Раз-Два-Сникерс была сильно не в духе. А когда такое случалось, все, кто оказывался рядом, предпочитали вести себя потише. На взгляд Колюни-Волнореза, не то что поджали хвосты, а вроде как чувствовали себя виноватыми. Хотя за собой Волнорез никакой вины не видел. Ну, не отвечает Шатун на телефоны, заперся там на своей насосной станции («Великой-И-Загадочной-Насосной-Станции-Комсомольская», – поправил сам себя Колюня) и видеть никого не желает. Шаманит чего-то. Такое уже не раз бывало. Но потревожить, зайти к нему, конечно, никто из бойцов не рискнёт, своя жизнь дороже. Может, он в трансе, думает чего за своими засовами, где музыка играет, но все помнят, чем подобное может кончиться. Сказал нет – значит нет.
Народ, конечно, уважал Раз-Два-Сникерс и побаивался тоже, но чего бы она там ни кричала в трубку, пули от Шатуна в лоб народ побаивался больше. Хотя звонок важный, кто б спорил. Похоже, как смекнул Колюня-Волнорез, это была та самая лодка. Вот такие дела: та самая, что они ищут. Но вроде как без Хардова и девчонки, и ваще, месяц уже пролетел, но пойди их пойми. Тут политика. Тут нужен Шатун и Раз-Два-Сникерс, недаром что догадалась. За этим туманным (Колюня ухмыльнулся) и опасным словом «политика» скрывалось столько мудрёных тайн, что лучше не вникать. Да и ваще, держаться подальше. Почти как… как…
– Великая и загадочная станция «Комсомольская»! – нашёлся Колюня и смачно сплюнул. И тут же услышал:
– Волнорез!
Колюня обернулся, совершенно и вовсе не вжав голову в плечи. Раз-Два-Сникерс стояла в полном боевом снаряжении с туго набитым вещмешком.
– Останешься за старшего, – сказала она. Её гневные синие глаза показались Колюне очень впечатляющими, хотя вроде он и так в отсутствие Шатуна формально оставался за старшего.
– Понял, – кивнул Волнорез.
– Я к Шатуну. Эти ссыкуны не могут вызволить его со станции.
– Понял, – ещё раз кивнул Колюня.
– Строй всех. Мне нужна команда из пяти добровольцев.
– А-а-а…
– И не таких ссыкунов. Идти придётся ночью.
«Время, – думала Раз-Два-Сникерс. – Оно ускользает. Время. Чёртовы трусы, сучьи выродки, маменькины щенки. Всё приходится делать самой. А время уходит, уходит, тает прямо на глазах».
Она пыталась объяснить, как это важно, она кричала, угрожала, пробовала воззвать к разуму и, в конце концов, к их собственному чувству самосохранения – всё как об стенку горох.
– Он не откроет никому, кроме тебя, – услышала она осторожный голос. – Я уже пытался. А вскрыть засовы… ну, сама понимаешь.
– Послушай, Фома, я знаю, что он там занят делом, но, мать твою, это самое дело только что проскользнуло у меня под носом!
– Приезжай…
– Фома! Ты у меня будешь на дмитровских причалах сортиры чистить!
– Знаю. – Голос Фомы больше не показался ей осторожным, он показался ей хрипловатым и больным. Словно простуженным. – Но я не могу. Прости.
– Ладно, – смягчаясь, сказала она. Уж кто-кто, а Фома точно не был трусом, просто очень хорошо знал Шатуна. Выходит, такие у нас издержки управления. – Но если его светлость появится до того, как я прибуду, скажи, что, похоже, я нашла лодку. Тяжёлый одномачтовый, скорее всего, недавно перестроенный шлюп. «Скремлин II». Не задерживать до принятия решения, а только наблюдать – у них «зелёная карта» от Тихона. Понял?
– Хреново дело.
– Не то слово. Да ещё, тех, кто нужен, на борту нет.
– Как так? А чего же ты?..
– Не знаю. Но что-то в ней…
– Интуиция?
– Не знаю. Потом поговорим.
Раз-Два-Сникерс подумала, стоит ли признаться, что они были не в курсе, какое сегодня число? Дошли до второго шлюза, но… Они не просто этого не знали. Они были шокированы, словно потеряли где-то изрядно времени. Однако Фома уже сказал:
– Ты редко ошибаешься. Я всё понял. «Скремлин II». Только наблюдаем.
Раз-Два-Сникерс почувствовала что-то вроде тени благодарности. Фома был смекалистым, понимал всё с полуслова. И надёжным. По части принятия верных решений. Колюня-Волнорез сильно уступал ему в смекалке. Но Колюня был верен, предан как собака. С Фомой обстояло сложнее. Раз-Два-Сникерс не смогла бы с уверенностью сказать, в чьих качествах она сейчас нуждалась больше.
– Я всё контролирую, – как будто в ответ её мыслям сказал Фома. – И в Дмитрове, и на шлюзах. Комар не проскользнёт.
– Фома, это не комар.
– Знаю. До своего приезда можешь ни о чём не беспокоиться.
– Хорошо. И прости, что на тебя наорала.
– Ничего. – Фома помолчал. И, чуть смущаясь, добавил: – У тебя были основания. Да. Пожалуй, ещё какие.
– Ладно. Ждите меня на четвёртом шлюзе.
– Послушай. – Голос Фомы уже приобрёл деловитость. Никаких обид. – Постарайся вызвать полицейскую лодку. Я знаю, что с этими дмитровскими козлами приходится утрясать кучу бумажек, но… может, они тебя послушают.
– Хорошо, – согласилась Раз-Два-Сникерс.
Это было правдой, Фома в очередной раз доказал, что зрит в самый корень: на вёсельном ходу капитана Кальяна уже не догнать. И насчёт полицейских бюрократов тоже было правдой: их лодки с электромоторами и на автономном питании были чем-то вроде знака высшей государственной власти. Даже богатейшие люди города, влиятельнейшие из купцов пользовались услугами гребцов, хотя и кичились своими караванами. Шатун получил бы полицейскую лодку без разговоров. Раз-Два-Сникерс тоже надеялась, что ей хоть и не сразу, но всё же удастся объяснить этим олухам, чьи задницы она сейчас прикрывает.
– Постараюсь получить лодку, – пообещала Раз-Два-Сникерс, и хоть ей сделалось намного спокойней, она решила всё же не сдерживать колючую шпильку: – И буду надеяться, что они окажутся более сговорчивыми, чем вы.
И она повесила красную трубку на рычаг телефонного аппарата. Стрелки больших шлюзовых часов показывали 14:47.
Примерно через час, когда уже была собрана команда «добровольцев», Раз-Два-Сникерс, ни на что особо не рассчитывая, снова связалась с «Комсомольской». Шатун не выходил уже больше суток.
– Общается с духами, – ухмыльнулись на другом конце телефонной линии. Однако чувствовалось, что эта ухмылка – лишь ширма, скрывающая подлинную эмоцию, густой и тёмный суеверный страх.
В 17:45 наконец раздался звонок из департамента водной полиции и сообщили, что все формальности улажены, лодка вышла.
– Значит, будет здесь не раньше восьми, – сказала Раз-Два-Сникерс. – Я не ошиблась – придётся идти ночью.
Она задумчиво посмотрела на следующего за ней тенью Колюню-Волнореза и вдруг заявила:
– Лапоток.
– Что – Лапоток? – спросил Колюня, пытаясь отмахнуться от очень неприятной догадки.
– Старшим останется Лапоток, – пояснила Раз-Два-Сникерс. – Ты едешь со мной.
Колюня сглотнул: Лапоток никогда ещё не оставался за старшего. А Волнорез никогда не ходил по каналу после заката.
– Это обязательно? – спросил он.
– Чего скис? – Раз-Два-Сникерс хлопнула его по плечу. – Стоят самые благоприятные дни. А на лодке станковый пулемёт и мощный прожектор. Беги собирать вещи.
– Как скажешь, – совсем расстроился Колюня.
– Эй, Волнорез, подожди. – Она снова коснулась его плеча, но это был уже совсем другой жест – доверия и даже какого-то странного обещания. – Ты мне нужен. Понимаешь? Я должна знать, случись что, за спиной будет тот, кто прикроет мой зад.
– Насчёт задницы это ты хорошо сказала, – попытался пошутить Волнорез, но сплёвывать сейчас ему вовсе не хотелось.