XIII
Ещё безумнее можно стать всегда
Волк
Я хотел забыться. Куда-нибудь исчезнуть, раствориться, отдохнуть от бытия. И если обычные люди могут устроить себе это, мы не могли.
Никакого покоя для бессмертных. Никакой гибели.
Я тупо смотрел в чертёж, и, наконец осознав, что у меня не выйдет сейчас думать, я взял со стола бутылку с водой, отпил и решил выйти. Видеть эту комнату не хотелось. А тем более чувствовать запах Олеана, чувствовать его руки на своём горле.
Я так жалок и нерешителен. Просто мусор. Да, мусор, и все остальные смотрят на меня так же. Они видят, что я беспомощен, особенно перед ла Бэйлом, чувствуют это. А его боятся. Все его боятся. Даже когда он улыбается. Или вообще ничего не делает. Он был страшный сам по себе. Бывают такие люди.
Хоть я и не был уверен, что слово «люди» для нас вообще теперь подходило.
Совершенно не уверен.
И кем же мы были?
Переодевшись в более тёплую одежду: свитер и плотные джинсы, я выбрался из комнаты, прикрыв шторой «свою сторону». Взял ключи, отворил дверь в коридор и вышел. Без сумки, без каких-либо ненужных вещей. Я просто хотел отвлечься.
Особенно неприятна подобная школа тем, что ты совершенно не можешь побыть в одиночестве. Я вспомнил о своём родном гнезде – мать всегда дома, отец всегда отсутствует. Да, она часто заходила ко мне, просила починить то, помочь с этим, сходить в магазин. Да, в покое она меня не оставляла, но иногда их обоих не было дома, и я оказывался предоставлен сам себе. И мне это нравилось. Чувствовать приятное одиночество, спокойствие и тишину.
Кто-то называл меня общительным. Тем, кто не может без этого.
Но теперь я понимал.
Я скучал по той тишине. Тому молчанию. Одиночеству.
Ведь теперь рядом всегда дышал Олеан. И воздух он весь забирал себе.
Впрочем, кажется, ему самому кислорода не хватало.
Я бросил взгляд на учителя физики, выходящего из другого коридора. В память врезалась сцена пожара, когда физик вышел вместе с соседом наружу, и как я был рад его видеть.
Рад. Я был рад. Видеть Олеана.
Сейчас это казалось смешным.
А ведь прошло не так много времени. И что-то важное от меня ускользало…
Физик ухмыльнулся и остановил меня. У него были длинные волнистые волосы, ведь до получения абонемента на бессмертие он играл в небольшой рок-группе и сейчас всё ещё придерживался чего-то вроде своего олдфаговского стиля. Я криво улыбнулся, но он не обратил на это внимания и начал:
– Плохо помню ваше имя, но не суть. Только что был на собрании учителей, ух, жуткая скука, однако решено было возобновить занятия. Только не основные, а дополнительные, которым вас должны были бы уже давно обучить… Хотите спросить, почему я говорю это вам? А всё элементарно: хочу кое-кому насолить, так что вперёд и с песней, можете распустить слушок, молодой человек.
Я непонимающе выгнул бровь, но затем улыбнулся ещё раз.
– Я плохой сплетник.
– Да бросьте! Вы подросток, выглядите довольно злобно – рождены были для этой работы.
Учитель говорил с учениками на «вы» в шутливой манере, также называя на уроках нас господами. Он делал это не через силу, как Крозье, а будто бы даже торжественно.
– Хорошо. Расскажу своим друзьям об этом.
– Превосходно, – он ухмыльнулся и, не оборачиваясь на прощание, ушёл восвояси. Я же глянул ему вслед и снова направился к выходу. На улицу. Днём гулять не запрещалось.
Значит, сегодня последний день халявы. Я ударился в размышления, почёсывая себя за ухом.
Начнутся уроки контроля аномальной магии? Нам расскажут больше о нашем бессмертии? Предназначении?
На этом мои мысли перенеслись в прошлое, когда Дэмиан поведал, что ему удалось подслушать. Наши нескончаемые жизни хотят использовать для машины, которая поможет спасти человечество.
И это абсолютно бесчеловечный метод спасения людей, если на то пошло. Я должен был как-то предотвратить это, но что я мог? Мне даже ещё нет шестнадцати. И слишком мало знаний и опыта для того, чтобы спасать мир. И пускай я знаю довольно много, пускай я не круглый неудачник, какой бы порой это ни казалось истиной, мой план с искусственным солнцем радовал меня всё меньше и меньше.
Я добрался до выхода на улицу и остановился. Приложил руку к своему сердцу. Искусственному. К механизму.
Так смешно, что эту часть тела ассоциируют с душой, с чем-то глубоким и важным для человека. «Чувствуй своим сердцем» или «слушай своё сердце». А на деле это лишь обычный орган, качающий кровь. Важный, несомненно, но душу он никак не затрагивает.
И всё равно меня напрягало, что я обладаю механическим сердцем.
Спасибо моему отцу хотя бы за то, что оно у меня есть. Они с матерью потратили почти все сбережения на этот чёртов прибор, который ещё и менять надо каждые четыре года.
Я прикинул, когда была последняя операция. Кажется, года три назад, когда мне было двенадцать.
У меня ещё год. А что дальше? Что делать дальше, если нас не отпускают с этого острова, и что будет со мной, если его вырвать, учитывая то, что я не могу умереть? Я окажусь в вечной коме? Выпаду из этого мира? Не буду гнить, но буду мёртв до получения нового сердца?
Я задумался над этим. И мне даже захотелось попробовать. Я нажал на грудь сильнее, чувствуя, как ногти впиваются в кожу.
Но одумался.
Я думал сейчас так же, как и Олеан.
Этими ужасами.
Этими желаниями разрушать.
Я поморщился.
Ввёл дневной код, открыл дверь и вышел на улицу. Морозный воздух слегка помог мне почувствовать себя легче. Не таким забитым, запылённым и сломленным.
Однако свежий ветер в данной ситуации полностью живым себя ощутить не даст.
Я шагнул на холодную землю, покрытую инеем, так как снег слегка размыло необычным зимним дождём. Изучив эти явления, я логично пришёл к выводу, что они связаны с отсутствием у солнца его половины. А точнее, их причиной являются осадки и аномалии, которые с собой принесла катастрофа. Молодец, Коул, прекрасные выводы. Прекрасные очевидные выводы, кретин.
Я поднял глаза на лицей. Это здание по сути больше похоже не на школу, а на мрачный замок, где вместо простого подземелья – пыточные камеры. Мой взгляд остановился на окне нашей комнаты: она расположена прямо в одной из башен, довольно высоко. Створки было распахнуты, и оттуда на меня смотрел Олеан, стряхивая пепел в воду. Мы стояли достаточно далеко, потому что наша с ним комната находилась прямо напротив моря, на краю острова, а выход из «за́́мка» лицея вёл на стадион, который, соответственно, был расположен на другом конце этого проклятого куска земли.
Но мы с ним друг друга видели.
А ведь его не было в комнате со вчерашнего вечера. Должно быть, он снова куда-то переместился и только сейчас вернулся, и я не понимал.
Не понимал, зачем он возвращается. Если он единственный, кто реально может сбежать отсюда.
И кто постоянно это делает.
В его случае это даже не побег. Он будто бы уходил из дома прогуляться с друзьями.
И в нём что-то изменилось. Но что – я понять не мог.
Я развернулся и направился в сторону стадиона. Хотелось дойти до другой части острова, туда, где находился «пляж», и нет, мы там не купались. Некогда было ещё – нас привезли к концу лета, но уже холодало, да и в целом климат здесь не слишком располагающий к заплывам. Просто в этом месте был песок, а не обычная земля, а на нём всегда приятно посидеть и полюбоваться пустынной далью моря.
Я шёл, и мимо всего пару раз прогуливались какие-то ребята, где-то мелькали сторожа. Я проскользнул мимо стадиона и, добравшись до пляжа, глубоко выдохнул, а потом побежал. Раскинув руки, я упал в песок на спину и уставился в небо.
Где-то взмыли чайки, крича на своём языке птичьи ругательства…
Мне нравился шум моря. До этого я почти никогда его не видел вблизи.
Это я тут любил. И когда скучал по дому, не знал, что мне делать дальше, путался – я приходил сюда. Море умело слушать. Даже если ты не говорил.
Особенно если ты не говорил.
Я пролежал так полчаса. Мог бы и час, если бы мне не стало холодно. Впрочем, это меня волновало сейчас меньше всего. Заботило другое.
То, что это место придётся покинуть. Иначе нас всех превратят в топливо.
Призрак
Я чувствовал себя уже достаточно неуютно оттого, что вечно подслушиваю.
Но это было важно.
Мне надо знать.
Ту девушку, Александру, вызвали к директору ещё вчера, когда я рассказал о том, что видел. И сегодня снова вёлся допрос с её участием.
– Так вы говорите, что никогда не были в комнате, которую мы описываем?
Саша, как её все называли, кивнула. Выглядела она усталой и напряжённой.
– Нет, я не была там. И мой брат тут ни при чём. Он же всё время был с вами. Был с вами…
Директор кивнул. Рядом стояли Крозье и на этот раз Туманная. Больше учителей не было.
Я отошёл в тень, когда суровая женщина бросила на меня взгляд, но, ничего не заподозрив, снова посмотрела на ученицу.
Директор вздохнул.
– У нас и действительно нет никаких сведений. Пожарная тревога не сработала, камеры в тот момент были обесточены. Просто безумие. Такое мог сделать только тот, у кого есть доступ ко всему оборудованию. Как ваш брат, юная леди.
Александра поджала губы. Она не знала, что ответить.
– Да, разумеется. А кроме моего брата, работающего на ваших Сов, как раб, доступ есть у всех учителей.
Директор некоторое время раздумывал. Сцепив руки в замок, он ответил своим обычным, безумно усталым тоном:
– Не у всех, дорогая. Не у всех.
Александра внимательно посмотрела на Крозье и Туманную, но быстро опустила взгляд обратно в стол.
Она поняла.
Допуск есть только у этих троих и их подчинённых. Включая Бенджамина, помощника Крозье.
Девушка молчала.
Но тишину нарушил стук в дверь. Директор задумчиво пригласил войти, хоть и знал, что не особо этично впускать посторонних на своеобразный допрос.
Но когда дверь открылась, за ней показалась рыжая макушка. Я вздрогнул, отступив назад.
Это был Дэмиан.
Он помахал рукой, в которой держал небольшой предмет.
– Здрасте. А я тут нашёл кое-что. Когда мы с Джонни встретились в коридоре, у него выпало это, а он и не заметил. Куда-то торопился. Я хотел его вернуть, да только не знаю, в какой комнате он живёт…
Я внимательно смотрел на предмет. Это был тот самый пульт, который он отобрал у меня в комнате Олеана и его соседа.
Я был не в своём теле, но почувствовал, как трясутся бесплотные коленки.
Дэмиан прошёл, бросив быстрый взгляд на Александру. Та уставилась на стол ещё пристальнее. Директор взял предмет из рук юноши, и удивление на лице руководителя лицея тут же сменилось строгим, мрачным и напряжённым выражением.
– Вы уверены, что это выпало из кармана юного Джонатана?
Дэмиан утвердительно кивнул.
– Ну конечно, можете отпечатки проверить, если хотите. Я, правда, это уже некоторым друзьям показал, спрашивая, не знают ли они, где Джонни живёт.
Директор посмотрел на него подозрительно, но после отдал пульт Туманной.
– Передай это полиции, они сейчас в отведённом им кабинете. Пусть снимут отпечатки, они привезли специалиста по этому делу.
Женщина кивнула и взяла пульт, а Дэмиан вскинул брови, изображая или действительно почувствовав удивление.
– Вы серьёзно? Я же просто пошутил. Мне бы отдать это парню, а то будет искать…
– Это очень опасная вещь, Дэмиан. – Когда Туманная выходила из кабинета, то слегка задела плечо Куина, и тот вздрогнул, бросив на неё полный ледяной ненависти взгляд.
Я смотрел ей вслед скорее с испугом.
– Если отпечатки совпадут, приведите сюда владельца.
Я занервничал. Даже не помню, как вернулся в своё тело. Просто очнулся в кровати, глядя на ярко мигающую лампочку. И зачем я включил свет днём? Я не знал. Глаза заслезились.
Я перевернулся на бок, стараясь дышать глубже. Мехькюр сладко потянулась на полу и впилась в меня пристальным взглядом, отчего я лишь зажмурился ещё сильнее.
Этого просто не может быть. Меня ведь только избавили от пребывания в том гнилом месте, вытащили из той тюрьмы, из той психиатрической клиники… Сколько можно уже, сколько можно меня мучить?
Я потянулся к кошке, взял её на руки и прижал к себе. Та противилась, но после пары моих уверенных объятий, сдалась. Я отпустил Мехькюр и медленно лёг обратно на кровать.
«Мама. Прости меня», – я смотрел на лампу, чувствуя жжение в глазах. «Я так виноват… Он так виноват… Мы».
Райан III ухмыльнулся в тишине одинокой комнаты. Я почувствовал его пальцы в своих волосах и то, как он шепчет: всё будет нормально.
Я прогнал его прочь, взбесившись. Вскочил с кровати, подошёл к зеркалу и уставился в него: глаза казались злыми, настолько злыми, что в них отражался день, когда я впервые дал волю своему «второму я». Кровь, безумие, а после – затмение, не дающее осознать полноту той страшной картины, которую я лишь обрывками видел потом во снах.
Кровь. Правда. Кровь. Много крови.
Но не огонь.
Огня не было…
Никогда.
Волк
Я встал с песка, отряхнулся и поплёлся в обход – вокруг лицея, мимо стадиона, по обломкам скал на обрывах острова. Наши недельные или чуть меньше каникулы подходили в концу, и пощады ждать не следовало. Что будет завтра? Ещё и Куинам надо об этом рассказать.
Я спрыгнул с камня на камень, но, не устояв, зацепился рукой за обломок скалы, оцарапав ладонь в кровь. Это не было так больно по сравнению со смертями, которые я уже пережил, но неприятно саднило, и я боялся занести какую-либо инфекцию. От болезней бессмертие не спасало. А иметь ещё и механическую руку мне не хотелось.
Я забрался назад и, убрав раненую ладонь в карман куртки, направился обратно. Вбил дневной код, хотя уже вечерело, прошёл по коридору и, что не было особо необычным, наткнулся на Дэмиана. Он шёл в задумчивости и чуть не налетел на меня.
– Неистовый гон! Хэллебор, – он оглядел меня равнодушно и больше взгляда не поднимал. Ну да. Обычный мусор. – Я мог тебя снести и убить.
Я не ответил. Отвернулся и зашагал к себе. Дэмиан шёл следом, видимо, в свою комнату. К величайшему удивлению, он продолжил разговор, который я не поддержал:
– Я слышал болтовню Лаллукки о том, что сделал безумец ла Бэйл. Перепугался, наверное, Хэллебор? По-моему, у тебя даже остался синяк на шее, – я опустил взгляд, не желая смотреть на то, как Дэмиан показывает на собственный шрам на шее, точнее, его часть. – Вот здесь. Ну, заживёт.
Он ухмыльнулся, и я услышал тихий хриплый смешок. Дэмиан почувствовал иронию в собственных словах.
Я кивнул.
– Разумеется, было страшно. Испугался, что когда он меня прикончит, то испоганит мои чертежи.
Наполовину это являлось правдой.
Дэмиан снова хмыкнул. Больше мы не разговаривали.
Когда в дверях комнаты Куинов появился Эндрю, я поднял голову, стараясь приободриться, и приветственно махнул ему. Мы с Дэмианом подошли ближе, и я заметил, что Дрю улыбнулся брату, но его улыбка исчезла при взгляде на меня.
Неужели он тоже считает меня мусором? Я настолько жалко выгляжу? Даже для Дрю, всепрощающего, несколько нескладного, но безумно доброго человека?
Мои сомнения растаяли, когда он подошёл ко мне и обнял. Я стоял с опущенными по бокам руками и не знал, что делать. Меня давно никто не обнимал. Очень давно. Я забыл, что это значит.
И всё же Дрю продолжал держать меня в объятиях, и руки у него были сильные, пускай и тонкие с несколько кривоватыми пальцами. Наконец под театральное покашливание Дэмиана в кулак я обнял друга в ответ.
– У тебя песок в волосах, – тихо сказал он, и в этом еле слышимом нормальному человеку голосе я расслышал заботу, превышающую размеры вселенной. Он вновь еле заметно улыбнулся и отстранился, продолжая держать меня за плечи. – Сходил бы ты в душ. Я не видел тебя весь день. Слышал, что случилось… Ты не в порядке.
Он не спрашивал, он утверждал. Я опустил глаза.
– От него следовало такого ожидать. Думаю, Олеану пора показаться психиатру.
Дэмиан похлопал меня по плечу, проходя мимо в свою комнату.
– Вам обоим нужен психолог. Семейный.
Я бросил в его сторону гневный взгляд, но Куин-младший, разумеется, его не заметил. Мы с Эндрю остались стоять в коридоре, и наконец я постарался улыбнуться чуть искренней.
– Дрю, отпусти меня, пожалуйста. Думаю, твоё тепло уже передалось мне в полной мере.
Он молча опустил руки и кивнул.
– Заходи к нам. Вряд ли ты пока что хочешь встречаться с Олеаном, но… Знай, вам надо поговорить.
Я кивнул в ответ.
Куин-старший пропустил меня в комнату, и я аккуратно сел на его кровать. Дрю пошёл в ту часть комнаты, где у них стоял небольшой чайник, и, достав кружку, заварил чаю.
Я с благодарностью принял его и сделал глоток.
– У тебя синяки под глазами почти такие же, как у твоего соседа. Тебе надо выспаться. Пока ещё есть время…
Я вспомнил о словах физика и, сделав новый глоток, выдал всё рыжим братьям. Дэмиан, не отреагировав на новости, читал какую-то книжку на своей кровати – я удивился тому, что он вообще читает, а вот Эндрю слегка расстроился.
– Теперь ты точно не успеешь выспаться. Но если хочешь, я поговорю с Олеаном, попрошу его вести себя дружелюбнее или хотя бы быть понимающим и не мешать тебе отдыхать…
Я не хотел, но мне пришлось перебить Дрю, сделавшего неверные выводы.
– Нет, он вовсе мне не мешает. В нашей комнате царит такое молчание, что и на кладбище бы позавидовали.
Дэмиан перелистнул страницу книжки, по-видимому, слушая нас лишь вполуха.
– Ох. Я понял.
Эндрю молча кивнул. Он налил чаю Дэмиану, за что брат поблагодарил его мягким и одновременно насмешливым «спасибо, мамочка», и сел на стул напротив меня.
Он мог бы спросить, почему тогда я не сплю, в чём проблема, что со мной, в конце-то всех концов. Но друг промолчал. Он молчал, потому что знал, что у каждого тут своя причина не спать по ночам.
Дэмиан перевернул ещё одну страницу, и я заметил, что у него слегка дрожат руки. Я присмотрелся к его лицу, изуродованному или облагороженному шрамами, и различил в нём усталость. Его старший брат выглядел не лучше: потрёпанный свитер, добрые, но одновременно слегка потухшие глаза и тонкие запястья, выглядывающие порою из-под пушистых рукавов.
Они оба мало спали. И оба были несчастливы.
И вообще вряд ли кто-либо мог быть счастлив сейчас. В этом лицее. В этом мире?
Я отпил ещё чаю. И это был самый ужасный чай на свете – пакетики дешёвой фирмы, которые закупает наша школа, даже дешевле того ужаса, что обычно покупала моя семья. В отличие от более или менее приличных комнат – на чай они усилий и денег не тратили. Но, глядя на Дрю, который пил чистый кипяток, без заваренного в нём пакетика, я чувствовал, какой же этот чай вкусный, потому что сделал его для меня этот человек. Человек, который был единственным, кто из всей нашей компании плакал у нас на глазах, и он был самым сильным для меня. Самым не сломленным и самым разбитым одновременно.
Эндрю поймал мой взгляд и, застыв с кружкой возле губ, улыбнулся.
– Что такое, Коул?
Я улыбнулся ему в ответ.
– Ничего. Очень вкусный чай.
Он тихо фыркнул, но по-доброму. Дрю знал, что чай отвратительный и что все в школе ненавидели его, но пили, потому что привыкли и выбора особо не было.
Дэмиан свой уже давно допил и, протянув кружку, попросил ещё. Моё мнение о нём слегка изменилось.
Всего лишь кружка чая, а я уже понял и только почему-то сейчас, по этой мелочи, осознал, как Дэмиан любит своего брата и на что ради него готов пойти.
Вскоре закат встретил нас, или мы его, и был он самым странным закатом в истории человечества, потому что был незаконченным, неполноценным и действительно пугающим, но одновременно таким же красивым, ярким и светлым – таким, каким, собственно, и должен быть закат.
* * *
Распивая чай в комнате Куинов, мы пропустили обед, а потому вскоре торопились на ужин. За столом уже сидел Олеан и уныло ковырял что-то вилкой в своей тарелке.
Я сел рядом. Как обычно. Эндрю сел напротив и еле слышно поздоровался. Ла Бэйл задумчиво пожелал приятного аппетита. Я повторно сообщил о том, что скоро начнутся занятия, делая вид, что разговариваю с Куином-старшим, чтобы новость услышал и мой сосед. Каким бы придурком он ни был, мстить я не буду.
Потом – ел молча. Зато ел. Олеан продолжал ковыряться в еде, и я решился.
– Тебе надо поесть. Голод сводит людей с ума, ла Бэйл.
Он поднял голову, и я наконец понял, что не так. Его волосы были ещё более короткими, а корни почти белоснежных волос потемнели. Это не сильно бросалось в глаза, если не видеть человека каждый день на протяжении нескольких месяцев.
– Куда уж дальше, Хэллебор?
Он явно не боялся самоиронии. Может быть, даже слишком.
– Всегда можно сойти с ума ещё немного больше… Кто знает, может быть, в следующий раз ты придушишь меня за последний использованный рулон туалетной бумаги.
Я пожал плечами, отправляя еду в рот.
Он хмыкнул и ткнул мне в плечо своей вилкой.
– У тебя песок в волосах.
Я кивнул.
– Дрю заметил первым. Может быть, ты не проигрываешь мне, но у рыжего дьявола тебе надо попросить форы.
Эндрю смущённо почесал себя за ухом.
– Глупости. Но хотел сказать, – он слегка нахмурился. – Олеан, держи себя в руках, пожалуйста. – Ла Бэйл посмотрел на него, и я попытался понять смысл этого взгляда и что он выражал. Ненависть? Предостережение? Недовольство?
– Разумеется. Только у меня своё условие: пусть, пожалуйста, Коэлло перестанет быть таким тупым.
Я вздохнул. Эндрю сменил осуждающий взгляд на обеспокоенный.
– Мы переживаем и за тебя, Олеандр. – Художник редко произносил наши полные имена. – Ты странно себя ведёшь в последнее время. И ты можешь рассказать нам, если посчитаешь нужным. А не думать о том, как всех перебить.
Сосед опустил взгляд в свою тарелку. И я немного удивился, заметив на его лице не очередную угрозу, насмешку или даже шутку – я видел печаль, потерянность и скорбь. Что-то в этом духе. Когда он поднял глаза, то выглядел очень усталым, почти как Куин-старший.
– Эндрю, Коэлло, – он потёр лицо, задевая свои огромные синяки. – Должен признаться вам.
Куин-старший мягко улыбнулся.
– Не надо сейчас. Можно и в комнате.
– Ну нет, я скажу, раз начал. Слушайте. Сами попросили, – за столик подсел Дэмиан, заняв место рядом с братом. Олеан продолжал: – Думаю, раз мы все, как это называется… друзья, я должен признаться вам. Итак, это я поджёг школу. Впрочем, я удивлюсь, если вы ещё не догадались сами. Не настолько же вы тупы?
Я положил вилку в тарелку, разглядывая Олеана. Дрю уронил приборы на стол. Дэмиан подавился чаем, выплюнув его обратно в чашку.
– Ты сбрендил?
Ла Бэйл задумчиво кивнул.
– Конечно, пожалуй, ты был прав, Хэллебор, всегда есть куда падать.
Разговор наш оборвали. Объявление.
Дэмиан продолжал пялиться на Олеана как на психа, Дрю смотрел с подозрением, а я ужасно хотел спать и не особо понимал, происходит это всё на самом деле или же это сон.
Дрю пробормотал:
– Не может быть. Я точно слышал.
И вот на всеобщее обозрение вывели Джонатана, мальчика, которого не так давно нам здесь же представляли, только теперь он стоял в наручниках. Вид у него был злобный, раздражённый, и я понял, что это никакой не Джонатан, а Райан III – его вторая личность.
Рядом с ним нависали Крозье плюс на этот раз ещё и директор. Помолчав и дождавшись тишины, голос прогремел подобно грому над столовой:
– Против него была обнаружена существенная улика. Доказательства практически неопровержимы, однако дело ещё не закрыто. К сожалению, нам придётся держать юношу под стражей, пока расследование не подойдёт к концу. А я попрошу после ужина сразу же зайти в мой кабинет тех, кто сейчас будет назван. Итак: Бенджамин и Александра Преображенские, Юлиан Мордерлен, Олеандр ла Бэйл, Аляска Винфелл, Элэнд Фабио и Эстер Уайльд, прошу вас всех не задерживаться.
Эндрю уставился на Олеана.
– Объясни, нет, докажи лучше, зачем? Прости, но я не верю тебе. Доказательства… Мотив? – он говорил шёпотом, таким тихим, что слышать могли лишь мы.
Крозье, выходя из столовой и уводя за собой Джонатана-Райана, который, по-видимому, уже поел, посмотрел на моего соседа. Я отчётливо это видел. Олеан улыбнулся ему, обнажив зубы. Крозье быстро отвернулся, нахмурив брови.
– О, Куин-старший, – ла Бэйл хищно ухмыльнулся и ему, но с куда меньшим оскалом. – Это всё так сложно объяснить.
Я видел, как Эндрю бледнеет всё быстрее, и руки у него начали трястись всё сильнее. Даже сильнее моих.
Я смотрел в чашку. Олеандр взял с моей тарелки булочку, спросив, не буду ли я её.
Я не возражал.
Белый (?) Ворон
Я приветливо помахал мальчику, которого спас от хулиганов ещё летом, и Элэнд улыбнулся мне в ответ. Оглядев всех пришедших, я относительно понимал причастность Бенджамина, Александры и остальных, кроме Эстер, – у них у всех были светлые волосы и аномальная, позволяющая достать нужные для того пожара ресурсы. Ещё был Юлиан, который, кажется, обладал аномальной, связанной с огнём.
Правда, я был здесь ещё и потому, что мои отпечатки нашли на пульте, который Дэмиан отобрал у Джонатана. А ещё там были отпечатки Коула, но он оказался вне подозрений, ведь что ему позволяют его силы? Поиск информации. Конец.
Я стоял возле стены напротив кабинета. Другие приглашённые ученики расположились либо на полу, либо на стульях, Эстер же сидела в инвалидном кресле, кажется, находясь в полудреме. Что она здесь делала, оставалось секретом даже для меня.
Рядом стоял Крозье, контролирующий своего подчиненного Бенджамина – или Гоголя, как его называли все ученики. Он скрывался в тени коридора с накинутым на голову капюшоном Сов. Наконец, когда отпустили Сандру, или по-русски Сашу, и Юлиана Мордерлена, в кабинет позвали меня.
Скорее всего, Гоголя допросили ещё во время ужина, сразу после объявления.
Я прикрыл за собой дверь и сел в кресло после приглашения директора.
Он был один. Никого больше. Только директор и я.
– Здравствуйте, Олеандр.
Я кивнул.
– Здравствуйте.
– Знаешь ли ты, зачем сюда пришёл?
– Конечно. По делу пожара. Вам нужны мои показания, и всё в этом духе, разумеется. Правда, я мало что могу сказать нового – вы всё видели. Я вывел всех, кого смог, помог всем учителям, которым не позволяли сделать это самим их силы.
Директор задумчиво разглядывал меня пару секунд, затем снова уткнулся бумаги.
– Олеандр, у вас, как и у всех других опрошенных мною сегодня, помимо Бенджамина и Джонатана, нет никаких судебных приводов. Зато информация из организации по контролю бессмертных настораживает… – он взял со стола толстую папку и помахал ей. – Семь раз. Служба у Сов ещё до нашего лицея. А после, насколько я знаю, была зафиксирована ваша гибель не менее двух раз, только вот на такой случай у Сов нет никаких идей. Некоторые говорят даже о дюжине, если не больше. Что вы на это скажете? Сколько раз вы умирали на самом деле?
Я принял задумчивый вид.
– Ну, может, пару раз. Допустим, три. Но я не виноват в этом – просто не везёт. Меня снова хотят отправить на службу туда или же мои проблемы со смертью – это веский довод в пользу моей невменяемости?
Директор задумчиво кивнул.
– Не буду врать вам, Олеандр. В копиях отчетов, – он не заметил своей оговорки. Копиях. – …ясно сказано, что с этим у вас проблемы. Даже написано предостережение.
Он прикрыл папку и посмотрел мне в глаза. Я выдержал его взгляд.
– Это в прошлом. Сейчас я отлично себя чувствую.
– Ваши глаза, – он замолчал и потёр пальцем собственные мешки от недосыпа, но и они были не такими синими и огромными, как мои чёрные дыры. – Вы больны, Олеандр. Физически и духовно.
Я покачал головой.
– Физически – вполне возможно. Но с моим духом всё в порядке.
Директор вздохнул, вглядываясь в моё лицо. И кивнул.
– Хорошо.
Он пролистал папку ещё раз. Остановился на какой-то странице. Но не озвучил свои мысли. Вместо этого он сказал:
– Против вас нет таких улик, как против Джонатана, Олеандр. Но мы все знаем, что это сделал ты, – директор перестал обращаться на «вы» к ученику? Что-то новое. – И рано или поздно ты оступишься, мальчик. Так что будь осторожен. И можешь идти.
Я встал, устало ухмыльнулся ему и отвернулся, выходя из кабинета.
За спиной я услышал, как директор распускает всех по комнатам и просит остаться лишь Эстер Уайльд.
Я поскрёб макушку. Белая краска осталась на пальцах, и это огорчало.
Бесполезная краска, даже ты уже не спасаешь.
Я прошёлся по коридору, заглядывая в открытые помещения, и после всё же вернулся к себе.
Там меня ждали Куины и Хэллебор. Они испуганно смотрели на меня.
– Ты ведь пошутил, верно? Это ведь не ты поджарил школу, просто чтобы потом всех спасти?
Я закрыл дверь и сел на свою кровать. Лег на неё, подняв руки. Разглядывая их.
– Ну, разумеется, это был не я, – я улыбнулся. – Надо же быть Коулом или ещё кем потупее, чтобы так думать.
Эндрю ответил мне потеплевшим взглядом. Его руки уже не так сильно тряслись. Дэмиан же смотрел в окно в задумчивости. Коэлло вертел отвёрткой в каком-то маленьком механизме. Пальцы у него дрожали.
– Школу поджёг Джонатан Эрланд, – я почесал запястья, сжимая челюсти с бешеной силой. – Правда, он сам пока что об этом не знает.
