– Куда ты запропастилась? – говорил ей Фома. – Он заперся и ни в какую. Уже пять дней. А Хардов вот ушёл.
Она пожала плечами:
– Не ушёл. Хардов не станет проходить Тёмные шлюзы ночью. А с утра на электроходу мы его быстро нагоним.
– Что толку-то? Там, на основной линии гидов ещё больше, чем здесь. И ты же сама знаешь: там у них мир да дружба. Говорят, там полиция… в общем, не то, что в других местах. Только на гидов и рассчитывают.
Она согласно кивнула:
– Да, только я не прохлаждалась. Я следила за ним. Он здорово всех провёл. Можно сказать, безупречно. Но Хардов пойдёт за линию застав, а там уж рассчитывать можно только на себя. Ну, или на Господа Бога, если найдётся хоть кто-то из таких… неверующих.
Она ухмыльнулась, впрочем, довольно безобидно: у каждого из «её мальчиков» были свои тайные кнопочки, чтобы их завести.
– При чём тут это? – смутился Фома.
Они стояли на дозорном мостике диспетчерской башни, наблюдая, как тяжёлая лодка на электроходу, что Раз-Два-Сникерс удалось с таким трудом «пробить» у полиции, проходит шлюзование. Солнце село, но летние сумерки ещё даже не начались. Впереди лежала прямая стрела канала, и вдали, почти у самого пятого шлюза, к обоим берегам подступал густой туман.
– Ты же знаешь, – подал голос Фома. – Шатун поменял там дверь, на Станции. Установил с поворотным рычагом, типа как в своём Бункере. Её просто так не вскрыть. А в этот раз босс совсем…
Фома замолчал, снова забавно смущаясь.
«Рехнулся? – подумала Раз-Два-Сникерс. – Совсем рехнулся?»
– В общем, в этот раз он все ключи зачем-то забрал с собой. Даже с красной нашлёпкой, для аварийных ситуаций. Словом, если ты его не дозовёшься, то… ну, я не знаю, останется только взрывать.
Раз-Два-Сникерс вскинула на него взгляд.
– Ну, я имею в виду дверь-то… – пояснил Фома. – Больше её ничем не взять.
«Хорошо, что ты это сам сказал, – подумала она. – Именно это тебе и придётся сделать, дружок. Не сегодня. И думаю, не завтра. Но уже совсем скоро».
– Размести мою группу на ночлег, – велела Раз-Два-Сникерс Фоме. – А я пойду пройдусь.
И она кивнула на насосную станцию «Комсомольская». Фома нехотя спросил:
– Мне с тобой?
– А чем ты мне сможешь помочь? Не беспокойся: неверующему Фоме не придётся подвергать сомнениям своё неверие. – Она насмешливо посмотрела на него. – Пойду попробую достучаться до небес.
– Что?
– Попытаюсь вытащить его оттуда.
– Понимаю. Был звонок из полицейского департамента. Новиков приказал Трофиму преследовать Хардова. Они скоро будут здесь. На двух полицейских лодках.
– Забавно, забавно. Видимо, это наказание за то, что произошло в «Лас-Вегасе».
– Ты думаешь?
– Трофиму крупно повезёт, если на Тёмных шлюзах Хардов сжалится над ним и позволит быть рядом.
– Скажи, – вдруг спросил Фома и впервые взглянул на Раз-Два-Сникерс с какой-то странной испуганной преданностью. – Как ты думаешь, что он там делает?
В глазах Фомы плясали огоньки, отражённые освещённым периметром Станции.
– Шатун? Я думаю, он договаривается.
– С кем? – спросил Фома треснувшим голосом.
– А ты не догадываешься? – Она улыбнулась без своей привычной издёвки. – Ладно, Фома, лучше оставаться неверующим.
– Когда он оттуда выходит, он всегда знает, что надо делать, – сказал Фома.
– Он и так знает, что надо делать. Без всяких видений. А тебе незачем сомневаться в своих взглядах, и так дурдома по горло. Но ты абсолютно прав: его надо оттуда вытаскивать. Любой ценой. И я пойду и займусь этим.
Она резко обернулась и направилась к Станции. Фома благодарно кивнул ей вслед. И остро ощутил, что всё это похоже на какое-то дежавю, история повторяется. Именно в таких же подступающих к шлюзу сумерках, уже глубоких и вязких, ровно пять дней назад он провожал Шатуна. Раз-Два-Сникерс пересекла освещённый периметр Станции и исчезла, растворилась в тенях. И Фома не мог отделаться от мысли, что точно так же, как и Хардов в своей лодке, каждый из них унёс какую-то свою собственную тайну.
Это случилось сразу, едва она оказалась на ближних подступах к Станции. Ещё только переступая некую незримую линию и скрываясь из глаз Фомы, она почувствовала, что всё здесь словно пропитано затаённой угрозой. Сейчас это ощущение усилилось. Раз-Два-Сникерс отдавала себе отчёт, что всё это в некоем роде химия, реакция на чуждые вибрации Станции, с которой можно справляться. Что она, её организм с его химией, является своеобразным соавтором этого мутного подступающего чувства страха. И уж чему-чему, а контролю над большинством физиологических процессов она в школе гидов всё же успела научиться. Поэтому Раз-Два-Сникерс остановилась и громко, внятно позвала:
– Шатун!
Ответа, естественно, не последовало. Лишь глухой тихий звук мерно работающих электронасосов, похожий на золотистое рычание хищника, притаившегося в листве.
А за ней наблюдают. Кем бы или чем бы ни был этот хищный зверь, кто бы или что бы это ни было, сейчас из своей темноты оно наблюдало за ней.
– Шатун, – спокойно повторила она.
И на миг впустила в себя светлое радостное воспоминание. О Лии. Косвенным образом оно вышло и о том, кто сейчас закрылся за бункерной дверью Станции. Сквозь кого проходят эти тёмные вибрации и кто, скорее всего, сам о том не догадываясь, является их подлинным детонатором. Как и его музыкальной шкатулке, полной чудес, нужен был механический ключ, так и Станции требовался ключ, чтоб уж запустить её на полную мощность. Хотя вряд ли не догадывался.
Скорее всего, в глубине души Шатун так и не убил в себе этого испорченного мальчишку, могущественную тайную силу, которая – он верил! – есть в детях и которая с взрослением, к возрасту созревания юношеских прыщей, проходит. Напротив, Шатун пестовал в себе эту детскую магию, скрыв её источник за жестокостью, вполне себе взрослым разгулом и цинизмом, тем, что он именовал своим бронированным нутром. Раз-Два-Сникерс умела слушать. А Шатун разговаривал во сне.
– А этот мальчик, которого вы нашли зимой в лесу? Он тоже… ну, как я?
– Шатун? О, нет. Он обычный мальчик. Талантливый. Интересный. И потом, он старше тебя, вот и попал сразу в группу Тихона. Но ему надо много учиться, прежде чем он попытается заслужить любовь скремлина.
– Он говорит, что их ловят в тумане. А потом дрессируют.
– Он не прав. Говорит, чего не знает. Любовь скремлина можно только заслужить.
– Я так ему и говорила, – обрадовалась она. – Что он болтун. А он дразнится.
– Дразнится?
– Ну да. Говорит, что на канале и люди-то не особо друг друга любят. А тут какие-то скремлины.
Лия усмехнулась:
– А знаешь, ведь частично в его словах есть правда, и это тебя смущает, так? Но помнишь, мы как-то говорили с тобой о полуправде? И если её придерживаться, то в результате может выйти одна большая неправда?
– Ну да… Вот и я… Я-то понимаю.
– Иногда мне кажется… – Лия одарила девочку любящей улыбкой, но в её глазах мелькнула хитроватая искорка. – Как ты думаешь, что главное, чему учат в нашей школе?
– Читать следы! – тут же отозвалась она.
Ей это очень нравилось, было здорово. Оказалось, что это не только отпечатки на земле, снегу или сломанные травинки, оказалось, что всё на свете оставляет следы и может раскрыть свою тайную суть.
– Ну, конечно, – согласно улыбнулась Лия. – А ещё я слышала о твоих успехах по боевым искусствам.
– Ну да. – Она потупила взор.
– Но мне иногда кажется, что дело не только в этом. Что посредством всех этих искусств и наук они готовят нас к главному. Понимаешь, малышка?
– Лия, я же просила не называть меня так! Мне уже одиннадцать.
– Прости. Никак не свыкнусь с тем, как быстро ты растёшь.
– В чём же главное?
Лия посмотрела на неё. В её весёлых зелёных глазах переливались звонкие искорки.
– Прости ещё раз, я, конечно, не знаю, что главное. Представь, как нелепо, если я тебе скажу, что, например, они учат нас любви. Да этому, наверное, невозможно выучить, лишь указать дорожку. Но готовят они нас к этому: быть в состоянии заслужить любовь скремлина.
– Но как же? Мне ничего такого не говорили.
– Исподволь. Косвенно. Преподавая боевые искусства и всякие древние науки, учат нас, как обращаться с оружием и читать следы. Он большой хитрец – наш Учитель. И он самый мудрый наставник.
Она покраснела. Опустила взгляд. Затем посмотрела исподлобья:
– Это ты меня прости, Лия! Я не знаю, что на меня нашло.
– Ничего. Я в твоём возрасте была ой какой колючей. Так что… наверное, главное, чему в практическом смысле готовят нас – это заслужить любовь скремлина. Хотя и за этим явно стоит что-то большее. Недаром же Посвящение в гиды у всех происходит в разное время. У некоторых даже через много лет после окончания школы.
– Я слышала, да, – задумалась она. И вот решилась: – Знаешь, я давно хотела спросить: а что это за слово такое, знаешь, я иногда его так слышу, джедаи? – Она перешла на заговорщически-понимающий шёпот. – В этом тайна, да? Кто они такие? Я не выдам.
Лия поморгала. Удивлённая. Прыснула и вдруг звонко и весело рассмеялась. Так хорошо, что она сконфузилась, и стало ещё обидней, что так сорвалась на неё.
– Это просто шутка Учителя, малышка. Ой, прости! – Лия замахала руками и засмеялась пуще прежнего. – Был такой старый фильм… В общем, забавно. Давно. «Звёздные войны». И там были такие могущественные воины. Джедаи. Каста воинов. Шутка… Они сражались с… неважно. В общем, да, в чём-то похоже.
Она почувствовала себя разочарованной, сбитой с толку, но и озадаченной – что-то не увязывалось. Она подумала и сказала:
– Лия, помнишь, ты говорила, что Учитель строгий? А я сказала: мне кажется, что он весёлый. А ты согласилась и сказала, что это одно и то же.
Лия улыбнулась, вздохнула:
– Ты и правда выросла.
С интересом вгляделась в неё, словно отыскивая какие-то новые черты, затем кивнула:
– Ну да, ты права – в каждой шутке есть доля шутки. Просто когда Учитель основывал нашу школу, очень давно, воспоминания о мире без тумана не были такими далёкими, как сейчас.
Она снова задумалась и теперь молчала дольше. Наконец спросила:
– Помнишь, ты мне сказала про моего скремлина? Но у нас в школе есть скремлины. Нас учат с ними обращаться, только ведь они – ничьи! А этот Шатун сказал, что они никогда никого не полюбят и что их вообще скоро выпустят… А потом так и случилось. Как же?
– Твой Шатун – бунтарь, – мягко улыбнулась Лия.
– Вовсе он не мой! – вставила девочка.
– И это хорошо. Он сможет добиться больших успехов, если только… Но послушай: гиды не враги его взглядам. Вовсе нет. Но гидам иногда приходится пользоваться помощью… ничьих или чужих скремлинов. Это правда. По разным причинам, но такое случается довольно часто. Прежде всего потому, что у многих ещё просто нет своего. А без них никак. Они как фонарик в тумане. Без них гид просто не сможет выполнить свою работу. Но только тот, у кого появляется свой скремлин, как бы сам становится фонариком. Понимаешь?
«Нет», – подумала она, продолжая жадно слушать.
– Знаешь, в чём секрет гидовского мастерства? Только тот, кто заслужит любовь скремлина, может считаться настоящим гидом. Это как бы первая, но необходимая ступенька.
– А вторая? А последняя?
Лия рассмеялась и потрепала девочку по волосам, но от неё не скрылось, что украдкой девушка взглянула на пятнышки, которые она считала своими родинками.
– Гиды не говорят «последняя», они говорят «крайняя». Но её, наверное, нет. И наш весёлый Учитель любит повторять: «Не бойся совершенства, оно недостижимо».
– А насчёт фонарика – это как же?
– Образно, конечно, образно, ты права. Просто гид, у которого появляется свой скремлин… Любовь, которой одаривает скремлин, как бы открывает гиду глаза. Только не здесь, – Лия провела рукой перед взором девочки, а потом мягко дотронулась до области сердца, – а здесь. И ему открывается весь свет любви, существующей в мире. И все стены, закрывающие этот свет. Они сразу же становятся видны. Множество стен, тёмных прочных каркасов. Но об этом невозможно рассказать, это нужно пережить самой. А у меня нет своего скремлина. Так что… я такая же ученица, как и ты. Хоть и заканчиваю завтра школу. Стен много, малышка, и они ближе, чем мы думаем.
На сей раз она предпочла пропустить «малышку» мимо ушей и спросила:
– А туман?
– Наверное, – откликнулась Лия. – Наверное, туман – крайнее проявление этих стен. Именно потому, что вроде бы не похож на стену. Но может быть крайнее – потому и последнее? А тот, кто заслуживает любовь скремлина, становится настоящим гидом! И он больше не один. Он как будто находит себе очень близкого друга, с которым у него теперь общая судьба.
Она нахмурилась, поникла головой, размышляя.
– Как твой парень со своим вороном, да? – спросила она и наконец хитровато улыбнулась. – Ему, кстати, нравится этот Шатун.
– Хардов не парень. – Лия весело посмотрела на неё, но щёки девушки слегка порозовели. – Он великий гид. Таких очень мало. Лет ему значительно больше, чем кажется.
– В смысле? Он молодо выглядит?
– Не только.
– Опять ты меня запутываешь, Лия.
– Послушай… Вот эта тётя, о которой я тебе рассказывала, помнишь?
– Добрая тётя?
– Ну да… Я скажу тебе что-то важное и очень серьёзное. Ты должна меня выслушать, но не страшно, если не сразу поймёшь. Хардов был у неё.
– Был? Ну и что? – Она захлопала глазами. И вдруг начала понимать. – Его укусил скремлин?
Это понимание чем-то холодным и тёмным пронзило её, и испарина выступила на ладонях.
– Да. Его укусил скремлин, и он попал к ней, – подтвердила Лия. – А потом вернулся. Такое может случиться с гидом, достигшим высшего мастерства. Но только однажды. Других нападение скремлина, скорее всего, убьёт. Но это не нападение. В момент укуса… он передаёт кое-что. Это и есть дар скремлина.
– Что? – спросила она испуганно.
– Возможность возвращения. И этого не надо бояться. Возможность стать вернувшимся воином, потому что на самом деле именно это – высшее мастерство.
– Не понимаю. – Она затрясла головой. – А что Хардов делал, когда был, ну… у этой доброй тёти?
Лия молчала. А она вдруг заволновалась. Почему-то ответ на этот вопрос показался ей очень важным.
– Я не знаю, – наконец призналась Лия.
– Ну, он много тренировался, чтобы, ну… Учился читать следы? И всё остальное?
– Не думаю, – тихо произнесла Лия. – Когда он смог вернуться на канал, он ничего о себе не знал. Но гиды уже ждали его.
– Ничего не знал? – спросила она чуть осипшим, словно подстывшим голосом. – Что ж это за дар такой?
Лия взяла девочку за руку.
– Возвращение, – повторила она. – Только один раз такое может случиться и только с теми, кто достиг высшего мастерства. Скремлины передают свой дар лишь тем, кто в состоянии его принять.
– А как же?.. – Она растерянно посмотрела на Лию, затем провела рукой по своим пятнышкам, что когда-то принимала за родинки, и глаза её расширились. – Выходит, что и я… тоже?
– А вот это – главное, о чём я хотела с тобой поговорить. Возможно, ты сейчас действительно не всё поймёшь, но придёт время, и ты получишь ответы на все свои вопросы. Я тебе обещаю. Поэтому сейчас просто запомни: кое в чём вы с Хардовым очень похожи.
– С Хардовым? Но в чём?!
Лия кивнула:
– Вот в этом. – Девушка деликатно провела рукой вдоль её «пятнышек», которые наиболее отчётливо именно в тумане выглядели тем, чем они являлись на самом деле. – Вас обоих выбрали скремлины, когда вы были совсем маленькими. А это большая редкость. Огромная. Правда. Поверь и запомни.
Теперь она думала дольше. Морщась и чувствуя, что неожиданно к глазам собрались подступить слёзы. Потом она попыталась рассортировать в голове вопросы, видя, что Лии пора уходить, и понимая, что этот разговор подходит к финалу. И наконец проговорила:
– Но ведь он не просто сходил прогуляться к ней, к этой тёте? Хардов ведь… Ты хочешь сказать, что он должен был умереть, но не умер?
Лия мягко улыбнулась:
– Мне и так попадёт от Учителя за эти разговоры с тобой.
– Он же ведь позволил тебе быть моим наставником.
– Я ещё сама нуждаюсь в наставнике, – серьёзно сказала Лия. – Он согласился только, что я буду присматривать за тобой. И чуть-чуть помогать. Но мы очень-очень забегаем вперёд.
– А почему один раз? – вдруг спросила она.
– Ты о чём?
– Почему возвращение один раз?
Лия смотрела на неё, склонив голову. Потом обняла девочку и прижала её к себе. И негромко произнесла:
– Потому что даже дар скремлинов не делает никого бессмертным.
Повисло молчание. В объятиях Лии ей стало так хорошо и так страшно. Она начала хлюпать носом и, чтоб справиться с подступающей горечью, громко сказала:
– Тогда я хочу, чтобы нас укусил скремлин в один день! – Слёзы подступили совсем близко, но Лия крепче прижала девочку к себе. – Пусть в один день. Тогда не страшно. И мы снова станем маленькие и будем вместе расти. И будем лучшими друзьями.
– Мы и так лучшие друзья, – отозвалась девушка.
– Ты не понимаешь! – Она отстранилась, не вырвалась из объятий, а именно отстранилась. – Я согласна стать этим вашим воином-джедаем. Но только с тобой. Понимаешь?
– Мы ещё поговорим об этом.
– Ну, понимаешь?! – А слёзы всё-таки потекли.
– Да, – сказала Лия.
И девочка разрыдалась. А Лии осталось только совсем крепко обнять её и тихонечко покачивать из стороны в сторону, как утешают, убаюкивают маленьких детей. Через какое-то время она затихла, уткнулась носом в плечо девушки и лишь иногда поскуливала, как несчастный щенок. И они обе молчали. Потом она попыталась высвободиться, но только снова разревелась. Тогда Лия прошептала:
– Ничего, поплачь. Эти слёзы необходимы. Но когда они пройдут, ты поймёшь, что нет ничего страшного. Поплачь, станет легче.
Она хотела что-то ответить, но словно захлебнулась горечью и опять разревелась в голос. Потом ей и вправду стало легче, и она тихо-тихо сказала:
– Ну почему ты не можешь быть моим Учителем?
Лия попыталась рассмеяться, правда, хотя и в её глазах влага угрожающе блестела.
– К сожалению или к счастью, ты растёшь гораздо быстрее, чем я мудрею, – с шутливой серьёзностью сообщила девушка. – Как же мне быть твоим Учителем? Думаю, им станет Хардов.
Она улыбнулась. Хардов… Ей действительно стало хорошо в эту минуту. И, несмотря на горькие слёзы и всё, что потом произойдёт, она запомнит именно этот миг. Как они сидели тут вдвоём и Лия утешала её, взрослеющую девочку, которую больше вот так никто утешать не станет. Потому что на следующий день Лия с Хардовым и Учителем уйдут в сторону таинственной Москвы, и они расстанутся навсегда.
– А может, даже сам Тихон, – сказала девушка. – И это будет лучший учитель на свете. Честно-честно. И когда придёт срок, он посвятит тебя в гиды, и ты узнаешь всё, что должна знать. И самое главное, твой скремлин вновь разыщет тебя. Я тебе обещаю, моя маленькая. Обещаю. Всё будет очень хорошо.
Она всхлипнула. Ещё раз. Потом спросила:
– Как её хоть зовут?
– Кого? – не поняла Лия.
– Эту… добрую тётю?
Лия погладила девочку по волосам, и та взглянула ей в лицо. Улыбнулась. И Лия сказала:
– Гиды называют её Сестрой.
Лия погибнет. Они втроём уйдут в сторону Москвы и уже почти выполнят свою миссию. Лию будет ждать посвящение в гиды. Но на обратном пути на них нападут. И Лия вместе с Учителем сорвутся в воду с обрушенного моста. Понимая, что не остаётся выхода, спасая Хардова и оставляя ему шанс довести дело до конца, Учитель пожертвует собой и Лией. Он перережет страховочный трос.