9

А в нескольких десятках метров от Трофима капитан Кальян, скидывая швартовый с рыма, понял, что дела обстоят хуже, чем он предполагал.

«Сирены не спят, – подумал Матвей, сворачивая канат в аккуратную бухту. – И главное сейчас – не привлекать их внимания. Не реагировать, успеть проскочить».

Как-то раз прямо на выходе из пятого шлюза в Тёмный бьёф сирены показали одному дмитровскому купцу его умершую жёнушку. Никто ничего не успел сделать. Лишь заметили радость и облегчение, с которыми тот бросился в воду. В принципе, устав гребцов запрещал капитану покидать лодку в подобных случаях, и Кальян не знал, что сподвигло его прыгнуть вслед за купцом. Может быть, он понял, что никто, кроме него, этого не сделает. Матвей действовал быстро, и совсем скоро они с беднягой-купцом показались на поверхности. Но на одно короткое мгновение он это увидел.

Там, под толщей тёмной воды, она была там. И хоть Кальян никогда прежде её не встречал, ни живой, ни мёртвой, сразу же догадался, что это была она. Совсем не похожая на утопленницу, она плыла к ним, и Матвей навсегда запомнил боль, сменившую надежду в её глазах, и тихую мольбу не мешать, отпустить к ней истосковавшегося супруга, потому что теперь только здесь, под тёмной водой, они снова могут быть счастливы.

В тот день Матвей понял, на что способны сирены и какой чудовищной силой обладает их умение показывать самые потаённые желания. Видимо, тоска бедолаги-купца оказалась столь сильна, что и Матвей смог увидеть то сокровенное, что ни в коей мере ему не принадлежало. Тогда всё обошлось, но капитан Кальян хоть и считался ироничным знатоком гребцовского фольклора, никому не стал рассказывать, что он видел под толщей воды Тёмных шлюзов.

– Сирены, – прошептала Рыжая Анна.

Она стояла рядом, встревоженная задумчивым видом капитана, и внимательно смотрела на Кальяна. «Как всё же они бесшумно двигаются», – в очередной раз подумал Матвей. Чуть склонился к Анне и сказал ей на ухо:

– Со мной всё в порядке. Хочу, чтобы ты знала: сирены чуют наши уязвимые места. Это не моё дело, но вижу, что люб тебе Хардов, так что будь осторожна.

Рыжая не смутилась, никаких возражений, только серьёзно кивнула. «Всё в порядке, – подумал Матвей. – Ты молодец, Анна». А затем он обвёл команду спокойным взглядом и тихо, внятно сказал то, что требовалось от капитана:

– Сирены не спят. Отключитесь от них. Закройте мысли. Вас здесь нет. И ни в коем случае не смотрите на Морячку.

10

Полицейский-моторист пришвартовал лодку Трофима к тому же рыму, что ранее капитан Кальян. Он давно ходил по каналу, бывало, за Тёмные шлюзы, знал его норов и знал себе цену. Обнаружив в склизкой тине, покрывшей бакен, свежий след от каната, моторист не удивился – Матвей Кальян считался опытным капитаном и выбрал самый безопасный, дальний от верхней головы шлюза рым. Он посмотрел на шефа, и Трофим ему по-свойски подмигнул. Моторист скупо улыбнулся и отвёл глаза. На несколько минут шлюзовую камеру заполнила абсолютная тишина, сделав ожидание невыносимо медленным. Все со страхом и надеждой смотрели на закрытые верхние ворота – оттуда мог ворваться ужас, но всё могло и обойтись.

«Капитан Кальян всегда был везунчиком, – почему-то подумал моторист. – И судя по всему, его лодка уже идёт по бьёфу».

Раздался оглушающий щёлкающий звук. Машины заработали, но явно громче, чем в обычном штатном режиме. Словно решение о том, когда и как работать, принимали уже не люди, а что-то, живущее в механизмах. Полицейский-моторист слышал о демонах, но до сих пор не определил, как к этому относиться. А потом в камеру, образуя бурлящие гейзеры у дальних ворот, пошла вода Тёмных шлюзов, и всё стало меняться.

* * *

Трофим кое-что знал о своём мотористе. Ему была известна его тайна, но пока он не спешил её разрушать. Искусство управления заключалось в том числе и в этом. При зачистке Вербилок (мокрое дельце!) моторист сохранил кое-кому жизнь. Он вообще поначалу артачился: в полицейском департаменте мотористы, знавшие канал на уровне лучших гребцов, считались чем-то вроде высшей касты. Но Трофим сразу расставил все точки над «i». Либо остаёшься чистеньким, либо проваливаешь вон из команды. А быть в команде Трофима – значит быть с тем, кому многие в будущем, и, надо отметить, не таком уж отдалённом, прочили место главы полиции.

И Трофим повязал их всех. Мокрое дельце. Поначалу они его ненавидели, а потом стали преданны, как собаки. А моторист вот оставил себе страховочку, сохранил жизнь мальчику. Но не потому, что пожалел, не из гуманных соображений. Заметил, как у мальчугана побелела кожа. Умным оказался. Трофим весело усмехнулся. Собственно, существование так называемых «белых мутантов» предпочитали держать в тайне.

Учёные о них знали; в полиции они все были наперечёт, но некоторыми вещами, как и кое-какими гидовскими секретиками, не стоило пугать обывателя. Не чаще раза в месяц кожа белых мутантов становилась даже не бледной, она на самом деле белела, как чистый лист бумаги. И вот тогда с ними начинались чудеса. Словно по запросу, когда лезешь в архив, они могли выдать любой день своей жизни, воспроизвести всё, что видели и слышали, голосами и звуками, что не отличишь от подлинных. Хоть звук выстрела, хоть как баба орёт в постели – грёбаным имитаторам всё одно. Прямо записывающее устройство. Но главное – их чёртовы рисунки.

Трофим прекрасно знал, что существовало когда-то такое искусство – фотография. В примитивных формах его и сейчас пытались возродить. Но белым мутантам никакая фотография не требовалась. Этот дебиловатый мальчик в обычном состоянии вряд ли и линию-то ровную проведёт. Пока не побелеет кожа. И тогда они умели впадать во что-то типа транса или пойди их мать пойми! Начинали говорить множеством голосов, а рука, хоть глаза и закрыты, да слюна изо рта, словно сама начинала бегать по бумаге.

Богомерзкие твари! Их рисунки не просто отличались пугающим натурализмом. Картинки хороши, ничего не скажешь, как настоящие, хоть ч/б, хоть в цвете. Только в полицейском департаменте они считались стопроцентным доказательством. Вот ушлый моторист и спрятал мальчугана в труппе этих клоунов «Бледных вампиров», пару раз в месяц дающих свои шоу с полным аншлагом.

В принципе, решение верное, поди его там разыщи среди таких же богомерзких тварей. Да только у Трофима везде найдётся свой человечек, или кто там… А моторист сохранил себе страховочку, картинку зачистки Вербилок. То ли Юрий Новиков начал его вербовать (вообще-то, неожиданная активность увальня Трофима не особо тревожила, не будь он сыном шефа, лежать бы ему уже на дне канала), а может, сдуру решил чего себе выторговать. Дойди рисунки мальчугана до гидов, тут уже не то что Трофиму, самому шефу головы не сносить. Он даже собрался было ликвидировать угрозу. Свой человечек в «Бледных вампирах» (или кто он там) получил команду перерезать фотографическому мальчику горло. Но по зрелом размышлении Трофим решил, что собственный белый мутант и ему не помешает. А с ушлым мотористом он поиграет, как кошка с мышкой.

Трофим теперь уже ласково подмигнул мотористу, а тот, дурень, даже смутился. Трофим ещё веселей разулыбался, посмотрел на рым. И… нахмурился. Машины перестали работать. Лишь где-то вдалеке бурлили подводные гейзеры. Трофим нахмурился ещё больше. С рымом творился явный непорядок. Прямо на глазах, поднимаясь из воды и хищно извиваясь, по нему ползли побеги дикого винограда.

Трофим не знал, откуда ему известно о винограде, но был почему-то убеждён, что это именно так. Тесня и расталкивая друг друга, стебли напирали всё больше. Трофим поморгал. Э-э, а виноградные-то листочки себе не промах: некоторые складывались пополам, раскрываясь и закрываясь, как зубастые рты, да и сам рым теперь стал похож на нечто волосатое, полное копошащихся червей и явно живое. А ещё этот непереносимый звук – то ли далёкое воробьиное чириканье, то ли стрёкот множества мерзких сверчков.

– Немедленно уберите эту гадость! – возмутился Трофим и замахал на бакен руками.

– Спокойно, шеф. Тс-с, тихо. Там ничего нет, – быстро прошептал моторист. – Я вас предупреждал: это сирены.

Трофим уставился на ушлого моториста, а потом снова посмотрел на рым. Раскрыл было рот, но… бакен был абсолютно чист.

– Ты ничего не видел? – теперь в свою очередь прошептал Трофим. – Как же…

– Пожалуйста, тише, – снова попросил моторист.

Ворота верхней головы медленно поползли вниз, скоро они скроются под водой, и перед ними предстанет бьёф Тёмных шлюзов. Пока никакого ощущения угрозы оттуда не исходило, и моторист подумал, что это дурной знак. Там, за воротами, было зло, и когда оно начинало таиться, ничего хорошего это не сулило. С громким пустотным звуком, как будто кувалдой ударили по металлической бочке, ворота встали. Но в следующую секунду их движение возобновилось. Моторист почувствовал неприятную сухость в горле.

– Чёртовы птицы! – пожаловался Трофим.

Моторист настороженно посмотрел на него и уже жёстче повторил:

– Тише!

Трофим насупился, затем поднял указательный палец, словно вспомнив о чём-то, да так и остался сидеть с открытым ртом.

Вот оно как бывает. Он слышит птиц. Безжалостный мастер зачисток оказался восприимчивым и раскис, как чувствительная девочка. Птицы – это плохо, как говорится, хуже только райские кущи. Что-то сирены нашли в Трофиме, и теперь это может быть опасным для всех. А ведь Хардов оказался прав – не стоило шефу сюда соваться. По глазам видно, что изрядно закинулся слизью, зрачки аж с радужку, да только оно ему не помогает.

Перед тем как окончательно уйти в воду, ворота снова остановились. Моторист посмотрел на свои ладони, влажные от напряжения. Больше он не думал о Трофиме. Пора забирать швартовый и выходить из шлюза. Тишина сделалась гнетущей.

Далеко впереди, за стрелкой с Морячкой было видно, что по обоим берегам канала стоит густой туман.

И хотя Тёмные шлюзы были единственным местом на канале, где туман иногда пытался стелиться почти над самой водой, полностью затягивая русло, даже здесь такое случалось крайне редко. Ближе к закату и, конечно, после него. Сейчас стояло ранее утро. Для того чтобы пройти эти два километра между пятым и шестым шлюзами, в распоряжении оставался целый длинный летний день. Да только здесь хватало и собственных чудес. А главное, сирены могли завести куда угодно и показать любую картинку. Моторист вспомнил рассказ единственного выжившего на полицейской лодке. Как шли они в тот роковой день по каналу на электроходу и даже удивлялись спокойствию Тёмных шлюзов. Всё было хорошо и привычно, канал и канал, надёжная полицейская лодка, может, лишь краски чуть ярче…

«А потом я словно проснулся, – рассказывал выживший. – И понимаю, что давно уже иду пешком по суше, не в лодке, вы понимаете, по суше, а вокруг густой туман, и товарищи мои бредут в полусне, как послушные овцы, к какой-то склизкой твари. Всю-то её не видно в тумане, вроде огромного слизняка. А некоторые из парней уже прилипли к её бокам, покрытые слизью, но самое страшное были их счастливые улыбки. Я как вспомню эти их улыбки, до сих пор всё холодеет внутри».

А выжил он лишь потому, что оказался менее восприимчивым. Развернулся и побежал наугад, не ведая дороги. Повезло ему тогда, выскочил прямо к каналу, недалеко от брошенной лодки. Вернулся на пятый шлюз один и совершено седой, но зато жив.

«И нам повезёт, – подумал моторист, – если сумеем проскочить Морячку. Дальше должно быть легче. Хорошо, если лодка Хардова не особо оторвётся вперёд, с гидами как-то надёжней». Трофим даже если и придёт в себя, пока, конечно, не решится на конфликт с Хардовым, невзирая на все угрозы. Только не на Тёмных шлюзах – намного дальше. Лишь посвящённые знали о тайных сношениях Новикова с капитанами Пироговского речного братства. И всё было решено списать на них. Они пообещали свою поддержку, хотя мстительный Трофим собирался сыграть роль первой скрипки. Вот и вертится вокруг пулемёта, как кот вокруг сливок. Мотористу это очень не нравилось. Творились какие-то неправильные дела. На его взгляд, пироговцы были намного опасней гидов.

Моторист смотрел на открывшийся фарватер. Вроде бы всё было чисто. Заметил, как край лодки Хардова показался из-за стрелки – они вовсе и не спешили оторваться от них. От этого моторист почувствовал себя гораздо спокойней. Как бы то ни было, но здесь, на Тёмных шлюзах, людям лучше держаться поближе друг к другу. «О Хардове все говорят, что он нормальный мужик», – мелькнуло в голове у моториста нечто, отдающее явной двусмысленностью.

– Надоели эти кошки-мышки! – вдруг обиженно взорвался Трофим и угрюмо посмотрел по сторонам.

– Шеф, пожалуйста, – несколько раздражённо попросил кто-то.

Моторист посмотрел на воду. Только что он увидел, как из неё выпрыгнула небольшая рыбёшка и, прежде чем погрузиться, пролетела над поверхностью какое-то расстояние. Потом ещё одна. И ещё – целая стайка летучих рыб с сияющими радужными плавниками в ореоле брызг. Только на канале не было летучих рыб. Лицо моториста застыло. Присмотревшись, он увидел что-то зловещее в облике прыгунов. Не рыбы это вовсе, какие-то карлики, словно злобные феи из детских кошмаров. Он закрыл и открыл глаза. Зловещие феи исчезли. Лишь весёлые полоски брызг над поверхностью воды. И далёкий ещё различимый шёпот…

– О, летучие рыбки! – восторженно сообщил Трофим. – Какие красивенькие, видите?

Моторист прикусил язык. По уму стоило бы шефа связать. Он начал откровенно сходить с катушек. Как бы не наделал глупостей. Но на всё это теперь не оставалось времени. Словно ветерок уловил и принёс сюда этот нежный заботливый шёпот:

– Бон вояж… Бон вояж!

Многократно отразившись, он поплыл в воздухе. Нежное, манящее, полное искреннего дружелюбия и сопереживания, теперь неслось со всех сторон:

– Бон вояж! Бон вояж!

«Плохо дело», – подумал моторист.