Глава девятая
1972 год. «Мюнхенская трагедия»

Олимпийские игры для любого государства — историческое событие национального масштаба, приковывающее внимание всего мира. Однако для Западной Германии право проведения ХХ летних Олимпийских игр в Мюнхене, в бывшей «колыбели нацизма» , имело огромное морально-политическое значение, возможность показать миру новую постнацистскую Германию, оправившуюся от своего позорящего преступного прошлого. Это было самое значимое событие послевоенной Западной Германии. Организаторы сделали всё, чтобы затмить Берлинские Олимпийские игры 1936 года и стереть из памяти милитаристский облик Германии 1930–1940-х годов. Федеральное правительство, власти земли Баварии, принимавшие у себя Олимпиаду-72, члены западногерманского Олимпийского комитета, правоохранительные органы, журналисты и обычные мюнхенские обыватели в едином порыве стремились представить Западную Германию как передовую, просвещенную и культурную страну. В развитие инфраструктуры и благоустройство города были вложены огромные средства. Практически полностью реконструировали центр Мюнхена .

Специально для ХХ летней Олимпиады пустили метро, в десять раз увеличили количество гостиничных мест, возвели спортивные объекты, способные вместить более 100 тысяч зрителей. В рекордные сроки построили новый олимпийский стадион, разбили олимпийский парк, возвели уникальную телебашню «Олимпиатум» высотой 291 метр. Никогда прежде не было на играх такого количества новейшего оборудования, начиная от электронных табло и судейских лазерных измерительных приборов, заканчивая электронно-вычислительными машинами последнего поколения и современной множительной техникой.

Одной из инноваций ХХ летних Олимпийских игр в Мюнхене было ведение прямой телевизионной трансляции. Для 1972 года прямая трансляция была вершиной технологической мысли. Ни на одних спортивных состязаниях не были созданы такие исключительно удобные условия для работы СМИ. Мюнхенская Олимпиада захватила внимание всех мировых средств массовой информации. Следует принять во внимание, что в 1972 году в мире не происходило ни одного значимого события, которое могло бы отвлечь внимание от Мюнхена. Благодаря телевидению зрителями олимпийских соревнований стали более миллиарда любителей спорта на всех континентах.

Также поражало количество делегаций и участников, принявших участие в играх. В столицу Баварии приехала 121 сборная, что стало абсолютным рекордом по количеству делегаций, посещавших до этого Олимпийские игры. Впервые прислали свои национальные команды Верхняя Вольта, Лесото, КНДР, Саудовская Аравия, Сомали, Того, Албания, Габон, Дагомея, Свазиленд и Малави. Участие израильской сборной занимало особое место в представлении «другой Германии». И для Израиля, как для страны, так и для всего еврейского народа, эти Олимпийские игры тоже были очень важным событием. Большинство израильской делегации составляли дети переживших Холокост родителей. Им было крайне важно пройти с бело-голубым национальным флагом по немецкой земле, с гордо поднятой головой, показав всему миру и, прежде всего, своим врагам: «Народ Израиля жив!»

Казалось, организаторы ХХ летней Олимпиады предусмотрели всё до последней мелочи, кроме безопасности. Федеральные и земельные власти ограничились лишь мониторингом сценариев возможных террористических актов, не предприняв никаких реальных шагов для возможного их предотвращения. Западногерманская полиция намеренно не была вооружена, чтобы не вызывать негативные милитаристские ассоциации с гитлеровской Олимпиадой 1936 года. Не было также вооруженной охраны и на улицах баварской столицы, в Олимпийской деревне и у входа на спортивные объекты. Большое количество людей с оружием могло повредить имиджу «игр мира и радости». В баварскую столицу из других федеральных земель прибыло полицейское подкрепление численностью около 4000 человек. Они не имели при себе оружия, были одеты в модные уличные костюмы и играли роль гражданской дружины по поддержанию правопорядка. Недостаток в полицейских и охранниках также компенсировали тысячи волонтеров в униформе позитивного лазурного цвета, не вызывающей дурных ассоциаций. На них были возложены лишь координационно-организаторские вспомогательные функции. Вообще, затраты на безопасность ХХ летних Олимпийских игр не превышали 2 миллионов долларов. Смехотворная сумма даже по тем временам . Со стороны складывалось впечатление, что немцы готовились противостоять редким уличным хулиганам или пьяницам, но никак не террористической угрозе. Дело даже не в преступной беспечности организаторов игр. Западная Германия 1972 года только пережила первую волну RAF-терроризма, однако «рафовцы» принципиально, исходя из идеологических соображений, никогда не рассматривали гражданские объекты в качестве легитимной цели. Их волна террора была избирательна и направлена исключительно против американских и натовских объектов на территории ФРГ, медиаконцерна Springer Press, банков и судебно-правоохранительной системы. К тому же к августу 1972 года все лидеры RAF уже находились в тюремных камерах, а организация, как считали западногерманские власти, была обезглавлена и фактически уничтожена. Остававшиеся на свободе члены организации еще не предпринимали попыток захвата заложников с целью освободить лидеров первого поколения RAF.

Формально еще вначале 1972 года оргкомитет Олимпийских игр попросил доктора судебной психологии Георга Зибера, работавшего в мюнхенской полиции, подготовить возможные сценарии терактов, которые могли бы сорвать или омрачить проведение Игр. Георг Зибер, внимательно изучив все известные на тот момент террористические организации и группировки, составил 26 вариантов сценариев, так называемых прогнозов. Среди них был и «Прогноз-21», который полностью, с точностью до деталей был реализован в самый разгар Олимпийских игр 5 сентября 1972 года . «…В пять утра группа палестинских вооруженных террористов ворвется в дом израильской команды. В виде устрашения террористы убьют одного-двух заложников, после чего потребуют освободить заключенных из израильских тюрем и предоставить свободный вылет в одну из арабских стран…» Ознакомившись с «прогнозами», начальник мюнхенской полиции Манфред Шрайбер грубо высмеял доктора Зибера: «Полицейские психологи нужны только для того, чтобы их прибить». Шрайбера больше заботило недопущение рок-фестивалей во время проведения Олимпийских игр, нежели реальная безопасность спортсменов и гостей. После успешного разгрома первого поколения RAF никто всерьез не хотел воспринимать угрозу террористического инцидента на Олимпийских играх 1972 года.

Сама мысль о том, что угроза может исходить со стороны палестинских террористов, воспринималась как абстрактная, несмотря на то что информатор западногерманских спецслужб в Бейруте незадолго до начала Олимпиады сообщал, что «в Мюнхене затевается что-то очень серьезное». В депеше от 14 августа 1972 года западногерманское посольство в Бейруте сообщало, что палестинцы собираются устроить «некий инцидент» во время проведения Олимпийских игр. Информация носила неконкретный, размытый характер, однако министр иностранных дел ФРГ Вальтер Шеель отнесся к ней чрезвычайно серьезно и 18 августа уведомил госбезопасность о получении депеши и ее содержании. Но силовые ведомства, члены федерального и земельного правительства проигнорировали угрозу, не посчитав необходимым что-либо предпринять . Никто не хотел в последние дни пересматривать концепцию «игр мира и радости» и омрачать атмосферу всеобщей беззаботности повышенными мерами безопасности.

В своей книге «Без Родины», вышедшей спустя много лет после трагедии в Мюнхене, Абу Ияд вспоминал, что ХХ летние Олимпийские игры были наилучшей целью для проведения показательного международного теракта. Отправляя группу боевиков в Мюнхен, «Черный сентябрь» ставил перед собой основные цели:

1) довести до сознания мировой общественности существование палестинского народа и вызвать волну сочувствия по всему миру;

2) добиться освобождения сотен политических заключенных, томящихся в израильских тюрьмах;

3) воспользоваться беспрецедентным скоплением мировых СМИ в одном городе и приковать внимание к палестинской борьбе, вне зависимости от положительной или отрицательной реакции мировой общественности!

Поворот в стратегии «Черного сентября» застал врасплох как руководителей израильских спецслужб, так и израильское правительство. До мая 1972 года в отчетах «Моссада» премьер-министру Голде Меир неизменно отмечалось, что Израиль не является основной потенциальной целью «Черного сентября». Террористическая деятельность организации направлена, главным образом, против иорданской королевской династии Хашимитов. После захвата бельгийского авиалайнера Sabena 8 мая 1972 года и посадки его в израильском международном аэропорту ни в «Моссаде», ни в АМАН, ни в ШАБАК не сделали соответствующих выводов, не разглядели изменение в стратегической линии «Черного сентября». Инцидент с бельгийским авиалайнером был расценен как единичный случай, связанный исключительно с территориальной близостью к Иордании. По этой причине косвенная ответственность за гибель израильских спортсменов лежала также и на Израиле. Тем более что перед началом ХХ летних Олимпийских игр в Иерусалим постоянно поступала тревожная информация и от представителей израильского Олимпийского комитета, и от других израильских должностных лиц, работавших в Баварии.

Израильская олимпийская делегация выехала в Мюнхен 21 августа без сопровождения охраны. Перед вылетом спортсмены и члены делегации прошли формальный инструктаж: «Не привлекать к себе внимания. Не говорить громко на иврите. Не носить одежду с израильскими символами или надписями на иврите». Им советовали крайне осторожно относиться к подозрительным предметам, не заводить знакомства и не вскрывать почту, даже если она придет из дома.

Несмотря на гарантии безопасности со стороны официальных западногерманских лиц, израильтяне интуитивно чувствовали себя в Мюнхене крайне уязвимыми. Семьи спортсменов и членов делегации жили отдельно, вдалеке от Олимпийской деревни. Журналисты и телерепортеры также были разбросаны по разным отелям. В самой Олимпийской деревне работало очень много палестинских эмигрантов и других выходцев с Ближнего Востока. Никто тогда не думал о возможном захвате заложников, но никто и не исключал отдельных проявлений агрессии и спонтанных единичных нападений. Всё это создавало атмосферу повышенной нервозности и тревожности.

Спустя два дня после приезда израильской олимпийской делегации, 23 августа из Бонна в Мюнхен прилетел начальник службы безопасности израильского посольства, чтобы лично проинспектировать систему охраны израильских журналистов и телевизионных групп. При первом же ознакомлении с ситуацией у него сложилось очень тяжелое впечатление. Уровень уязвимости, по его мнению, превышал все допустимые нормы.

По роковому стечению обстоятельств на следующий день в Мюнхен было доставлено оружие, которым воспользовались боевики «Черного сентября». В четверг 24 августа в аэропорту Франкфурта с трапа пассажирского самолета алжирской авиакомпании сошла «супружеская пара». Получив четыре чемодана, они уложили их на две тележки и не спеша направились к выходу. Однако на таможенном контроле служащий попросил «супругов» представить к досмотру чемоданы. Мужчина стал бурно возмущаться тем, что из тысяч пассажиров таможенник «прицепился» именно к нему — благопристойному гражданину и уважаемому бизнесмену. Он кричал о предвзятости и расовой дискриминации, но таможенник был непреклонен, и чем больше мужчина противился досмотру, тем более настойчив был немецкий служащий. Первый же открытый чемодан оказался наполовину заполнен женским нижним бельем. Таможенник, по всей видимости, испытал некоторую неловкость и жестом отмахнулся от скандальных «супругов», предложив им собрать вещи и продолжить следовать к выходу. Если бы он настоял на проверке остального багажа, то «мюнхенская трагедия» была бы предотвращена задолго до прибытия в страну непосредственных исполнителей теракта. В двух из четырех чемоданов были аккуратно упакованы шесть автоматов Калашникова АК-47, два пистолета-пулемета «Карл-Густав» и большое количество снаряженных автоматных обойм. Через два дня в Мюнхен были переправлены 10 осколочных гранат и два пистолета ТТ-33 . Боеприпасов было так много, что их хватило бы на несколько часов интенсивного боя.

Покинув аэропорт Франкфурта, «супруги» наняли такси до Мюнхена. Это были обычные курьеры ФАТХ, не принимавшие напрямую участия в террористических акциях, но входившие в состав так называемого сочувствующего элемента. Ливанская арабка христианка Джульетт и палестинский араб мусульманин Али Абу Лабан регулярно перевозили почту, посылки и чемоданы в любую точку Европы, никогда не интересуясь их содержимым. И на этот раз они не задавали вопросов, лишь беспрекословно выполняли данные им инструкции, не догадываясь о перевозимом ими арсенале и тем более о планируемом теракте. «Супруги» даже не подозревали, что с момента пересечения таможенного контроля они находились под пристальным наблюдением Абу Дауда, который лично приехал в аэропорт Франкфурта, чтобы убедиться в том, что «груз» успешно доставлен в ФРГ.

Таких активных добровольных помощников у «Черного сентября» и ФАТХ только в Европе было несколько сотен человек. В основном это были палестинские студенты и эмигранты из арабских стран. Встречались даже европейцы, сочувствующие палестинской борьбе. Они перевозили фальшивые документы, арендовали квартиры и машины, покупали авиабилеты или выполняли другие поручения, в том числе занимались наблюдением и сбором информации. Ими часто пользовались как охранниками для невооруженного сопровождения «палестинских бизнесменов» или привлекали в качестве переводчиков. В «Черном сентябре» были четкие инструкции, касающиеся добровольных помощников. Их никогда не использовали непосредственно в террористических операциях, чтобы не привлекать внимания к палестинским студентам и другому сочувствующему элементу, который был крайне необходим для выполнения вспомогательных функций.

Прибыв в пункт назначения, «супруги» сдали чемоданы в камеру хранения на центральном железнодорожном вокзале Мюнхена. Ключи оставили на регистрационной стойке ближайшего отеля в районе Биерштрассе и, отзвонившись по условленному номеру, на следующее утро без спешки покинули город. Спустя несколько часов в холле отеля появился Фахри эль-Омари — высокопоставленный офицер оперативного отдела «Черного сентября», забравший оставленные для него ключи от камеры хранения. Он проверил чемоданы, переложив их содержимое в спортивные сумки. Первый этап операции по захвату израильских спортсменов был завершен.

Подготовка этой операции началась в июле 1972 года и проходила в атмосфере глубочайшей секретности. За полтора года существования «Черный сентябрь» достиг чрезвычайно высокого уровня «оперативного» профессионализма, подойдя к мюнхенской Олимпиаде на пике своего могущества. Эта группа качественно отличалась от других палестинских террористических организаций. По сути, это была одна из лучших спецслужб своего времени. При относительно скромном финансировании она могла на равных противостоять государственным структурам. У «Черного сентября» не было ни офисов, ни адресов для доставки почты, ни официальных лидеров и руководителей, отсутствовал даже пресс-атташе — ключевая должность любой террористической организации. ФАТХ намеренно возвел вокруг «Черного сентября» непроницаемую завесу секретности, способствовавшую нагнетанию страха, всевозможных слухов и домыслов, а также повышенному интересу мировых СМИ. С самого первого дня создания организации было понятно, что автономия «Черного сентября» весьма условна. Руководители организации имели свободу действий лишь на тактическом уровне. Однако ни Арафат, ни какой-либо другой высокопоставленный функционер ФАТХ никогда не признавал свою связь с «Черным сентябрем». Когда Ясира Арафата прямо спросили о «Черном сентябре», он с невозмутимым видом ответил: «Нам ничего не известно об этой организации, и мы не имеем никакого отношения к ее деятельности, но мы понимаем мотивацию и менталитет молодежи, готовой умереть за Палестину».

Это была самая закрытая палестинская террористическая организация, во главе которой стоял Салах Халаф, один из ближайших заместителей Ясира Арафата, более известный под оперативным псевдонимом Абу Ияд. Внедрить своего агента в структуру «Черного сентября» не удавалось ни одной спецслужбе мира. Были «официальные» двойные агенты, как Али Хасан Саламе или Атеф Бсейсу, но каждый их шаг строго контролировался ФАТХ и «Черным сентябрем». Кроме Абу Ияда, лишь единицы видели полную картину и могли оценить масштаб деятельности «Черного сентября». Внутреннее строение организации было очень запутанным, но по большому счету сводилось к двум закрытым самозамыкающимся кругам. Только первый, внутренний круг имел прямой контакт с Абу Иядом. Вторым офицером этого уровня после Абу Ияда был Мохаммад Уде, известный в палестинской среде под оперативным псевдонимом Абу Дауд. Он отвечал за работу оперативного отдела, именно он был «мозговым центром» и главным вдохновителем операции в Мюнхене. Во внутренний круг входил также Фахри эль-Омари, тот самый оперативник, который накануне теракта забрал ключи от камер хранения и переложил оружие из чемоданов в спортивные сумки. В «Черном сентябре» он считался правой рукой Абу Ияда и восходящей звездой в ФАТХ. Хитрый, хладнокровный, с ярко выраженными лидерскими качествами, Фахри эль-Омари считался непревзойденным тактиком и «солистом-исполнителем», профессионалом очень высокого уровня. Абу Ияд поручал эль-Омари самые сложные, порой невыполнимые задания. Именно Фахри эль-Омари вместе с Абу Даудом контролировал все этапы подготовки и осуществления мюнхенского теракта. Другими членами внутреннего круга «Черного сентября» были: Амин эль-Хинди, возглавивший впоследствии разведывательную службу Палестинской Автономии; Атеф Бсейсу, осуществлявший связь ФАТХ со спецслужбами некоторых стран Западной Европы; любимчик Арафата — Али Хассан Саламе, высокопоставленный офицер оперативного отдела, лично спланировавший большинство терактов.

Второй, внешний круг организации составляли обычные боевики или оперативники среднего и нижнего уровней, не имевшие прямого выхода на руководителей. По разным оценкам их число колебалось от нескольких сотен до нескольких тысяч человек, поскольку во многих террористических актах «Черного сентября» нередко задействовали боевиков и агентов других палестинских террористических организаций, а также добровольных помощников и штатных осведомителей. Так, при подготовке операции в Мюнхене «Черный сентябрь» активно использовал европейскую сеть НФОП и местных добровольцев из числа палестинских студентов, обучавшихся в высших учебных заведениях Западной Германии.

Решение о захвате членов израильской олимпийской сборной возникло не сразу. После бойни в аэропорту Лод, устроенной по заказу НФОП 30 мая 1972 года камикадзе «Японской Красной Армии», израильская армия и спецслужбы нанесли ощутимые удары по инфраструктуре палестинских террористических организаций в Ливане и самом Бейруте. Желая сохранить лицо, руководители ФАТХ поручили «Черному сентябрю» разработать ряд ответных мер. Изначально предлагалось совершить нападения на израильские посольства и консульства, однако Абу Ияд сразу отверг эту идею, считая несвоевременным обострять отношения со странами, на чьих территориях размещались дипломатические миссии Израиля. Тогда Фахри эль-Омари впервые выдвинул предложение захватить членов израильской олимпийской делегации с целью дальнейшего их обмена на палестинских «политических» заключенных. Дополнительным стимулом стало решение Международного олимпийского комитета отказать в участии в ХХ летних Олимпийских играх 1972 года палестинской молодежной сборной. Но Абу Ияд отклонил и это предложение, поскольку нападение на спортсменов негативно сказалось бы на имидже палестинского национально-освободительного движения. Но начальник оперативного отдела Абу Дауд поддержал «олимпийский проект» эль-Омари, аргументируя тем, что все без исключения члены израильской делегации, будь то врачи, тренеры, судьи или спортсмены, являются резервистами или офицерами запаса Армии обороны Израиля. Так, тренер израильской сборной по стрельбе Кеат Шор в прошлом был офицером спецназа, имевшим за своими плечами богатую военную историю, начавшуюся еще с нелегальных еврейских боевых групп времен Британского мандата. Большинство спортсменов и тренеров являлись ветеранами Шестидневной войны. Для палестинских лидеров этого было вполне достаточно, чтобы обвинить их в причастности к захвату «исконных арабских территорий» — Иерусалима со всей Палестиной от Западного берега реки Иордан до Средиземного моря, Синайского полуострова, сектора Газа и Голанских высот. В «Вингейте»  регулярно проходили тестирование и спортивную подготовку призывники спецподразделений. В конечном итоге Абу Ияд согласился с приведенными доводами. В общих чертах он изложил оперативный план перед своим прямым руководством — председателем ФАТХ. Ясира Арафата смущал не столько общественный резонанс и возможные политические последствия, сколько сложность осуществления операции. До этого ни одна палестинская террористическая организация не совершала ничего подобного. Одно дело угнать пассажирский самолет, заложить взрывное устройство или совершить диверсионную вылазку, другое — захватить целую делегацию, да еще на чужой территории, вынудив страну, не являющуюся стороной конфликта, предоставить самолет и беспрепятственный вылет после обмена заложников . Арафат с восторгом воспринял эту идею, но попросил подготовить для него более детальный план.

В первой половине июля 1972 года Абу Дауд вылетел в Западную Германию, чтобы собрать общую информацию о месте проведения Олимпийских игр. По прибытии в Дортмунд его встретила женщина-переводчик, обычно сопровождавшая его в поездках по Западной Германии, и местный неонацист Вилли Поль, с которым Абу Дауда в свое время познакомил другой известный нацист «в третьем поколении», террорист и банковский грабитель Удо Альбрехт . Между неонацистами и палестинцами было соглашение о том, что на территориях, контролируемых ФАТХ, неонацисты в случае необходимости получат укрытие. В свою очередь, неонацисты обещали ФАТХ всяческую поддержку в борьбе с Израилем на территории ФРГ. Вилли Поль заранее купил для Абу Дауда машину и подготовил фальшивый западногерманский паспорт с водительскими правами. Он сопровождал Абу Дауда на конспиративные встречи, проходившие во Франкфурте, Кельне, Мюнхене и других городах ФРГ. Сам Вилли Поль не принимал в них участия, не зная даже, с какой целью Абу Дауд приехал в Западную Германию. Конечной точкой маршрута был Мюнхен. Прибыв в столицу Баварии, Абу Дауд купил карту города, информационные брошюры предстоящих игр, изучил схему метрополитена и списки отелей. Затем он добрался на метро до северной окраины Мюнхена, где шли последние приготовления для принятия спортсменов в Олимпийской деревне. Через несколько дней он вылетел в Афины, где встретился с руководителем отдела внешней разведки ФАТХ Махмудом Юсуфом аль-Наджаром, более известным под оперативным псевдонимом Абу Юсуф, и финансовым директором ФАТХ Махмудом Аббасом, или Абу Мазеном. Судя по воспоминаниям Абу Дауда, состоялось две встречи. С Абу Мазеном обсуждалась финансовая сторона операции, в детали которой Абу Дауд не был посвящен . С Абу Юсуфом решались вполне конкретные оперативные вопросы. Он скептически отнесся к планам «Черного сентября», полагая, что акцию такого масштаба невозможно подготовить за два месяца. Оперативный отдел «Черного сентября» не имел ни малейшего представления о том, какие меры безопасности предпримут израильтяне и немцы, где будет размещаться израильская сборная, как будет охраняться Олимпийская деревня. Не были решены и очень сложные логистические вопросы. К тому же и Абу Мазен как финансовый директор не был склонен разбрасываться средствами. Возможно, захват израильских спортсменов так и остался бы несбывшейся мечтой руководства «Черного сентября», но 25 июля 1972 года из Бейрута пришло сообщение об очередном покушении «Моссада». В своем офисе бомбой, спрятанной в почтовой бандероли, был взорван член ЦК НФОП, редактор палестинской газеты «Аль Хадаф» Бассам Абу Шариф. По воспоминаниям Абу Ияда, именно после этого покушения план захвата израильской олимпийской сборной получил полное одобрение руководства ФАТХ.

Оперативный отдел «Черного сентября» приступил к планированию и подготовке теракта. Постепенно «мюнхенский проект» стал приобретать отчетливые очертания. Как символ борьбы палестинского народа за право жить на своей земле по предложению Абу Ияда операция получила название «Икрит и Барам», в память о жителях двух палестинских деревень на севере Израиля, депортированных в ходе Первой арабо-израильской войны 1948 года. Вся подготовительная работа проходила в условиях глубокой конспирации. В ее суть были посвящены максимум 5–8 человек, остальные члены организации, участвовавшие в подготовке теракта, продолжали работать «в штатном режиме». Руководство «Черного сентября» знало, что у «Моссада» в Сирии, Ливане и Египте были свои информаторы и агенты. Страх перед агентурой «Моссада» нередко граничил с паранойей. Исходя из этого, необходимо было максимально завуалировать активизацию оперативного отдела накануне открытия ХХ летних Олимпийских игр. Встречи и совещания, как правило, проводились за пределами Бейрута, где размещалась основная штаб-квартира «Черного сентября». За период с июля по август 1972 года Абу Ияд, Али Хасан Саламе, Абу Дауд, Фахри эль-Омари и Атеф Бсейсу инкогнито совершили более десятка перелетов между Бейрутом, Тунисом, Мюнхеном и европейскими столицами.

В конце июля Абу Ияд, Фахри эль-Омари и Абу Дауд встретились в Софии, чтобы окончательно определиться по ряду вопросов. Обсуждались:

• состав боевой группы;

• обеспечение ее надлежащими документами;

• доставка в Мюнхен оружия;

• переправка в Мюнхен боевиков и их размещение на месте;

• состав группы наружного наблюдения;

• выработка стратегии переговоров;

• утверждение окончательного списка палестинских заключенных.

Организаторы теракта рассчитывали на прибытие израильской олимпийской делегации в составе 20–30 человек. Для ее захвата было достаточно группы из восьми боевиков. Абу Дауд решил для этой миссии отобрать молодых палестинцев, владевших немецким языком. В 1960–1970-х годах благодаря специальной стипендии западногерманских властей в ФРГ обучались сотни молодых людей из лагерей палестинских беженцев. В распоряжении «Черного сентября» в Бейруте имелась типография с оборудованием для изготовления фальшивых паспортов и виз. Несколько человек, агентов «Черного сентября», смогли устроиться на работу в Олимпийскую деревню и выяснить, в каком корпусе должна была разместиться израильская сборная. Группу наружного наблюдения было решено набрать из числа местных палестинских студентов, которые напрямую подчинялись бы самому Абу Дауду. По его словам, Олимпийская деревня была выстроена на окраине города и обнесена двухметровым забором из металлической сетки, не создававшим серьезное препятствие на пути боевиков к комнатам израильтян. Оружие можно было доставить в Западную Германию через международный аэропорт Франкфурта-на-Майне. Он считался четвертым по величине европейским аэропортом, ежедневно пропускавшим через себя десятки тысяч пассажиров. Логично было предположить, что у курьеров, провозящих оружие, было больше шансов миновать таможенный контроль во Франкфурте, нежели в самом Мюнхене.

Руководителем группы боевиков был выбран 25-летний палестинец по имени Юсуф Назал, взявший себе оперативный псевдоним Тони. В свои 25 лет это был уже опытный федаин, прошедший через кровопролитные сражения гражданской войны в Иордании (1970–1971) в составе 48-й Палестинской дивизии. За его плечами были также диверсионные вылазки против иорданских и израильских объектов. После поражения палестинцев в гражданской войне Тони перебрался в Западную Германию, где устроился работать на одной из мюнхенских бензозаправок. Он свободно владел немецким языком, но был низкорослым и грузным, что могло осложнить его проникновение в Олимпийскую деревню. Однако, поскольку альтернативы его кандидатуре не нашли, руководители операции остановились на первоначальном выборе.

Его заместителем был назначен 27-летний Афиф Лютиф , взявший себе псевдоним Исса, по-арабски — Иисус. Он был четвертым ребенком в многодетной арабо-еврейской семье. Мать Афифа Лютифа была еврейкой, вышедшей замуж за араба- христианина из Назарета. Несмотря на еврейские корни, он не чувствовал своей принадлежности к израильскому народу, а осознавал себя палестинцем. В 1958 году, когда Афифу исполнилось 13 лет, он вместе с семьей переехал жить в Западную Германию, где его отец вел успешный бизнес. После окончания школы Исса поступил в один из университетов на политехнический факультет. Через пару лет он неожиданно для всех бросил учебу и уехал из страны. Несколько лет провел в Париже, благодаря чему к его безупречному немецкому добавился легкий французский прононс, придававший речи особый шарм. В 1966 году Исса и остальные его братья присоединились к ФАТХ. После Шестидневной войны 1967 года он вернулся на Ближний Восток, чтобы вести борьбу с израильтянами. В Иордании осенью 1970 года Исса вступил в боевые отряды «Черного сентября», где близко сошелся с Юсуфом Назалом (Тони), с которым рука к руке сражался в Аммане в сентябре 1970 года и в битвах при Джераше и Аджлуне в июле 1971 года. После поражения палестинцев в Иорданской гражданской войне (1970–1971) Исса бежал из страны и некоторое время жил у своей немецкой подруги в Западном Берлине, затем в Париже. Приглашение принять участие в акции ему было передано прямо во французскую столицу лично от Абу Ияда через западногерманского неонациста Вилли Поля. По своему интеллектуальному развитию Исса превосходил других членов террористической группы, которых сами руководители операции между собой называли «мясом». Он был фанатиком, но не террористом-самоубийцей, готовым бездумно сложить голову за «палестинское дело». К 1972 году двое из его братьев отбывали заключение в израильских тюрьмах. Вероятно, желание освободить их мотивировало его участие в этой крайне рискованной и даже безумной акции. Посовещавшись между собой, Абу Ияд и Абу Дауд решили, что Исса будет отвечать за политическую часть операции, то есть вести от лица «Черного сентября» все переговоры по обмену заложников.

В конце июля Тони и Исса были допущены в узкий круг посвященных во все детали предстоящей операции, которой присвоили наименование «Икрит и Барам». Абу Дауд лично инструктировал их, требуя не позволять никаких актов агрессии в отношении заложников. Дело было не в гуманизме. Просто боевая группа должна была сконцентрироваться исключительно на «внешнем кольце», исключив любую возможность штурма. Никогда нельзя полностью контролировать ситуацию. Недавние события, связанные с освобождением бельгийского авиалайнера Sabena, стали тому лишним подтверждением. Абу Дауд особо подчеркнул, что возложенная на них миссия в корне отличалась от всех предыдущих операций, в которых им приходилось принимать участие, и носила не столько военный, сколько политический характер. Абу Дауд все время акцентировал внимание на том, что с заложниками нужно обращаться хорошо, поскольку они будут постоянно находиться в объективе мировых СМИ. Даже связывая израильтянам руки, нужно будет объяснить, что это необходимая мера предосторожности. Но при этом следовало принять во внимание, что среди израильских спортсменов будут очень сильные мужчины, люди, прошедшие военную подготовку, способные оказать серьезное сопротивление. Пользоваться оружием Абу Дауд разрешил только в самом крайнем случае.

За три недели до начала игр Тони и Исса вместе с Абу Даудом и Фахри эль-Омри вылетели в баварскую столицу, чтобы осмотреться в городе, изучить Олимпийскую деревню и подготовить встречу остальных федаинов. На заранее арендованной квартире была сделана закладка продуктов на три дня, подготовлена спортивная форма, чтобы боевая группа могла слиться со спортсменами, и даже веревки для связывания заложников. В сборе информации им, как обычно, помогали местные палестинские студенты, не задававшие лишних вопросов. Они изучали подходы к Олимпийской деревне, а также отмечали слабые места в системе ее охраны.

Еще в середине июня 1972 года около 50 молодых палестинцев, самому младшему из которых было 17 лет, были набраны в учебный центр ФАТХ на берегу Средиземного моря в нескольких километрах южнее Бейрута. Это была самая обычная группа добровольцев, которой в скором времени предстояло пополнить ряды федаинов. В этом лагере молодые палестинцы проходили начальную военную подготовку. Их обучали стрелять из автоматов Калашникова, метать гранаты, закладывать взрывные устройства, действовать слаженно, а также свободно ориентироваться на незнакомой местности. После того как было принято решение о проведении в Мюнхене операции, из 50 курсантов были отобраны шестеро. Каждый из членов особой боевой группы, подражая традиции латиноамериканских революционеров, взял себе оперативный псевдоним. В число шестерых избранных вошли: 20-летний Халид Джаувад (Салах), в недавнем прошлом успешный футболист, проведший два сезона в бундеслиге; 19-летний Джамаль эль-Джаши (Самир); его двоюродный брат 26-летний Аднан эль-Джаши (Денави), способный студент, получивший специальную стипендию для изучения химии в Американском университете Бейрута; 19-летний Мохаммед Сафади (Бадран); Афиф Ахмад Хамид (Паоло), член ФАТХ с 1968 года, проучившийся год в Западной Германии; Ахмад Шейхи Таха (Абу Халла), проведший детство в ФРГ. Непременным условием для отбора в «специальную группу» было владение немецким языком. Всем шестерым сказали, что они выбраны для выполнения секретной миссии, о которой им будет сообщено позже. Им было приказано попрощаться с семьями, ни словом не обмолвившись, что их будут готовить для выполнения особой операции.

В начале августа они вылетели в Ливию для прохождения специальной подготовки. В тренировочном лагере посреди Ливийской пустыни, вдалеке от населенных пунктов, из них сформировали боевую группу специального назначения. В августовскую жару в Ливийской пустыне они интенсивно тренировались, находясь по многу часов под палящим солнцем. Они совершали многокилометровые марш-броски, преодолевали высокие стены и глубокие рвы. В пустыне они должны были «притереться» друг к другу. По характеру учений члены группы были уверены в том, что их готовили для проникновения на израильскую военную базу. Никому даже в голову не могло прийти, что все эти изнурительные тренировки предназначались для проведения акции на территории Олимпийской деревни в Мюнхене.

Во второй половине августа Фахри эль-Омари вылетел в Ливию, а Абу Дауд направился в Бейрут для встречи с Абу Иядом. Исса и Тони остались в Мюнхене, ожидая прибытие из Ливии остальных федаинов, продолжая вести наблюдение за Олимпийской деревней. Тони даже удалось устроиться работать поваром на территории деревни. Исса проник на объект в качестве сезонного разнорабочего. В свободное от работы время он играл в шахматы, просиживая по несколько часов у ворот А-25, не отводя глаз от корпуса, в котором должны были разместить израильских спортсменов.

В Бейруте Абу Ияд передал Абу Дауду поддельные иорданские паспорта с фальшивыми западногерманскими визами. Там же, в Бейруте, были утверждены окончательные списки заключенных террористов, свободу которых будет требовать Исса в обмен на жизни заложников. Общий список включал в себя 236 заключенных, среди них две террористки «Черного сентября», Рима Таннус и Тереза Халса, захваченные в Лоде 9 мая 1972 года при штурме авиалайнера Sabena, Кодзо Окамото из «Японской Красной Армии», а также пятеро офицеров сирийского Генштаба, похищенных «Сайерет Маткаль» в Южном Ливане 21 июня 1972 года. По предложению Абу Дауда в список были включены лидеры западногерманской лево-анархистской террористической организации RAF Ульрика Майнхоф и Андреас Баадер, а также 16 террористов-неарабов, заключенных в других европейских тюрьмах. Абу Дауд считал, что это могло оказать дополнительное давление на западногерманские власти. После этого Абу Дауд вылетел в Тунис. Там он провел несколько дней и вновь вернулся в Западную Германию, чтобы проконтролировать доставку оружия и принять остальных боевиков. Находясь в Мюнхене, Абу Дауд постоянно перемещался, меняя свое местожительство каждые 24 часа. Контакт с руководством «Черного сентября» он поддерживал исключительно через личного связного Абу Ияда, Атефа Бсейсу. В нужный момент Абу Дауд должен был через него передать сигнал Фахри эль-Омари к отправке основной группы боевиков.

Израильская олимпийская делегация прибыла в Мюнхен 21 августа 1972 года. В ее состав входили 30 человек: 15 спортсменов, которые должны были состязаться в семи видах единоборств, а также пять тренеров, два спортивных судьи международного класса и восемь сотрудников Израильского олимпийского комитета. Перед посадкой на самолет они сделали совместный снимок, который для 11 человек стал последним.

Израильской сборной выделили пять двухэтажных многокомнатных квартир в Олимпийской деревне в корпусе № 31 на Коннолиштрассе. В этом же здании разместили сборные команды Уругвая и Гонконга. В квартиру № 1, расположенную у самого входа в корпус, заселили пять тренеров и двух спортивных судей. В квартире № 2 разместили двух стрелков, двух фехтовальщиков и одного легкоатлета. Квартиру № 3 отвели для трех борцов и трех штангистов. В квартире № 4 разместили двух медиков. И последнюю квартиру, находившуюся в дальнем конце коридора, занял глава делегации Шмуэль Лалкин.

Полное отсутствие вооруженной охраны серьезно его обеспокоило. За полтора месяца до официального открытия игр он писал начальнику обеспечения безопасности Олимпиады Манфреду Шрайберу, что его тревожило отсутствие минимальных мер охраны и контроля, что совершенно не соответствовало международным правилам проведения массовых мероприятий такого высокого уровня. В ответ немецкий чиновник посоветовал главе израильской делегации не вмешиваться не в свое дело. У Лалкина также вызвало недоумение, что сборной команде Израиля, граждане которого находились под постоянной угрозой террористического нападения, отвели здание на дальней окраине Олимпийской деревни, практически в изолированном месте. Лалкин считал, что это место легко уязвимо для нападения извне, но немецкие власти продолжали уверять руководителя израильской делегации, что для их безопасности приняты все необходимые меры. При всём этом пропускной режим фактически отсутствовал. Так, журналисты свободно проникали в Олимпийскую деревню, достаточно было нацепить на себя какой-нибудь «бейджик». Охрана совершенно их не проверяла. Вообще, любой посторонний человек в тренировочном костюме со спортивной сумкой на плече мог пройти к любому корпусу на территории Олимпийской деревни, не вызывая никаких вопросов.

Террористы установили круглосуточное наблюдение за Олимпийской деревней. Стараясь не привлекать к себе внимания, наружное наблюдение «Черного сентября» сменялось почти каждый час. Под пристальное наблюдение были взяты подходы к Олимпийской деревне, система охраны, частота и загруженность городского общественного транспорта, а также оперативность баварской полиции. Желая снизить бдительность ночных полицейских нарядов, террористы в самые ранние утренние часы провоцировали ложные вызовы на появление в районе Олимпийской деревни подозрительных людей.

Очень скоро террористы обладали исчерпывающей информацией о жизни Олимпийской деревни и всего того, что ее окружало. Вход в корпус израильских спортсменов находился с плохо освещенной восточной стороны. Единственным препятствием на пути террористов была двухметровая ограда, преодолеть которую они могли без труда в считаные минуты. Даже если охрана Олимпийской деревни, которая была «вооружена» лишь портативными рациями, попыталась бы поднять тревогу, террористы успели бы захватить заложников и забаррикадироваться в здании. Тони, устроившись работать в кафе в Олимпийской деревне, смог познакомиться с одним из членов уругвайской команды, разместившейся в том же здании, что и израильтяне. Каким-то образом ему удалось сделать слепки ключей от входной двери и квартиры № 1, в которой жили израильские тренеры и спортивные судьи. За сутки до операции Абу Дауд лично воспользовался ключом от парадной двери, чтобы осмотреться в корпусе № 31 на Коннолиштрассе.

Интересен тот факт, что здание, в котором разместились спортсмены ГДР, располагалось прямо напротив израильтян. Таким образом, спортивная делегация ГДР также попала в поле зрения палестинских террористов. Уже в первые дни наружное наблюдение «Черного сентября» доложило о подозрительных «людях в штатском», в которых без труда узнавались сотрудники Stasi .

Именно этот факт во многом стал причиной совершенно необоснованных подозрений и нелепых разоблачений, посыпавшихся в адрес восточногерманской стороны в том, что ГДР заранее знала о готовящейся акции и даже, в некотором смысле, оказала поддержку палестинским террористам. Наличие сотрудников Stasi в корпусе восточногерманских спортсменов можно объяснить вполне понятными причинами. В самый разгар холодной войны вполне понятно желание Stasi максимально ограничить близкое общение восточных немцев с их западными соотечественниками и любыми способами предотвратить побег на Запад. Никому же не придет в голову обвинять Советский Союз в том, что ему хорошо были известны планы террористов «Черного сентября» только из-за того, что советская спортивная делегация была буквально пропитана сотрудниками КГБ?

31 августа, через пять дней после начала игр, в баварскую столицу прибыли остальные боевики. До самого последнего момента руководители теракта не были уверены, что операция вступит в последнюю фазу. Риск преждевременного разоблачения был чрезвычайно высок. Внимательный служащий таможни мог предотвратить всю акцию еще на въезде в страну. В Триполи боевики получили из рук Фахри эль-Омари фальшивые иорданские паспорта. В каждом паспорте стояла поддельная западногерманская виза такого низкого качества, что в одном из документов она была вклеена вверх ногами, перечеркнута черными чернилами и вновь вклеена на следующей странице. По пути в Западную Германию боевики разделились на две группы по трое. Аднан эль-Джаши, его двоюродный брат Джамаль эль-Джаши и Мохаммад Сафади вылетели из Триполи, сделали небольшую промежуточную остановку в Риме и затем продолжили перелет в Мюнхен. Вторая группа боевиков прибыла из Триполи, сделав пересадку в Белграде. Обе группы боевиков были встречены в мюнхенском аэропорту Мюнхен-Рим Тони и Иссой и размещены в небольших отелях и кемпингах в районе центрального железнодорожного вокзала.

До начала операции оставалось четыре дня. Это время боевики провели как обычные туристы. Они гуляли по городу, покупали сувениры, фотографировались, обедали в ресторанах и отсыпались, набираясь сил. Тем временем тихий обывательский Мюнхен был охвачен атмосферой олимпийской эйфории. Улицы баварской столицы сутки напролет были запружены туристами и спортсменами, поэтому в пестрой толпе иностранцев боевики чувствовали себя вполне уверенно, не опасаясь привлечь внимание.

Ближе к полуночи 4 сентября 1972 года боевики собрались на центральном железнодорожном вокзале, чтобы встретиться с Абу Даудом и получить от него последние инструкции. Они заказали ужин в ресторане, но к еде никто практически не притронулся. Они еле сдерживали эмоциональное перенапряжение — плод изматывающих тренировок в ожидании некой секретной миссии. Абу Дауд впервые посвятил их во все детали предстоящей операции, о которой из сидящих за столом знали только Исса и Тони. Тихим голосом Абу Дауд рассказал им, что они должны будут проникнуть на территорию Олимпийской деревни и похитить членов израильской сборной, держать их в качестве заложников и потребовать освобождение из тюрем более двух сотен заключенных товарищей. После выполнения ультиматума «Черного сентября» боевая группа потребует самолет и свободный вылет в одну из арабских стран, после чего отпустит заложников. По плану, разработанному руководством «Черного сентября», захват израильских спортсменов должен был произойти этой же ночью в 04:00. После подробного инструктажа они расплатились с официантом и направились к камерам хранения, где их уже две недели ожидало оружие. Достав сумки, они вернулись в свои номера, чтобы переодеться в красную спортивную форму.

Этим же вечером члены израильской олимпийской сборной смотрели театральную пьесу «Скрипач на крыше» и ужинали в ресторане с ведущим актером Шмулем Роденски. Затем они сели в автобус команды и направились в Олимпийскую деревню. В автобусе 13-летний сын Шмуэля Лалкина, успевший завести дружбу с борцом Элиэзером Халфиным и штангистом Йосефом Романо попросился переночевать у них в Олимпийской деревне. Но Шмуэль Лалкин по какой-то причине отказал сыну, тем самым, возможно, спас ему жизнь. Вернувшись за полночь, израильские спортсмены разошлись по своим комнатам и спокойно легли спать.

К Олимпийской деревне в 4:10 подъехали два такси, из которой вышли восемь человек в красных спортивных костюмах. Недалеко от ворот А-25 их уже ожидал Абу Дауд. Когда террористы подошли к ограде, они увидели группу подвыпивших американских спортсменов, которые собирались через нее перелезть. Абу Дауд быстро сориентировался в ситуации и приказал своим людям присоединиться к американцам под видом подгулявших спортсменов. Спустя много лет Абу Дауд вспоминал: «Наши люди не просто смешались с американцами, мы помогли им забраться наверх, и они помогли нам…»

Наконец палестинские боевики спрыгнули на землю. Несколько минут они шли вместе с американцами, потом весело распрощались. Ускоряя шаг, палестинцы направились на Коннолиштрассе, 31. Олимпийская деревня была погружена в сон. На своем пути они не встретили ни одного охранника, только шестерых немецких почтовых служащих. Но на тот момент всё выглядело вполне безобидно. Почтовые служащие приняли палестинцев за спортсменов, которые старались незаметно пробраться в свои апартаменты. Многие спортсмены признавали, что им лень было обходить забор, чтобы войти на территорию Олимпийской деревни через ворота, и они просто перелезали через него.

Палестинцы в 4:35 уже стояли у входной двери. Они извлекли из сумок оружие и гранаты, надели балаклавы и открыли входную дверь которая оказалась незапертой.

Увы, «Черный сентябрь» полностью разыграл сценарий «Прогноза-21», составленный доктором судебной психологии Георгом Зибером. Он лишь немного ошибся во времени, палестинцы проникли на территорию Олимпийской деревни на 50 минут раньше, чем предполагал доктор.

Войдя в коридор, террористы подошли к квартире № 1, в которой жили израильские спортивные судьи и тренеры. Один из боевиков вставил в замочную скважину заранее изготовленный по слепку ключ, но не смог сразу его провернуть. От возни в замочной скважине проснулся судья по классической борьбе Йосеф Гутфройнд. Высокий, широкоплечий, ростом под 2 метра и весом 135 килограмм, в свои 40 лет он находился в самом расцвете физических сил. Гутфройнд быстро вскочил с постели и вышел в салон выяснить причину шума. Перед ним в приоткрывшемся дверном проеме показались вооруженные люди в балаклавах. Он сразу всё понял и закричал: «Друзья, бегите!». Гутфройнд навалился на дверь всей тяжестью своего богатырского тела, но террористы успели просунуть в проем ствол калашникова, не позволив ей захлопнуться. Прекрасно понимая, что долго удерживать дверь он не сможет, Йосеф пытался выиграть время, чтобы его товарищи успели выскочить через окно на задний двор.

Тувия Сакольский, тренер по тяжелой атлетике, переживший Холокост и оставивший в земле Германии всех своих родных, вышел из своей комнаты в салон и, увидев вооруженных людей, криком попытался разбудить остальных товарищей. Единственное, что он мог сделать в данной ситуации, это спасаться бегством. Он бросился к окну, но оно было плотно закрыто. Тогда Тувия кулаком разбил стекло. Всё происходило стремительно. Прошло не более 10 секунд с того момента, как Гутфройнд заметил террористов и начал кричать. Сакольский в самый последний момент смог выскочить из окна на задний двор. Боевики ворвались в его комнату. Один из федаинов дал автоматную очередь через разбитое окно вслед убегающему тренеру. Пули прошли в нескольких сантиметрах над его головой, тем не менее Сакольскому удалось забежать за угол здания и спастись.

Выстрелы разбудили руководителя израильской делегации Шмуэля Лалкина, который спал на втором этаже 5-й квартиры. Он выглянул в окно, выходившее на Коннолиштрассе. На первый взгляд, всё было спокойно. Потом Лалкин посмотрел на свои часы, показывавшие 4:15, и, подумав о том, что спать ему осталось меньше двух часов, вернулся обратно в постель. Сказывалась усталость, накопившаяся за последние дни.

Тем временем террористы приставили к лицу Йосефа Гутфройнда ствол автомата и загнали его в дальний угол салона. В квартире № 1 оставались еще пятеро: 40-летний тренер по легкой атлетике Амицур Шапира, 53-летний тренер по стрельбе, ветеран Армии обороны Израиля Кеат Шор, 27-летний тренер по фехтованию Андре Шпицер, 50-летний спортивный судья по тяжелой атлетике Яков Шпрингер и 33-летний тренер по греко-римской борьбе Моше Вайнберг. Всё произошло настолько быстро, что никто из израильских спортсменов не успел отреагировать. Квартиры были достаточно просторными, с толстыми стенами, и они просто не услышали крики и шум борьбы. Под дулами автоматов их стащили с постелей. Моше Вайнберг, прекрасно владевший рукопашным боем, оказался расторопнее остальных своих товарищей. Он неожиданно бросился на Иссу и повалил его на пол. Но, прежде чем он дотянулся до оружия, другой террорист инстинктивно выстрелил Вайнбергу в лицо. Пуля прошла по касательной, сильно разорвав тренеру правую щеку, из которой фонтаном начала бить кровь, заливая все вокруг. По приказу Тони боевики загнали заложников в комнату на втором этаже. Им всем, кроме Моше Вайнберга, крепко связали руки и ноги, усадили на две кровати, оставив в одних трусах и футболках. Исса и двое федаинов остались охранять заложников, а Тони с четырьмя другими террористами схватили Моше Вайнберга и, угрожая ему и его товарищам расстрелом, потребовали показать остальные квартиры израильской сборной.

Проходя мимо квартиры № 2, Моше Вайнберг намеренно обманул террористов, сказав, что внутри ее остановились граждане другой страны. Вместо этого он повел их к квартире № 3, где жили борцы и тяжелоатлеты. Видимо, Моше Вайнберг полагал, что у них было больше шансов оказать сопротивление террористам.

Но боевики застали врасплох постояльцев и этой квартиры. В это утро в ней спали шестеро спортсменов: 24-летний борец Элиэзер Халфин, 18-летний борец Марк Славин — самый молодой член сборной, 32-летний штангист Йосеф Романо, 28-летние штангисты Давид Бергер и Зеэв Фридман и борец греко-римского стиля в наилегчайшем весе Гади Цабари. Угрожая автоматами, террористы согнали всех в салон на первом этаже, приказав сесть на пол и положить руки за голову. В то время как четверо боевиков держали под прицелами автоматов заложников, Тони быстро осмотрелся в квартире, чтобы убедиться, что никто не спрятался в шкафу или под кроватью.

Пока Тони проверял квартиру, Давид Бергер тихо прошептал своим товарищам: «Давайте все разом набросимся на террористов. В любом случае нам нечего терять». Один из боевиков услышал Бергера и сильно ударил прикладом по лицу. В 4:50 заложников подняли на ноги, выстроили одного за другим и, словно скот, погнали в квартиру № 1.

Первым шел борец Гади Цабари. Когда они приблизились к квартире № 1, в которой удерживали остальных заложников, Гади Цабари на мгновение замешкался у входа. Террорист, стоявший у него за спиной, грубо ткнул его дулом автомата. Действуя на борцовском рефлексе, Гади Цабари неожиданно развернулся и, отведя ствол автомата в сторону от себя, быстро бросился к лестнице, спускавшейся к подземной стоянке. Один из террористов стал преследовать его, выпустив вслед Цабари несколько коротких автоматных очередей, не достигших цели. Борец, убегая зигзагами, смог спуститься на подземную стоянку и укрыться за бетонными столбами, затерявшись среди машин. Его уже никто не преследовал, поскольку его тренер Моше Вайнберг, воспользовавшись секундным замешательством «конвоиров», вновь бросился на одного из боевиков и попытался вырвать из его рук оружие. Но другой террорист опередил Моше Вайнберга и выпустил в него длинную автоматную очередь из калашникова, буквально вскрыв ему грудную клетку. Прежде чем загнать заложников в квартиру № 1, террористы избавились от тела Моше Вайнберга, выбросив его на улицу перед входом в корпус. На захват израильских спортсменов боевикам «Черного сентября» понадобилось не более 10 минут.

Последние автоматные очереди разбудили всю Олимпийскую деревню. В окнах начал зажигаться свет, и люди стали выглядывать на улицу, чтобы понять, что происходило. Глава израильской делегации Шмуэль Лалкин вновь проснулся и, высунувшись в окно, увидел на асфальте в луже крови тело Моше Вайнберга. За несколько минут до этого уборщица, работавшая в Олимпийской деревне, услышала первые выстрелы и позвонила на центральный пункт охраны. Начальник ночной смены отправил одного из охранников проверить, что случилось. Прибыв на место с одной лишь рацией, он увидел окровавленное тело Моше Вайнберга и вооруженного человека в балаклаве, выглядывавшего через дверной проем. Охранник тут же ретировался. Всё это происходило на глазах Шмуэля Лалкина, наблюдавшего за происходившим из окна второго этажа. Лалкин сбежал на первый этаж, где находился единственный телефон. Не было сомнения, что оправдались самые страшные опасения — члены израильской сборной захвачены террористами и как минимум один спортсмен убит. К счастью, медперсонал израильской олимпийской сборной, расселенный в квартире № 4, эту ночь провел за пределами Олимпийской деревни. Лалкин позвонил в отель «Шератон», в котором остановились израильские журналисты и члены Олимпийского комитета Израиля. «Свяжитесь с Израилем! — кричал он в трубку. — Террористы захватили в заложники израильскую сборную!»

В это время один из заложников, ветеран Шестидневной войны штангист Йосеф Романо, попытался совершить побег. Когда террористы ворвались в квартиру, они опрокинули стол, на котором лежал нож для чистки фруктов. Палестинцы меньше всего опасались нападения с его стороны, поскольку он во время соревнований порвал сухожилие на ноге и вынужден был перемещаться на костылях. Йосеф Романо незаметно дотянулся до ножа и бросился на ближайшего террориста Афифа Ахмада Хамида. Он успел нанести ему ранение в область переносицы, опрокинуть на спину и вырвать из рук автомат. Но, прежде чем Йосеф Романо успел воспользоваться оружием, остальные боевики расстреляли его в спину. Он умер не сразу, а еще пару часов агонизировал. Его, тяжелораненого, оставили истекать кровью посреди комнаты, не оказав элементарной первой помощи. Террористы намеренно не выбросили его на улицу, чтобы труп Романо постоянно находился перед глазами остальных заложников в назидание тем, кто еще раз попытается оказать сопротивление. Исса предупредил израильтян, что они не собирались ни с кем шутить. Девяти заложников для боевиков было вполне достаточно, поэтому они готовы были расстреливать спортсменов по одному при малейшем неповиновении.

После захвата израильских спортсменов прошел час. Их перевели в комнату на втором этаже квартиры № 1, связали руки и ноги, усадив рядом на две кровати. Самого крепкого из заложников, Йосефа Гутфройнда, террористы из предосторожности привязали к стулу, обмотав его, словно мумию.

В 5:00 раздался телефонный звонок в квартире начальника мюнхенской полиции Манфреда Шрайбера, отвечавшего за безопасность во время проведения Олимпийских игр. В первые минуты он был настолько потрясен и растерян, что не мог произнести ни слова. Нападения могли ожидать где угодно, но не в Олимпийской деревне. Выдержав паузу, он всё же распорядился оцепить здание с заложниками и перекрыть все входы и выходы на территорию Олимпийской деревни. Затем он оповестил министра внутренних дел земли Баварии Бруно Мерка. Тот, в свою очередь, позвонил федеральному министру внутренних дел Гансу-Дитриху Геншеру, сообщив об инциденте в Олимпийской деревне. Через час высшее руководство Западной Германии знало о случившемся. Все были в глубоком шоке.

В пятницу 5 сентября 1972 года жители Мюнхена проснулись в совершенно другом городе. «Игры мира и радости» за одну ночь превратились в «Олимпиаду террора». Международные СМИ, собравшиеся в баварской столице, чтобы освещать ход ХХ Олимпийских игр, теперь заполняли эфир противоречивыми обрывками скупой информации о заложниках и террористах. Фотографии убитого израильского спортсмена Моше Вайнберга, лежащего в луже крови на пороге Коннолиштрассе, 31, в одночасье облетели весь мир. Сотни репортеров окружили Олимпийскую деревню в надежде получить хоть какую-нибудь достоверную информацию. Вначале было распространено сообщение, что террористы удерживают 16–17 израильских заложников. Чуть позже это число снизилось до 13. И только после того, как о себе дали знать Гади Цабари, Тувия Сакольский и спортсмены, жившие в квартире № 2, стало понятно, но официально не объявлено, что в руках террористов находились десять израильских заложников.

Первыми в 6:40 на Коннолиштрассе появились мэр Олимпийской деревни Вальтер Трёгер и президент западногерманского Олимпийского комитета Вилли Дауме. Желая прояснить ситуацию, они попытались вступить с вооруженными людьми в переговоры, но палестинские боевики сразу заявили, что разговаривать они будут только с представителями власти, поскольку организаторы игр, на их взгляд, не имели никаких полномочий.

Террористы, назвавшиеся особой боевой группой «Черного сентября», передали свои требования на двух листах убористого машинописного текста. Он включал в себя имена 236 «политических» заключенных, освобождение которых они требовали в обмен на израильских заложников. «Черный сентябрь» выдвинул жесткий ультиматум — до 9:00 доставить всех заключенных в одну из арабских стран; в противном случае террористы обещали каждый час убивать по одному заложнику.

Антикризисный штаб, возглавляемый Манфредом Шрайбером, Бруно Мерком и Гансом-Дитрихом Геншером, разместился в подвальном помещении административного корпуса G-1 на территории Олимпийской деревни. Все понимали, что сроки, выдвинутые террористами, невыполнимы даже в рамках одной ФРГ. К тому же никто в Западной Германии не имел опыта ведения переговоров с террористами, захватившими заложников. У кризисного штаба не было ни знаний, ни времени, ни необходимой информации, чтобы выработать более или менее эффективную стратегию по освобождению заложников. Всё, что могли сделать руководители антикризисного штаба, — это попытаться продлить, насколько возможно, срок ультиматума. Сотрудник мюнхенской полиции Анализа Грас добровольно вызвалась подойти к квартире № 1 и обсудить с террористами начало переговоров. Она смогла договориться с Иссой о встрече с руководителями антикризисного штаба перед фасадом корпуса № 31 рядом с квартирой, в которой палестинцы удерживали заложников.

В 8:45 на Коннолиштрассе показались шеф мюнхенской полиции Манфред Шрайбер, мэр Олимпийской деревни Вальтер Трёгер и египетский представитель МОК Ахмед Туни. Они не спеша шли к корпусу, чтобы в первый раз с глазу на глаз встретиться с террористами и начать переговоры. Исса стоял на втором этаже с автоматом Калашникова и через распахнутое окно внимательно следил за приближающейся делегацией. Исса вышел из здания в костюме цвета слоновой кости, в широкополой шляпе, темных очках, наполовину скрывавших его лицо, и в палестинской куфии, накинутой на плечи. В правой руке он демонстративно сжимал осколочную гранату.

На западногерманских переговорщиков сразу произвели впечатление прекрасный немецкий язык и ледяное спокойствие Иссы. Он разговаривал подчеркнуто вежливо. Единственное, что могло выдать его волнение, это сигареты, которые он выкуривал одну за другой. Но всем своим видом главарь террористов показывал, что он полностью контролировал ситуацию.

Ни Шрайбер, ни Трёгер не имели ни малейшего понятия, как следовало вести переговоры, чтобы не допустить дальнейшей эскалации кризиса с заложниками. Шрайбер, возомнив себя крутым полицейским, изучал собеседника, взвешивая шансы прямо здесь и сейчас захватить Иссу, чтобы иметь хоть какой-то козырь в переговорах с террористами. Исса сразу уловил этот оценивающий взгляд и, сделав шаг назад, поднял гранату: «Если попытаешься ко мне прикоснуться, я взорву всех!» Вариант, который прокручивал в голове шеф мюнхенской полиции, быть может, сгодился бы для преступников, но никак не для палестинских террористов, готовых в любой момент стать «шахидами». Никто из них не вступил бы в торг. Захват Иссы сделал бы их еще более агрессивными, непредсказуемыми, неспособными вести переговоры.

Египетский представитель МОК Ахмед Туни, желая снять напряжение, предложил продолжить диалог на арабском языке. Он заверил Иссу, что Западная Германия и Израиль в эту самую минуту обсуждают требования «Черного сентября», но для согласования всех деталей обмена потребуется еще некоторое время. Слова египетского представителя возымели действие, и Исса тут же продлил срок ультиматума до 12:00.

Шрайбер предлагал неограниченные суммы денег и полную неприкосновенность в обмен на заложников. Исса сразу пресек разговоры о деньгах: «Деньги ничего для нас не значат, наши жизни для нас ничего не значат». Западногерманские переговорщики не особенно рассчитывали на достижение договоренности, главным успехом первой встречи стало продление ультиматума, что давало еще несколько часов для подготовки спасательной операции.

В 10:45 федеральный министр внутренних дел Ганс- Дитрих Геншер официально объявил о создании специальной антикризисной комиссии. Однако в Западной Германии 1972 года еще не было профессиональных психологов и переговорщиков, специализировавшихся на освобождении заложников. Не поддавалось никакой логике поведение западных немцев, пребывавших в полной растерянности, но упорно не желавших получить помощь со стороны. В то же время боевики «Черного сентября» были непреклонны в своих требованиях. Затягивание переговоров лишь накаляло и без того сложную ситуацию.

Даже после того, как террористы убили заложника, мюнхенские полицейские бездействовали, пассивно наблюдая за разворачивающейся на их глазах трагедией. К примеру, израильская антитеррористическая доктрина предусматривает ситуацию, которая звучит как «ахмарат мацав» , то есть когда ситуация выходит из-под контроля и террористы начинают убивать заложников. В подобном случае начинается незамедлительный штурм. Даже если на место не успели прибыть специально подготовленные подразделения по спасению заложников и единственные, кто находятся на переднем фланге, это полицейские патрульно-постовой службы, они обязаны немедленно вступить в бой. Такая практика и принципиальная стратегия неведения переговоров с террористами и в наши дни совершенно оправдывает себя. Доказательством тому может служить тот факт, что в Израиле последние 25 лет террористы не предприняли ни одной попытки захвата заложников.

Инцидент в Олимпийской деревне усугублялся тем, что заложниками были евреи. Ганс-Дитрих Геншер, говоря о том, что Германия не может себе позволить, чтобы на ее земле еще раз пролилась еврейская кровь, предложил себя и других высокопоставленных лиц взамен заложников. Но террористы не шли ни на какие уступки. Они знали, что назад дороги не было. Любое отступление от инструкций, данных Абу Даудом, автоматически поставило бы их вне закона, сделало изгоями в палестинской среде. Они были готовы погибнуть и стать «шахидами». Исса открытым текстом произнес: «Так и так умрем. Или погибнем здесь, или, если выйдем отсюда без заложников, нас в любом месте найдут и убьют». Исса и его люди напомнили всему миру о японских камикадзе Второй мировой войны. Но в 1960–1970-х годах ни в Европе, ни в Америке еще не сталкивались с террористами-смертниками. Идеология «шахидизма» традиционно присутствовала только в арабо-мусульманской культуре, где смертники всегда были ее неотъемлемой частью. Несмотря на то что в 1970-х годах палестинское национально-освободительное движение было представлено исключительно светскими террористическими организациями национально-буржуазного или марксистского толка, члены «Черного сентября» уже тогда были потенциальными террористами-смертниками.

В то время как израильские заложники находились на грани смерти, со стороны складывалось впечатление, что федеральные и земельные власти, а также МОК озабочены лишь тем, как бы смыть «грязное пятно» с Олимпийских игр и поскорее вернуться к соревнованиям. Надежда на разрешение кризиса таяла с каждым часом. Чем меньше времени оставалось до истечения срока ультиматума, тем больше немцы понимали, что с начала инцидента они ни на шаг не продвинулись в разрешении ситуации с заложниками. Палестинские террористы не были готовы идти на компромисс. Они вообще отказывались поднимать вопрос о судьбе заложников, пока их требования не будут полностью удовлетворены.

Всё усложнялось тем, что израильское правительство во главе с премьер-министром Голдой Меир наотрез отказалось вступать в переговоры с террористами. Ответ Израиля был жесткий и лаконичный: «В любых обстоятельствах никаких переговоров с террористами, поскольку такие переговоры послужат стимулом для последующих атак». Голда Меир заявила: «Если мы уступим, ни один израильтянин нигде в мире не сможет чувствовать себя в безопасности». Официальная позиция Израиля была изложена в правительственной телеграмме, которую в 11:00 вручил посол Израиля в Западной Германии Элишав Бен-Хурин:

«…Государство Израиль не ведет переговоры с террористами. Вся ответственность за разрешение кризиса целиком ложится на Западную Германию. Правительство Израиля надеется, что западногерманское правительство сделает всё, что в его силах, чтобы освободить заложников…»

Однако было бы неверно полагать, что Израиль самоустранился от решения проблемы. Голда Меир получила первое сообщение о захвате заложников уже в 5:30. Около 9:00 состоялся долгий телефонный разговор между Голдой Меир, канцлером ФРГ Вилли Брандтом и федеральным министром внутренних дел Гансом-Дитрихом Геншером. От лица правительства и всего немецкого народа они выразили Израилю глубокое соболезнование и искреннее сочувствие. К сожалению, это всё, что могли предложить немцы. Голда Меир возложила всю ответственность за разрешение кризиса с заложниками на западногерманское правительство, подчеркнув, что принципиальная позиция Израиля состоит в том, что ни один террорист ни при каких обстоятельствах не покинет стен израильских тюрем. Однако правительство Западной Германии может обещать террористам всё, что посчитает нужным, чтобы сохранить жизни заложникам. Затем, после того как она изложила позицию Израиля, Голда Меир предложила помощь — выслать в Мюнхен израильских специалистов по борьбе с терроризмом — переговорную группу и спецназ Генерального штаба Армии обороны Израиля «Сайерет Маткаль». Однако канцлер Вилли Брандт категорически отверг израильскую помощь. Руки Брандта и Геншера были связаны федеральным законом. Израильтяне не знали, что западногерманская Конституция не дает право федеральному правительству использовать армию на территории Баварии. Иными словами, военные не могли принимать участие в операциях на территории страны в мирное время, не нарушив при этом послевоенной Конституции. К тому же у земельного правительства Баварии был полный суверенитет от федеральных властей разрешать любые кризисные ситуации, даже если они затрагивали международные отношения и политические интересы. Таким образом, судьба израильских заложников находилась в полной зависимости от некомпетентного в вопросах контртерроризма баварского правительства. Влияние канцлера ФРГ и федерального министра внутренних дел носило совещательный характер и зависело исключительно от доброй воли и желания местных земельных властей. И правительство Баварии очень болезненно воспринимало любое вмешательство в свои внутренние дела со стороны федералов и тем более другого государства.

На заседании Совета Безопасности «узкого» кабинета израильского правительства было решено передать освобождение заложников в руки Западной Германии. Это непростительно ошибочное решение было принято под давлением министра обороны Моше Даяна, которого, кстати, терпеть не могла Голда Меир. Израильское правительство надеялось на немецкую педантичность и профессионализм. Но очень скоро эти надежды были разбиты о полное дилетантство и некомпетентность баварских властей. Министр обороны Израиля Моше Даян и директор «Моссада» Цви Замир были уверены, что немцы в состоянии подготовить и провести эффективную операцию по освобождению заложников. Однако никто в Израиле не знал, что в ФРГ в то время не было специального подразделения по борьбе с терроризмом.

Однако, несмотря на принятое решение, израильтяне не хотели полностью устраняться и пассивно наблюдать за разыгрывавшейся драмой. В Мюнхен специальным рейсом должны были вылететь министр обороны Моше Даян, глава израильской службы безопасности ШАБАК Йосеф Хармелин, начальник следственного отдела ШАБАК — «главный израильский переговорщик» Виктор Коэн и директор «Моссада» Цви Замир. Однако уже в аэропорту, перед самым вылетом, Виктор Коэн вдруг обратился к Моше Даяну: «Слушай, захват заложников транслируется в прямом эфире на весь мир. Если ты там покажешься, то репортеры тебя сразу узнают, и это увидят террористы. Твое появление в Олимпийской деревне станет доказательством того, что боевики ударили по самому чувствительному месту Израиля. Это только ухудшит и без того сложную ситуацию. Они сразу начнут выкручивать нам руки, с каждым часом ужесточая требования. Тебе нужно остаться в Израиле». «Да, ты прав, Виктор, — сразу согласился Моше Даян. — В Мюнхен полетите только ты и Замир. Я сам поставлю в известность Голду».

В то же время израильское правительство оказывало сильное давление на Западную Германию и МОК, требуя прекратить проведение Игр, пока израильские заложники не будут освобождены. Но федеральные и земельные власти не были готовы идти на подобные шаги. Такую же позицию занял и Международный олимпийский комитет. 5 сентября президент МОК Эйвери Брендедж сделал заявление перед СМИ: «Игры должны продолжаться любой ценой». В то время как девять израильских заложников сидели, связанные по рукам и ногам под дулами автоматов в комнате, залитой кровью погибших товарищей, начался волейбольный матч между командами Западной Германии и Японии. Олимпиада продолжалась. Олимпийцы, не выступавшие в этот день в соревнованиях, наслаждались жизнью, загорали на солнце в нескольких десятках метров от оцепления. Складывалось впечатление, что больше всего они боялись не получить своих медалей из-за прекращения Олимпиады. На экранах телевизоров, сменяя друг друга, мелькали картинки захваченного террористами дома и трансляции с Игр. В свое оправдание руководители МОК утверждали, что необходимо продолжать соревнования и «тем самым доказывать, что спорт сильнее терроризма».

Премьер-министр Израиля Голда Меир обратилась с официальным обращением к другим странам с призывом «спасти наших граждан и осудить невыразимыми словами совершенные преступления». Только после этого МОК согласился временно приостановить Игры с 15:30 до 10:00 следующего дня — до окончания намеченной поминальной церемонии. Она должна была состояться на центральном Олимпийском стадионе Мюнхена в память об израильском спортсмене , хладнокровно убитом террористами «Черного сентября». Тогда никто не мог представить, что поминальная церемония будет проведена точно в назначенное время, 6 сентября в 10:00, но в память не одного, а одиннадцати израильских спортсменов и двоих граждан Западной Германии, погибших от рук палестинских террористов.

Три раза западногерманским переговорщикам удавалось добиться продления крайнего срока. За четверть часа до истечения ультиматума террористы согласились продлить его на три часа, до 15:00. В 14:25 Исса согласился подождать до 17:00. Геншер и Трёгер постоянно оправдывались тем, что обмен затягивался по бюрократическим причинам. Якобы израильтяне согласились со всеми требованиями палестинцев, но на то, чтобы разыскать такое огромное количество заключенных и оформить все необходимые документы, требуется еще время. К тому же в послеполуденные часы в центре Израиля образуются сильные транспортные заторы, что не позволяет оперативно быстро доставить в аэропорт Лод уже выпущенных заключенных. Все эти отговорки преследовали лишь одну-единственную цель — создать видимость движения, видимость того, что кризис с заложниками неуклонно близится к обоюдовыгодному разрешению.

Исса уже не был подчеркнуто вежлив и сдержан, как в начале переговоров. Он сразу сказал, что следующее продление срока ультиматума будет автоматически сопровождаться казнью одного-двух заложников. Он пообещал собственноручно убить их перед объективами, на виду у сотен миллионов людей, прикованных к телевизорам.

В 16:35, после 12 часов бесплодных переговоров, Исса неожиданно предложил свой план выхода из тупика. Он потребовал в течение часа предоставить его людям и заложникам самолет, на котором они вылетели бы в Каир, где продолжили бы переговоры. Израильтяне должны были переправить туда же палестинских заключенных. На этот раз Исса угрожал уничтожить сразу всех израильских заложников, если западногерманские власти начали бы и дальше затягивать время, ссылаясь на всевозможные предлоги.

Проблема состояла в том, что для западногерманской стороны такой поворот событий был совершенно неприемлем в силу ряда объективных причин. Суверенная Западная Германия не могла поддаться на шантаж террористов и выпустить за пределы своей территории заложников — граждан другого государства, гостей Олимпиады, гарантию безопасности которых должны были обеспечивать федеральные и земельные власти. Тем более речь шла о высылке граждан Израиля в страну, которая официально находилась с ним в состоянии войны. С другой стороны, если отбросить в сторону государственный престиж, это была прекрасная возможность переложить всю полноту ответственности на арабов, вынести конфликт за пределы Западной Германии, за несколько тысяч километров от объективов камер, призванных освещать Игры, а не кризис с заложниками. Появлялась смутная надежда спасти «Олимпиаду мира и радости».

Прежде чем договариваться о предоставлении самолета в Каир, Ганс-Дитрих Геншер, ведший переговоры с Иссой, стоя у фасада корпуса, захотел убедиться, что заложники всё еще живы. Исса повернулся к Тони, стоявшему на втором этаже, и что-то крикнул на арабском языке. Спустя полминуты шторы на втором этаже раздвинулись, и в окне показался тренер по фехтованию Андре Шпицер. Он стоял в одних трусах и футболке, со связанными перед грудью запястьями.

«Всё ли в порядке?» — спросил федеральный министр внутренних дел. — Каково состояние остальных заложников?»

Шпицер успел выкрикнуть лишь несколько слов: «Все в норме, кроме одного…» Террорист, стоявший у него за спиной, сильно ударил Шпицера прикладом по голове и затащил обратно в комнату. Эта сцена шла в прямом эфире, перед сотнями фото- и телекамер. Это был последний раз, когда Андре Шпицера видели живым.

Ганс-Дитрих Геншер попросил лично встретиться с заложниками, чтобы получить их разрешение на вылет в Каир. Исса еле сдерживал истерику. Он и остальные боевики «Черного сентября» не сомкнули глаз последние 24 часа. Исса сознавал, что время играет против них. Усталость снижала его внимание и реакцию и могла подтолкнуть к принятию необдуманных решений. У египтян сложились прекрасные отношения с ФАТХ, и там их готовы были встретить с распростертыми объятиями. Он понимал, что дальнейшее пребывание в Олимпийской деревне только снижало его шансы добиться поставленной цели. Чем больше времени боевики «Черного сентября» и заложники находились в Олимпийской деревне, тем сильнее росло опасение, что немцы готовились к штурму. Перелет в арабскую страну был прекрасным выходом из сложившейся патовой ситуации. Если Каир отказался бы принять борт с заложниками, они просто взяли бы курс на Марокко или Ливию.

В понимании «Черного сентября» первый этап операции был полностью реализован. Никогда прежде ни одна из палестинских террористических организаций не приковывала к себе такое внимание мировых СМИ. Захваты и взрывы самолетов, диверсионные вылазки и отдельные убийства воспринимались большинством обывателей как бандитизм, какими бы лозунгами они ни прикрывались. Теракт в Олимпийской деревне был политической акцией, стремящейся приковать внимание мирового сообщества к проблеме палестинских беженцев. Таким образом, благодаря боевикам «Черного сентября» более 12 часов сотни миллионов телезрителей вынуждены были наблюдать за палестино-израильским противостоянием. За полсуток Исса смог добиться большего, чем все палестинские террористические организации за последние пять лет непрерывной войны с Израилем. Лишним доказательством тому были переговоры с боевиками «Черного сентября», в которые на глазах у миллионов телезрителей вступили и предложили себя в качестве заложников первые лица Западной Германии, видные общественные деятели, а также спортивные функционеры МОК.

В 17:10 Исса удовлетворил условия Геншера и пропустил его вместе с мэром Олимпийской деревни Вальтером Трёгером в квартиру № 1. Они быстро поднялись по лестнице, ведущей на второй этаж, в комнату, где удерживали заложников. Пред вошедшими предстала леденящая кровь картина. Посреди комнаты на запекшемся багровом пятне лежало бездыханное тело тренера по тяжелой атлетике Йосефа Романо. Кровавые брызги и следы от автоматных очередей были видны на стенах. Йосеф Гутфройнд еле дышал, настолько сильно стягивали веревки, которыми его привязали к стулу. Остальные восемь заложников ожидали своей участи, сидя на двух кроватях в одном нижнем белье, связанные по рукам и ногам. Вальтер Трёгер позже вспоминал, что во время этого визита он не заметил в глазах заложников животный ужас обреченной жертвы, была в них какая-то усталая безысходность и безразличие ко всему происходившему. Несмотря на бесчеловечные условия, заложники ответили, что с ними обращались достаточно сносно.

Геншер представился федеральным министром внутренних дел. Он говорил на немецком, а Вальтер Трёгер переводил на английский язык. Геншер попытался успокоить заложников, заверив, что Израиль делает всё, что в его силах, чтобы поскорее помочь своим согражданам. Он также спросил у израильских заложников, будут ли они согласны вылететь вместе с похитителями в арабскую страну для последующего их обмена на палестинских заключенных. В ответ заложники лишь молча склонили головы. Перед тем как покинуть комнату, Вальтер Трёгер, потрясенный увиденным, вновь предложил обменять себя хотя бы на часть заложников. Но Исса был непреклонен. Позже Вальтер Трёгер рассказал, что его глубоко тронуло достоинство, с которым держались израильтяне.

С самого начала кризиса немцы допустили все ошибки, какие только были возможны. Шансы на успех были сведены к нулю. Несколько планов по освобождению заложников, спешно разработанных антикризисным комитетом, разбились вдребезги. Немцы не воспользовались реальной возможностью спасти заложников — запустить через вентиляционную систему парализующий газ. От этой идеи пришлось отказаться, поскольку газ не смогли найти. Начальник мюнхенской полиции Манфред Шрайбер хотел при первой же встрече захватить Иссу, но главарь боевиков сразу просчитал его намерения. Эта попытка могла очень дурно закончиться. Затем в 14:00 террористы разрешили подвести продукты для заложников. У полиции зародилась очередная авантюрная идея захватить боевиков, когда те будут забирать ящики. Но и здесь террористы были на шаг впереди. Исса самостоятельно занес в квартиру четыре ящика с продуктами, в то время как остальные боевики рассредоточились за шторами на всех этажах, готовые в любой момент открыть шквальную стрельбу из автоматов. Четвертая, еще более безумная попытка освобождения заложников планировалась в послеобеденные часы. В Олимпийскую деревню был направлен небольшой отряд пограничников. Как и прежде, специального оперативного плана разработано не было. Никто из пограничников не имел военной подготовки и тем более не был знаком с контртеррористическими методами. Главный критерий, по которому отбирали добровольцев в этот отряд, был вопрос: «Кому когда-нибудь приходилось стрелять?» Пограничников переодели в спортивные костюмы поверх бронежилетов и направили на крышу Коннолиштрассе, 31. По условленному сигналу они должны были ворваться в квартиру № 1 через окна и балконы. Всё это время команды репортеров снимали на камеры действия полиции и передавали свои репортажи в прямой эфир. Никто из кризисной комиссии даже не подумал о том, что во всех квартирах в Олимпийской деревне есть телевизоры, и террористы всё время спокойно наблюдали за всем, что происходило вокруг здания и на его крыше. Исса приоткрыл входную дверь и приказал, чтобы люди с автоматами покинули крышу и вышли за линию оцепления. В противном случае он был готов расстрелять двух заложников. В 18:00 Манфред Шрайбер отдал команду отойти, и очередная попытка освободить заложников прекратилась, даже не начавшись.

Абсурд заключался и в том, что Манфред Шрайбер, будучи шефом мюнхенской полиции, не был профессиональным полицейским. Он был успешным адвокатом, пожизненно назначенным на эту должность городским советом. За год до Олимпийских игр Шрайбер руководил освобождением заложников в ходе неудавшегося банковского ограбления. В результате неверно принятых им решений погиб заложник, и против Шрайбера было выдвинуто обвинение в непреднамеренном убийстве. Хотя он и был оправдан, вне всякого сомнения, это расследование отрицательно повлияло на его решительность в ходе последующего инцидента на Олимпийских играх 1972 года.

В антикризисной комиссии не было ни одного профессионала. Среди этого «докторского набора» (доктор Шрайбер, доктор Вольф, доктор Геншер) не оказалось ни одного человека, способного организовать освобождение израильских заложников. Руководство антикризисного штаба даже не знало, сколько боевиков находилось в корпусе на Коннолиштрассе, чем они были вооружены, были ли заложены взрывные устройства. Поначалу исходили из предположения, что вместе с Иссой в захвате участвовали еще трое боевиков. Но после посещения Геншером и Трёгером комнаты, в которой удерживались заложники, в антикризисном штабе пришли к выводу, что террористов не более четырех-пяти человек. Ошибка в оценке численности боевиков в конечном итоге стала одной из главных причин провала антитеррористической операции.

План, составленный антикризисной комиссией, был предельно прост. Террористы с заложниками будут переправлены на базу НАТО на аэродром Фюрстенфельдбрук, расположенный в 25 километрах от Мюнхена. Исса требовал, чтобы их доставили в международный аэропорт Мюнхен-Рим, но переговорщикам удалось его убедить, что старый военный аэродром лучше подходил для этой цели. Операция по освобождению заложников была поручена заместителю начальника мюнхенской полиции доктору Георгу Вольфу — человеку, не имевшему ни малейшего представления о том, с какими сложностями могут столкнуться штурмовые группы ввиду полного отсутствия какого-либо опыта и знаний в проведении контртеррористических операций. На аэродроме террористов должны были ждать две полицейские засады. Была достигнута договоренность, что Исса и Тони лично проверят пассажирский самолет, прежде чем заложники и остальные боевики поднимутся на борт. Для этого им будет необходимо отделиться от основной группы и пройти по открытой взлетно-посадочной полосе несколько десятков метров. 16 полицейских, переодетых в униформу пилотов и стюардов авиакомпании Lufthansa, должны будут нейтрализовать главарей боевиков внутри самолета. Вторая группа, состоявшая из пяти снайперов, должна была начать действовать сразу, как только Исса и Тони поднимутся на борт пассажирского самолета. Снайперам необходимо будет одним-единственным залпом поразить остальных террористов. Дальнейшего развития план не предусматривал.

Даже на бумаге всё выглядело недостаточно убедительно. Люди, находившиеся в подчинении Георга Вольфа, были обычными полицейскими, не имевшими никакой серьезной боевой подготовки, а тем более опыта участия в контртеррористических операциях по освобождению заложников. Пятерых «назначили» снайперами только потому, что они по выходным любили устраивать соревнования в тире и у них были лучшие результаты по последним стрельбам, проводившимся несколько месяцев назад.

В то время как велись переговоры об отправке террористов с заложниками на аэродром, в Мюнхен прибыли представители израильских спецслужб — директор «Моссада» Цви Замир и начальник следственного отдела ШАБАК Виктор Коэн. В аэропорту их встретил израильский посол, который тут же ввел их в курс дела и организовал встречу с руководителями антикризисной комиссии. Однако представители баварского правительства в грубой форме отвергли любое вмешательство израильтян. Как позже вспоминал Цви Замир, «они попытались предотвратить наше появление в Олимпийской деревне и вообще не были готовы с нами разговаривать». С самого начала Шрайбер и Бруно Мерк не желали посвящать Замира и Коэна в детали предстоящей операции, ограничившись лишь общими фразами: «Единственное, что мы хотим, вывести их на аэродром. Там уже всё готово для освобождения заложников», — нехотя, словно отмахнувшись, ответил Манфред Шрайбер. Ганс-Дитрих Геншер был более приветлив. Отказ от предложенной помощи со стороны Израиля он объяснил тем, что Конституция ФРГ не позволяет военнослужащим других государств действовать на территории Западной Германии, к тому же германское законодательство возлагает ответственность на местные власти, а не на федеральное правительство. «Не беспокойтесь, ситуация под контролем… Палестинцы производят впечатление здравомыслящих людей… Они готовы выслушать наши предложения… Мы вернем ваших спортсменов целыми и здоровыми…» — успокаивал Геншер. Директор «Моссада» лишь с болью был вынужден наблюдать за бездарными действиями местных правоохранительных органов. До последнего часа теплилась надежда, что у баварских властей есть хоть какой-то продуманный план спасательной операции.

На Коннолиштрассе, 31, тем временем шло обсуждение последних технических деталей. Исса потребовал, чтобы в их распоряжение предоставили автобус с плотно задернутыми шторами. Но Шрайбер и Бруно Мерк настаивали на вертолетах. Исса долго раздумывал, поскольку в каждом новом предложении западногерманских переговорщиков он видел скрытую ловушку. Шрайбер объяснил, что вся Олимпийская деревня окружена тысячами разъяренных демонстрантов и добраться на автобусе до аэродрома просто невозможно. Все дороги заблокированы. Если Исса со своими людьми только попытается покинуть Олимпийскую деревню, полиция не сможет сдержать разбушевавшуюся толпу, которая сама пойдет на штурм автобуса. Ближе к 16:40 Исса всё же согласился с предложением Шрайбера и Мерка. Ганс-Дитрих Геншер, также принимавший участие в разговоре, сказал, что для подготовки вертолетов потребуется не меньше двух часов. Таким образом, выезд террористов с заложниками был перенесен на 21:00.

Трудно представить, что творилось вокруг оцепления. Все, включая представителей властей, пребывали в полном неведении. Пресс-атташе полиции и Министерства внутренних дел Баварии были более чем скупы на информацию, выдавали ее осторожно, малыми порциями. Всё это способствовало распространению самых невероятных слухов и предположений. Улицы большинства городов мира буквально опустели. Все были прикованы к телевизорам, по которым шло прямое вещание с места событий. Ситуация была настолько накалена, что трагической развязки можно было ожидать в любую минуту.

Западногерманские переговорщики вернулись на Коннолиштрассе, 31, в 0:50 и сообщили Иссе, что два вертолета готовы вылететь на аэродром, где их уже ожидал пассажирский самолет. Террористы не знали, что премьер-министр Египта Азиз Седки, узнав о планах боевиков «Черного сентября» вылететь вместе с заложниками в Каир, сразу отверг саму идею, заявив: «Египет не желает быть замешанным в этом деле». Баварские и федеральные власти шли на любую уловку, чтобы выманить террористов и заложников из здания, которое они не решались и не могли взять штурмом. Ганс-Дитрих Геншер попросил у Иссы личные гарантии безопасности четырех пилотов вертолетов, которые добровольно вызвались перевести боевиков и заложников на аэродром. Главарь федаинов пообещал уважать нейтралитет западногерманских пилотов, если полиция «не устроит очередную провокацию». После этого Манфред Шрайбер сказал, что вертолеты находятся на площадке примерно в 200 метрах от Коннолиштрассе, 31. Исса согласился пройти это расстояние вместе с заложниками, но только после того, как сам лично проверит безопасность всего пути до вертолетной площадки. Он отдал приказ своим людям расстрелять всех заложников, если он не вернется в течение 6 минут.

«Исса» вышел из квартиры в сопровождении Шрайбера, Трегера и нескольких офицеров мюнхенской полиции. Им необходимо было спуститься по лестнице на подземную стоянку и выйти к импровизированной вертолетной площадке, устроенной за административным корпусом G-1. Однако, спустившись на подземную стоянку, Исса заметил темные силуэты, скрывавшиеся за бетонными опорами. Он тут же остановился и снял с предохранителя автомат. Всей группе пришлось вернуться в квартиру. Опасения Иссы были вполне оправданы, поскольку «темными силуэтами» были вооруженные полицейские. Обсудив между собой сложившееся положение, Тони и Исса потребовали, чтобы до вертолетов их доставили на автобусе.

Подобрать подходящий транспорт в Олимпийской деревне не составило большого труда. Много сложнее было найти водителя, согласившегося вести террористов с заложниками к вертолетам. Около 22:00 автобус подогнали на подземную стоянку Коннолиштрассе, 31. Спустя несколько минут по лестнице спустился первый террорист с автоматом в руках и фонарем. Он осмотрел автобус и подземную стоянку и, не увидев ничего подозрительного, вернулся к лестнице и подал знак остальным боевикам. Террористы разделили заложников на группы по три человека. Прежде чем вытолкать их из квартиры, им плотно затянули глаза и связали между собой длинной веревкой. Заложников подняли в автобус и усадили у окон в качестве живого щита. В 22:06 автобус выехал с подземной стоянки.

Через несколько минут автобус с заложниками медленно въехал на вертолетную площадку. Два вертолета западногерманских пограничных войск класса Bell UH-1 Iroquois уже ожидали террористов и заложников с включенными двигателями. Первым автобус покинул Исса. Лучом мощного фонаря он обследовал вертолеты и прилегавшую к ним территорию и только после этого подал сигнал остальным. Первыми из автобуса вывели заложников Давида Бергера, Зеэва Фридмана, Элиэзера Халфина и Якова Шпрингера. Их усадили на заднее сиденье вертолета. Тони и еще трое боевиков присоединились к ним. Исса с оставшимися заложниками и тремя боевиками сели во второй вертолет.

Директор «Моссада» Цви Замир, наблюдавший за этой жуткой картиной с балкона административного корпуса G-1, позже вспоминал: «Была мертвая тишина. Это была страшная картина. Нам тяжело было это видеть: мы стояли на немецкой земле и смотрели на связанных евреев, ведомых в вертолеты, словно на убой». Цви Замир и Виктор Коэн, стоявшие рядом с премьер-министром Баварии и федеральным министром внутренних дел, услышали, как Ганс-Дитрих Геншер вдруг непроизвольно вскрикнул: «Ой, мы ошиблись в количестве террористов!» Во время пересадки в вертолеты антикризисный комитет насчитал восемь, а не пять террористов. Готовя операцию по освобождению заложников, исходили именно из этих данных. Директор «Моссада», услышав этот возглас, был шокирован. Как они, весь день ведя переговоры, побывав в квартире, где удерживались заложники, не смогли точно определить число террористов?! Куда же подевался пресловутый германский педантизм? Почему никто не опросил почтовых служащих, которые первыми под утро столкнулись с палестинскими террористами в Олимпийской деревне? Об этом эпизоде в антикризисный комитет сообщили еще в первой половине дня. Если бы опрос был сделан вовремя, почтовые служащие наверняка сказали бы, что «террористов было около десяти». Согласно базовым принципам снайперской тактики в антитеррористических операциях, должны быть как минимум два снайпера на одну цель. Даже при условии, что Иссу и Тони нейтрализуют в самолете, на пятерых снайперов приходилось шестеро террористов. «Неприкрытый» снайпером федаин мог одной-единственной гранатой спалить всех заложников, сидящих в вертолетах с полными баками горючего. План спасательной операции начал разваливаться на глазах, даже еще толком не начавшись.

В 22:18 два вертолета поднялись в небо и исчезли в темноте. Сразу после того, как они скрылись из виду, на площадку сел третий вертолет. Федералы и баварцы бегом бросились к нему. Цви Замир и Виктор Коэн очередной раз убедились в том, что в Баварии они фактически персона нон грата. Им сказали, «что в вертолете нет места», поэтому Цви Замиру и Виктору Коэну пришлось буквально силой занять места.

Их вертолет по кратчайшему пути направился на аэродром Фюрстенфельдбрук, в то время как вертолеты с террористами и заложниками делали огромный круг, намеренно затягивая время. Третий вертолет, как и планировалось, опередил террористов с заложниками на 10 минут, приземлившись у административного здания, стоявшего посреди аэродрома рядом с контрольной башней.

В то время как террористы с заложниками находились на полпути в Фюрстенфельдбрук, 13 западногерманских полицейских, оставленных для засады в Boeing 727, в самый последний момент, опасаясь за свою жизнь, решили самовольно покинуть самолет, даже не известив оперативное командование. Реинхард Райх, молодой офицер, командовавший группой захвата и не имевший никакого боевого опыта, предложил своим подчиненным… проголосовать, стоило ли выполнять «безнадежный приказ». Все без исключения члены его группы единогласно проголосовали за то, чтобы немедленно покинуть самолет. Позже Райх объяснил свое решение тем, что на такие задания отправляют только смертников.

Часть доводов офицера Райха можно понять, но нельзя принять. Причиной провала операции в равной степени стали вопиющая неподготовленность, непрофессионализм и халатность оперативного командования и антикризисной комиссии. Халатность шефа мюнхенской полиции Манфреда Шрайбера и его заместителя Георга Вольфа, в частности, выразилась в том, что они оставили в эпицентре контртеррористической операции пассажирский самолет с полными баками, содержавшими 8300 литров высокооктанового топлива. Достаточно было одной гранаты или шальной пули, угодившей в топливные баки самолета, чтобы весь аэродром в доли секунды превратился в один гигантский факел. Спрашивается: если антикризисный комитет изначально не собирался позволить самолету покинуть аэродром, почему не опорожнили топливные баки? Реинхард Райх также был прав в том, что его люди не имели возможности приблизиться к террористам, выдав себя за сотрудников Lufthansa. Вместо униформы авиакомпании им выдали несколько рубашек с логотипом Lufthansa, которые пришлось заправлять в полицейские брюки. Неужели у руководителей операции не было достаточно времени позаботиться, чтобы со складов авиакомпании доставили 13 комплектов униформы нужного размера? Все эти доводы можно понять. У полицейских при таком бездарном планировании операции не было ни единого шанса выполнить задание даже ценой собственных жизней. Но решение самовольно оставить позицию за 20 минут до прибытия террористов с заложниками не находит никакого оправдания. Самолет с полными баками подогнали на взлетно-посадочную полосу за четыре часа до операции. Примерно в это же время была собрана группа захвата офицера Реинхарда Райха. Если униформу можно было доставить и в последний момент, то о полных топливных баках они знали с самого начала. Полицейские могли отказаться от выполнения безумного приказа с самого начала, тогда у антикризисного комитета и оперативного командования было бы достаточно времени исправить ошибки или найти альтернативный вариант, что, конечно, не снимает ответственности с руководителей антитеррористической операции. И самое непростительное — отряд Райха оставил неприкрытым самый ответственный пост, не уведомив оперативное командование.

Также вызывает острое нарекание работа со снайперами. Никто из оперативного командования не имел ясного представления, где и как необходимо разместить снайперские точки. В итоге двое из них оказались на линии огня и фактически не участвовали в перестрелке. У снайперов также не было раций, что не позволяло координировать огонь. Рация была только у Георга Вольфа, который осуществлял связь с оперативным командованием и мог отдавать приказы только тем троим снайперам, которые находились рядом с ним на контрольной башне. Двое других снайперов получили расплывчатые инструкции открывать огонь, когда остальные начнут стрелять.

В 22:36 два вертолета, с восемью террористами и девятью заложниками на борту, приземлились на взлетно-посадочной полосе в 150 метрах от ожидавшего их Boeing 727, стоявшего в 100 метрах восточнее диспетчерской вышки. При посадке пилоты допустили грубейшую тактическую ошибку, которая также полностью ложится виной на оперативное командование. Вместо того чтобы посадить вертолеты на тротуаре к западу от контрольной башни, развернувшись боком, чтобы террористы сразу оказались на линии снайперского огня, они посадили машины носом к башне, посредине взлетно-посадочной полосы. Это не только предоставило террористам прекрасное укрытие, но и нейтрализовало двух снайперов, залегших на земле.

После посадки Исса сразу выпрыгнул с борта и побежал к самолету. Спустя несколько секунд Тони бросился вслед за Иссой. Четверо боевиков заняли позицию по периметру вокруг вертолетов. Западногерманские пилоты также покинули свои кабины, но отойти им не позволили, оставив стоять рядом под наведенными дулами автоматов, вопреки обещанию Иссы не брать членов экипажа в заложники. Пока Тони ожидал снаружи у трапа самолета, Исса поднялся внутрь салона. Самолет был холодным, темным и пустым. Не было никаких признаков, что он был готов к вылету, как обещали западногерманские переговорщики. Поняв, что это ловушка, Тони и Исса бросились назад к вертолетам, криком предупреждая остальных боевиков. Стоявшее на втором этаже административного здания оперативное командование и члены антикризисного комитета в первые секунды вообще не поняли, что происходило. Главари террористов не должны были выйти из самолета. Таким образом, оперативное командование с самого начала потеряло контроль над ходом спасательной операции.

Единственный, кто знал, что в самолете нет группы захвата, был руководитель операции Георг Вольф. За считаные минуты до того, как прибыли террористы, ему сообщили, что самолет пуст, но Шрайбер, в свою очередь, не предупредил его, что пятеро снайперов будут работать по восьми целям, две из которых, Исса и Тони, уже находились в движении. С момента посадки вертолетов прошло не более 4 минут. Не найдя иного выхода из сложившейся ситуации, Георг Вольф отдал приказ открыть огонь на поражение. В это время на часах было ровно 22:40. Мгновенно вспыхнули прожекторы, слабо осветившие площадку с вертолетами и самолетом. Затем последовали два выстрела, третий снайпер промедлил, поскольку с его положения необходимо было обогнуть опору, чтобы держать в прицеле бегущих Тони и Иссу.

Снайперский залп был направлен по двум террористам, стоявшим возле вертолетов. Афиф Ахмад Хамид был сражен насмерть, Ахмед Шейхи Таха получил ранение и остался лежать на линии огня. Первые выстрелы послужили сигналом для снайперов, лежавших на земле, но террористы были вне зоны их видимости. Работать по целям могли только снайперы, залегшие на контрольной башне. Следующая пуля ударила возле ног Иссы. Убегая зигзагами и отстреливаясь короткими очередями, он смог увернуться от второго выстрела и успеть укрыться за вертолетами. Через мгновение другая снайперская пуля ранила Тони в ногу, не задев кость. Он как подкошенный упал на взлетно-посадочной полосе, но находившийся рядом Джамаль эль-Джаши успел подбежать к нему и помог добраться до вертолета. Спасая Тони, Джамаль эль-Джаши получил ранение в правое запястье, эта же пуля вывела из строя его автомат.

В первые же минуты боя неожиданно выяснилось, что штурмовые винтовки Hecker & Koch G 3, которыми пользовались полицейские снайперы, не подходили для дистанции, с которой им пришлось вести стрельбу по террористам. Более восьмидесяти процентов выстрелов не достигли цели. На складах мюнхенской полиции уже были снайперские винтовки типа Steyr SSG 69, но никто из личного состава еще не был обучен обращению с ними.

Тем временем боевики залегли под днища вертолетов вне досягаемости снайперов и открыли ответную стрельбу длинными очередями по прожекторам и контрольной вышке. Джамаль эль-Джаши метнул несколько гранат в сторону контрольной вышки, затем подхватил автомат убитого Афифа Ахмада Хамида и стал вести огонь по административному зданию. Террористам удалось повредить все три направленные на них прожектора, и площадка вновь погрузилась в темноту, практически полностью нейтрализовав снайперов. Без ночной оптики невозможно было отличить террористов от заложников, которых в любой момент могли вытащить из вертолетов и поставить живым щитом на линии огня.

После беспорядочной стрельбы наступило 20-минутное затишье. Отдельные выстрелы продолжались и в темноте. Оценить общую ситуацию было невозможно. Нельзя было понять, сколько террористов ликвидировано. Что с заложниками? Как потом выяснилось, они до последней минуты были живы, пытаясь зубами освободиться от своих пут. Получил ранение пилот одного из вертолетов Гуннар Эбель. Все, кто находились на втором этаже административного здания, лежали на полу в полной темноте среди осколков битого стекла и осыпавшейся штукатурки, не двигаясь и не произнося ни звука. Немцы не готовы были к такому развитию событий. В первые же минуты боя стало понятно, что палестинские федаины, в отличие от западногерманских полицейских, были очень хорошо подготовлены и намного лучше вооружены. Несмотря на то что только трое из террористов имели за плечами серьезный боевой опыт, вся группа действовала слаженно и достаточно профессионально.

Израильские представители, видя бездействие оперативного командования, решили взять инициативу на себя. Начальник следственного отдела ШАБАК Виктор Коэн и директор «Моссада» Цви Замир нашли офицера полиции и попытались убедить его, пока еще не поздно, вместе с его людьми выйти из здания и атаковать террористов. Цви Замир, как и Виктор Коэн, имел богатый военный опыт, до карьеры в разведке он был командиром элитной сухопутной бригады «Гивати» и командующим Южным военным округом. Глава израильской внешней разведки был готов сам повести за собой западногерманских полицейских. Но офицер полиции наотрез отказался, сказав, что нужно дождаться полицейские броневики, которые помогут пересечь открытую площадку и без потерь приблизиться к вертолетам. Но проблема состояла в том, что все броневики находились в Олимпийской деревне. Никто не побеспокоился о том, чтобы заранее их вызвать на аэродром. Только после 10 минут боя броневики получили приказ выдвинуться к Фюрстенфельдбрук. Но пробиться к аэродрому было чрезвычайно сложно, поскольку местные власти не позаботились оставить свободными пути доступа к месту антитеррористической операции. Дороги были перегружены специальным транспортом, машинами репортерских групп и просто любопытствующими, съехавшимися посмотреть, что будет дальше.

Цви Замир попытался еще раз убедить офицера полиции, показав на четырех западногерманских пилотов, лежащих рядом с вертолетами. Никто не знал, в каком они состоянии. Но офицер полиции продолжал настаивать на прибытии бронетранспортеров.

Снайперы не могли достать террористов, залегших под днищами вертолетов. Затишье продолжалось. Складывалось впечатление, что у палестинцев закончились патроны. Замир и Коэн поднялись на крышу здания, где залегли снайперы Георга Вольфа. Взяв в руки мегафон, Виктор Коэн обратился к палестинским террористам на арабском языке: «Сдавайтесь! Спасите себя!» Но в ответ раздались новые автоматные очереди.

На втором этаже старший помощник Геншера подполковник федеральной пограничной охраны Ульрих Клаус Вегенер, не в силах сдержать свое возмущение, подбежал к высокопоставленному баварскому полицейскому чиновнику и закричал: «Что можно сделать? Освободите заложников! Сделай что-нибудь!» Полицейский чиновник лишь пробормотал что-то невнятное, опустив от позора глаза: «Я не получил приказ».

Тем временем вокруг аэродрома творилось невообразимое. Тысячи репортеров и зевак, прижимаясь к земле, осадили Фюрстенфельдбрук. Ни одному из журналистов не позволили пересечь оградительную сетку. Молчание официальных властей еще больше разжигало нетерпение СМИ. До этого часа журналисты не получили никакой информации о количестве террористов и о числе захваченных заложников. Темнота не позволяла видеть, что происходило в нескольких сотнях метров, отделявших их от вертолетов. Полное отсутствие какой-либо информации порождало неимоверное количество самых разнообразных слухов, подхватываемых и распространяемых толпой. В какой-то момент заговорили о достигнутом соглашении. «Террористам позволят покинуть Западную Германию и вылететь в арабскую страну без заложников». Для всех это было наилучшим завершением кризиса. Но первые же выстрелы, донесшиеся с территории Фюрстенфельдбрук, сразу положили конец этим невесть откуда взявшимся домыслам.

В 23:00 у главного входа военного аэродрома Фюрстенфельдбрук в импровизированном пресс-центре появился некто Людвиг Поллак, представившийся сотрудником олимпийского пресс-атташе Ханса Клейна. Он заявил представителям прессы, что заложники освобождены и четверо террористов ликвидированы .

Спустя полчаса в 23:31 информационное агентство Reuters распространило пресс-отчет о том, что все израильские заложники освобождены. Однако любые попытки получить подтверждение у служащих аэродрома или у официальных лиц не увенчались успехом. Никто не подтверждал и не опровергал эту информацию.

Дезинформацию подхватило западногерманское телевидение. В 23:35 оно передало, что заложники спаслись бегством, а большинство террористов уничтожены. Телевидение просто сообщало то, что все хотели услышать.

Желая положить конец распространению недостоверной информации, начальник мюнхенской полиции Манфред Шрайбер вынужден был выйти к журналистам и сделать краткое заявление: «Мы всё еще действуем. Аэродром еще не очищен. Вся территория перекрыта».

Однако спустя полчаса пресс-атташе канцлера Западной Германии Вилли Брандта Конрад Алерс в разговоре со спортивным тележурналистом АВС Джимом Маккеем сообщил: «Я рад тому, что нам известно на данный момент. Операция завершилась успешно. Само собой разумеется, что данный инцидент серьезно омрачил Олимпийские игры. Но всё уже завершилось именно так, как мы и надеялись… Я думаю, что этот инцидент забудется уже через несколько часов…»

Эта информация мгновенно разлетелась по Олимпийской деревне и всему миру. Все обнимались и плакали от счастья. Наконец-то хеппи-энд. Члены МОК, западногерманские и израильские политики впервые за последние 19 часов вздохнули полной грудью.

А в это время драма с заложниками получила новое развитие. В то самое время, когда пресс-атташе канцлера Брандта делился «своей радостью об успешном завершении операции», на аэродроме неожиданно из темноты показались четыре полицейских бронетранспортера. Террористы сразу поняли, что произошла перестановка сил. Патовая ситуация стремительно менялась не в лучшую для них сторону. Их конец был близок и неизбежен. Палестинские террористы были в ярости от своего бессилия. Они так бездарно обманулись, провалили свою миссию, в то время как заложники, находившиеся в их руках, были еще живы. В 0:10 Исса подбежал к первому вертолету, в котором сидели Давид Бергер, Зеэв Фридман, Элиэзер Халфин и Яков Шпрингер. Он хладнокровно расстрелял заложников, затем забросил в кабину фосфорную гранату. От взрыва сразу воспламенились баки горючего и вертолет запылал. Яркий огненный шар поднялся в небо, осветив всю площадку. Пытаясь скрыться, Исса, отстреливаясь, побежал по взлетно-посадочной полосе и через пару секунд был сражен ответным полицейским огнем.

За мгновение до этого молодой мюнхенский полицейский Антон Флигербауэр был убит шальной пулей, выпущенной, по всей видимости, из автомата Иссы. Она попала ему в голову в то время, когда он стоял на первом этаже контрольной башни и из любопытства на секунду выглянул в окно. Он вообще не принимал участия в перестрелке, незадолго до этого прибыв на аэродром в составе полицейского отряда, который должен был усилить группу оцепления.

Один из террористов, Халид Джаувад, убегая, выскочил прямо на снайпера, который лежал на земле и до этой минуты не имел возможности вступить в перестрелку из-за крайне невыгодной позиции. Он сразу сразил террориста выстрелом в голову, тем самым привлек к себе внимание прибывшего полицейского подкрепления, не знавшего позиции снайперов. В суматохе боя его приняли за палестинского террориста и открыли по нему огонь, тяжело его ранив.

Аднан эль-Джаши подбежал ко второму вертолету, в котором на заднем сиденье были связаны Кеат Шор, Йосеф Гутфройнд, Марк Славин, Андре Шпицер и Амицур Шапира. Глядя им в лицо, он с расстояния полутора метров в упор расстрелял в них остаток своего магазина. Каждый из заложников получил по четыре пули, скончавшись мгновенно.

Выжившие террористы, Аднан и Джамаль эль-Джаши, Мохаммед Сафади и главарь боевиков Тони, попытались скрыться. Мохаммед Сафади, раненный в мягкую часть бедра, смог отбежать только несколько метров от вертолетов. Затем он лег у асфальтированной площадки, притворившись мертвым. Двоюродные братья Аднан и Джамаль эль-Джаши были схвачены на поле рядом с оградительной сеткой аэродрома. Тони, несмотря на ранение в ногу, смог уйти дальше других. Он добрался до служебной стоянки и укрылся среди машин. Но полиция пустила по его следу собак. Спустя 40 минут его обнаружили, загнали в угол, закидали шашками со слезоточивым газом и пристрелили.

К 01:30 всё было закончено. До тех пор один из вертолетов продолжал гореть, и никто не пытался его потушить. Пожарные расчеты не решались приблизиться, пока были слышны выстрелы и шум преследования. Они дождались, когда аэродром был полностью зачищен, только после этого выехали на взлетно-посадочную полосу и залили горящий вертолет противопожарной пеной. Под утро выяснилось, что одного израильского заложника можно было спасти. Давид Бергер, сидевший у двери вертолета, получил два несмертельных пулевых ранения в бедро. До того как Исса бросил в вертолет фосфорную гранату, Давид Бергер каким-то образом смог выпасть наружу, и его не коснулся огонь. Патологоанатомическая экспертиза заключила, что он умер не от пулевых ранений, а задохнулся в дыму от пылающего вертолета.

А весь мир, находясь в полном неведении, праздновал победу над палестинскими фидаинами и радовался счастливому спасению израильских заложников. Телевизионные и радио- новостные агентства еще несколько часов передавали сообщения об успешном освобождении заложников. В семьи захваченных израильских спортсменов пришли родственники и друзья с цветами и бутылками шампанского. Весь Израиль, последние 19 часов прикованный к телевизорам и радиоприемникам, радовался счастливому концу. Все уже отбросили дурные мысли и готовились к встрече заложников в израильском международном аэропорту Лод.

Около 03:00 директор «Моссада» Цви Замир позвонил в Иерусалим в дом премьер-министра Израиля Голды Меир. Это был первый звонок со времени его приезда в Мюнхен. Последние часы они вместе с Виктором Коэном безвыездно находились на аэродроме и не знали о радостных сообщениях. «Голда… у меня плохие новости, — тихо произнес директор «Моссада». — Я сейчас вернулся с аэродрома. Все девять погибли… Никто не спасся». Голда Меир вначале не поверила тому, что услышала на другом конце провода. «Но сообщили…» — еле прошептала она. Голда Меир — эта сильная женщина казалась сломленной и раздавленной. «Своими глазами видел, — добавил Цви Замир. — Никто не остался в живых».

В 03:17 новостное агентство Reuters передало краткое уточнение: «Все израильские заложники, захваченные арабскими боевиками, погибли».

В 03:24 американский спортивный тележурналист АВС Джим Маккей, освещавший события ХХ летних Олимпийских игр, неуверенным голосом, аккуратно подбирая слова, выступил с официальным сообщением: «Мы только что получили последние известия… Вы знаете, когда я был ребенком, мой отец говорил: “Наши великие мечты и наши худшие страхи редко сбываются”. Сегодня ночью оправдались наши худшие опасения. Они сказали, что всего было одиннадцать заложников. Двое были убиты в своих комнатах вчерашним утром, девятеро были убиты в аэропорту сегодня ночью. Они все погибли. Всё закончилось… Мне нечего добавить».

Тотальные дилетантство, беспечность, граничащая с преступной халатностью, глупость и ошибки федеральных и баварских властей привели к катастрофе. У оперативного командования было пять часов для подготовки встречи террористов с заложниками в Фюрстенфельдбруке. Для антитеррористической операции были созданы идеальные условия, как на учебном полигоне — военный аэродром, совершенно открытое пространство без гражданских лиц. Полиция имела возможность хорошо спланировать нападение. Посадить вертолеты в удобном для снайперов месте под нужным углом. Выставить специальное осветительное прикрытие. Три слабых прожектора, доставленные на аэродром по приказу Георга Вольфа, не могли даже как следует осветить посадочную площадку. При правильном световом заслоне террористов можно было сразу ослепить прожекторами, в то время как снайперы были бы в темноте, словно зрители в театре. В крайнем случае снайперам должны были выдать приборы ночного видения, что дало бы им существенное тактическое преимущество.

Так называемые снайперы, прибывшие на аэродром для проведения антитеррористической спасательной операции, были набраны из подразделения по разгону уличных манифестаций и патрульно-постовой службы. Их отобрали по результатам стрельб, проведенных два месяца назад. Они никогда не проходили специальной стрелковой подготовки, не были знакомы ни с техникой, ни с тактикой снайперов. Но, что не менее важно, они не были психологически подготовлены. Поскольку их сняли прямо с утреннего дежурства, к 22:40 они были на ногах уже 15 часов. Полицейские не были должным образом экипированы. Мало того, что им выдали штурмовые винтовки, годные для стрельбы на 50, максимум 70 метров, у полицейских не было ни касок, ни бронежилетов, ни средств связи, что привело к полной несогласованности действий. Перед началом операции не был дан обратный отсчет. Поэтому первый залп получился вялым и разбросанным, как следствие был утерян фактор внезапности, от которого в подобного рода операциях зависит девяносто процентов успеха. Также совершенно непонятно, чем руководствовалось оперативное командование, выставляя против террористов всего лишь пять снайперов?

В данном случае необходимо было выставить по два опытных снайпера на каждого террориста. Не имея в наличии обученный состав, оперативное командование должно было поставить против каждой цели по четыре-пять стрелков. В тот день у баварской полиции было 19 «снайперов». Почему это не было сделано? Манфред Шрайбер объяснял это тем, что он вынужден был оставить резерв в Олимпийской деревне на случай, если террористы изменят направление движения. Подобная отговорка не дает объяснения, почему на основном участке антитеррористической операции было задействовано менее трети имеющихся стрелков?

Вопросов было очень много, но ни на один из них не был дан вразумительный ответ. Никто не был привлечен к ответственности. Полицейским, принимавшим участие в антитеррористической операции, под страхом увольнения и потери пенсии было запрещено говорить о событиях 5–6 сентября 1972 года. Материалы расследования на 20 лет были похоронены в государственных архивах.

Израильское руководство не настаивало на получении протоколов расследования, осознав полную безнадежность своих требований, поскольку немецкая сторона боялась скандала, который мог подорвать международный авторитет Западной Германии и вызвать серьезный внутриполитический кризис. На результаты работы специальной следственной комиссии негласно был наложен гриф секретности уровня государственной тайны. В Израиле полагали, что мертвых уже не вернуть, трагедия уже произошла и ничего нельзя изменить. Политические и стратегические интересы перевешивали желание привлечь внимание международного сообщества к халатной беспечности западногерманских должностных лиц, повлекших захват и гибель израильских заложников. Начиная с первой половины 1970-х годов, Израиль и ФРГ выступили общим фронтом против международного терроризма. Шел интенсивный обмен оперативной информацией. Израильский «Моссад» совместно с западногерманскими спецслужбами провел множество секретных операций, способствовавших укреплению уровня безопасности обеих стран. В Западной Германии под наблюдением израильских специалистов было создано антитеррористическое подразделение GSG-9 . Многие офицеры полиции и федеральной пограничной охраны проходили стажировку в Израиле.

6 сентября 1972 года в 10:00 увертюра Бетховена «Эгмонт» в исполнении оркестра Мюнхенского оперного театра открыла поминальную службу на Олимпийском стадионе, на которую собрались более 80 тысяч зрителей и 3 тысячи атлетов . Семьи погибших спортсменов представляли вдова Андре Шпицера Анки, мать Моше Вайнберга и его двоюродный брат Кармель Элиас. По просьбе федерального канцлера Вилли Брандта страны — участницы Олимпиады приспустили национальные флаги в знак памяти убитых израильтян. Только арабские страны, за исключением Иордании, отказались приспустить флаги. Король Иордании Хусейн, единственный из арабских лидеров, открыто осудил нападение на израильскую сборную, публично назвав его «жестоким преступлением против цивилизации… совершенным больными умами».

Президент США Ричард Никсон, рассматривая ряд возможных ответов Америки, вначале согласился с предложением госсекретаря Роджерса о декларировании национального дня траура. Но, обсудив этот шаг со своим советником по национальной безопасности Генри Киссинджером, решил вместо этого призвать ООН к принятию жестких мер против международного терроризма.

Вилли Дауме, президент Мюнхенского оргкомитета, предложил отменить соревнования, но остальные члены МОК поддержали решение продолжать Олимпийские игры. Выступая перед многотысячной аудиторией Олимпийского стадиона, президент МОК Эйвери Брендедж произнес речь: «Игры должны продолжаться… и мы должны продолжать наши усилия, чтобы игры оставались чистыми, безупречными и честными». Правительство и Олимпийский комитет Израиля также поддержали его решение. Глава израильской делегации произнес с трибуны: «Израиль не запугать террором, и он продолжит принимать участие в Олимпиадах и международных спортивных состязаниях».

Спустя несколько дней после кровавого вторника премьер-министр Израиля Голда Меир обратилась с официальным запросом к канцлеру ФРГ Вилли Брандту об экстрадиции в Израиль оставшихся в живых членов палестинской террористической организации «Черный сентябрь». Но Вилли Брандт ответил, что их будут судить в Западной Германии.

Примерно в эти же дни в адрес канцлера ФРГ последовали угрозы со стороны ливийского диктатора полковника Муаммара эль-Каддафи. Он требовал выдачи трупов пяти палестинских федаинов, убитых в ходе антитеррористической операции по освобождению заложников, в противном случае угрожал сорвать Олимпийские игры серией терактов. Как уже было упомянуто, право на проведение XX Олимпийских игр в Мюнхене стало для Западной Германии самым значительным событием за всю ее послевоенную историю. Для ФРГ это было не столько международное спортивное мероприятие, сколько серьезный политический акт, начало отпущения грехов нацистского прошлого Германии, мандат на присоединение к новой демократической Европе. Угроза новой волны террористических актов и срыв Олимпийских игр мог стать политическим крахом Западной Германии. Неспособность западногерманских спецслужб противостоять международной террористической угрозе заставили правительство ФРГ не только принять ультиматум ливийского диктатора, но и отказать израильтянам в праве судить на своей территории палестинских террористов, повинных в гибели 11 израильских спортсменов.

Трупы террористов, убитых на аэродроме Фюрстенфельдбрук, были отправлены в Триполи. Полковник Каддафи лично возглавил 30-тысячную похоронную процессию «героев палестинского народа». В качестве компенсации ливийский диктатор передал Ясиру Арафату 5 миллионов долларов США.

Но лидеры «Черного сентября» не собирались пассивно наблюдать, как троих оставшихся боевиков будут судить в Западной Германии. Организация по-прежнему была очень сильна, а западногерманские власти совершенно растеряны и дезориентированы.

В воскресенье 29 октября 1972 года Boeing 727–100 западногерманской авиакомпании Lufthansa, следовавший рейсом № 615 по маршруту Дамаск — Бейрут — Анкара — Мюнхен — Франкфурт, вылетел ранним утром из международного аэропорта Дамаска. На борту находились семь членов экипажа и ни одного пассажира. В Бейруте на его борт поднялись 13 пассажиров — девять граждан арабских стран, два американца, один немец и один француз. Меньше чем через 15 минут полета, примерно в 06:15, двое арабских пассажиров, угрожая взорвать самолет, потребовали освободить троих членов «Черного сентября», выживших в мюнхенском теракте. После вынужденной посадки для дозаправки самолета террористы потребовали изменить маршрут и лететь в аэропорт Мюнхен-Рим, где должен был произойти обмен ожидавших суда террористов на пассажиров захваченного авиалайнера. Но Австрия перекрыла свое воздушное пространство, и угнанный самолет пришлось направить в Загреб, на территорию Социалистической Федеративной Республики Югославии. Угонщики выдвинули западногерманским властям ультиматум доставить террористов в Загреб, пока самолет находится в воздухе, кружа над аэропортом. Это оказывало дополнительное давление на Бонн, поскольку горючее в самолете было на исходе. После мюнхенских событий на ХХ летней Олимпиаде ни у кого в западногерманском правительстве не было сомнения, что угонщики из «Черного сентября» способны преднамеренно довести дело до авиакатастрофы, направив самолет на густонаселенные кварталы.

Сразу после того как в штаб-квартиру Lufthansa в Кельне поступило сообщение об угоне самолета компании, в Бонне был срочно собран координационный кризисный совет высших должностных лиц Западной Германии. Не имея специального антитеррористического подразделения, находясь под тяжелым впечатлением от провалившейся операции по освобождению израильских заложников, федеральные власти сразу согласились выполнить требования угонщиков. В 14:00 трое палестинских террористов были доставлены в аэропорт Мюнхен-Рим и оттуда переправлены в аэропорт Загреба. Обмен состоялся в 18:05. В последний момент сделка по обмену чуть не сорвалась по вине югославских властей. Когда трое террористов «Черного сентября» вместе с пассажирами-заложниками уже находились на борту, Югославия отказала в дозаправке и не позволила самолету покинуть аэропорт. Инцидент был разрешен после вмешательства западногерманского консула в Загребе, который подписал разрешение на заправку самолета, хотя и не имел на это полномочий. Таким образом, уже в 18:50 угнанный самолет вылетел из аэропорта Загреба и в 21:03 совершил посадку в Триполи, где заложники были наконец-то освобождены.

В Ливии и других арабских странах прошли многотысячные шествия, на которых угонщиков авиалайнера Lufthansa и троих освобожденных террористов чествовали как национальных героев. Сразу после их прибытия в Триполи состоялась прямая пресс-конференция с выжившими террористами «Черного сентября», транслировавшаяся в прямом эфире на весь мир. Ливийское правительство во главе с полковником Каддафи предоставило террористам политическое убежище, проигнорировав требования западногерманского правительства предать их суду.

Израиль резко осудил освобождение палестинских преступников и обвинил Западную Германию в «капитуляции перед терроризмом». На следующий день премьер-министр Израиля Голда Меир заявила: «Мы подавлены со вчерашнего дня, огорчены, и я бы сказала, оскорблены, что человеческий дух, такой слабый и беспомощный, сдался жестокой силе». Министр иностранных дел Израиля направил западногерманскому правительству официальную ноту протеста, а посол в Бонне был отозван в Иерусалим «для консультаций». Самым обидным для израильтян был сам факт сделки Бонна и «Черного сентября». Немцы просто не хотели держать у себя палестинских террористов, становясь невольными заложниками палестино-израильского конфликта, к которому Западная Германия не имела ни малейшего отношения. Проще было договориться с палестинцами, что в обмен на выживших боевиков «Черного сентября» ФРГ получит гарантии террористической безопасности. Хотя сам Абу Ияд в своей книге «Без родины» назвал действия западногерманских властей «трусостью», с осени 1972 года по конец 1980-х годов против объектов ФРГ палестинцами не было совершено ни одного теракта. Западногерманские спецслужбы установили тесные контакты с большинством палестинских террористических группировок, в том числе и ФАТХ. Основным их связным выступал один из организаторов мюнхенского теракта член ФАТХ и «Черного сентября» Атеф Бсейсу.

Вместе с тем западные немцы не собирались сидеть сложа руки, уповая на договоренности с «Черным сентябрем». Был введен жесточайший контроль на федеральных границах и в аэропортах. Мюнхенская трагедия не только всколыхнула Западную Германию, но и заставила ее правительство по-новому взглянуть на проблему международного терроризма. Инцидент на XX летних Олимпийских играх показал не только правительству, но и международным экстремистам, что ФРГ ничего не может противопоставить нависшей угрозе терроризма. Резонанс от мюнхенской бойни и бессилия властей был настолько серьезными, что 26 сентября 1972 года правительство Западной Германии приняло решение о создании специального антитеррористического подразделения, подчиняющегося Федеральному министерству внутренних дел.

Помощник федерального министра внутренних дел Ганса-Дитриха Геншера, подполковник Ульрих Клаус Вегенер, занимавшийся курированием федеральной полиции и пограничной охраны ФРГ, по долгу службы одним из первых оказался в районе трагедии. У него была возможность убедиться в абсолютной беззащитности западногерманского общества пред лицом терроризма. Вегенер, талантливый офицер и одаренный человек, ставший одним из наиболее авторитетных экспертов в вопросах международного терроризма, прекрасно понимал, что во второй половине XX века антитеррористическим службам следует уделять внимание не меньше, чем регулярной армии. Именно ему Ганс-Дитрих Геншер поручил создание первого антитеррористического подразделения GSG-9. Задача была сформулирована вполне ясно и конкретно: в предельно короткие сроки создать спецназ Федерального министерства внутренних дел, который должен был дать ответ любым вызовам террористической угрозы, а также другим формам экстремизма, затрагивающим вопросы национальной безопасности ФРГ.

Одним из первых шагов, предпринятых подполковником Ульрихом Вегенером, стало посещение Великобритании, где он старался перенять антитеррористический опыт SAS. Затем он вылетел в Соединенные Штаты, где ему пришлось познакомиться с самыми последними научно-техническими достижениями FBI, используемыми американскими коммандос. Однако, посетив эти страны, Вегенер пришел к выводу, что будущее антитеррористическое подразделение ФРГ будет строиться по израильской модели. Израильский опыт, как полагал подполковник Вегенер, был не только уникальным, но и более применимым в современных условиях, когда основная террористическая угроза исходила с Ближнего Востока, из Центральной Азии и Северной Африки.

С целью изучения израильского опыта в начале 1973 года Вегенер посетил Израиль, желая познакомиться со спецназом Генерального штаба Армии обороны Израиля «Сайерет Маткаль». Однако, к глубокому его разочарованию, израильская сторона ответила категорическим отказом, объяснив свое решение тем, что «Сайерет Маткаль» имеет особо высокую степень секретности. Тем не менее израильское правительство пошло навстречу Ульриху Вегенеру, предложив ему стажировку в любом десантном спецподразделении . Вегенер с большой благодарностью откликнулся на израильскую инициативу, проведя в среде израильских десантников в общей сложности несколько месяцев. Потрясенный увиденным Вегенер в последствии сказал: «Я был буквально ошеломлен! Евреи из нации коммерсантов, ученых и музыкантов превратились в нацию солдат, в то время как немцы стали торговцами…» 17 апреля 1973 года в Западной Германии началось формирование антитеррористического спецподразделения GSG-9. На сегодняшний день оно по праву считается одним из лучших в мире.

События в Мюнхене оказали также огромное влияние на изменение внутренней политики Западной Германии. Одним из последствий стала самая большая в истории ФРГ депортация арабов. Эта высылка коснулась в основном палестинского населения. Любой палестинец при малейшем подозрении в причастности к террористической деятельности мог быть депортирован из страны в течение 24 часов без объяснения причин. На территории Западной Германии была прекращена деятельность многих вполне легальных палестинских организаций. Это коснулось всевозможных благотворительных обществ и фондов, ассоциаций трудящихся и студенческих объединений. От теракта, устроенного «Черным сентябрем», в первую очередь пострадала палестинская диаспора, как высокообразованные ее представители, так и более низкие слои населения.

Но самые болезненные удары наносил Израиль. Сразу после кровавой бойни в Мюнхене все без исключения палестинские террористические организации вне зависимости от их причастности к захвату и убийству израильских заложников вынуждены были перейти на особое положение и предпринять беспрецедентные меры безопасности. Даже вооруженные силы Ливана и Сирии были переведены на военное положение, готовясь к массированному авианалету. Всем палестинским боевикам поступил приказ немедленно покинуть тренировочные лагеря и базы. Палестинцы ожидали характерной израильской реакции.

Израильский ответ последовал в пятницу 8 сентября в 15:50, через 48 часов после гибели заложников. С северной базы ВВС Израиля «Рамат-Давид» в воздух были подняты 24 боевых самолета для нанесения авиаудара по территории Сирии и Ливана. Это была самая мощная бомбардировка за последние два года. Ударам подверглись 11 баз палестинских федаинов. Под бомбами и ракетами израильских ВВС погибли 200 боевиков и 11 мирных ливанских жителей. Сотни палестинских боевиков и гражданских лиц получили ранения. Но, как выяснилось, все пострадавшие при авианалетах не имели никакого отношения к «Черному сентябрю» или тем, кто стоял за мюнхенским терактом.

Спустя несколько дней после авиаударов Армия обороны Израиля совершила широкомасштабный рейд на базы палестинских террористов в Южном Ливане. В антитеррористической операции были задействованы 1350 военнослужащих, 45 танков и 133 бронетранспортера. Наземная операция сопровождалась воздушным прикрытием и артиллерийской поддержкой. Операция в Южном Ливане получила кодовое название «Котел-4». В течение 42 часов было сброшено 150 тонн авиабомб. Израильская пехота провела зачистку десятков населенных пунктов, расположенных на территории Южного Ливана, который всё больше превращался в убежище террористов, бежавших из соседней Иордании. Во время наземной антитеррористической операции «Котел-4» были ликвидированы 45 федаинов, захвачены и пленены 16 активистов палестинских террористических организаций. Сотни домов и административных зданий были повреждены или полностью разрушены. Однако члены израильского правительства не в полной мере были удовлетворены авианалетами и наземной военной операцией. Израильская общественность также ожидала гораздо более жесткой кары террористам, повинным в гибели израильских спортсменов. Мюнхенская резня стала для израильтян тем же, что для Соединенных Штатов теракт 11 сентября 2001 года. Захват и убийство израильских спортсменов на ХХ летних Олимпийских играх в Мюнхене отличался от всех террористических актов, с которыми до этого приходилось сталкиваться Израилю. Отныне история палестинского террора делилась на периоды до и после мюнхенской резни.

Израильская общественность даже не догадывалась о секретном совещании «узкого» кабинета правительства, собранного 6 сентября, уже через два часа после возвращения Цви Замира из Мюнхена. Выслушав доклад директора «Моссада», министры буквально вскипели от злости. Они, как и всё израильское общество, требовали от армии и спецслужб жесткого равноценного возмездия. Но кто несет ответственность за теракт? По кому нанести удар? Кто они, руководители «Черного сентября»? На все эти вопросы еще предстояло ответить.

Таким образом, в конце многочасового обсуждения было принято решение о нанесении 8 сентября массированного авиаудара и последующей наземной операции в качестве первой реакции Израиля на убийство своих граждан в Мюнхене. Все министры согласились с тем, что пришло время пересмотреть правила игры. Это было очень непростое решение. Израиль должен был ответить террором на террор.