13

Рыжая Анна вовсе не наслаждалась видом заката на террасе. Она прошлась по лабиринту из живой изгороди и убедилась, что тот не изменился, невзирая на все слухи, которые – Анна подозревала – хозяева распускали сами, чтобы пощекотать нервы клиентам. Но она по-прежнему сможет пройти лабиринт с закрытыми глазами, что весьма пригодится ночью. Лабиринт начинался у заднего двора «Лас-Вегаса», а своей южной оконечностью практически упирался в обводной канал – до ближайшего подъёмного мостика там было рукой подать. Они смогут уйти незамеченными.

Затем Рыжая Анна вернулась в свои комнаты и действительно переоделась к вечеру.

– Зелёное сукно, – усмехнулась она.

Проверила дмитровские ассигнации. Пора спускаться в бар. Видимо, придётся показаться во всех залах, даже в танцевальном, на случай, если кто спросит, пусть думают, что она где-то по соседству. Да ещё изрядно выпить, точнее, сделать вид, чтобы угодливый управляющий не хватился беспокоиться о ней раньше обеда. А то и ужина. В лабиринте Рыжая Анна оставила небольшой тайник, где спрятала свой камуфляж и оружие, оставив себе лишь небольшой никелированный револьвер. Там она намеревалась переодеться и потом, если всё сложится хорошо, так же незаметно вернуться в «Лас-Вегас». В её планы вовсе не входило разбить сердце мужу, добрейшему Сергею Петровичу.

Если всё сложится хорошо.

Рыжая Анна открыла свою миниатюрную, дорогой выделки дамскую сумочку. Кроме ассигнаций стоило положить туда несколько футлярчиков с благовониями. Сергей Петрович, помимо того что держал «Постоялый двор», весьма успешно торговал в Дмитрове «изящными запахами». И всегда найдётся какая-нибудь светская болтушка, которая захочет это обсудить, а может, и попробовать чего-нибудь новенького. И весёлая Анна Петровна всегда с пониманием отнесётся к дамским тайнам. Это милое женское щебетание…

А потом её рука застыла в воздухе. И она забыла о благовониях. Рыжая Анна задумчиво смотрела на то, что уже лежало в её сумочке. И… ей показалось…

– Зачем ты доверяешь мне такую ценность? – спросила она сегодня утром у Хардова.

– Знаю, что передаю в надёжные руки.

– Я не об этом, – отмахнулась Анна. И настойчиво повторила: – Почему?

– Мне кажется, так надо.

– Но… ещё рано. Не всё совпало. Ведь так?

– Вроде бы.

– Я слышала, что… скремлина Учителя так и не нашли. Даже не нашли останков и места захоронения. А… другого он себе не выбрал.

– К сожалению, это так.

– И потом, Тёмные шлюзы… Ещё рано. Тихон говорил…

– Поверь мне, Анна, ни Тихон, ни я не сможем тебе сказать, сколько всего должно совпасть в этот раз. Мы этого не знаем! Вот в чём вся загвоздка.

– Понимаю.

– Держи. – Хардов взял её за руку и вложил в её ладонь то, что намеревался передать. И Рыжая Анна сначала вздрогнула, а потом улыбнулась.

– Хардов…

– Да, я знаю. Возьми, лучше, если это будет рядом.

…Рыжая Анна задумчиво смотрела на то, что хранилось в её сумочке, пытаясь понять, что сейчас увидела. Или… ей померещилось.

(сколько всего должно совпасть)

Ей вдруг остро захотелось коснуться этого предмета. Даже погладить его, но… почему-то это показалось ей кощунственным. Хотя Хардов им пользовался.

Она всё же решилась и дотронулась до костяной поверхности бумеранга. Потом палец её скользнул к латунной трубке. И Рыжая Анна снова улыбнулась. Потому что почувствовала, как и сегодня утром, умиротворяющее тепло. Словно это было живым. Словно она почувствовала заключённую в нём пробуждающуюся силу.

Хардов этим пользовался. А прежде он хранился у Тихона. Это был манок Учителя.

Ощущение глубочайшей, но простой, словно она всегда была на поверхности, и радостной тайны накатило на неё.

– Ведь это всегда лежало перед глазами, – восторженно прошептала она.

Наверное, Рыжая Анна не до конца знала, о чём говорит. А возможно, этого нельзя было выразить словами. Но она снова коснулась манка Учителя. Улыбнулась. Вздохнула… И поняла, на что это похоже. Когда-то у неё был скремлин, маленький, ласковый и очень отважный светло-бурый хорёк, который сейчас жил свободным. Тихон учил её «услышать» сердце своего скремлина. И когда это случилось впервые, она пережила нечто подобное…

Не без некоторого усилия Рыжая Анна заставила себя отвернуться к окну. Солнце уже село. Она сложила несколько футлярчиков с новыми благовониями в соседнее отделение и закрыла сумочку.

Пора. Впереди было много дел.

14

– Ты можешь снова пригласить меня на танец, – произнесла Ева.

– Я? Танец? Ева…

– Ничего не говори. Просто пригласи.

* * *

– Ева…

– Постой. – Нужно было говорить о чём-то другом, и Еве это удалось. – Хардов велел отдать ей моё платье, этой бедной девочке…

– Да. Но им ничего не угрожает… С ними же Хардов.

– Хорошо. Но… у меня есть ещё одно. Старомодное. Мамино… Я взяла его с собой.

– Понимаю…

– Не понимаешь! Я не хочу танцевать в штанах и в хардовской куртке, Фёдор. Вот о чём я.

– А-а…

– Выйдешь ненадолго? Мне нужно переодеться.

* * *

– Какая ты красивая! – десять минут спустя восхищённо выдохнул Фёдор.

– Вот. – Ева несколько смущённо провела руками по своему наряду. – Оно немного старомодное… Но я его очень люблю.

– Оно тебе очень-очень идёт.

– Спасибо.

– Ева, я… Я придумал кое-что.

– Что, Фёдор?

– Я приглашаю тебя на бал.

– Что?

– Я хочу пригласить тебя на бал!

– Ты… Зачем так шутить?

– Я не шучу. Там, – Фёдор махнул на дверь, за пределы их комнатки, – бал-маскарад летнего солнцестояния.

– Знаю… Конечно же, лучший бал лета! Я была один раз. Но нам нельзя, Фёдор.

– Нам можно. Я не хочу, чтобы сегодня так… Прятаться взаперти.

– Мы беглецы, Фёдор. Увы… Я-то точно. Нельзя.

– Конечно, можно, – с бодрой настойчивостью гнул своё Фёдор. – Ты кое-что забыла. Это бал-маскарад.

Ева молчала, поэтому Фёдор весомо повторил:

– Бал-маскарад. Понимаешь? Мы можем не открывать лиц.

– Ты… Да. Но… Х-м-м…

– Один танец.

– Фёдор, но она… Анна…

– Она ничего не узнает. И никто ничего не узнает. Только ты и я.

– Фёдор, ты… Не искушай меня, потому что я соглашусь.

– Так и соглашайся! Помнишь старую сказку о гиде и Прекрасной незнакомке, которые ушли в туман?

– Фёдор! Эту сказку знают все.

– У тебя осталась её шляпа с вуалью. Незнакомка. Дай мне куртку Хардова, на лицо повяжу косынку.

– Грабитель…

– Гид! У нас в гимназии был театр… любительский. Я всё предусмотрел.

– Но…

– Мы должны пойти! – с вызовом произнёс юноша, но в глазах его застыла почти мольба. – Неужели ты не хочешь? Мы потом очень пожалеем.

«Когда потом?» – с горечью подумала она. Но в следующее мгновение почувствовала что-то ещё. Неожиданно что-то проступило сквозь горечь, наполнившую её сердце, сильное и радостное. И на одно короткое мгновение она почувствовала себя счастливой.

«Глупый. – Ева с нежностью смотрела на Фёдора. – Я хочу танцевать с тобой. Здесь. Или на балу. И везде… И по-моему, я хочу гораздо более пугающих вещей… И очень боюсь. Поэтому, если уж решил, приглашай меня немедленно!»

– Ева…

А потом она чуть присела, наметив реверанс, как её учили, пока ещё матушка была жива, и серьёзно сказала:

– Фёдор, я пойду с тобой на бал.

– Отлично! – обрадовался юноша. – Один танец, и уходим.

«Именно потому, что мы уходим», – подумала Ева.