26

Когда погас свет, по всему залу поплыло множество бледных, размазанных, словно болотных огоньков. И в звуках, которые извлекали музыканты, присутствовало что-то гибельное, какое-то пугающе-бравурное приветствие Тьмы – Ева не понимала, как такое может нравиться.

– Кая Везд! – зычно объявил ведущий. – Настал момент, ради которого мы все здесь собрались. Совсем скоро вам не помогут маски – никому из вас! А сейчас – встречайте: проклятый корабль привёз их из запредельных глубин тумана, из мглистого мрака, где царит Смерть!

Под куполом бального зала, где только что погасла роскошная огромная люстра с гирляндами стеклянных цветов, в перекрестье пары слабых софитов («Не то что мощные прожекторы у памятника Ленину в Дубне», – подумала Ева) появились четыре гроба, спускаемые на звенящих металлических цепях. Вот явно бутафорские крышки легко сдвинулись и полетели вниз, на сцену, а в открывшихся гробах начали вставать какие-то странные создания в чёрных плащах, чёрных же сюртуках и белых накрахмаленных сорочках. Ева даже не сразу определила, мужчины это или женщины. На их лица был наложен толстый слой грима, а вокруг глаз обведены огромные синяки. В бледном освещении они были похожи то ли на восставших мертвецов, то ли на какую-то нежить.

«Бледные мутанты», – пронеслось вокруг.

«Бледные мутанты… Ох, я их обожаю!»

«Говорят, они и вправду вампиры».

– Дамы и господа, встречайте! – восторженно вопил ведущий. – Посланцы и предвестники тумана «Бледные мутанты»!

Весь бальный зал взорвался шквалом аплодисментов.

Ева попыталась сойти на ступеньку вниз и тут обнаружила, что в темноте её держат чьи-то крепкие руки.

– Незнакомка, открой своё имя, – шепнули ей на ухо.

– Пустите. – Ева мягко попыталась вырваться.

– Ну что ты, что ты, довольно уже бегать.

Голос был проникновенным и даже вроде бы дружелюбным, но почему-то в его понимающих нотках угадывалась какая-то беспощадность. Ева дёрнула плечом настойчивей:

– Не понимаю, о чём вы…

– А мне кажется, ты всё прекрасно понимаешь. – Её потянули на себя, и теперь жест был скорее грубым. – Ева Щедрина, не так ли?

* * *

Вероника обнаружила ключ прежде, чем в бальном зале сменилось освещение.

Она уставилась на него, хмурясь, затем повертела в руках – ошибки не было, её исключили имена, оттиснутые на ключе. Вероника растерянно посмотрела по сторонам. И вспомнила о Гиде с косынкой на лице…

Нет, этого не может быть! После драки в «Белом кролике» Фёдор исчез. Вероника слышала, что он подался в гребцы. И главное, билет на бал стоит целое состояние. Или надо снять здесь комнаты, что вообще по карману лишь избранным, вон, даже Бузин не раскошелился. И потом, крепкий осанистый Гид вовсе не похож на худого Фёдора, просто… Господи, о чём она думает? Фёдор нищий, а с Гидом вон девчонка в одном из самых роскошных платьев, которые Веронике довелось увидеть за свою жизнь.

Всё так, да только ключ-то вот, в её руках…

Он попросил передать ей его, так? Передать с кем-то? Да откуда ему взять дружков-то, допущенных в высшее общество?

Скрывал что-то от неё? Разбогател? Вероника была заинтригована. Это мягко говоря…

Свет выключили. По залу поплыли зелёные огоньки от большого зеркального шара под потолком, и забегали бледные лучики, шныряющие по столикам и по парадной лестнице. Ведущий что-то говорил, но Веронике не удавалось его слушать, она была полностью поглощена своими мыслями. Затем до неё дошёл голос Бузина:

– О, Трофим-то решил склеить Прекрасную незнакомку.

Глаза уже свыклись с новым освещением. Девчонка в красном платье, о которой она столько думала, стояла на верху парадной лестницы. И Трофим, по слухам, чуть ли не будущий глава полиции, как-то странно приобнял её за плечи, другой рукою крепко держа под локоть. Возможно, в голове Вероники и работала механическая вычислительная машинка, но кое-что она понимала и без помощи арифметических операций – это было вовсе не любовное объятие.

Что происходит?

Взгляд Вероники заскользил от лестницы обратно в зал и снова отыскал Гида. Его окружили несколько человек. Нет, не в форме дмитровской водной полиции, но и по «штатским» костюмам, а прежде всего по бесцеремонности, с какой они просачивались сквозь толпу, их трудно было спутать. Они явно пришли за ним. Вот вокруг Гида образовалось пустое пространство, народ благоразумно отстранился. Они действительно пришли за ним. Они уже держат его, но взгляд Гида устремлён только на верх парадной лестницы, на Прекрасную незнакомку…

Как романтично.

И неожиданно, чувствуя какую-то странную горечь обиды, Вероника произнесла:

– Фёдор?

27

Фёдор не понял, что произошло.

Его скрутили очень быстро. Он попытался было вырваться, но руки завели за спину, резко наклонив его к барной стойке так, что удар о деревянную панель пришёлся ровно по центру лба. Потом голову Фёдора повернули, прижав к стойке щекой и сорвав с него косынку.

И он снова увидел Еву.

Нет, не совсем так. Сначала перед глазами была чёрная вспышка с искрами по краям, видимо, от сильного удара о деревянную поверхность. А потом в чёрной вспышке мелькнуло лицо… Сестры. Она ему улыбнулась, из её глаз словно лился спокойный ровный свет, и показала что-то… Фёдор знал, что это. И хоть всё заняло не больше мгновения, он видел это прежде. Костяной бумеранг, латунный манок, вышивка… Он видел такое украшение у Хардова. Только сейчас знал о нём намного больше.

А потом лицо Сестры растаяло. Как и чёрное пятно перестало плыть перед глазами. И на их месте Фёдор увидел Еву.

– Я же сказал, не дёргайся! – повторили Фёдору. А клеившаяся к нему девица быстро отступила на шаг назад, растворившись в толпе. Почему-то Фёдор видел и это тоже. Но его интересовала только Ева. Её схватили. Это всё из-за него. Он подвёл их всех! Но потом… и это стало неважным.

Еву крепко держали. Она пыталась вырваться. И ей причиняли боль.

Осталось только это.

Фёдор спокойно выдохнул. И почему-то холодно, в голос усмехнулся. Это был его собственный голос. Но и голос, который он порой принимал за отцовский. Насмешливый, знающий, умеющий о самом важном говорить тихо и умеющий повелевать. И сейчас эти два голоса соединились.

– Тебе смешно? – удивлённо поинтересовался человек, предлагавший ему «не дёргаться». Он даже отступил на шаг, подумав, что стоит угостить наглеца ударом по почкам.

– Ещё как, – отозвался Фёдор. Его всё так же прижимали головой к барной стойке, и он чувствовал щекой и губами шероховатую деревянную поверхность.

А затем какие-то льдинки мелькнули в его глазах. И Фёдор не понял, что произошло.

Что и как.

(чучело Дюрассела ожило)

(…где заканчиваются иллюзии)

Два человека, которые вот только сейчас держали его в согнутом положении, впечатав лицом в деревянную панель и заломив руки за спину, теперь лежали на полу, хрипя и пытаясь ухватить руками хоть глоток воздуха. А тот, что предлагал «не дёргаться», ошеломлённо пятился от него, с запозданием извлекая трясущимися руками оружие из кобуры.

«Ты очень медленный, – холодно и чуждо прозвучал в голове у Фёдора этот новый голос. – Недопустимо для полицейского». Фёдор просто шагнул вперёд и перехватил руку с оружием, отведя ствол пистолета в сторону. Затем левой рукой взял полицейского за запястье, выворачивая его и забирая оружие себе. Одновременно локоть правой руки ушёл полицейскому ниже подбородка, нанеся удар по горлу. И тот осел: капля розовой слюны выступила у него в уголке рта.

– Свет! – заорал на лестнице Трофим. – Немедленно дать свет!

Люди в маскарадных масках уже начали пятиться в разные стороны. Кто-то устремился к лестнице, чтобы выбраться отсюда прочь. Раздались первые крики. Фёдор и сам опешил. Он непонимающе уставился на чужое оружие в своей руке, затем перевёл обескураженный взгляд на трёх незнакомых ему человек, которых только что отправил валяться на пол. Фёдор испуганно выронил пистолет, разжав пальцы, словно тот был змеёй, готовой ужалить.

Дали свет. Послышались клацающие звуки передёргиваемых затворов. В бальном зале «Лас-Вегаса» под роскошной, безумно дорогой, переливающейся редким хрусталём люстрой закончился бал летнего солнцестояния. Фёдор вместе с толпой мечущихся гостей оказался в круге наведённых на них стволов. Но и вооружённые люди видели, что произошло с их товарищами. Вот в дальних рядах кто-то глухо обронил: «Осторожно, это на самом деле гид». Они были напуганы. Страх застыл у них в глазах, страх сочился из их пор, но они медленно пошли сквозь толпу, сжимая круг.

Фёдор поднял руки, показывая им пустые ладони. В какой-то момент он даже хотел закричать: «Я не вооружён! Смотрите. Я не гид! Не вооружён».

– Вот он! Стреляйте! – В сильном голосе Трофима сквозила паника, с которой тот, однако, неплохо справлялся. – Он напал на полицейских. Приказываю – огонь!

Фёдор посмотрел на него. «А ты неплохо информирован, – прозвучал внутри юноши этот холодный новый голос, вытесняя прежнюю нерешительность. – Получше остальных».

Но нерешительность осталась на другой стороне. Они всё медлили. Им мешала толпа, и они находились в поле обстрела друг друга. Они медлили. Всё, кроме одного. Полицейского-альбиноса. Тот стоял от Фёдора подальше других, но в металлическом блеске его глаз читалась спокойная решимость убить. Фёдор узнал его: «Это тот альбинос, из-за которого началась потасовка в “Белом кролике”, – холодно отметил он. – Кальян сказал про него, что парень, верно, из Икши… С такого расстояния не промахнётся даже ребёнок».

– Стреляй! – заорал Трофим.

Взгляд Фёдора застыл. Какая-то тёплая волна прошлась по мышцам, расслабляя их. И что-то новое пробудилось в теле. Фёдор чуть пошевелился, и тело ответило ему спокойной силой.

«Сукин сын, – подумал он. – Опасное дурачьё! Они собираются стрелять в зале, переполненном людьми».

Фёдор видел, как палец альбиноса лёг на спусковой крючок и сейчас надавит на него. Только мир вокруг словно на миг остановился. И Фёдор увидел всё, что ему надо делать.

Он видел будущую траекторию пули, вовсе не представляя, откуда ему это известно. Видел, как в тягуче-медленном, вязком времени палец альбиноса вдавил спусковой крючок. И потом как ствол выплюнул из своей черной бездны заряд свинца, сопровождаемый струйками тёмного дыма. Фёдор плавно отклонился назад, будто падая или танцуя,

(как недавно с Евой)

и пуля, так же тягуче-медленно разрезая неподвижный воздух, прошла мимо, раздробив деревянную стойку бара, и застряла в ней, вызвав облачко опилок.

Фёдор больше не думал о Еве. Он был уже на полу у брошенного им оружия.

«Полуавтоматический “люгер”, – успела мелькнуть холодная мысль. – Вещь старая, но неплохая».

Альбинос среагировал на его движение и готовился к следующему выстрелу. Но Фёдор видел, что у него ещё уйма времени.

Крючок… Изогнутый металлический крючок под куполом бального зала, и на нём крепится эта роскошная люстра. Крючок показался сейчас близким, как будто Фёдор смотрел на него через окуляр, и необычайно ярким. И осталось только это. Фёдор словно стал одним целым с оружием в его руках, с пулей, которая будто подчинялась приказам его сердца, и крючком на другой стороне. Осталось лишь чуть изменить мир. Тем самым способом, которым на протяжении веков его меняли мужчины…

Две выпущенные дуплетом из «люгера» пули легли ровно в цель. И огромная роскошная люстра, полная переливчатого хрусталя, будто выдохнув, понеслась вниз, навстречу собственной гибели, мгновенно вызвав в бальном зале полумрак. Остались лишь освещённый верх парадной лестницы и несколько тусклых фонариков за стойкой бара.

Но ещё прежде чем главная люстра «Лас-Вегаса», а может, и всего канала, взорвалась на полу, альбинос почувствовал, как по его руке, сжимающей превосходный, оснащённый полимерной рамкой пистолет «CZ-100», словно бы ударили кувалдой. И услышал звук выстрела. Альбиносу повезло: оружие не взорвалось в его руке, выстрел Фёдора лишь раздробил ему ладонь, хоть и разворотил «CZ»; иначе его увечья могли бы оказаться значительно серьёзней.

Теперь люди кричали в голос. Толпа валила на Трофима, грозя снести его с ног. В бальном зале «Лас-Вегаса» началась самая настоящая паника.

* * *

Пришедшая мысль оказалась совершенно простой и чёткой. Есть два выхода: добраться с толпой до Трофима и вызволить Еву. Но это не годится – они станут преследовать. Значит, вариант другой: остаться здесь и убить их всех. «Нет, – тут же поправил себя Фёдор. – Только обезвредить. Нейтрализовать».

Ближний к нему полицейский оказался крупным, похожим на борова мужчиной, и его оружием был старый мощный дробовик. Фёдор прицелился борову в коленную чашечку и нажал на спусковой крючок.

* * *

Рыжая Анна быстро шла по верхнему коридору в сторону охранников. Она видела, что успевает. Вдоль коридора стояли тяжёлые, с человеческий рост подсвечники изумительной работы. Их было одиннадцать, по числу шлюзов, каждый украшен в соответствии с тематикой. Рыжая Анна выбрала подсвечник, символизирующий шлюз № 5, увенчанный статуэткой девушки с корабликом в ладони.

Когда дверь комнаты охранников открылась и появился первый человек полицейского резерва, удар корабликом пришёлся ему прямо в челюсть. Он отключился раньше, чем понял, что произошло. Рыжая Анна оттолкнула его, орудуя подсвечником как шестом, и ударом ноги захлопнула дверь. Тут же просунула подсвечник между массивной ручкой и запором. Полицейский резерв оказался запертым в комнатке охраны. «Пару минут продержится», – подумала Рыжая Анна. Не мешкая больше, она развернулась и направилась к бальному залу.

* * *

Трофим хорошо считал.

И он насчитал ровно девять выстрелов.

Первым открыл огонь альбинос, Трофим видел это – альбинос был прекрасным стрелком. Но этот выродок-Гид («Хороша сказочка», – на лице Трофима застыла шальная улыбка) каким-то непостижимым образом сумел уклониться от пули. Потом двумя выстрелами сшиб люстру. И ещё одним сделал альбиноса инвалидом на правую руку до конца его дней. Затем последовал ещё один выстрел и короткая очередь из четырёх.

И всё. В перестрелке наступила зловещая пауза.

– Вы взяли его?! – заорал Трофим, перекрывая визг обезумевшей толпы.

Ему не ответили. Трофим держал перед собой оружие на случай, если выродок окажется в валящей на него толпе, но ещё как-то требовалось удерживать Еву…

– Эй, кто-нибудь! Взяли его?!

Но ответа вновь не последовало.

Трофим очень хорошо считал. За выродком-Гидом он отправил шестерых. Стрелял альбинос, затем люстра, и… Трофим сглотнул. Зловещее молчание его людей означало не только то, что у них возникли проблемы с ответом, но и кое-что похуже. Никто из них не успел сделать ни одного выстрела. Всё произошло так быстро…

К горлу подкатил ещё один ком. Трофим посмотрел на Еву. И вдруг совершенно чётко осознал, что, вполне вероятно, выродок уложил всех его людей. Вот так всё случилось… И ещё, глядя на Еву, он прикинул, что уж лучше синица в руке. Нет, Трофим не был трусом и вовсе не собирался покидать поле боя. Просто надо где-то спрятать девчонку и дождаться подхода резерва. Против автоматического оружия, старого доброго 7.62, никакой выродок не устоит.

И Трофим принял единственное, на его взгляд, разумное решение. Резко развернувшись, толкая перед собой Еву, Трофим побежал вместе с толпой прочь от бального зала.

* * *

Рыжая Анна видела, как улепётывал Трофим. Губы её даже не успели отметить слегка презрительную усмешку, когда Анна раскрыла сумочку и достала небольшой никелированный револьвер. Раздумья заняли не больше секунды. Она не собиралась стрелять. Здесь, в переполненном коридоре… И она не собиралась стрелять в спину. Рыжая Анна перехватила оружие за ствол, и на мгновение зрачки её зелёных, но порой серых глаз наполнились холодом.

Блеснув серебряной молнией, со свистящим звуком рассекая воздух, револьвер полетел, словно снаряд, выпущенный из пращи. Рука Рыжей Анны была тверда, и револьвер угодил Трофиму прямо в затылок. Тот пошатнулся, на бегу вскинул руки, выпуская Еву, и, сделав по инерции ещё несколько слабеющих шагов, повалился навзничь.

Рыжая Анна подошла к ним. Подняла своё оружие, больше не глядя на Трофима, и взяла Еву за руку. Девушка была бледна. Она непонимающе смотрела на Рыжую Анну и, казалось, пребывала в ступоре.

– Ну-ка, пошли, – жёстко сказала ей та, увлекая Еву обратно в бальный зал.

* * *

– Ну нет, нет же! – Управляющий отчётливо видел все манипуляции Рыжей Анны и как ребёнок, малыш, который хотел в туалет, с каждым следующим, всё более ошеломляющим шагом своей любимицы почему-то переминался с ноги на ногу. – Этого не может быть!

Он стоял наверху парадной лестницы и видел, что произошло с роскошной люстрой, и видел, что произошло с Трофимом, и не понимал, как такое могло случиться. Он никому не желал зла, и вот, похоже, действительно разворошил клубок змей. Но даже больше рухнувшей люстры, испорченного бала и поверженного Трофима его шокировал этот блестящий предмет в руках великолепной Анны Петровны. Потому что этот страшный предмет был револьвером.

– Боже мой, Анна Петровна, как же это? – пролепетал он, встречая их на лестнице. – Голубушка… Господи!

– Только мужу не говорите, – недобро усмехнулась Рыжая Анна и двинулась по лестнице вниз.