Глава семнадцатая
1973 год. Лиллехаммер. Провал «Кейсарии»

Люди Майка Харари не оставляли на местах покушений улики, которые могли бы вывести на исполнителей. Нечеловеческие, титанические усилия всех отделов «Моссада», в первую очередь Управления специальных операций «Кейсария», привели к потрясающим результатам. Но израильская внешняя разведка продолжала разыскивать очередные цели с тем же усердием, как и осенью 1972 года. Время играло не в пользу израильтян — каждый спокойный день давал террористам шанс подготовить новый план, который мог обернуться большой кровью. В то же самое время успех вскружил людям Майка Харари головы. Самоуверенность в разведке — вещь крайне опасная и в конечном итоге приводит к катастрофе.

Одно имя в черном списке израильских спецслужб было выделено жирным шрифтом. Али Хасан Саламе — сын палестинского национального героя, самое приближенное к Ясиру Арафату лицо, начальник его личной охраны, а также один из руководителей «Черного сентября», организатор диверсий в Иордании, Западной Европе и Азии, специалист по нелегальной доставке оружия и взрывчатки на территорию западноевропейских стран и один из главных инициаторов «почтовой войны». Но широкую известность он получил не столько из-за своей террористической деятельности, сколько из-за самого крупного провала «Моссада», который только знала эта организация за все годы своего существования, вызвавший широкий резонанс во всём мире и подорвавший доверие к Израилю со стороны многих западноевропейских стран.

В марте 1963 года сотрудник «Моссада» Йосеф Бенгель и его австрийский агент были арестованы в Базеле швейцарской полицией после угроз дочери западногерманского инженера, принимавшего участие в разработке египетской ракетной программы. Инцидент привел к отставке директора «Моссада» Иссера Хареля.

В январе 1965 года в Дамаске был захвачен резидент «Моссада» и АМАН Эли Коэн, который работал под прикрытием сирийского беженца, вернувшегося на родину из Аргентины. Израильский разведчик был казнен 18 мая 1965 года.

В феврале 1965 года в Египте был арестован резидент «Моссада» Зэев Гур-Арие. Выдавая себя за бывшего офицера СС, открывшего возле Каира конный завод, израильский разведчик собирал информацию о египетской ракетной программе. Он был приговорен к длительному тюремному сроку, но египетская контрразведка так и не смогла установить его связь с Израилем и «Моссадом».

В ноябре 1967 года в Западной Германии были арестованы двое сотрудников «Моссада», взломавшие квартиру, чтобы получить информацию о бывшем шефе гестапо Генрихе Мюллере. Инцидент удалось свести к обычной квартирной краже и договориться об экстрадиции.

Восходящая звезда ФАТХ — 33-летний Али Хасан Саламе — занимал особое положение в палестинском террористическом сообществе. При полном равнодушии к национальному движению в детстве и юношестве, уже по факту рождения в семье «легендарного национального героя» ему было уготовано привилегированное место в ФАТХ и ООП.

Али Хасан Саламе родился в 1940 году  в деревне Кула, расположенной в 10 километрах от города Лод. Он был старшим сыном шейха Хасана Саламе (1913–1948) — главаря самой крупной палестинской банды, начавшей совершать регулярные набеги на еврейские поселения в 1930-х годах. После подавления антибританского восстания (1936–1939) шейх Хасан Саламе, один из его вдохновителей и непосредственных руководителей, вынужден был бежать из Палестины. За его голову англичане обещали выплатить огромное по тем временам денежное вознаграждение. Несколько лет, опасаясь предательства соплеменников, позарившихся на британские деньги, шейх вместе с молодой женой и маленьким сыном Али метался между Ливаном, Сирией и Ираком, пока окончательно не осел вместе с семьей в Багдаде. Благодаря своим связям он смог окончить офицерские курсы и, по иронии судьбы, принять участие в попытке государственного переворота в Ираке.

С началом Второй мировой войны он, как и многие палестинские лидеры, стал активно сотрудничать с нацистами. Вместе с иерусалимским муфтием Хаджем Амином аль-Хусейни шейх отправился в Берлин, где принес присягу на верность Гитлеру и принял участие в создании эсэсовской дивизии мусульман-боснийцев — 13-й горной дивизии СС «Ханджар». Затем, окончив разведшколу Абвера, в октябре 1944 года в составе диверсионной группы он был заброшен в Палестину. Целью группы, в которую входили еще трое немцев, было массовое отравление колодцев, уничтожение коммуникаций, проведение терактов против еврейских поселений и снабжение арабских банд оружием и взрывчаткой. Но диверсионная группа Абвера была практически сразу же обезврежена британской контрразведкой, и до самого окончания войны шейх Хасан Саламе просидел в английской тюрьме. С завершением действия Британского мандата и началом первой Арабо-израильской войны (1947–1949) Хасан Саламе стал во главе одного из самых многочисленных арабских военных соединений, входивших в состав Армии священной войны (Джейш аль-Джихад аль-Мукаддас). Его отряд насчитывал около 1 000 человек, половина из которых были боснийскими добровольцами, бывшими эсэсовцами. Вооружены они были главным образом немецким оружием, припрятанным шейхом в октябре 1944 года в районе Иерихона. Спустя две недели после провозглашения создания Государства Израиль, 2 июня 1948 года в битве при Рош-ха-Айн шейх Хасан Саламе был тяжело ранен минометным осколком в грудь и вскоре скончался.

Али Хасану Саламе было около восьми лет, когда он потерял отца. В это время он жил в Бейруте под покровительством иерусалимского муфтия вместе с матерью Умм-Али и двумя младшими сестрами — Нидаль и Джихад. Поскольку отец оставил после себя крупные накопления, приобретенные в основном путем грабежей, семья жила в комфорте и ни в чем не нуждалась. Но спустя десять лет после того, как в результате усиливающихся противоречий между ливанскими этническими и религиозными общинами в мае 1958 года разразилась первая гражданская война, семья вынуждена была вновь сняться с насиженного места и эмигрировать в Египет.

В те годы Али Хасан Саламе совершенно не интересовался политикой. Он был членом богатейшего палестинского клана, вполне обеспеченным юношей, оторванным от своих соплеменников, которые вынуждены были влачить жалкое существование в переполненных лагерях беженцев, разбросанных по всему Ближнему Востоку. Его мать была строгой женщиной и старалась держать сына в жестких рамках. Но, несмотря на все ее усилия, Али рос избалованным ребенком, и в то время, как его сверстники мечтали о мести и своей родине, он думал лишь об одном — как получить от жизни всё самое лучшее. Несмотря на давление со стороны членов семьи, родственников и их окружения, Али далеко не сразу пошел по стопам отца.

Спустя много лет, в 1976 году, уже будучи одним из наиболее влиятельных людей в ФАТХ и ООП, Саламе дал интервью ливанской журналистке, в котором существенно «отредактировал» свои юношеские воспоминания: «…Влияние отца на мою жизнь было весьма проблематичным. Я рос в семье, которая стремилась следовать идее палестинской борьбы из поколения в поколение… Мой отец был не единственным в семье, кто принес свою жизнь в жертву Палестине. В 40-х годах много молодых людей из нашей семьи погибли в боях. Я получил идеологическое воспитание. Я жил интересами Палестины… Когда мой отец погиб как герой, Палестина заняла всю мою душу. Моя мать всегда хотела, чтобы я стал «вторым Хасаном Саламе» <…> Это оказало на меня огромное влияние. Я хотел быть тем, кто я есть… Но мне постоянно напоминали, что я сын Хасана Саламе, и я вынужден был с этим жить…»

По окончании школы Али по совету матери отправился в Западную Германию, чтобы получить диплом архитектора. Выскользнув из-под тотального материнского контроля, он окунулся в мир удовольствий и невероятных соблазнов, которые могла предоставить Западная Европа молодому арабскому юноше. Молодые немки теряли голову от молодого богатого палестинца. Его манеры, обаяние и смазливая внешность не оставляли равнодушной ни одну женщину. Так Али Хасан Саламе вместо посещений университета окружил себя молодыми девицами и стал разрываться между ночными клубами, ресторанами, тренажерными залами и вошедшими в моду занятиями карате.

Однако в 1963 году «сказка тысячи и одной ночи» подошла к концу, и Али Хасан Саламе вынужден был вернуться в Каир, уступив требованиям матери, до которой дошли слухи о его похождениях в Западной Германии. В том же году по настоянию Умм-Али он женился на девушке из очень уважаемой семьи Абд эль-Кадр эль-Хусейни — бывшего соратника отца и командира арабских военизированных формирований в районе Иерусалима в годы первой Арабо-израильской войны (1947–1949). Это еще более укрепило положение его семьи внутри палестинской диаспоры. Вскоре у молодой пары родился первенец, которого назвали Хасан в честь погибшего отца Али. Но женитьба и рождение сына нисколько не изменили привычек молодого человека. Он очень быстро растворился в мире ночного Каира, завел множество любовниц, став завсегдатаем ночных развлекательных заведений. В промежутках между кутежами он, как и прежде, пропадал в тренажерных залах, уделяя своему телу гораздо больше внимания, нежели собственной семье.

Но и это не могло продолжаться бесконечно. Мать и родственники стали открыто выражать свое недовольство и угрожать в отказе материальной поддержки, если он не прекратит позорить семью и имя погибшего отца. Свой бизнес Али Хасан Саламе вести не умел и не хотел, какой-либо профессии он так и не получил. К удовольствию родственников, его растущие непомерные амбиции не позволили ему оставаться в стороне и спокойно наблюдать, как набирало силу новое палестинское национальное движение ФАТХ, смотреть, как люди, находившиеся на самом дне социального уклада, выросшие в нищете, среди времянок лагерей беженцев, вдруг стали набирать власть и приобретать влияние в арабском мире Ближнего Востока. Наконец-то он сделал шаг, который от него так долго ждали. Сразу после окончания Шестидневной войны (1967) он вступил в ряды ФАТХ и с легкой руки Ясира Арафата прошел специальный разведывательный курс в Египте. Арафат видел в Али Хасане Саламе «лидера по праву рождения» и по этой причине взял его под свое покровительство. Став протеже Арафата, Саламе начал стремительно подниматься по карьерной лестнице. Арафат, в то время не имевший собственных детей, относился к Али Хасану как к приемному сыну. По этой причине Арафат закрывал глаза на его скандальные похождения и очень сильно раздражался, когда кто-то из окружения жаловался на недостойное поведение протеже. В рядах ФАТХ и ООП Саламе стал неприкасаемым. Арафат приблизил его настолько, насколько это было возможно. БÓльшую часть времени Саламе проводил в окружении Ясира Арафата и высшего руководства ФАТХ. Для арабо-мусульманского мира это было вполне естественно — сын национального героя, шахида, отдавшего жизнь за палестинское дело, должен был подняться очень высоко в иерархии ФАТХ и ООП. И, несмотря на огромное различие между ними, сам Арафат не скрывал, что желал бы видеть Али Хасана Саламе своим преемником, продолжателем своего дела.

Вполне логично, что с образованием «Черного сентября» Али Хасан одним из первых вошел в эту глубоко законспирированную структуру ФАТХ, благодаря поддержке Арафата став одним из ее основателей и руководителей. Здесь-то и проявились все таланты Саламе-младшего. Он нашел свое призвание, приняв участие в планировании практически всех операций «Черного сентября» против Хашимитского королевства, став ненавистным врагом иорданского монарха и объектом пристального внимания «Мухабарата».

Бытует распространенный слух об участии Али Хасана Саламе в планировании захвата израильских спортсменов на ХХ летних Олимпийских играх. Однако Саламе не принимал участия в подготовке мюнхенской бойни. На его счету было не более десятка серьезных терактов на территории Западной Европы, Азии и Ближнего Востока, большинство из которых не коснулись Израиля или его граждан.

15 марта 1971 года Али Хасан Саламе совместно с алжирским террористом Мохаммедом Будиа организовал диверсию в голландском порту Роттердам. Взрыв прогремел на бензохранилище «Гольф Ойл» вместимостью 16 тысяч тонн.

15 декабря 1971 года по его приказу террорист-одиночка обстрелял из засады машину иорданского посла в Лондоне Зиада аль-Рифаи, получившего легкое ранение в руку.

6 февраля 1972 года людьми Али Хасана в Кельне были расстреляны пятеро молодых иорданцев палестинского происхождения, заподозренные в связах с «Моссадом».

8 мая 1972 года он принял участие в планировании угона бельгийского авиалайнера Sabena, захваченного четырьмя боевиками «Черного сентября» и посаженного в израильском международном аэропорту Лод.

4 августа 1972 года Саламе вместе с Мохаммедом Будиа организовал теракт в итальянском Триесте. В результате взрыва на бензохранилище полностью выгорели 880 тысяч литров бензина.

11 сентября 1972 года двойной агент ФАТХ по приказу Али Хасана Саламе совершил покушение на резидента «Моссада» в Брюсселе Офира Цадока.

28 декабря 1972 года боевики «Черного сентября» захватили израильское посольство в Бангкоке, но после выдвинутого им ультиматума сдались властям взамен гарантий беспрепятственного вылета в Египет.

Желая преувеличить собственную значимость и примерить на свою голову лавры Абу Ияда, он намеренно пустил слух, заявив: «Мои руки в крови израильских спортсменов». Сами палестинские источники, в частности Абу Ияд, Абу Дауд и другие первые руководители «Черного сентября» и ФАТХ, как один опровергли какую-либо связь Саламе с терактом на мюнхенской Олимпиаде 1972 года. По их словам, Саламе был обычным лживым хвастуном. В ФАТХ его многие недолюбливали и при первой же возможности напоминали ему о провале захвата израильского посольства в Бангкоке, который стал личным позором Али Хасана Саламе.

В израильских спецслужбах знали о его непричастности к бойне в Мюнхене, но как один из руководителей ФАТХ и «Черного сентября» он входил в число террористов, которых в первую очередь следовало уничтожить любой ценой. К тому же близость к Арафату делала его заложником противостояния израильских спецслужб с председателем ООП. По многим причинам покушение на Ясира Арафата раз за разом переносилось или отменялось в самый последний момент. Поэтому убийство Али Хасана Саламе было ударом по самому Арафату, которого израильское руководство, исходя из своих стратегических соображений, не решалось трогать.

После высадки израильского спецназа в Бейруте в рамках операции «Весна молодости» Али Хасан Саламе стал крайне осторожным, сосредоточив еще больше внимания на собственной безопасности. Он окружил себя еще большим числом охранников и везде появлялся в сопровождении свиты из двух-трех джипов. Такую охрану в ФАТХ имел разве что сам Арафат. Спустя некоторое время после израильской спецоперации «Весна молодости» Али Хасан Саламе дал короткое интервью, в котором отметил:

«Огромная победа врага — убийство трех наших лидеров в Бейруте в апреле 1973 года — стала следствием беспечности, свойственной восточному менталитету, полагающемуся на судьбу. Мой дом был в 50 метрах от дома покойного Абу Юсуфа. Израильские убийцы не смогли проникнуть в мое жилище по простой причине — оно хорошо охранялось моими четырнадцатью людьми…»

Саламе был очень высокого мнения о «Моссаде» и был уверен, что израильская разведка точно знала, где находилась его квартира. Но он ошибался. Если бы бейрутская резидентура «Моссада» знала, где он жил, он наверняка был бы ликвидирован вместе с остальными главарями террористов.

Вместе с тем Али Хасан прекрасно понимал, что израильские спецслужбы, если поставят перед собой такую цель, рано или поздно проникнут куда угодно и достанут любого палестинца в любой точке мира, вытащат из самого глубокого бункера и, если это будет необходимо, подкрадутся ночью прямо к его постели. Для «Моссада» это лишь вопрос времени. Не случайно Саламе постоянно держал в каждой комнате по заряженному автомату АК-47, опасаясь внезапного покушения.

Но в интересе к нему израильской разведки Саламе не ошибался. После того как он по своей глупости намеренно распустил слух о своей причастности к убийству израильских спортсменов, он стал главной целью «Кейсарии». Управление «Цомет» израильской внешней разведки раскинуло свою сеть осведомителей по всей Европе. Каждый агент, завербованный «Моссадом», должен был «носом рыть землю», чтобы добыть хоть какую информацию, которая могла бы помочь выйти на Али Хасана Саламе. Но, несмотря на его высокое положение и широкую известность в палестинских кругах, поступавшая о нем информация носила обрывочный характер и сводилась к банальным слухам, потому и не внушала доверия. Как правило, она приходила из «вторых рук», от информаторов очень низкого ранга, в большинстве случаев с опозданием. Часто сотрудникам «Моссада» приходилось слышать: «Саламе видели там-то» или «Саламе был здесь». Несмотря на огромную мотивацию и тысячи часов тяжелейшего труда, управление «Цомет», чьей главной задачей была работа с агентами и информаторами, по-прежнему действовало на ощупь, словно в густом тумане, пытаясь выйти на Саламе и другие ключевые фигуры, повинные в гибели израильских спортсменов.

После долгих поисков, длившихся более 10 месяцев, «Кейсария» наконец-то нашла след Али Хасана Саламе. Летом 1973 года прошла информация, что Саламе находился в западногерманском городе Ульм. Затем пришло сообщение, что его видели недалеко от бельгийской границы, на территории Франции в городе Лилль, откуда он вновь вернулся в Западную Германию. В Гамбурге его след опять оборвался.

Эта информация проходила на фоне поступавших в Тель- Авив донесений от европейской резидентуры, сообщавшей о намерении «Черного сентября» совершить теракты на территории Скандинавского полуострова. Всё сходилось на том, что потенциальной целью террористов может стать израильское посольство в Стокгольме.

14 июля 1973 года в Тель-Авив на бульвар Шауль а-Мелех пришло срочное донесение. Некий 28-летний алжирец по имени Камаль, проживавший последние годы в Женеве и находившийся под контролем местных сотрудников «Моссада», поднялся на борт пассажирского авиалайнера, следовавшего в Копенгаген, взяв билет на самолет перед самым вылетом. Тревогу швейцарской резидентуры вызвало то, что Камаль был связным «Черного сентября» и вылетел в Данию, когда все сводки предупреждали о готовящемся теракте на Скандинавском полуострове. В руководстве «Моссада» пришли к выводу, что Камаль вылетел в Данию для встречи с Али Хасаном Саламе, чтобы обсудить вопросы, связанные с нападением на израильское посольство. В аэропорту Копенгагена его встретил сотрудник «Моссада», который сообщил в Тель-Авив, что Камаль пересел на рейс, следовавший в Осло. Но в аэропорту норвежской столицы следы Камаля затерялись.

В Тель-Авиве была срочно собрана поисковая группа «Кейсарии», которую возглавил офицер штаба Майка Харари Авраам Гмар. Перед ними была поставлена задача в самые сжатые сроки обнаружить Али Хасана Саламе и его связного. Только 18 июля, через четыре дня интенсивных безрезультатных поисков группе наружного наблюдения «Кейсарии» сообщили, что Камаль покинул Осло и, взяв билет на поезд, выехал на север Норвегии на горнолыжный курорт Лиллехаммер, находившийся в 160 километрах от норвежской столицы. Это вызвало еще большее подозрение, поскольку в июле в провинциальном норвежском городишке нечего было делать туристу. Камаль явно преследовал какую-то цель. Опасаясь потерять его след, поисковая группа «Кейсарии» тут же выехала в Лиллехаммер.

Объективно всё указывало, что встреча Камаля и Али Хасана Саламе состоится именно в Лиллехаммере. Но смущало другое обстоятельство: этот город был излюбленным местом горнолыжников, уютным провинциальным городком. Любой иностранец, посетивший его в мертвый сезон, тут же становился объектом внимания. К тому же город соединялся с норвежской столицей единственной трассой и железнодорожной веткой. В случае обнаружения слежки у Саламе не было ни единой возможности незаметно уйти от преследования, оказавшись загнанным в ловушку. Почему именно этот город был выбран местом встречи, никто не понимал. Вероятно, у террористов были на то свои особые соображения, о которых не знали в «Моссаде».

Приехав в Лиллехаммер, группа наружного наблюдения «Кейсарии» в первый же день обнаружила Камаля, остановившегося в одном из местных отелей, которых, к счастью, было не так много. Но связной «Черного сентября» вел себя как обычный турист — посещал бары, делал покупки и постоянно находился на виду, что было весьма странно, если учесть, что он приехал в город, чтобы встретиться с одним из самых разыскиваемых в мире террористов.

В полдень в пятницу 20 июля группа наружного наблюдения следила за Камалем, сидевшим на балконе кафе «Кэролайн». Двое мужчин ближневосточной внешности подошли к нему и сели рядом за его столик. Их беседа продлилась около часа. За это время пара сотрудников «Кейсарии» — мужчина и женщина — поднялись на балкон и расположились за одним столиком. Трое собеседников разговаривали между собой на арабском языке, время от времени переходя на французский. В «Моссаде» знали, что Саламе свободно владел французским языком. Сотрудникам «Кейсарии» не удалось расслышать сам разговор, но они смогли с близкого расстояния сделать несколько фотографий собеседников Камаля.

Когда сличили фотоснимки одного из подозреваемых, отпали последние сомнения — сходство было идеальным. Это был Али Хасан Саламе. С этого момента он был взят в тройное кольцо наблюдения.

В тот же день из Осло в Лиллехаммер порознь приехали Майк Харари и двое стрелков, остановившиеся в местном отеле «Опланд Турс».

Директор «Моссада» был также на пути в Лиллехаммер, имея на руках фальшивый паспорт. Как и во время предыдущих ликвидаций, он хотел находиться рядом с местом операции, чтобы дать разрешение на ее проведение. Но в тот вечер он застрял в амстердамском аэропорту Схипхол на пути в Осло и вынужден был давать разрешение на ликвидацию прямо по городскому телефону из транзитного зала.

— Это наш человек? — спросил Цви Замир.

— Да, — ответил Харари.

— Ты уверен?

— Без всякого сомнения.

— Действуйте.

Али Хасан Саламе 21 июля 1973 года вышел из городского плавательного бассейна, сел на велосипед и, проехав пару кварталов, вошел в магазин, в котором располагалось небольшое кафе. Спустя несколько часов он покинул здание в сопровождении молодой норвежки, находившейся на позднем сроке беременности. Они сели в местный рейсовый автобус, за которым сразу же пристроился черный Mercedes бойцов «Кейсарии». Саламе с подругой вышли на автобусной остановке Форобакен в спальном районе на восточной окраине города и направились к двери в новый многоквартирный дом. Операцией руководил Авраам Гмар. Он разместил у дома все четыре арендованные машины, имевшиеся в распоряжении «Кейсарии», и расставил еще пять наблюдателей у каждого подъезда. Саламе не раз удавалось выскальзывать из герметичных ловушек «Моссада» и иорданского «Мухабарата». На этот раз он не должен был уйти.

Ближе к вечеру объект наблюдения вместе с беременной норвежской подругой вышел из подъезда. На улицах было еще много людей, и Авраам Гмар решил не торопить события, а дождаться, когда пара будет возвращаться домой. Саламе был одет в желтую дождевую куртку, которая значительно облегчала слежку. Он и его подруга не выглядели встревоженными, не оглядывались по сторонам и не предпринимали попыток оторваться от слежки. Сев в рейсовый автобус, они поехали в центр, затем купили билеты на последний сеанс в кинотеатр.

Али Хасан Саламе и его подруга вышли из кинотеатра в 22:35 и на общественном транспорте поехали домой. За ними по пятам следовала группа наружного наблюдения, у остановки Форобакен в черном Mercedes Саламе с норвежкой уже ожидали двое киллеров, готовых поставить точку в затянувшемся 10-месячном преследовании. Через несколько остановок пара вышла из автобуса и, держась за руки, пошла вдоль дороги по полутемной улице в направлении своего подъезда. Неожиданно перед ними остановился черный Mercedes, задние двери распахнулись, и из него выскочили двое парней. В руках у них были пистолеты с глушителями, и, прежде чем парочка успела понять, что происходило, киллеры выстрелили в Али Хасана Саламе 13 раз с близкого расстояния, затем без лишней суеты вернулись в машину и скрылись в темноте на большой скорости.

Женщина упала на колени рядом с Саламе и, схватив его за руки, стала истошно кричать и звать на помощь. Ее крики привлекли внимание жильцов соседнего дома, которые тут же вызвали по телефону полицию. Менее чем через пять минут к месту происшествия прибыл первый наряд полиции. Спустя 10 минут подъехала машина «скорой помощи», которая доставила пострадавшего в больницу, где констатировали смерть. По словам дежурного врача, мужчина умер прежде, чем его тело упало на землю.

В ту же ночь киллеры и Майк Харари выехали из Лиллехаммера и к вечеру следующего дня уже были в разных уголках Европы. Сотрудники наружного наблюдения и группа логистики «Кейсарии» также должны были покинуть Лиллехаммер. На некоторое время им пришлось задержаться в Осло, чтобы «подчистить хвосты»: сдать арендованные машины, проследить за тем, чтобы на конспиративных квартирах не осталось никаких следов, ведущих в Израиль. Понимая, что после ликвидации Али Хасана Саламе на выездах из Норвегии пограничники будут тщательно досматривать иностранцев, проведших в стране подозрительно короткое время, они должны были на всякий случай задержаться в Осло еще на несколько дней.

На следующее после убийства утро 22 июля 1973 года один из офицеров штаба «Кейсарии» позвонил в 4-й отдел Управления военной разведки АМАН и сообщил об успешной ликвидации Али Хасана Саламе. Тут-то и всплыла трагическая ошибка. В АМАН пришли в недоумение и сообщили, что согласно их достоверному источнику Али Хасан Саламе вчера неожиданно «всплыл» в Бейруте за тысячи километров от Норвегии.

В понедельник 23 июля 1973 года все норвежские газеты вышли с огромными заголовками на первых страницах, сообщая об убийстве двумя неизвестными 30-летнего марокканца Ахмеда Бушики, застреленного на глазах своей жены, находившейся на седьмом месяце беременности. Майк Харари пришел в ужас, поняв, что допустил непоправимую катастрофическую ошибку, убив совершенно другого человека — бедного марокканского эмигранта, вся вина которого состояла лишь в том, что он как две капли воды был похож на террориста Али Хасана Саламе.

В 1968 году Ахмед Бушики эмигрировал из Марокко в Норвегию в надежде начать более спокойную и обеспеченную жизнь. Женившись на норвежке Торил Ларсен, он переехал в Лиллехаммер и устроился официантом в горнолыжном пансионате, в мертвый сезон подрабатывая на полставки в городском плавательном бассейне. Как выяснилось позже, встреча Бушики и Камаля на балконе кафе «Кэролайн» была абсолютно случайной. Два выходца из стран Северной Африки не преминули возможностью поговорить на родном языке и обменяться последними новостями.

Лиллехаммер был тихим горнолыжным курортом. Последние 36 лет в городе не происходило ни одного убийства. Жуткое преступление всколыхнуло всё население провинциального городка, где даже пьяная драка становилась важным событием. В полицию Лиллехаммера сразу стали поступать звонки от бдительных горожан, сообщавших о смуглых подозрительных иностранцах, в последнее время появившихся в городе на дорогих машинах с «неместными регистрационными номерами». Проверив все отели города, полиция сразу нашла два номера, в которых жили приезжие туристы, сдавшие ключи от комнат в ночь убийства. На этот момент Майк Харари и двое стрелков «Кейсарии» уже были за пределами Норвегии.

Поначалу убийство Ахмеда Бушики в полиции Лиллехаммера приняли за сорвавшуюся наркосделку. Но спустя сутки ситуация полностью прояснилась. «Кейсария» прокололась на машинах. Бдительная соседка записала номер «чужой машины», в которой сидели подозрительные люди. Полицейский наряд, дежуривший в ночь убийства на выезде из города, также обратил внимание на две машины, несшиеся по трассе Е-6 в сторону Осло. Один из полицейских успел записать регистрационный номер одной из машин и передать его дежурному ночной смены. Эти записи, сделанные молодым норвежским патрульным и соседкой Бушики, стали тоненькой ниточкой, потянув за которую удалось расплести значительную часть европейской сети «Кейсарии» и пролить свет на странные убийства палестинских лидеров.

Воскресным утром 22 июля 1973 года в столичном аэропорту при возврате арендованных машин были задержаны первые двое сотрудников Майка Харари — Мэриан Гладникофф и Дан Эрбэль. По иронии судьбы они были самым слабым звеном в группе Майка Харари. Мэриан Гладникофф была репатрианткой из Швеции, подходящей кандидатурой для работы в Скандинавских странах, но из-за спешки была привлечена к такой сложной операции, не имея достаточного опыта работы. Дан Эрбэль вообще не был кадровым сотрудником «Моссада». Его задействовали в самый последний момент благодаря тому, что он свободно владел норвежским языком. Имея второе датское гражданство, он пользовался своим настоящим датским паспортом, поскольку выполнял вспомогательные функции и практически не подвергал себя риску. Он мог без акцента на норвежском языке выяснять адреса по телефону, читать названия улиц, заказать номер в отеле, снять машину или найти подходящую конспиративную квартиру, не вызвав у хозяев подозрения. Дан Эрбэль и Мэриан Гладникофф при задержании не смогли дать убедительный ответ на вопрос: почему они находились в машинах, фигурирующих в полицейских сводках? У них просто не было заготовлено подходящей легенды для такого случая. Дан Эрбэль первым стал давать показания. У отдела кадров «Моссада» даже не было времени выяснить, что этот человек страдал острой формой клаустрофобии, оказавшись запертым в тесной камере, он сразу раскололся, признавшись, что работает на израильскую внешнюю разведку. Затем следователи дожали Мэриан Гладникофф. От Дана Эрбэля норвежцы узнали, что целью покушения был палестинский террорист Али Хасан Саламе. Сам Эрбэль был искренне убежден в том, что между правительством Норвегии и Израилем существует негласное соглашение, позволявшее «Моссаду» устранить опасного палестинского террориста, чтобы предотвратить угрозу диверсии на Скандинавском полуострове. Он даже передал следователям один из известных ему телефонов штаб-квартиры «Моссада» в Тель-Авиве, чтобы норвежцы смогли удостовериться в правдивости его слов.

Показания Эрбэля и Гладникофф привели к аресту еще двух наиболее опытных сотрудников «Кейсарии» — ветеранов «Моссада» Сильвии Рафаэль и Авраама Гмар. При аресте у них нашли фальшивые паспорта на имя гражданки Канады Патрисии Руксберг и гражданина Великобритании Лесли Орбаума. Норвежская полиция не стала ходить кругами и впустую тратить время, понимая, с кем столкнулась. Следователи сделали запрос в Канаду и Великобританию и к концу дня получили ответ: людей под такими именами не существует.

Канадцы и британцы были взбешены тем, что «Моссад» использует паспорта их стран, и направили Израилю соответствующую ноту.

Авраам Гмар был прижат к стенке, но продолжал придерживаться своей легенды, согласно которой он был 29-летним британским писателем, путешествующим по Норвегии в поисках вдохновения. До провала в Лиллехаммере он участвовал во множестве операций «Моссада», в том числе и на территории арабских стран. Морально и физически он был готов к допросам в подвалах арабских спецслужб, тем более к разговору с норвежскими следователями. Бурно возмущался, не признавал свою вину и отказывался разговаривать без присутствия британского консула и адвоката, всячески затягивая время.

Одновременно в соседней комнате следователи допрашивали самую опытную сотрудницу Майка Харари 36-летнюю Сильвию Рафаэль. Эта умная красивая женщина обладала всеми качествами, необходимыми разведчику-нелегалу. Она умела легко находить контакт с людьми, входить в доверие, была проницательна и в совершенстве владела искусством вербовки. Могла адаптироваться в любой обстановке, была хладнокровна и мгновенно принимала решения в самых критических ситуациях. У руководства «Моссада» Сильвия Рафаэль пользовалась особым доверием. За пару лет, выдавая себя за независимую канадскую журналистку, делающую фоторепортажи в лагерях палестинских беженцев, она смогла внедриться в круги высшего руководства ФАТХ и ООП и стала снабжать Израиль ценнейшей разведывательной информацией. Палестинские лидеры восхищались ею, делали дорогие подарки, не подозревая, кем она на самом деле являлась. После начала операции «Гнев Божий» Майк Харари лично настоял на включении ее в особую группу «Кейсарии». В отличие от сотрудников «Цомета», занимавшихся оперативной работой с агентами и осведомителями на постоянных местах, сотрудникам Управления специальных операций «Кейсария» приходилось всё время адаптироваться к новым условиям. Сильвия Рафаэль как никто другой подходила для работы в «Кейсарии». Она родилась в Южной Африке, в 1963 году репатриировалась в Израиль и через пять лет была приглашена на работу в «Моссад». Сильвия владела шестью иностранными языками, с 1968 по 1972 год, до создания специальной группы Майка Харари, она успела принять участие во множестве специальных операций израильской внешней разведки в странах Европы, Азии, Северной Америки, Африки и Ближнего Востока.

Норвежским следователям она представилась независимой канадской журналисткой, случайно встретившей в аэропорту Цюриха своего давнего знакомого британца Лесли Орбаума, с которым они вместе решили продолжить путешествовать по северу Норвегии. В Осло они познакомились с симпатичной скандинавской парой — Мэриан Гладникофф и Даном Эрбэль. В целях экономии они решили вместе снять квартиру, даже не подозревая, что имеют дело с агентами «Моссада». Увидев перед собой показания Дана Эрбэля, обличавшие ее как сотрудницу израильской внешней разведки, она спокойно заявила следователям, что он намеренно ее опорочил, узнав, что она антисемитка и сотрудничает с пропалестинскими журналами. К ней даже был приглашен опытный лингвист, который попытался выявить ее израильский акцент. Но на иврите она говорила всего лишь несколько лет, прежде чем задействовать в оперативной работе, ее намеренно отправили на год жить в Канаду. На каком-то этапе норвежцы уже были готовы ей поверить, но ответ на запрос, пришедший из Канады, разрушил легенду о свободной фотожурналистке Патрисии Руксберг.

На этом волна арестов не закончилась. В личных вещах Дана Эрбэля и Мэриан Гладникофф следователи нашли телефонный номер, который привел к аресту еще двух израильтян — Михаэля Дорфа и Цви Штейнберга, которые, узнав о провале, попытались найти временное укрытие в доме Игаля Ияля — офицера безопасности израильского посольства в Осло. Михаэль Дорф и Цви Штейнберг были связными «Моссада» и занимались логистическим обеспечением. В их личных вещах норвежские следователи также нашли дополнительные изобличающие улики, от которых разведчики не успели избавиться или в спешке не обратили на них внимания. Таким образом, число арестованных израильтян составило шесть человек.

Провал в Лиллехаммере вскрыл целый ряд грубейших нарушений. Люди Харари были высокомерны, чрезмерно самоуверенны и пренебрегали элементарными нормами безопасности, что стало главной причиной ареста шестерых сотрудников «Моссада». Большинство сотрудников «Кейсарии», работавших в Лиллехаммере, были смуглолицыми молодыми мужчинами. Внешне они выделялись на фоне местного светловолосого населения, да еще в маленьком городе, где четверть жителей знает друг друга в лицо. Они вели слежку за предполагаемым «объектом» на дорогих машинах представительского класса с регистрационными номерами Осло, что тоже бросалось в глаза. Норвежской полиции не составило большого труда, опросив соседей жертвы, восстановить общую картину последних дней, предшествовавших убийству марокканского официанта.

Вообще, к Управлению специальных операций «Кейсария» вопросов было слишком много. Почему Али Хасан Саламе, живший в Бейруте как саудовский принц, собиравший коллекцию дорогих автомобилей, ездил на старом велосипеде и рейсовом автобусе в удаленном норвежском горнолыжном курорте? Почему ходил в кинотеатр вместо баров и ночных клубов? Наконец, почему вел образ жизни совершенно несвойственный его характеру и привычкам? Как он смог за пару дней так хорошо изучить незнакомый город, что свободно ориентировался во всех проулках и дворах? Как у него в норвежской провинции появилась местная беременная подруга? Если это была давняя романтическая связь, зачем ее прятать от всех? Али Хасан Саламе был известным плейбоем и, несмотря на жену и двоих сыновей, совершенно не скрывал ни от кого свои романтические связи на стороне. Чтобы представить, что Саламе вел двойную жизнь за несколько тысяч километров от Бейрута в провинциальном норвежском городишке, нужно было иметь необузданную фантазию. И последний, самый главный вопрос: почему никто не додумался провести обыск в квартире его подруги, чтобы получить неопровержимые доказательства личности Саламе, попытаться найти документы «Черного сентября» и ФАТХ, а также сведения о планируемом теракте?

Возможно лишь одно логическое объяснение — Майк Харари и его люди так хотели достать Али Хасана, что пренебрегли всеми правилами.

Майк Харари не считал себя виновным в провале и аресте своих людей, но готов был взять на себя ответственность за случившееся. «Когда мои бойцы добиваются успеха — это мой успех, когда они терпят провал — это мой провал», — ответил он военному секретарю премьер-министра, бригадному генералу Исраэлю Лиору. За день до этого Майк Харари и директор «Моссада» Цви Замир в присутствии бригадного генерала Исраэля Лиора положили на стол Голды Меир прошения об отставке, на что премьер-министр ответила: «Сейчас наши люди находятся в тюрьме. Вы не можете просто так взять и уйти. Есть работа, которую необходимо делать».

Разгорелся крупный международный скандал. Норвегия расценила действия израильской внешней разведки как наглое нарушение своего суверенитета. «Моссад» обвинили в международном терроризме. Хотя израильская внешняя разведка не взяла на себя ответственность за убийство марокканского эмигранта, все улики, добытые во время оперативно-следственных мероприятий, свидетельствовали об обратном. Спецслужбы западноевропейских стран вновь подняли уголовные дела о загадочных убийствах палестинских деятелей. В Париже была раскрыта главная конспиративная штаб-квартира «Кейсарии», из которой Майк Харари координировал работу своих групп, действовавших на территории европейских стран. Стали известны многие подробности участия «Кейсарии» в подготовке операции «Весна молодости» и планов «Моссада» в отношении Ясира Арафата.

Вообще, израильская внешняя разведка понесла колоссальный урон. Пришлось всё выстраивать заново. Инцидент в Лиллехаммере раскрыл масштабы деятельности «Моссада». Это заставило израильтян в корне менять методы работы. Но самое страшное — была подорвана репутация «Моссада», это сразу негативно отразилось на взаимоотношениях с европейским разведывательным сообществом.

Провал в Лиллехаммере заставил Голду Меир отозвать группу Майка Харари и свернуть операцию «Гнев Божий». Преследование палестинских террористов в Европе прекратилось.

Ошибка «Моссада», стоившая жизни невинного человека, имела глубоко идущие последствия и погрузила израильское общество в удручающее состояние. Сразу после инцидента в Лиллехаммере значительно ухудшились двусторонние отношения с Норвегией и другими западноевропейскими странами. Утром 22 июля 1973 года Израиль предстал перед мировым сообществом в качестве страны, создающей международную террористическую сеть. Палестинцы подхватили поднявшуюся волну возмущения, использовав ее в своих пропагандистских целях, пытаясь представить свои террористические акции как легитимную вынужденную защиту против сионистской агрессии.

Правительство Израиля долгое время пребывало в растерянности, не зная, как реагировать на случившееся в Норвегии: признать вину или, как обычно, всё отрицать. Необходимо было спасать свою разведгруппу, членам которой грозило длительное тюремное заключение. Воплотился наяву один из самых страшных кошмаров Голды Меир. В конечном итоге правительство Израиля приняло промежуточное решение: официально не признавать вину, но направить в Норвегию юридического советника МИДа, который должен будет присутствовать на всех судебных заседаниях, наладить контакты с правоохранительными и судебными органами Норвегии, чтобы оказывать всю необходимую помощь арестованным израильтянам. Для разведчиков наняли лучших норвежских адвокатов, одновременно задействовав дипломатические рычаги, политические и личные связи. Все понимали, что суда не избежать, но необходимо было попытаться хотя бы смягчить наказание.

Судебный процесс над сотрудниками «Моссада» привлек внимание не только норвежских, но и мировых СМИ, став популярнейшим «реалити шоу». Четверо из шести подсудимых — Сильвия Рафаэль, Авраам Гмар, Михаэль Дорф и Цви Штейнберг — так и не признали свою вину, отказавшись сотрудничать со следствием и судом. Держались они достойно, что было отмечено даже иностранными журналистами, предвзято относившимися к Израилю. Подсудимые демонстрировали полное безразличие ко всему происходящему. Какие бы обвинения ни звучали в их адрес, они сохраняли абсолютное спокойствие и хладнокровие. 1 февраля 1974 года Особый норвежский суд, собранный специально для этого процесса, вынес неожиданно мягкий приговор. Он постановил, что все шестеро обвиняемых играли незначительную роль в организации и убийстве Ахмеда Бушики. Главные виновники преступления смогли избежать правосудия, скрывшись в Израиле. Михаэль Дорф, шифровальщик и связной «Моссада», был оправдан за недостаточностью улик и освобожден из-под стражи прямо в зале суда. Цви Штейнберг был приговорен к году тюрьмы за сбор разведывательной информации в пользу другого государства. Четверо других подсудимых были признаны виновными в соучастии организации убийства. Мэриан Гладникофф получила два года и шесть месяцев тюрьмы, Дан Эрбэль — пять лет, Авраам Гмар и Сильвия Рафаэль — по пять с половиной лет тюрьмы.

В течение последующих двух с половиной лет все осужденные были выпущены на свободу. Сильвия Рафаэль вышла замуж за своего норвежского адвоката Аннеуса Шьедта и оставила службу в «Моссаде». Некоторое время она жила у мужа в Норвегии, ведя бесконечные тяжбы по поводу ее возможной депортации из страны. Но после того как стало известно намерение палестинских террористов совершить на нее покушение, Сильвия Рафаэль вместе с мужем покинула Норвегию. Последние годы она провела на своей вилле в ЮАР и скончалась от лейкемии в 2005 году. Выполняя ее последнюю волю, Аннеус Шьедт перевез ее тело в Израиль. 15 февраля 2005 года она была похоронена на скромном кладбище кибуца Рамат-а-Ковеш.

В январе 1996 года новый премьер-министр Израиля Шимон Перес принял решение отступить от политики, которой придерживались прежние правительства на протяжении двух десятков лет. По его поручению в Норвегию отправился известный адвокат, чтобы от имени государства вступить в переговоры с Торил Ларсен-Бушики, женой убитого, которой были принесены официальные извинения и выплачена крупная компенсация.