6

Шатун не вернулся через два часа. И не вернулся через два дня. К тому моменту, как позвонила Раз-Два-Сникерс и устроила Фоме выволочку, заодно сообщив, что вроде бы вычислила нужную лодку, времени прошло поболее. А потом события начали развиваться, как растущий снежный ком, что они в детстве пускали с горок.

Но Шатун не появлялся, словно его всё это не касалось. Происходящее же всё больше стало походить на панику. По крайней мере, от распоряжений, спускаемых из полицейского департамента, действительно попахивало паническим настроем.

Кто-то разгромил «Лас-Вегас». Прямо под носом у Трофима. Заносчивому жлобу неплохо утёрли нос. Вроде бы никаких следов, хотя становится совершенно очевидным, что полиция неуклюже что-то скрывает. И ещё эта нелепая история с попыткой задержания Хардова, безмятежно прогуливавшегося у третьего шлюза. Над этим потешался весь канал, и Фома даже не знал, какую из двух новостей обсуждают больше.

А потом, как гром среди ясного неба (хотя этот гром давно уже ожидался), пришла весть, что лодка «Скремлин II» с Хардовым на борту действительно появилась. Более того, находится в двух шагах от них: экипаж лодки как ни в чём не бывало проходил шлюз № 4.

Приунывший Фома пошёл посмотреть, как там обстоят дела. Насосную станцию он теперь решил обойти по дуге, нечего туда приближаться лишний раз.

«Надо вытаскивать босса, – думал Фома. – Всё ж пять дней уже там на одной воде. Явно ослаб. Слабеет он после своих этих… визитов. Если навалимся всей кучей – совладаем».

Фома вспомнил эту странно-далёкую, на грани слуха, маршевую музыку, от которой почему-то мурашки бежали по спине, и ещё более невероятные и потому пугающие стоны самого Шатуна, и совсем скис.

«Не знаю, где черти носят Раз-Два-Сникерс, по всем прикидкам ей давно уже было пора появиться, – размышлял Фома, – но босса надо оттуда извлекать. Потом сам спасибо скажет».

Что-то не увязывалось: Шатун заверил, что если сложится какая-то по-настоящему опасная ситуация, то он узнает про это ещё пораньше всех. И вот Хардов здесь. И судя по всему, на всех парах шпарит дальше, но… Дверь насосной станции не открылась, Шатун не появился на пороге, чтобы отдать распоряжения. Они парализованы – и в довершение ко всему Раз-Два-Сникерс, чьи решения сейчас необходимы как воздух, куда-то пропала. Фома поднялся на обзорный мостик диспетчерской башни шлюза № 4 и убедился, что попал на чужой праздник. Гиды приветствовали Хардова как героя. Полицейские угрюмо молчали. С документами полный порядок, оснований для задержания никаких. Фома не знал, как к этому относиться, но усмехнулся и подумал, что на самом деле всегда уважал Хардова. Ну, что ж поделать: с «зелёной» картой от Тихона его лодка не подлежит досмотру. И если на шлюзах Длинного бьёфа, полностью подконтрольных полиции и людям Шатуна, на таком досмотре всё же можно было настоять, то тут… и думать забудьте.

«А ведь он всё знал. Он так об этом и говорил. – Фома вдруг почувствовал какой-то неприятный холодок под ложечкой и, сам того не сознавая, бросил взгляд на станцию “Комсомольская”. – Этот сукин сын Шатун всё знал наперёд. Хардов появился, и всем пришлось только утереться».

Всё же у Фомы был намётан глаз, и он решил зафиксировать свои наблюдения. Помимо самого Хардова, Вани-Подарка на руле и гребцов на баках, ещё в лодке «Скремлин II» находилась красивая рыжеволосая женщина. Фоме хорошо было известно, кто она такая. Когда-то рыжеволосая здорово подцепила его. Не в том смысле, что Фома влюбился, но желал он её сильно. Об этой бывшей танцовщице, а ныне покладистой жёнушке одного из богатейших дмитровских купчишек. каких только слухов не ходило.

Как-то раз Фома слышал совершенно уж безумную версию, что она чуть ли не из бывших гидов. Но как известно, гиды бывшими не бывают. Вон же Шатун продолжает всех величать на старый лад. Шутит, мол, у нас «независимый профсоюз». Да и люди на канале их прозвали «чёрными гидами». Так что насчёт её гидовского прошлого – это явно бредни да враки. Просто певичка сделала себе такую головокружительную карьеру, что позавидуешь, надо же как-то подобное объяснить. Однако рыжеволосая оторва как была, так и осталась дамочкой с сюрпризом. Недаром столько воздыхателей по каналу. Но что делать покладистой купеческой жёнушке в лодке Хардова, направляющегося к Тёмным шлюзам? Решила сгонять на экскурсию? Сбежала от своего купчишки с Хардовым? Будь они полюбовничками, не вели бы себя так открыто, тем более в лодке есть где схорониться.

Фома нахмурился. Эта носовая каюта все более привлекала его внимание. Что-то в ней не нравилось, было неправильным. Ну как же в такое погожее, даже, можно сказать, жарковатое утро дверца в каюту была закрыта, а боковые окошки оказались плотно зашторены. Не то что такого быть не может или запрещено, но… странно.

В голову полезли мысли одна хуже другой. Что там могло быть? Что прячут или кто скрывается в носовой каюте? То, из-за чего такой переполох? Люди Шатуна ни в какие тайные делишки гидов посвящены не были. Любящий пошутить босс, склонный к солёному с издёвкой выраженьицу, здесь становился немногословным. Да Фома и не лез к нему с расспросами, сам был из таких, знал, что бесполезно. У профессионалов не принято совать нос в чужие дела. Во-первых, не так поймут, а во-вторых, опасно. Фоме, осуществлявшему координацию между различными группами людей Шатуна, было известно поболее остальных. Не всё, конечно, но и того хватало с избытком, чтобы беспокойно спать. Пока всё не закончится.

Однако болтали люди на канале, болтали, слухами и молвой жизнь полнилась. Вот и были у Фомы кое-какие самостоятельные мыслишки. Стучались в голову. И над всем этим довлела одна неясная, давно услышанная история, вызывающая нечто гораздо менее приятное, чем просто холодок в спине. Слышал Фома об одной… странной болезни. И тому, кого охватывает недуг, был противопоказан солнечный свет. Только слышал Фома вещи гораздо хуже. Потому что болезнь эта могла приключиться от укуса… скремлина. И сейчас, глядя на покидающую шлюз через верхние ворота лодку «Скремлин II», Фома мог лишь догадываться, что (или кто?) укрывается там.

– Неизвестное секретное оружие гидов! Чудовище-мутант, боящееся солнечного света, – сплюнув, попытался пошутить Фома.

Но вышло вовсе не весело. Лишь холодная пустота под ложечкой где-то в районе солнечного сплетения чуть расширилась. Ещё и потому, что собственный голос показался сейчас Фоме нарочито бодрым.

– Эх, прошмонать бы сейчас эту лодку, – вздохнул он, – да руки коротки.

«Укушенный, укушенный, двойным мешком придушенный», – вдруг пронеслась в голове у Фомы старая детская считалка. Он растерянно посмотрел по сторонам, и… Далее там, в считалке, речь шла о Короле, Королевиче, Сапожнике, Портном и о тридцати трёх зубах, выпавших изо рта старого нищего бродяги. И о том, как его укусил… скремлин. Но старый пердун вместо того чтобы сдохнуть со своими тридцатью тремя зубами (Фома вообще-то не помнил, сколько их на самом деле, у него давно уже половины не хватало, но вроде у нормального человека зубов должно быть тридцать два!), обернулся юным принцем. Но перед этим он прохворал «сорок сороков». Фома поморщился, пытаясь вспомнить всю считалку – эти ненормальные детские числа, и ещё этот последний тридцать третий зуб, которому требовалось окончательно сгнить, чтобы… Что? Что там со старым пердуном?

…умер, снова появился,

Стал ребёнком, не родился.

Вырос до прекрасных дней

Младой силушки своей.

Зуб последний сгнил, свалился,

И вот юный принц явился!

Внезапно Фоме стало зябко. Эта грёбаная детская считалка пришла на ум не в лучший момент. Можно быть верующим, можно неверующим, но если у тебя мозги вправлены нормально, ты признаёшь, что, конечно, дыма без огня не бывает.

Фома смотрел, как бодро лодка «Скремлин II» взяла курс по направлению к Икше. В какой-то момент в нём зародилась надежда, что Хардов задержится здесь, среди друзей. И за это время либо Шатун, либо хотя бы Раз-Два-Сникерс успеют появиться. Но Хардов не стал ждать. Фоме даже показалось, что он уловил его быстрый хмурый взгляд, которым тот одарил насосную станцию «Комсомольская», словно знал о том, что там происходит. Знал побольше Фомы да и всех остальных на шлюзе. Фома усмехнулся. Ну что он мог знать? Именно так, от усталости или долгой безнадёги, когда вот так вот нелепо и не по твоей вине не связываются концы с концами, потому что не можешь достучаться, просто не можешь достучаться (!), именно так дают трещины первые кирпичики в несокрушимом здании Веры. Или другой её формы – Неверия.

Хардов не стал ждать. К большому разочарованию гидов, которым не терпелось порасспросить его на предмет подтверждения или опровержения слухов, Хардов сразу же направился дальше, вверх по каналу, в сторону Тёмных шлюзов, и увёз с собой свою тайну. Фома смотрел вслед его лодке, и дурацкая детская считалочка, как назойливая муха, не переставая жужжала в его голове.