, к сожалению, заболел и не сможет присутствовать на заседании». – «У него же важное предложение касательно моего правления в Галлии». – «Однако он передал мне речь, которую настоятельно просил зачитать как можно скорее». – «Ну что ж. В таком случае давайте послушаем слова великого Цицерона». Там такой рулон! Слова Марка Туллия Цицерона: «В юности я защищал нашу республику. И в старости я ее не оставлю. Искренне благодарю Марка Антония, который великодушно предоставил мне столь многообещающую тему. Обращаюсь лично к тебе Антоний. Прошу, выслушай меня, как будто ты…» Повисла пауза. «Продолжай». – «…Выслушай меня, как будто ты здравомыслящий человек, а не пьяный, помешанный на сексе болван. Разумеется, у тебя есть определенные достижения. Редко кто может похвалиться, что стал банкротом в таком незрелом возрасте. Ты навлек на нас войну, мор и разруху. Для Рима ты – Елена Троянская. Но, с другой стороны…» – «Продолжай». – «…Роль женщины тебе всегда подходила больше всего». После чего чтец получает по башке каким-то канделябром…

К. Жуков: Так он свитком и получает, Антоний у него свиток из руки выхватил, сорвал бумажку и деревянным стопором, который не дает свитку свалиться, дал несколько раз чтецу по голове. Как только дошло до Елены Троянской, сенаторы быстро стали уходить. Это, конечно, ерунда. Марк Туллий Цицерон написал 14 филиппик против Марка Антония.

Д. Пучков: Дошли до нас?

К. Жуков: Все дошли. Там такого не было… Во-первых, он обращается не к Марку Антонию, а к сенату. Это самое главное. А значит, послание должно начинаться с формулы: «Отцы сенаторы». Всегда. Это же не личное письмо. Цицерон предельно язвителен, но до таких слов «тебе больше подходит роль женщины» – он не опускался. По крайней мере, я такого припомнить не могу. Марк Антоний писал ответные речи и зачитывал их, а не бил людей.

Д. Пучков: Тоже неплохо получалось?

К. Жуков: Так ловко, как у Цицерона, не получалось, наверное, ни у кого. Цицерон был на пике своего литературного таланта. Писал длинные послания – пока их прочтешь, устанешь.

Д. Пучков: «Напиши послание Октавиану. Вернее, Цезарю. Напиши, что я разоблачил Антония как развратную крысу. Сейчас республика с благодарностью примет помощь Цезаря. Нам немедленно понадобится его армия». Это приглашение в Италию и в Рим.

К. Жуков: По факту 17 августа 44 года Цицерон попытался сбежать в Грецию. Но 31 августа он был в Риме. А 1 сентября в сенате Антоний должен был вносить предложение о выделении одного дня для обожествления Гая Юлия Цезаря. Цицерон в Рим-то приехал, но в сенат не пришел. Антоний предложение об обожествлении Цезаря провел. Цицерон 2 сентября приходит в сенат (Антония не было в этот момент) и произносит первую филиппику. Где, самое главное, объясняет, почему он не явился на заседание сената и почему Антонию не стоило поступать так, как он поступает. Потом Цицерон уезжает в свою усадьбу. 19 сентября Антоний выступает с речью против Цицерона. Затем Антонию присылают памфлет и вторую филиппику. Ну и так далее. Они обмениваются посланиями. У Антония заканчиваются консульские полномочия. Ему нужно сдавать куда-то уехать. Но Македония юридически обещана брату Антония, а по факту там сидит Гай Кассий Лонгин. Так что Марку Антонию деваться некуда. Он собирается забрать себе Цизальпинскую Галлию. Но там находится проконсул Децим Юний Брут. И тогда Марк Антоний, понимая, что теряет легион за легионом, собирает оставшихся верных людей и идет воевать против Децима Юния Брута. Началась так называемая Мутинская война, которая привела к образованию второго триумвирата.

Д. Пучков: Человек-газета отлично выступил: «В Галлии изменник Марк Антоний осадил город Мутина. Но спасение близко. Сенат отправил армию под предводительством консулов Гирция и Пансы. Дабы сокрушить мятежников, к нашим воинам со своими легионами присоединится благородный патриот юный Цезарь Октавиан».

К. Жуков: На самом деле все сложилось не так просто, потому что Марк Антоний был толковый военный. Он заманил Гирция и Пансу в ущелье в Цизальпинской Галлии. Состоялась так называемая битва при Галльском форуме. Пансу ранили пилумом в бедро. Рана оказалась серьезная, он не выжил.

Д. Пучков: В артерию, наверное, попали.

К. Жуков: Непонятно. Может, заражение какое. Пилум – штука жуткая, с обратными шипами, она может причинить организму человека крайне неприятные вещи. Гирцию пришлось соединяться с Гаем Октавианом. А после победы при Галльском форуме Марк Антоний осадил Децима Юния Брута под Мутиной. Потом там произойдет сражение, в котором погибнет Гирций. Но нам этого не покажут.

Д. Пучков: А тем временем Пулло забрел с Иркой уже хрен знает куда… Ирка: «Столько странствий. Добрались аж до Массилии, а теперь снова обратно. Это же сумасшествие».

К. Жуков: Массилия – это Марсель.

Д. Пучков: Это они во Францию пришли. «Извини, любимая. Так было надо. Боги прогневались на меня из-за Ворена, и я не смогу жить, пока все с ним не улажу, а потом снова отправимся в путь». И побрели обратно. Приходят к каким-то жутким сгоревшим развалинам. Встреча с Маскием. «Маский, что стряслось?» – «Ждем гостей». Видимо, война в разгаре. «Не думал, что снова тебя увижу». – «Я тоже». – «Как бы то ни было, рад, что ты дома. Нам нужны люди». – «А мы не задержимся, просто пришел поговорить с Вореном. Где он?» – «А его здесь нет». – «Когда вернется?» – «Не знаю. Отправился на север с Марком Антонием». – «На север?» – «Антоний собрал войска, отправился захватывать Галлию, Ворен пошел с ним. Антоний лично его попросил».

К. Жуков: Мне это показалось странным: Пулло только что вернулся с севера. Он, хоть и дурак, не мог же не знать, что вокруг творится.

Д. Пучков: Ну и дальше ужасы. «Меня оставили в этом дурдоме за главного, – говорит Маский, – с тех пор как отодрали Карбона, парни Селия нападают на нас. За этот месяц потеряли десятерых. Точно не хочешь остаться?» – «Нет, я просто зашел поговорить с Вореном». Беседа с Иркой отличная. «Боги надо мной шутят, говорят, чтобы я вернулся в Рим, поговорил с Вореном, потому прячут его от меня. Я сделал, как мне велели. Раз его нет, значит, нет. Можно оставить ему письмо». Ирка: «Дорогой Ворен, я не трахал твою жену?» – «Вроде того». – «Покинем Италию. Похоже, снова будет гражданская война». Ирка: «Что у вас за народ?» И тут вылезает Лидия: «Пулло, ты меня не узнаешь?» – «Лидия?» – «Да, Лидия». – «С тобой все нормально? Где же ты была?» «Дети живы», – говорит Лидия.

К. Жуков: Пулло после этого мчится на лошади искать Ворена. Как он умудрился не заметить армии Октавиана и Антония? Когда из Марселя идешь обратно в Рим, мимо Мутины не пройти. Хотя, может быть, он на корабле?

Д. Пучков: И тут в доме у Атии. «Где Октавия?» – «Гуляет с Иокастой». – «Наконец-то смогу поужинать спокойно». Несут жратву. «Что это?» – «Морские ежи». – «Не хочу. Что еще есть?» – «Жаркое из гуся с кореньями». – «Неси». Алфея возвращается на кухню, а там юный гомосек крутится и готовит яд. «Ты еще здесь?» – «Не могу от тебя оторваться, любимая». А поскольку Алфея страшная…

К. Жуков: Ей это очень льстит.

Д. Пучков: Ну, парнишка не теряется, ловко подлил: «Неси». Хорошая серия. Что скажете, Клим Александрович?

К. Жуков: Мне второй сезон стал меньше нравиться, когда появился обновленный Гай Октавиан. Он значительно хуже того паренька, который был в первом сезоне. С другой формой черепа, с другим цветом глаз. Хотя, конечно, больше похож на настоящего Октавиана 19–20 лет.

Д. Пучков: При этом остальные герои радикально не изменились. Разве что мама немножко отъелась, стала еще краше.

К. Жуков: И тут Октавиан похуже играет. Он более шаблонный получился, на мой взгляд.

Д. Пучков: Тот думал, расклады давал. А этот какой-то пустой. Хотя выглядит хорошо.

К. Жуков: У него интриги постоянной нет. Ходит: «Хочу эту девку». – «Она же замужем». – «И что?» Взял беременную на четвертом или пятом месяце, развел ее с мужем. Потом весь Рим угорал: счастливые рожают за четыре месяца. В общем, хорошая серия получилась.