4

– Хардов! – позвал капитан Кальян. – Лодка на канале. Со стороны Дмитрова.

– Я знаю. – Он кивнул. И улыбнулся. Он уже заметил вдали эту небольшую, но явно дорогую прогулочную лодку с резными бортами и заметил рыжие волосы, правда, теперь они были значительно короче. – Это друзья. Я жду их.

А потом он вернулся к мыслям о Раз-Два-Сникерс. Удивительно, но она сдержала слово. В тот вечер она покинула Дубну. Хардов бы это почувствовал, но она действительно не крутилась рядом в последовавших событиях. Не пыталась выследить, когда он вёл Щедриных к памятнику Ленина, что было весьма благоразумно с её стороны, однако… Сидя сейчас на носу лодки и глядя на пробуждающийся канал, Хардов подумал, что очень много концов в этой истории не сходится. Раз-Два-Сникерс вызвала полицейскую лодку с командой и пулемётом, пустилась за ними в погоню и… прошла мимо… Что из этого следует? Да не так уж и мало. Во-первых, что она остаётся не только женщиной Шатуна и её авторитет по-прежнему неколебим (иначе не видать бы ей полицейской лодки), но и его лучшей охотницей, самой умной и самой опасной. Рассчитывать на то, что она вдруг «расклеится», поддавшись чувствам, было бы большой ошибкой. А во-вторых… Она всё же «расклеилась». Потому что явно затеяла что-то своё. Только дело тут вовсе не в чувствах. Она явно приняла какое-то взвешенное решение, очень неожиданное и очень личное. И из-за этого решения она теперь была вынуждена играть не с Хардовым, не с ним, а…

– С Шатуном? – удивлённо обронил гид.

Это была бы самая большая глупость с её стороны. Самая большая и смертельно опасная. Если только…

– Вполне возможно, – промолвил Хардов. Сплёл ладони, хрустнул костяшками пальцев.

Её поведение было бы большой глупостью, если только не принять во внимание один самый неожиданный, но самый важный мотив.

– Ты что, подруга, решила выйти из игры? – ещё более удивлённо произнёс Хардов. – Шатун окончательно сбрендил, так? И ты решила объявить занавес?

5

«Неужели я, как девчонка, всё ещё смущаюсь его? – подумала Рыжая Анна, отвечая на приветствие Хардова. – Ведь столько воды утекло».

Она удобно расположилась на корме, а близнецов посадила на вёсла, и сейчас обе команды принайтовывали лодки друг к другу. Её муж, Сергей Петрович, мог позволить себе содержать для Анны такую дорогую игрушку, как личная прогулочная лодка – совсем небольшая, однако построенная в очень престижной дубнинской мастерской. Он даже назвал её «Каприз Анны», но она настояла, чтобы осталось только первое слово. Милейший и добрейший человек Сергей Петрович. Но сейчас Рыжая Анна смотрела в выцветшие глаза Хардова и чувствовала, что её щёки заливает лёгкий румянец.

«Привет, Рыжая, давненько не виделись», – самые обычные слова. Зачем он только спросил, что она сделала со своими волосами? Потом похвалил, да ещё взял и коснулся их, вернее, почти коснулся:

– А вот этот завиток я помню. Как был, так и остался непослушным.

Она улыбнулась, а сама подумала: «Эх, Хардов, Хардов, не начинай лучше. Знал бы ты, сколько я всего помню».

Но вовсе не для того, чтобы ворошить прошлое, встретились две лодки на канале в столь ранний утренний час у северных предместий Дмитрова. Хардов подал Анне руку, и она перешла в их лодку. Близнецы, закутанные в фирменные плащи «Постоялого двора», – на канале было всё ещё достаточно свежо, – пока оставались на своих местах. Ваня-Подарок с любопытством разглядывал их, признав за земляков, те отвечали ему взаимностью, несколько смущённо улыбаясь.

Через какое-то время обе лодки разойдутся и двинутся в сторону Дмитрова. Вскоре более тихоходная лодка Рыжей Анны станет отставать. А прекрасно отдохнувшая, выспавшаяся за короткую ночь Ева будет думать, что она невольно оказалась свидетельницей странных вещей: с чего бы эта степенная, но всё ещё очень красивая женщина так разглядывала Фёдора? Первое, что она сделала, наулыбавшись с Хардовым, бросила на юношу короткий, но пристальный взгляд. Что-то спросила у Хардова, тот еле заметно кивнул. Потом ещё пару раз. Дамочка шикарная, тут и говорить не о чем. Помимо живого интереса было в её взгляде что-то ещё, что Ева не смогла сразу определить. Потом поняла: так обычно разглядывают того, о ком много слышал, но ни разу не видел. Интересно… Фёдор, поняв, что его разглядывают, улыбнулся дамочке в ответ, и Ева подумала, что всё же иногда он бывает несносным.

Дальше – больше. Ева не собиралась подслушивать, ей было неловко, но они, Хардов и Рыжая Анна, не особо сторонились, просто стояли у её каюты, и поэтому… В общем, просто Ева подошла чуть ближе.

– Тихон ожидал, что вы появитесь с месяц назад, – говорила Рыжая Анна, – а раз так всё закрутилось, срочно пришлось принимать новые решения.

– Ладно, – вздохнул Хардов. – Спасибо тебе, Рыжая, что откликнулась.

– Не благодари раньше времени, – усмехнулась она. И протянула гиду запечатанный конверт. – Вот, Тихон оставил. Передал для него. – И она снова отыскала взглядом Фёдора. – Это письмо от его… ну, родителей.

Хардов молча кивнул и спрятал конверт. Потом взглянул на Еву, с трудом изображавшую полную незаинтересованность:

– С Павлом Прокофьевичем всё в порядке. Тихон был у него недавно. Так что можешь не беспокоиться.

– Правда?! – обрадовалась Ева. И на время забыла о конверте.

* * *

Однако сейчас, пока ещё обе лодки оставались в поле зрения друг друга, Ева снова о нём вспомнила. Сейчас конверт ей показался даже более странным, чем пристальные взгляды шикарной рыжей дамы. Откуда Тихон знает о Фёдоре и его родителях? Как поняла Ева, юноша оказался на их лодке случайно. В поисках заработка был готов подрядиться куда угодно и никого, кроме капитана Кальяна, прежде не знал. Тот его и порекомендовал. А Хардов его пожалел – Фёдор вроде бы учинил в Дубне драку, и теперь его ищёт водная полиция.

Ева кивнула, словно соглашаясь с первой частью собственных рассуждений. Откуда тогда переданное Тихоном письмо от родителей? Тихон бывал в их доме частым гостем с самого её детства. Как и Хардов, который заглядывал значительно реже, однако и его Ева знала всю свою жизнь. Но ни разу не слышала, что оба гида общаются с какой-то дубнинской семьёй, где растёт практически её ровесник. И вообще, впервые увидела Фёдора, только когда оказалась в лодке. Хотя он вроде бы про неё знал, типа в городе болтали… Он, вообще-то, очень хороший парень, хоть и порядком неотёсанный. Его даже собирались ссадить на берег за несносный характер и постоянное ослушание. Ева и сама не заметила, как улыбнулась. Потом нахмурилась. Всё вроде бы так. И вот Тихон оставляет для него письмо. А это вам как? Вторая часть её рассуждений как-то не очень увязывается с первой. Тихон, так на минуточку, глава ордена гидов, передаёт через шикарную рыжую даму для Фёдора письмо. От родителей.

Ева что-то упустила? Что вообще происходит?