Понедельник 28 августа 2017 года
Ландскруна встречает холодной серостью, будто ночь замела последние следы лета. Харриет прищуривается в белом, как молоко, утреннем свете. Влажный туман намертво приклеился между кирпичными домами цвета терракоты, Ратушная площадь пуста. Она снова ставит свой «Сааб» на заднем дворе пиццерии. Сначала думала припарковаться на улице Слоттсгатан у площади Касернплан, а оттуда прогуляться до работы пешком, но усталость взяла верх. Харриет открывает бардачок и тянется за пакетиком ирисок «Думле». Но в пакете только шуршащие фантики. На всякий случай она протягивает руку дальше и ощупывает дно. Так хочется чего-нибудь тонизирующего. Вместо конфет рука натыкается на какую-то коробочку. Харриет наклоняется и заглядывает. За всяким мусором лежит пачка сигарет марки «Принц». Единственный человек, который курит «Принц», это её брат. Харриет улыбается при мысли, что её брат, как и она сама, курит украдкой, прячась от отца, и при этом умудрился забыть сигареты в его, Эушена, машине.
Она прощупывает мягкую пачку и чувствует, что внутри лежит и зажигалка. «Принц» – слишком крепкие для неё сигареты, а в восемь утра у неё начинается головная боль только от взгляда на них. Она кладёт сигареты обратно. Ей нужно закрыть глаза хотя бы на пару секунд, прежде чем она войдёт в здание полиции, где начнётся её первый официальный рабочий день на новом месте.
Солнечные лучи, которые первыми достигли белой стены пиццерии, вызывают в её бедной голове взрыв, подобный молнии. Весь день будет наполнен требованиями со всех сторон, а ей прежде всего нужна ясная голова, чтобы произвести хорошее впечатление. Харриет достаёт телефон. Открывает сообщение от Маргареты, которое разбудило её в половине шестого утра.
Иди прямо ко мне, когда приедешь в офис. До девяти.
Коротко и строго. Вполне вписывается в тот образ новой начальницы, который у неё сложился. Но прежде чем она встретится с ней, нужно поспать хотя бы четверть часа, ведь ночью она почти не сомкнула глаз. Харриет откидывает сиденье и закрывает глаза.
Её будит резкий звук падающей металлической крышки. Мужчина в белом халате и грязном фартуке улыбается ей, стоя возле тёмно-зелёного ящика для сортировки мусора на заднем дворе пиццерии. Он вытаскивает из заднего кармана пачку сигарет. Харриет потягивается и осторожно машет мужчине через оконное стекло. Он отвечает тем же, но удивлённо поднимает брови, выдыхая сигаретный дым. Харриет сжимает кулаки. Она совсем забыла, что кисти рук у неё забинтованы и заклеены пластырем после ночных событий, конечно, это странно выглядит.
Она порезала руки, когда карабкалась на контейнер. Когда это произошло, она даже ничего не заметила, но, вернувшись домой, почувствовала пульсацию порезов, и Эушен помог ей смыть ржавчину. Совсем как когда-то, когда она была маленькой девочкой и приходила домой с поцарапанными коленями. Он принёс в кухню настольную лампу, жидкость для промывания ран и большую коробку с перевязочными материалами. Потом он бинтовал и заклеивал её порезы, а она тем временем рассказывала, что произошло. Этот бродяга Като, естественно, сам прекрасно нашёл дорогу домой и явился ещё до возвращения Харриет.
В отличие от перевозбуждённой Харриет, Эушен был спокоен. Он всегда был спокойным человеком, и когда Харриет с Полом были маленькими, то беспокоилась больше всех их мама, Йорун. Эушен был далеко, Харриет и Поль встречались с ним только летом, и, насколько она помнит, он всегда предоставлял им свободу. Им разрешалось бегать по волнорезам на берегу ещё до того, как они научились плавать, и в любое время, когда им было угодно, залезать в старинный форт. Йорун никогда бы им этого не позволила. А ведь именно это они с Полом и любили – всё, что казалось запретным.
Есть свои плюсы и у старого папы.
«Но теперь всё изменится», – думает Харриет и натягивает манжеты кофты пониже, чтобы спрятать наклеенные полоски пластыря. Лервикен никогда больше не будет таким, как прежде, былого чувства надёжности и защищённости больше нет. На глаза снова наворачиваются слёзы, и ей приходится поморгать, чтобы смахнуть их и начать видеть. А дома, в бухте, Ивонн наверняка бегает из дома в дом и рассказывает о том, что случилось. Харриет прямо воочию видит перед собой её взлетающую от возбуждения гриву каштановых волос. После такого экстренного выезда на место происшествия с сиренами и синими лампами никого не могло миновать известие об ужасной находке, а через пару минут эта новость разлетится по всей стране, как только выйдет в эфир редакция «Эхо» Шведского радио.
Она вытирает щёки, пора идти.
– Ничего, если машина постоит здесь весь день, а? – кричит она извиняющимся тоном курящему работнику пиццерии.
– Конечно, пускай стоит себе, – смеётся он и гасит сигарету.
– Спасибо. – Харриет слегка ему улыбается.
– Я делаю для тебя исключение. Мы всё-таки ресторан, а не место для парковки, хотя народ, мне кажется, именно так и считает. – Он показывает на пустое пространство рядом с мусорными баками.
– Я так не думаю, я бы зашла и спросила, если б ты не вышел покурить, – говорит Харриет.
По лицу мужчины видно, что он ей не верит. Выражение его лица напоминает ей усмешку Пола, когда он, дразнясь, пытался выведать у неё, кто из мальчишек ей нравится или что запретного она натворила, и Харриет начинает смеяться.
– О’кей, не забудь забрать свои вещички из машины. Это Ландскруна, здесь надо посматривать. Лучше ты сама опустошишь свою машину, чем это сделает кто-нибудь другой.
– Конечно, конечно, – отвечает Харриет и забирает свою дамскую сумочку с пассажирского сиденья. Он, наверное, слышит по её выговору, что она из Стокгольма. Неужели он думает, что она не знает о таких элементарных вещах, или просто пытается пошутить?
Она помахала ему на прощанье, а он подмигнул в ответ.
На ресепшене ещё никого нет, и Харриет, остановившись перед закрытыми стеклянными дверями, звонит Маргарете.
– Квелльспостен, Сюдсвенскан, информационное агентство TT, – восклицает Маргарета, завидев Харриет. – Не осталось ни одной новостной редакции по всей стране, которая бы не подхватила нашу новость. Я говорила с главой группы, которая находится на месте происшествия, там полно фотографов. Кто-то проболтался, дал им наводку.
Маргарета одета в тонкий красный свитер с высоким горлом и костюм стального серого цвета.
– Пойдём в мой кабинет, – продолжает она, шествуя с мобильным в руке, и садится в кресло под картиной с цитаделью. Харриет колеблется. Сесть на диван напротив Маргареты или слушать стоя? Невозможно догадаться, чего хочет Маргарета.
– Садись, терпеть не могу, когда народ стоит в дверях и пялится. Тогда мне приходит в голову мысль о вампирах, – продолжает Маргарета и кивает в сторону дивана. – Не жди особого приглашения.
Маргарета спокойно кладёт телефон на низкий столик у дивана и глотает из чашки, которая стоит перед ней.
– Что произошло? – спрашивает она и добавляет: – Служба SOS записала весь разговор, так что я уже послушала.
Харриет осторожно усаживается на диван напротив и начинает медленно рассказывать. Корзина для бумаг рядом с Маргаретой заполнена пустыми светло-коричневыми стаканчиками от кофе, а её мобильный непрерывно вибрирует на столе между ними.
– Я привлеку к работе специалиста по стратегии работы с массмедиа. Вот я так и знала. Почему этим не занимаются идиоты из отдела коммуникации? У нас нет ни времени, ни ресурсов заниматься сейчас ещё и прессой, – добавляет она. Качает головой, берёт телефон, выключает режим вибрации и швыряет его обратно на стол.
Харриет отпрянула так резко, что диван сдвинулся.
– Даже не спрашивай меня, как криминалисты-техники могли прозевать этот контейнер. Просто неслыханно, ведь они должны были прочесать место преступления и всё зафиксировать, поскольку Дугласа не было, а проверять склады и контейнеры на задворках – это азы, описанные во всех учебниках криминологии. Это совсем не в стиле Леннарта, он хороший специалист. Но у них то же самое, что и у нас. Вечная спешка и гонка.
– Контейнер был заперт на замок с массивной цепью, – говорит Харриет. Маргарета выразительно смотрит на неё.
– Такого никогда бы не случилось, если бы у нас был патруль с собакой, – добавляет она.
– Это на самом деле Дуглас? Он жив? Он уже не шевелился, когда его увезла «Скорая».
– Да, это Дуглас Андерссон. Он в плохом состоянии и находится в больнице Лунда. Поступил без сознания, и его ввели в медикаментозный сон.
– То есть преступление направлено против них обоих. Не только против Лауры.
– Да, и, как ты понимаешь, это совершенно меняет ход расследования. Но я хочу, насколько это возможно, избежать вмешательства других инстанций. Я постараюсь, чтобы нам добавили ресурсов и повысили приоритет этого дела, но я сама буду заниматься всем, что с этим связано, – говорит Маргарета и крепко сжимает губы. – Я обязана спросить тебя: что ты делала на месте преступления?
Харриет смотрит на свои кроссовки. Она должна была это сказать ещё вчера.
– Я живу у папы недалеко отсюда. Наша собака убежала, и я пошла её искать, – выжимает она из себя. Это всё же не полное враньё. О том, что она пошла гулять с собакой только для того, чтобы покурить украдкой, и по собственной дурости отстегнула пса с поводка, Маргарете знать не обязательно. – Почему в усадьбе не было ни одного полицейского для охраны места преступления? – спрашивает Харриет.
Маргарета с силой ставит кружку на стол.
– Мы убрали заграждения вчера. Если ты собиралась посетить это место снова, то надо было взять с собой кого-нибудь из полицейских.
– Я пошла туда потому, что искала своего пса и услышала звуки из контейнера, – начала было Харриет.
– Ты вольнонаёмная, а не сотрудник полиции. Ты не имеешь права вмешиваться, если что-то произойдёт. Надеюсь, тебе это известно. Я отвечаю за нашу работу в этом расследовании, так что всё, о чём ты думаешь, ты обязана обсуждать в первую очередь со мной. Речь идёт о твоей личной безопасности. Это понятно? Я звоню Конраду, прокурору, который будет вести это дело, и говорю ему, что я попросила тебя поехать туда. Твоё счастье, что Конрад меня знает и что у нас с ним хорошие отношения.
– Извините. Больше такого не повторится, – отвечает Харриет и опускает глаза. Пластыри, которыми Эушен заклеил её ссадины, придают особый драматизм травмам.
– У тебя есть доступ к делу. Там есть записи полицейских, которые первыми прибыли на место. Начни с этого и с найденного там телефона. Я хочу знать о Лауре всё: с кем она общалась и как проводила своё время. Прежде всего я хочу знать всё о последних сутках её жизни. Спрашивай меня, если не уверена в расстановке приоритетов, – продолжает Маргарета тем же тоном.
Харриет кивает.
– Свяжись со свидетельницей из службы ухода на дому и вызови её на допрос во второй половине дня. У меня сегодня ланч с Конрадом. – Маргарета мажет губы темно-красной помадой в тон свитера и трёт ими друг о друга, чтобы равномерно распределить её. – Не так уж много полицейских, которые пользуются уважением прокуроров. Для большинства из них мы просто рядовые служащие.
Кажется, она даже улыбается Харриет, крася губы. Похоже, что она не злопамятна, констатирует Харриет и набирается храбрости, чтобы произнести следующее.
– Вот как, это приятно. Интересно будет встретиться с прокурором. Когда примерно? – Харриет старается придать голосу оттенок решительности.
Пояс на джинсах чуть жмёт, когда она выдыхает. Вообще-то она собиралась выпить упаковку низкокалорийного напитка «Нутрилетт» прямо перед компьютером или, быть может, в комнате отдыха, если и остальные полицейские там едят, но раз Маргарета её приглашает, то следует пойти. А кроме того, хорошо было бы, если бы они и познакомились поближе друг с другом, она и Маргарета.
– В полдвенадцатого, «кримланч» (то есть бизнес-ланч для криминалистов), как мы говорим, – коротко бросает Маргарета.
Харриет издаёт короткий смешок. А Маргарета, оказывается, не лишена чувства юмора, а термин «криминальный ланч» в варианте «кримланч» особенно классно звучит на сконском диалекте. Лизе бы понравился такой обед.
Маргарета бросает быстрый взгляд на телефон, лежащий на столе.
– Конрад не успевает на утреннюю пятиминутку, но ты познакомишься с ним завтра, ведь он наверняка созовёт группу, занимающуюся предварительным расследованием, – говорит она, берёт телефон и машет Харриет, чтобы она вышла из комнаты.
У Харриет загораются щёки, и она поспешно пытается сделать вид, что поправляет локоны возле ушей, чтобы Маргарета не увидела красные пятна, вспыхивающие у неё на шее, когда она смущается. И как ей вообще могло прийти в голову, что Маргарета собирается взять её с собой на ланч с прокурором?
Маргарета идёт за ней по пятам, одновременно разговаривая по телефону, а выйдя вслед за Харриет в коридор, закрывает дверь.
Никого нигде не видно. Харриет быстро идёт к двери, за которой, как сказала вчера Маргарета, её рабочее место. Комната пуста, всё убрано. На предыдущей работе шеф обычно смотрел за тем, чтобы на столе у нового сотрудника стоял цветок в знак приветствия «добро пожаловать», но здесь письменный стол был пуст.
Она осторожно усаживается в офисное кресло. Харриет больше не уверена в правильности своего решения уехать из Стокгольма. В её прежней группе они всегда старались выйти на ланч все вместе, особенно по понедельникам. Вместо того чтобы обедать с прокурором, знакомством с которым Маргарета явно гордится, она должна была бы воспользоваться случаем, чтобы во время ланча познакомить Харриет со всеми остальными. Иначе ей никогда не удастся заслужить их доверие. Она всё ещё очень хорошо помнит своё первое время работы в Стокгольме в качестве гражданского наёмного сотрудника. Раз ты не полицейский, то с тобой вообще не считаются. И хотя никто прямо этого не говорил, но такое отношение витало в воздухе, ощущалось по тем тонким намёкам на её высокий оклад, неопытность и отсутствие полномочий. То, что она всё же справилась со всем, было целиком и полностью заслугой её шефа, который поверил в неё и давал ей такие задания, в которых она могла проявить свои способности. Ей удалось внести свой вклад, несмотря на то что ей пришлось просить о помощи коллег-полицейских даже в таких элементарных вещах, как взятие у подозреваемых анализа на ДНК перед допросом. Сама она была не вправе это делать, не было у неё таких полномочий.
Когда часы показывают 08:58, она встаёт со стула, поправляет волосы и направляется к комнате для собраний. Дверь чуть приоткрыта, и она толкает её, чтобы войти. Полноватый мужчина лет пятидесяти с красными прожилками на лице поднимает на неё глаза.
– Ты новенькая? Я Йоран. Заместитель, – говорит он и протягивает руку.
Харриет не успевает ответить, как за её спиной возникает Маргарета, а вслед входят женщина лет сорока с коротко подстриженным чёрными как смоль волосами и мужчина немного моложе, черноволосый, с весёлыми глазами.
– Это Ракель и Элиас, а с Йораном, я вижу, ты уже познакомилась, – говорит она.
– Добро пожаловать, – говорит Элиас и улыбается Харриет.
– Спасибо. – Харриет отвечает улыбкой. Хорошо хоть один человек рад её появлению. Элиас высокого роста, волосы прилизаны, будто он их намочил водой, ухоженная бородка украшает подбородок. Он выглядит дружелюбно. А вот его партнёр Ракель относится к тому типу людей, которых Харриет побаивается. Взгляд у неё злой и без малейшего намёка на желание кому-то угодить или сделать кому-то приятное. Ракель с грохотом выдвигает стул и садится. Потом вытягивает ноги, скрещивает руки на груди и поворачивается к Маргарете, которая начинает говорить:
– Итак, умышленное убийство в усадьбе Сундгудсет недалеко от Лервикена. Женщина, 53 года, обнаружена убитой в сарае в субботу. Её 72-летний муж найден минувшей ночью с тяжёлыми телесными повреждениями. Он лежал в контейнере за домом. Всё есть в деле, у всех вас есть доступ к нему. Мы с Харриет были вчера на месте преступления. Женщине нанесён смертельный удар ножом в висок, её веки и рот были заклеены серебристым скотчем. – Маргарета открывает свой ноутбук и подключает его к удлинителю.
Харриет ловит себя на том, что таращит на неё глаза. Хотя она сама там была, всё это кажется нереальным.
– Почему эта чёртова техника никогда не работает, когда надо? – ругается Маргарета.
– Очередное убийство с ограблением фермы в южной Швеции? Какое по счёту, третье только за этот год? Чем занимается погранполиция, следила бы получше за этими грузинскими разбойниками… – начинает Йоран.
Элиас откашливается и выразительно смотрит на него.
– О’кей, плевать я хотел. – Йоран поднимает два пальца буквой V, символизирующей победу, и накрывает их ладонью. – Ценностные основы нашей работы взяли тайм-аут. Что ни скажи, всё равно тебя запишут в расисты.
Он презрительно ухмыляется. Харриет крепко сжимает карандаш, но сразу отпускает, почувствовав боль в ранах на ладони. Выступить сейчас было бы социальным самоубийством с её стороны, но слова Йорана вызывают раздражение, она не раз уже сталкивалась с подобным, начав работать в полиции. По его физиономии видно, что это за тип. Относится к тем мужчинам, которые ничего прямо не говорят и в то же время всем всё понятно.
– Ага, вот и фотографии, – говорит Маргарета, показывая на стену, куда проектор высветил снимок Лауры.
– Ракель и Элиас, вы обходите дома, стучите во все двери и опрашиваете людей, кто что знает о жертвах. Сходите в местный магазин и ресторан. Все такие места могут оказаться полезными в ходе расследования. Сделайте запрос в административном управлении округа и выясните, кто просил разрешение на установку камер наблюдения, найдите владельцев. Все записи камер ко мне на стол, пока их не стёрли, – продолжает она.
– А насколько велик район расследования? Может быть, нам уже на этом этапе нужно подкрепление? – Элиас спокойным тоном задаёт вопрос, и Харриет смотрит на него. Они примерно одного возраста, хотя он явно намного больше её уверен в себе, не становясь при этом нахалом.
– Патрик тоже войдёт в группу, но его я не заполучу раньше завтрашнего дня, – быстро отвечает Маргарета. – Дуглас Андерссон госпитализирован и введён в медикаментозный сон. Йоран, ты поговоришь с врачом. Лица обеих жертв были заклеены липкими лентами. Я хочу, чтобы ты сосредоточился на этом. Где куплен этот скотч? Пакетом с едой, который висел на двери, также займёшься ты. – Маргарета поворачивается к Харриет. – На тебе внутреннее расследование и телефон Лауры, когда его доставят. Мне нужен полный отчёт обо всём, что ты найдёшь о супругах Андерссон. Включая банковские счета и транзакции. Конрад, прокурор, который будет прикреплён к этому делу, прибудет сегодня, но позже. К тому времени я надеюсь получить с базовой станции оператора данные обо всех сеансах связи, которые прошли через них на момент преступления и после него.
Маргарета ставит «руки в боки», отчего она кажется ещё более худой, в то время как она продолжает свою речь.
– Харриет, кроме того, вызовет свидетеля, которая нашла Лауру, посмотрим, даст ли это что-нибудь. Я не успею ознакомить её с инструкциями по специально создаваемым группам. Харриет не знает правил поведения при расследовании тяжких преступлений. Йоран, ты можешь ей потом объяснить?
Харриет косится на Йорана. Значит, она попадает к нему в лапы? Йоран тоже, кажется, не прыгает от счастья, но не успевает он ответить, как Маргарета продолжает:
– Леннарт отвечает за техническую экспертизу, я вызову его, как только они напишут рапорт. Вскрытие Лауры будет завтра.
В комнате наступила тишина. «Будто все знают тайный код, который регулирует, кто заговорит первым», – думает Харриет.
– А не стоит ли кому-нибудь из нас присутствовать при вскрытии? – спрашивает наконец Элиас.
– Я могу, – говорит Харриет.
Уголком глаза она замечает, как переглядываются Ракель и Элиас.
– Ракель могла бы взять это на себя, – говорит Йоран.
– Нет уж, мы с Элиасом поедем к заливу опрашивать местное население, свидетелей. Почему бы Йорану не пойти на вскрытие? – спрашивает Ракель.
– Но я охотно поехала бы на вскрытие. – На этот раз Харриет говорит громче.
– Я должна подумать, какая польза будет от твоего присутствия на вскрытии. Видишь ли, нам здесь приходится думать, как лучше распределить ресурсы. Может быть, это совсем не то, к чему ты привыкла в Стокгольме, – отвечает Маргарета. – Если объявится кто-то из родственников, то это на тебе, Йоран.
Йоран вздыхает.
– Всё это дерьмо уже в печати, и СМИ звонят всё утро. Следи за сообщениями медиа, мы откроем специальную функцию для общественности, которая может что-то знать.
– Ну-ну, значит, психов тоже на мою голову. Спасибочки, – отвечает Йоран. – Этим могла бы заняться Харриет.
– Собираемся снова после обеда, если закончите раньше, приходите ко мне в кабинет, – прерывает его Маргарета, обращаясь ко всем. Элиас и Ракель встают.
– Я ухожу сегодня в четыре, чтоб вы знали. Больше никаких сверхурочных, – восклицает Йоран и выходит, не задвинув за собой стул.
Харриет осторожно вытаскивает телефон и пишет эсэмэску подруге:
Какое разочарование, заполучила в шефы Ведьму с Кислой Миной вместо мачо в униформе. Видимо, в заявление на работу вкралась ошибка. Что делать?
– Меня зовут Лена, – говорит сидящая в будке ресепшна женщина с крашенными в пепельно-русый цвет волосами, в коротком платье цвета жёлтых нарциссов и колготках в чёрно-белую полоску. На вид ей лет тридцать пять, но голос у неё писклявый, а во рту жвачка, из которой она надувает большой пузырь.
– Харриет.
– Я знаю. Только что получила твой пропуск, – отвечает Лена. Харриет берёт пластиковую карточку, которую ей протягивает Лена, и торопится обратно в свой кабинет. Была бы она посмелее, позвонила бы подруге. Но начинать первый рабочий день на новом месте с личных разговоров немного рискованно, вдруг кто зайдёт. Вместо звонка она отправляет Лизе эсэмэску:
Ты не представляешь, какой тут атас. После встречи с Ведьмой девочка на ресепшн оказалась жёлтеньким цыплёнком.
Она хихикает. Потом её накрывает волна тоски. Никого, с кем можно было бы поделиться своими мыслями, у неё, кроме Лизы, нет. Она садится в офисное кресло и крутится в нём, разглядывая комнату. Стены в грязно-белых обоях, напротив письменного стола видны следы снятой картины. «Полная противоположность уюту», – думает она и включает компьютер. На часах десять утра.
Когда она открывает дело, на экране мигает иконка нового сообщения. Пришёл файл с фотографиями Леннарта с места преступления и заявление в полицию, зарегистрированное приехавшим туда патрулём. «Хотя бы эти быстро работают», – констатирует она и открывает заявление. Свидетеля из службы ухода на дому зовут Бритт-Мари Перссон. Ей сорок девять лет, место жительства Валлокра. Согласно заявлению, она приехала в усадьбу Сундгудсет около семи вечера. Была она там и накануне, в пятницу, и звонила в дверь. Пакет с едой висел на дверной ручке. Когда в субботу она увидела, что пакет так и висит, она обошла дом. Под конец заглянула и в бывший хлев, дверь в который была приоткрыта.
Харриет чешет затылок в месте, где запутались её кудряшки. Её удивляет, что Андерссоны обратились за едой в службу по уходу на дому. Если бы она была такой богатой, как Дуглас Андерссон, то заказывала бы еду из ресторана «Ревень и Краб». Ресторан, правда, скромный, но зато там подают самые вкусные мидии, которые только можно себе представить. Раньше, прежде чем Пол, Ева-Лена и их дети начали каждое лето «оккупировать» дом отца, Эушен частенько туда наведывался. Сидел на веранде до самого закрытия, потягивал коньячок и смотрел на проходящие по проливу корабли. А если к нему присоединялась Ивонн, то на десерт они заказывали пирог с ревенем.
– Тут они посыпают пирог крошками миндальных орехов, вкуснятина, не удержаться, – оправдывалась Ивонн, доедая и тот кусок пирога, который полагался Эушену. У папы никогда не было слабости к сладкому.
Харриет набирает номер телефона Бритт-Мари. На линии какой-то треск, но после третьего сигнала в трубке слышится голос только что проснувшегося человека.
– Здравствуйте, Бритт-Мари, меня зовут Харриет, я следователь. Вы можете прийти к нам после обеда? Это касается того, что случилось в усадьбе Сундгудсет.
В трубке стало тихо.
– Это не я. Честное слово, я была дома все выходные и ни с кем не разговаривала. – Кажется, что голос вот-вот прервётся слезами.
– Что вы хотите сказать? – спрашивает Харриет.
– Да не я это, не я позвонила в газету «Квелльспостен». – Бритт-Мари тяжело дышит в трубку.
Харриет прикрывает глаза и пытается заглушить рвущийся из груди вздох.
– Я звоню, потому что мы бы хотели, чтобы вы пришли в полицейский участок и рассказали подробнее о том, что случилось, когда вы пришли на то место. Вам удобно в два часа? – продолжает Харриет.
Стало тихо, потом Бритт-Мари отвечает. Гораздо спокойнее.
– В два часа мне как раз подходит.
Они заканчивают разговор, и Харриет смотрит на часы в уголке монитора. Ещё есть время просмотреть все базы данных на Лауру и Дугласа до допроса Бритт-Мари.
Она прокрадывается к кофейному автомату за чашкой кофе. Когда она идёт мимо кабинета Маргареты, дверь туда закрыта, и слышно, что та говорит по телефону. Харриет наливает две чашки и идёт обратно. Надо взбодриться. Стул комфортный, она усаживается поудобнее и делает большой глоток. На самом деле ей бы хотелось ещё раз съездить на место преступления, но после ночных событий там, скорее всего, опять навешали заграждения для дополнительного исследования контейнера криминалистами. Она закрывает глаза и мысленно прослеживает события. Площадка перед домом, сад, движение в кустах, ветер и темнота. Мысли уплывают вдаль.
Резкий стук в дверь будит её. Экран компьютера погас. Значит, она уснула?
Ручка двери нажимается, и через несколько секунд в двери показывается седая грива Маргареты со стрижкой под пажа.
– Я ухожу, увидимся на допросе после обеда. У тебя есть полномочия на проведение допросов? Ты извини, я не помню, какие именно полномочия у тех, кто не учился в школе полиции.
Харриет вытягивается и прячет зевок под рукавом футболки.
– Да, у меня есть опыт ведения допросов.
– Хорошо. Тогда посидишь рядом. Это не требует особой подготовки, когда всего один свидетель, – говорит Маргарета и испытующе смотрит на пустые чашки из-под кофе.
Как только её лицо скрывается за дверью, Харриет нажимает на клавиши компьютера. Стрелка часов уже миновала одиннадцать, оказывается, она потеряла всю первую половину дня. Надо спешить.
Экран быстро наполняется данными, Харриет берёт ручку и начинает выписывать.
В базе данных зарегистрированных преступлений и судимостей обнаруживается Дуглас в связи с нанесением побоев Лауре Андерссон. Есть он и в деле о мошенничестве в 1990-е годы, трижды был судим за налоговые преступления. Всё кончилось штрафными санкциями и дополнительными налогами, но не было ни запрета на предпринимательскую деятельность, ни обвинительных приговоров. О Дугласе также довольно часто писали в еженедельниках Veckans Affärer и Dagens industri.
Все данные она систематизирует и сортирует, а лиц, которых потенциально стоило было бы допросить, записывает в блокнот. Конрад должен помочь и принять прокурорское решение, чтобы она получила допуск к банковским счетам и транзакциям, а ещё надо не забыть позвонить криминалистам-техникам насчёт предметов, взятых на месте преступления. Если есть альбом с фотографиями, письма или дневники, это было бы хорошим началом.
– В большинстве тяжких преступлений против личности обычно обнаруживаются предыдущие отношения между жертвой и преступником. Если преступление было предумышленным, планировалось, то всегда есть мотив. Найдите его, – говаривала её бывшая начальница в тех случаях, когда в её руки попадали подобные дела. Сейчас её слова «найдите мотив» звучат как приказ.
Она так увлеклась поиском данных о Дугласе и Лауре, что прозевала ланч, и когда с ресепшн позвонила Лена и сказала, что в вестибюле сидит и ждёт нервная женщина, ей уже срочно надо было идти в кабинет Маргареты.
Дверь закрыта, но голос Маргареты доносится изнутри. Она смеётся. Харриет осторожно стучит в дверь, но никто не отвечает.
«Ничего не поделать, я вынуждена побеспокоить её», – думает Харриет и нажимает на дверную ручку.
Маргарета вскакивает и смотрит на неё с удивлением.
– Это Конрад, – говорит она и указывает на мужчину, сидящего на диване.
Тучный, лет за пятьдесят, он одет в рубашку, пиджак в мелкую клетку с кожаными вставками на локтях и в бордовые вельветовые брюки.
– Это ты тут пополнение? – спрашивает он, встаёт, подходит к Харриет и пожимает ей руку. – Я буду возглавлять предварительное следствие.
Запах лосьона для бритья шибанул в нос Харриет так, что она инстинктивно делает шаг назад. Рубашка у Конрада мятая, а когда он садится обратно, то видно, что на животе не хватает пуговицы.
– Конрад, как и я, работал тут с самого начала, – говорит Маргарета, похлопывая Конрада по плечу.
– Бритт-Мари Перссон пришла, – говорит Харриет, держась за дверную раму. Не надо было закреплять волосы карандашом, она чувствует, как при малейшем движении головы узел начинает слабеть и разваливаться.
– Это свидетельница, которая обнаружила тело Лауры. Я подумала, что лучше вызвать её сразу. Ты можешь взять кофе с собой в смежную комнату для прослушивания, – говорит Маргарета, кивая Конраду.
– Я веду предварительное следствие, но всё решает Грета, – отвечает на это Конрад таким резким смехом, что его живот начинает колыхаться под рубашкой.
– Конрад – единственный, кто называет меня Гретой, – сухо говорит Маргарета и добавляет: – У прокуроров совсем нет фантазии.
Эхо смеха Конрада раскатывается по всему коридору, когда они с Маргаретой идут к кофеварке.
Бритт-Мари Перссон сидит напротив Маргареты и Харриет за белым письменным столом, занимающим половину комнаты. Она никак не может решить, что делать с руками, положить на стол, сжать или сунуть в карманы. Между ними стоит магнитофон, на потолке – камера. В остальном комната пуста. Харриет принесла свой ноутбук, чтобы записывать, пока Маргарета будет задавать вопросы.
– Мы уже беседовали раньше, и я прочла заявление, записанное полицией, которая прибыла на место в субботу, но я бы всё равно попросила вас рассказать собственными словами, что вы видели, – говорит Маргарета.
Бритт-Мари ёрзает на стуле. Она одета в джинсы и вязаную кофту, осветлённые волосы отросли и явно видны их тёмные корни.
– Принимать решение об оказании помощи должна была Лотта, но она заболела, поэтому туда пошла я. Никто не открыл, когда я звонила, ни в пятницу, ни в субботу.
– Значит, в пятницу вы только оставили еду на ручке двери? – спрашивает Маргарета.
– Еду? – Бритт-Мари смотрит на них с недоумением.
– Ну да, вот тут написано, что еда по-прежнему висела в пакете на ручке двери и поэтому вы забеспокоились.
Бритт-Мари всё ещё не понимает.
– Да нет, мы не поставляли супругам Андерссонам еду. Пакет действительно висел на двери, но не от нашей Службы, это не мы его там оставили. С нами они договорились о встрече по другому поводу. Речь шла о Лауре. Дугласу нужна была помощь в уходе за ней.
Нижняя губа и подбородок дрожат, когда Бритт-Мари начинает говорить.
– Мы уже несколько раз беседовали с Дугласом на эту тему. То есть Лотта с ним говорила, и я знала, что Дуглас мог разозлиться. Лотта говорила ему, что наше решение может потребовать от него адаптационных мер.
– Каких адаптационных мер? – спрашивает Маргарета.
– Ну, нужно было бы, например, построить пандус для въезда инвалидной коляски, установить лифт и внести ещё несколько изменений, чтобы наш персонал мог за ней ухаживать.
– Ничего не понимаю. Лауре было всего пятьдесят три, это ведь Дуглас старше её, – настаивает Маргарета.
Бритт-Мари совсем озадачена.
– Но Лаура же сидела в инвалидной коляске. Она не могла ходить.
Маргарета поворачивается к Харриет и награждает её взглядом, который практически невозможно истолковать.
– А как было, когда вы пришли туда в субботу? – продолжает допрос Маргарета.
Бритт-Мари сжимает руки.
– У меня отменилось одно посещение на дому в вечерней смене, и я подумала, что в субботу вечером они должны быть дома. Но пакет так и висел. Я подумала, что это странно, позвонила, но никто не открыл. Вот тогда я почувствовала, что что-то тут не то. Я пошла вокруг дома, но когда услышала, как дверь хлева стучит на ветру, то я…
Голос срывается, Бритт-Мари начинает плакать.
– Я видела много мёртвых, это как бы часть нашей работы, но это было как…
Бритт-Мари не может выдавить ни слова.
– Вы вошли в сарай и… – ведёт Маргарета свою линию.
– Может быть, хотите чашку кофе? Мы можем сделать паузу. – Харриет придаёт своему голосу всю мягкость, на которую только способна.
– Я недавно пила кофе, но всё равно спасибо, – сморкается Бритт-Мари. – Вы понимаете, при моей работе…
И снова приступ рыданий.
– Где вы её нашли? – продолжает Маргарета, когда Бритт-Мари собралась с силами.
– Я увидела ноги, как только открыла дверь. Везде кровь. Я сразу поняла. Она лежала под трактором. На неё что, трактор наехал?
Бритт-Мари вопросительно смотрит на Харриет. Тушь потекла у неё с ресниц и размазалась под одним глазом.
– А потом что вы сделали? – Маргарета игнорирует вопрос Бритт-Мари.
– Я побежала обратно к машине и позвонила.
Голос Бритт-Мари звучит спокойнее, она подтаскивает к себе коричневый рюкзак из искусственной кожи, который поставила рядом с собой на пол. Вытаскивает оттуда упаковку бумажных носовых платков и вытирает размазанную под глазом тушь.
– Это выглядело кошмарно. Эта нога. Он что, сломал ей ногу?
Она сворачивает салфетку трубочкой и начинает обматывать ею указательный палец.
– Он?
– Ну да, тот, кто это сделал.
Маргарета долго молча смотрит на неё, а Харриет пользуется перерывом, чтобы открыть ноутбук, вспомнив, что она должна вести записи.
– Я совершенно выбита из колеи, чувствую себя просто ужасно. Ни с кем не могла поговорить. Не спала всю ночь, и я не думаю, что…
Плечи Бритт-Мари снова затряслись, с кончика носа падает прозрачная капля. Она звучно сморкается в салфетку.
– Я думаю, будет лучше, если мы поговорим с вами потом, когда вы отдохнёте, – говорит Маргарета с застывшей улыбкой Бритт-Мари, которая согласно кивает.
– Извините меня, – выговаривает она между всхлипываниями.
– Харриет проводит вас, – продолжает Маргарета.
Харриет быстро встаёт и придерживает дверь.
– Если вам так тяжело здесь находиться, я могу вам позвонить, – произносит она, когда они выходят в коридор. Ей хочется положить руку на плечо Бритт-Мари, но такой жест, ей кажется, был бы странным, поскольку они чужие друг другу. – Ты молодец и очень помогла нам, – добавляет она вместо ободряющего жеста.
Бритт-Мари криво улыбается и вытирает нос ребром ладони.
– Спасибо, что вы пришли сюда, несмотря ни на что, надеюсь, что у вас будет с кем поговорить, когда вы вернётесь домой.
– Да, да, мой старик, Лотта и другие девушки на работе. Но я не решалась никому ничего сказать. А теперь уже можно? – спрашивает Бритт-Мари.
– Да, им можно рассказать. Данные об убийстве уже обнародованы. – Харриет кивает. – Выйдите через эту стеклянную дверь, а дальше уже ресепшн. – Харриет показывает на дверь в конце коридора, но Бритт-Мари внезапно останавливается.
– А с мальчиком вы уже говорили?
– С каким мальчиком? – Харриет вопросительно смотрит на Бритт-Мари.
Нигде в документах, которые она внимательно просматривала в первой половине дня, начиная с полицейских протоколов патрульных, первыми прибывших на место, ничего не говорилось ни о каком мальчике.
– Да, который там был. Я видела его на поле, за хлевом, когда разговаривала с полицейскими. Он стоял и вроде бы смотрел в нашу сторону. – Голос Бритт-Мари зазвучал увереннее. – Я думала, вы его тоже допрашивали.
– А как он выглядел?
– Худой такой, одет во всё чёрное.
Харриет изучающе смотрит на неё. Может быть, надо отвести её обратно в комнату для допросов?
– Я его и раньше видела, – мямлит Бритт-Мари. – Он всегда крутится возле Лервикена.
Прежде чем Харриет успевает ответить, она нажимает на дверь и выходит.
Когда Харриет возвращается в комнату для отдыха, там сидят Маргарета и Конрад, перед которыми стоят бумажные стаканчики с кофе.
– А в деле все данные полиции? – спрашивает Харриет.
– Да, это наш стиль работы. Мы всё собираем в одном месте. Правда, Конрад? – быстро отвечает Маргарета.
Конрад держит в руке мобильный и отчаянно пытается написать что-то пальцем на дисплее, но, когда слышит своё имя, поднимает глаза.
– То есть Бритт-Мари – единственный свидетель, которого допрашивали на месте преступления? Больше никого?
– Да, и её заявление есть в документах. А почему ты спрашиваешь?
– Уже уходя, Бритт-Мари упомянула о каком-то мальчике, которого она видела на месте преступления. Я ничего о нём не находила в деле. Это кто-то из Лервикена.
Маргарета вздыхает.
– Вот всегда так, если тебя нет на месте, вечно они что-то прозевают. Я пошлю на это Элиаса. Он – лучший из всех, кто у меня есть, – говорит она.
Харриет опускает глаза. Элиас, похоже, и дружелюбный, и думающий полицейский, к тому же у него есть все полномочия. Харриет никогда не сможет с ним конкурировать.
– А что забрали техники-криминалисты? – прерывает Конрад и откладывает мобильный. Он громко двигает по столу кружку, и Харриет замечает, какие у него грубые и угловатые пальцы. – Инвалидная коляска ведь должна была где-то там валяться.
Харриет видит перед своим мысленным взором дом, большую дубовую входную дверь и каменную лестницу к ней. Если Лаура сидела в инвалидной коляске, то ей было бы трудно выбраться из дома.
– Она худенькая. Её можно было вынести на руках, – говорит она вслух.
– Что? – переспрашивает Маргарета.
– Я думаю о Лауре. Убийца мог вынести её из дома в хлев.
Конрад тоже вроде бы размышляет.
– Мне нужна ясность в этом вопросе. Почему она находилась в хлеву и как она туда попала? У кого-нибудь из вас есть возможность присутствовать на вскрытии? Я считаю, что это было бы хорошо. Может быть, это как раз для тебя, Харриет, у тебя вроде бы свежий, не замыленный взгляд. Знаешь, когда человек доживает до моего с Гретой возраста, то кажется, что уже всё на свете видел и всем пресытился.
– Я как раз хотела предложить, чтобы Харриет поехала на вскрытие, – быстро говорит Маргарета и допивает остатки своего кофе.
Харриет пытается скрыть улыбку. Хотя Маргарета и считает Элиаса лучшим полицейским, похоже, что, по мнению Конрада, она тоже молодец. Может быть, он, сам того не ведая, станет её входным билетом в группу. Полицейские не особенно любят, когда прокурор вмешивается в расследование, но Маргарете нравится Конрад и она делает то, что он предлагает.
– Это в высшей степени тяжкое преступление, и не может быть, чтобы кто-то рассчитывал на то, что Дугласа Андерссона найдут живым. Возникает вопрос, а не надо ли приставить к нему охрану в больнице. Харриет, можешь рассказать о вчерашнем? – продолжает Конрад.
Он ставит чашку на стол, и от этого движения на Харриет снова надвигается запах его лосьона для бритья. Только она собралась ответить, как почувствовала вибрацию мобильного во внутреннем кармане. Она быстро достаёт телефон и прикладывает к уху.
– Извините, я должна ответить, – говорит она, услышав голос Ивонн.
– Харри, крошка моя, прости, что звоню на работу и мешаю, к тому же в первый день и всё такое, но Эушен совершенно не в себе или сильно расстроен. Он ушёл на берег. Я бы, может, и не придала значения, если бы на нём было надето хоть что-нибудь, кроме тонкой рубашки. Я считаю, что на улице слишком холодно, чтобы гулять в таком виде при сильном ветре. Я не хотела раньше рассказывать, но было бы хорошо, если бы приехала, он иногда так поступает, и я беспокоюсь. Лучше бы ты сама с ним поговорила. Я не хочу вмешиваться.
Ивонн бывает, конечно, и шумной, и склонной к преувеличениям, но сейчас у неё серьёзный голос. Харриет поворачивается к Конраду и Маргарете.
– Мне очень жаль, прошу прощения, но я вынуждена уйти, речь идёт о моём отце. Он болен, – успевает проговорить она, быстро выходя из комнаты.
Обрывистый берег и фермы проплывают за окнами машины, но Харриет больше не замечает ландшафта. Пальцы барабанят по рулю. Ей нужен Пол. Поговорить с ним, как они раньше разговаривали.
Пол очень изменился после женитьбы на Еве-Лене. Когда он был моложе, он всегда охранял Харриет и защищал её, что бы ни случалось. Он разрешал ей ходить с ним повсюду, хотя между братом и сестрой было три года разницы в возрасте. Они брали друг у друга пластинки, им нравились одни и те же фильмы. Некоторые, как, например, комедию «Борат», они знали наизусть, но всё равно от души смеялись каждый раз, пересматривая его снова. Хохотали так, что Эушен вбегал в их комнату и грозил пальцем, чтоб прекратили. И Харриет защищала Пола в любой ситуации. Однажды, когда он пинал футбольный мяч в доме и сбил миниатюрный кораблик отчима, который никому не позволялось трогать, она взяла вину на себя, поскольку они оба знали, что отчим будет меньше сердиться на неё, ведь она была младшей; а когда Пол прогуливал уроки и вместо школы уматывал в город, она пересказывала его лживые объяснения маме и учителям. В университете, когда появилась Ева-Лена, всё изменилось.
– Ты тоже кого-нибудь встретишь, – всё время говорила Ева-Лена, склонив голову набок и с состраданием глядя на Харриет. – Ты этого действительно заслуживаешь, ты ведь такая добрая.
От этих слов Харриет просто закипала. Она никакая не добрячка, а Ева-Лена просто ведьма, которая хочет забрать Пола себе. Дружба брата с сестрой ей поперёк горла. Харриет это точно знает.
Харриет нажимает на газ, и скорость стремительно достигает отметки в сто километров в час. Может, дело в том, что Полу время от времени надоедает Ева-Лена, думает она, когда проезжает поворот на Хенрикехилл. Он летом частенько изобретает себе всякие дела в Большом отеле: свежую газетку почитать, попользоваться их вай-фаем или просто посидеть с бокалом холодного пива на веранде в жаркий день. Всё это отговорки, чтобы побыть в покое, вдали от жены. Эта мысль её раздражает ещё больше. Ведь если Пол мог находить причины, чтобы потихоньку удирать от жены в Большой отель, то мог бы и придумать повод, чтобы пообщаться со своей младшей сестрой. Посидеть с ней вдвоём. Ей приходит в голову мысль, что он вообще не в курсе того, что произошло в Лервикене. Может, он не следит за шведскими новостями. Если бы знал, он бы сразу позвонил.
Она сбавляет скорость, съезжает на край дороги и достаёт телефон. Звонит, хотя не имеет понятия, который сейчас час там, на Бали, но телефон Пола выключен. Харриет закуривает сигарету из забытой им в бардачке пачки и выкуривает два «Принца» подряд.
Целая колонна машин припаркована вдоль дороги, ведущей к ферме Сундгудсет. Харриет отмечает логотип четвёртого канала TV4 на одном из автомобилей. Невероятно, что крошечный Лервикен переполнен репортёрами, думает она, паркуясь у отцовского дома. Голова Като высовывается через калитку, но Эушена не видно. Она захлопывает дверь машины и торопливо спускается по тропинке к гавани. Идёт мимо маленьких кирпичных домов, стоящих вдоль прогулочной улицы. Мальвы, растущие у фасадов домов, начали отцветать и бывшие когда-то бутонами соцветья превратились в коричневые коробочки с семенами.
Ивонн нигде не видно, а Эушен сидит на скамейке возле форта и смотрит прямо перед собой. Она замечает его сразу за гаванью. Харриет машет ему рукой, но Эушен её не видит. Она ускоряет шаги.
– Привет. – Она присаживается на скамью рядом с ним.
– Это ты пришла? – спрашивает Эушен. – Разве ты не на работе?
– Да, была на работе, но ушла немножко раньше. Я сама могу распоряжаться своим временем, – отвечает Харриет. Это не совсем правда, но она не хочет выдавать Ивонн, которая ей позвонила. – Почему ты здесь сидишь?
Эушен поворачивается к ней, поглаживает своими худыми, слегка узловатыми пальцами подбородок. Зелёные глаза увлажнились.
– Харриет, я не знаю, я бы хотел… – Он обречённо вздыхает. – Я не помню, что я собирался делать.
– Сколько ты уже тут сидишь? – Харриет видит, что отца трясёт озноб, ведь рубашка тонюсенькая. Ветер с моря холодный, она снимает с себя куртку-бомбер и набрасывает ему на плечи. Раньше он бы начал протестовать, но сейчас ни один мускул не шевельнулся на его лице. В знак благодарности он гладит её руку, не встречаясь с ней взглядом.
– Я считаю, здесь, в бухте, так красиво, Харриет. Когда меня не станет, я хочу, чтобы мой пепел развеяли здесь по ветру, ты и Пол, – говорит он наконец.
Харриет смахивает слезу, которая упорно просачивается сквозь ресницы.
– Пойдём домой. Вы с Ивонн ведь обычно пьёте послеобеденный кофе в это время. Ты же не хочешь это пропустить?
Эушен вопросительно смотрит на неё, и Харриет берёт отца за руку, чтобы помочь ему подняться со скамьи. Когда она обхватывает его руку выше локтя, то чувствует его худобу, под кожей только твёрдая кость. Она осматривается. Терраса у ресторана в гавани и веранда кафе переполнены народом, наверняка репортёрами газет. Из маленького магазинчика в доме за их спиной выходит чета Нюман с маленькой таксой Беатрис.
– Привет, – машет им Харриет, надеясь, что они не обратят внимания на чересчур уж модную куртку на плечах Эушена.
– Ой, добрый день, Харриет, ты здесь, навещаешь профессора юрисдикции?
Фру Нюман улыбается ей, а герр Нюман кивает согласно с супругой. Каждый раз, когда они встречаются, фру Нюман обязательно упоминает, что Эушен – профессор, будто бы Харриет не знает, кто её отец.
– Какой кошмар, невозможно поверить, что это правда, – продолжает фру Нюман, качая головой. – Куда катится мир? Даже здесь уже больше невозможно чувствовать себя в безопасности.
– Нет, в безопасности и в самом деле себя больше не чувствуешь, – дополняет герр Нюман.
Собачка Беатрис подбегает к Эушену и прыгает на его ноги. Она чуть-чуть не достаёт ему до колен.
– Давненько мы не видели Дугласа с Лаурой. Они не смогли прийти на приём по случаю торжественного открытия нашей веранды, – продолжает фру Нюман.
– Но это же было в прошлом году, – говорит герр Нюман.
– Да, достроена веранда была в прошлом году, а приём мы устраивали этим летом, – поправляет мужа фру Нюман, бросая на него раздражённый взгляд. – Есть такие люди, которые говорят, будто Андерссоны чересчур задирали нос, но мы считали их приятными. Нас обычно приглашали к ним на праздник Святого Мартина, и эти приёмы всегда были весьма щедрыми. Мы ведь были единственными из этих мест, кого они приглашали, или ты тоже был у них в какой-то раз, Эушен? Вы с Дугласом, быть может, лучше знали друг друга, вы ведь, так сказать, принадлежите к одному ремесленному цеху?
«Вот уж нет», – думает Хариет. Она знает, что её отец терпеть не может «праздник гуся», а ещё больше он ненавидит, когда его профессиональную деятельность путают с «профессией» нечестного финансиста, но Эушен, кажется, не понял, что сказала фру Нюман.
– Мы были у них на Дне святого Мартина пятнадцать лет назад, да и то только потому, что Дугласу захотелось заполучить наш лодочный причал, – уточняет герр Нюман.
– Что за глупости ты болтаешь, – возражает фру Нюман.
– Это просто ужасно, – говорит Эушен.
Беатрис начинает лаять.
– Тихо, молчать, – велит фру Нюман и тянет поводок. – Беатрис такая социальная, она со всеми должна поздороваться.
– С Ивонн она всегда здоровается, – говорит герр Нюман и показывает на спуск к морю.
– Вот как раз и она идёт. Вы знаете, это ведь её вина, что этот неприятный парень Тони вернулся. Именно благодаря её стараниям он арендовал пустующий дом, – говорит фру Нюман и поправляет свою бордовую фетровую шляпу.
У Харриет больше нет сил слушать, как фру Нюман плохо отзывается об их соседке Ивонн, и она отворачивается. С пригорка она видит идущего вдалеке мальчика. Он одет во всё чёрное, стройный, на вид ему примерно лет шестнадцать. Он встречается с ней глазами, и его взгляд приобретает испуганное выражение. На несколько секунд Харриет кажется, что он смотрит прямо на неё. Потом он исчезает между домами.
– Что это за мальчик? Он живёт здесь, в деревне? – спрашивает Харриет. – Я его раньше не видела.
Эушен наклоняется и чешет Беатрис за ухом.
– Кеннет? Это сын Йонссонов. Бродит тут внизу у берега, хотя живут они наверху, возле пункта сдачи в аренду домиков. Он никогда ничего не говорит.
Фру Нюман прерывает лай Беатрис.
– Нет, я просто с ума сойду. Столько народу вокруг, будто мало нам этого ужаса. Почему бы хоть немножко не учесть интересы других? Посмотрите хоть на собаку, Беатрис весь день в таком состоянии. Вы бы видели ресторан «Ревень и Краб» во время ланча. Переполнен журналистами. Беатрис разлаялась так, что чуть на куски не развалилась. Телевизионщики хотят снимать и с нашей веранды тоже. Можете это себе представить? Веранда большая, просторная, но всё равно, разве это не нахальство? Как будто нам нужна ещё и целая телевизионная команда в саду. Этого мы уж точно не хотим, хотя от нас самый лучший вид на место преступления.
– А разве ты не сама их пригласила? Разве не поэтому мне надо ехать на ферму Клинторпсгорден и покупать выпечку к кофе и чаю? – спрашивает герр Нюман и смотрит на супругу в полном недоумении.
Фру Нюман резко дёргает за поводок, и такса отлетает назад.
– Мы должны идти, до свидания, – заканчивает она, а герр Нюман успевает кивнуть, прежде чем они уходят.
«Кеннет Йонссон, – думает Харриет. – Должно быть это и есть тот мальчик, которого Бритт-Мари видела на месте преступления». И, прежде чем проводить Эушена домой, она достаёт мобильный и отправляет смс Маргарете.
Назад: Воскресенье 27 августа 2017 года
Дальше: Вторник 29 августа 2017 года
