Это случилось на спуске с Лысого дозора. Едва покинув возвышенность, группа снова оказалась в полосе рваного тумана, который стелился меж чахлых деревьев, однако с каждым их шагом вниз туман густел, а с левой стороны, там, где лежат болота, он опять начал проступать тёмным. Фёдор, как ему и велели, шёл замыкающим, а Мунир в вышине над их головами описывал большие круги. Трудно было не проникнуться симпатией к ворону Хардова, и от того, что где-то там, в чуждом молоке тумана, летит бдительный ворон, юноша чувствовал себя спокойней и защищённей. Похоже, так же обстояли дела и с Евой, хотя теперь Фёдор видел, что оказался прав по поводу своих опасений: что-то всё больше настораживало Хардова. Что-то в этой сероватой мгле над болотами действительно знало о них. И как только Мунир выпорхнул из тумана, Хардов оставил своих подопечных ждать, а сам отправился вперёд проверить дорогу. Когда гид вернулся, автомат висел у него на груди, а рожок магазина оказался пристёгнутым.
– Идёмте. Всё нормально, – сказал он. И если б Фёдор уже достаточно не изучил их проводника, по тону его голоса можно было бы решить, что так оно и есть.
«Ну что ж, нормально так нормально», – подумал он, направляясь вслед за остальными. Что-то коснулось его шеи: то ли веточка упала с дерева, небольно кольнув, то ли какое насекомое. Юноша машинально стряхнул незваного гостя и прибавил шагу. Видимость уже составляла не больше десятка метров, а дальше, чувствовалось, будет и того меньше.
Ева шла быстро, не сбивая дыхания, и Фёдор подивился ей в очередной раз. Он решил, что Хардов собирается прилично отвернуть от гиблых болот, заложив немалый крюк, но это хорошо – уж больно неприятной и даже зловещей выглядела повисшая в той стороне мгла.
Вдруг кто-то ухватил юношу за рукав куртки. Не сильно, настойчиво, а скорее дружески. Фёдор остановился. Он даже не успел удивиться и почему-то совсем не испугался. Если поначалу и показалось, что держащая его рука вынырнула из тумана, то теперь становилось очевидным, что это не так.
– Привет, Тео, – послышался приветливый голос. – Ты не узнаёшь меня?
Перед ним стояла девушка. Здесь, на нехоженой лесной тропинке, между Лысым дозором, болотами и каналом. Фёдор посмотрел на рукав своей куртки, но незнакомка не убрала руки:
– Я Лия.
Девушка была очень хороша собой. Фёдор подумал, что ему не часто выпадало встречать зеленоглазых. Всё-таки он сглотнул и тут же улыбнулся. На ней было простое белое платьице, наверное, летний сарафан, с единственным цветным пятном на груди – небольшой искусной вышивкой. Юноша разулыбался ещё шире и захлопал глазами.
– Лия, – повторила девушка. Мимолётная печальная морщинка коснулась её прелестного личика, но тут же всё прошло. – Я стала русалкой. Но я не сержусь на тебя.
О её коже нельзя было сказать «кровь с молоком», но и бледной она не казалась. Может, лишь отчасти.
– Шутишь? – наконец выговорил Фёдор. Больше всего её кожа подходила под определение «благородной белизны», которой с таким трудом добивались дмитровские красавицы. – Русалка… – Фёдор окинул взглядом её ноги. Тоже очень хороши. Она ходила босиком. Надо же, босоножка: на маленьких аккуратных пальчиках, таких же чистых, как и её платье, искусный педикюр. – У русалок хвост. Ты не знала?
Она нежно и переливисто рассмеялась:
– Не всегда.
Фёдор тоже прыснул. Было очень приятно вот так вот стоять и болтать с ней на тропинке. Орнамент вышивки на её платье почему-то показался Фёдору знакомым.
– Я правда не сержусь на тебя, – сказала девушка.
Ева обернулась. Фёдор стоял на тропинке и как-то непонятно осматривался. Казалось, ему вздумалось о чём-то порассуждать. Вроде бы он улыбался. А потом взял и двинулся куда-то в сторону, за деревья, хотя Хардов просил их идти след в след и никуда не сворачивать.
– Эй, Фёдор, – позвала Ева. – Извини… но ты куда? Всё в порядке?!
Юноша ей что-то ответил. Говорил он нормальным голосом. Еве показалось, он сказал «шутишь». Странный парень. Хотя, можно сказать, необычный. И уж точно забавный. Ева и сама не заметила, как слегка улыбнулась. Видимо, просто… понадобилось в туалет. Стеснительный какой, мог бы не сходить с тропинки, а подождать, пока мы чуть отойдём. И почему «шутишь»?
Потом она совершенно отчётливо услышала голос Фёдора: «Очень быстро».
«Как трогательно, – прыснула про себя Ева. – Спасибо за откровенность. Ну, давай, коль быстро».
– Догоняй, – сказала она ему вслух.
– Видишь, как быстро всё снова опутал туман? – промолвила незнакомка.
Фёдор согласился с ней:
– Очень быстро.
– Ты правда меня не помнишь?
Юноша мягко пожал плечами, ему всё труднее давалось сдерживать своё восхищение.
– Я была девушкой одного… очень близкого тебе человека.
Фёдор отрицательно помотал головой и ласково ей улыбнулся.
– Знаешь, у меня очень хорошая память, – заверил он. – И если бы мы раньше встречались, я б этого не забыл.
Она задорно рассмеялась:
– Правда?
– Думаешь, таких девушек забывают? – серьёзно сказал Фёдор.
Они по-прежнему стояли на тропинке и болтали, а она так и не убрала руки. Фёдор подумал, что он и не против. Скорее, этот жест доверия даже приятен.
– Тебе нравится здесь? – спросила она. – Туман белый и ослепительный, как зимний снег.
– Красиво, – сказал Фёдор.
– Ты не представляешь, насколько. – В улыбке прелестной незнакомки застенчиво таилось обещание. – А что тебе рассказывал Хардов, что скрывает туман?
– Ну да, мы говорили об этом, – сразу же согласился Фёдор, – когда гостили у… – на мгновение его взгляд сделался рассеянным, – у… Сестры.
Рука девушки еле заметно дрогнула, но Фёдор не обратил внимания.
– И, кстати, Евин папашка тоже говорил ей…
– Это та, в которую ты сейчас влюблён?
– Да нет, что ты, – запротестовал Фёдор. – Мы просто в одном рейсе. Что ты… Я женюсь на Веронике по возвращении. – И словно для большей ясности юноша уточнил: – Ну, на моей Веронике.
– Вот как?
– Да. Я тебя познакомлю с ней, – пообещал Фёдор. И покраснел. – Только ты, наверное, не захочешь.
– Так что Хардов? – напомнила она. – Какие чудовища и мерзости скрывает туман?
– И это тоже, – кивнул юноша. – Хотя, знаешь, Евин папашка, он учёный, считает, что все феномены тумана скорее психологического свойства.
– Очень интересно.
Её зелёные глаза что-то напоминали Фёдору, только он не мог понять, покойное ли и ласковое или, наоборот, тревожное.
– Хардов здесь не вполне согласен, – пояснил Фёдор. – Хотя он и говорил, что туман может показать нам наши собственные страхи.
– Что ж, верно. Хардов тут понимает как никто. Особенно страх признаться из-за чувства вины. А у тебя есть такой?
– Шутишь? – хотел было возмутиться Фёдор, но тут же вновь разулыбался. – Какой вины?! Я в своей жизни собаки-то не обидел.
– Ты в этом уверен?! – сказала она.
Ева снова обернулась. В нескольких метрах от неё всю тропинку укрывал туман, но шагов Фёдора она не слышала.
«Уже пора было б ему», – подумала девушка. И позвала негромко:
– Фёдор?
Ответа не последовало. Шаги Хардова впереди стихли, а потом звук стал нарастать, видимо, гид возвращался.
– Фёдор! – крикнула Ева.
Молчание.
– Ау, Фёдор, это не смешно! Отзовись хоть.
Но ответом стали лишь приближающиеся шаги гида. Вот он вынырнул из тумана:
– Что там?
Ева растерянно пожала плечами. На одно мгновение над ними повисла тишина. И Ева подумала, что в этой тишине вокруг есть что-то очень нехорошее. Собственный голос ей также очень не понравился, когда она сказала:
– Хардов, мне кажется, Фёдор… Он не идёт за нами.
– А ты весёлый, – похвалила она.
– Мне говорили, – важно согласился Фёдор и тут же прыснул. Туман вокруг становился всё ослепительней, они так и стояли на тропинке, не сходя с места, и болтали, и ещё никогда Фёдору не было так хорошо.
– Скажи, а ты и вправду считаешь, что собаки не обидел? – напомнила она.
– Ну-у, – задумался Фёдор. – Так мне тоже говорили, – сообщил он и снова засмеялся.
– Хорошо, когда совесть чиста, – сказала она. Потом будто спохватилась: – Но ведь существуют сны?
Это было правдой. Фёдор кивнул. Сны были. И порой не самые приятные. Ну и что? Ведь так обстояли дела со всеми.
– Ты знаешь, – сказал он, – там, откуда я родом, сразу после зимы приходит сезон сновидений. Вещие сны порой бывают плохими и тогда почти обязательно сбываются. Люди боятся этого времени. А мне ещё ни разу не привиделся вещий сон.
– Ты счастливый.
– Наверное. – Фёдор пожал плечами. – А ты очень красивая.
– Спасибо.
– А ты что, живёшь здесь?
– Конечно.
– В тумане?!
– Конечно, я ведь стала русалкой! Я же говорила тебе, глупенький, – рассмеялась она. – Но это совсем не плохо.
– Не плохо, – откликнулся Фёдор.
– Я бы могла открыть тебе такую тайную красоту, от которой кружится голова, – пообещала она. – Ты хотел бы?
Фёдор восторженно кивнул.
– Правда, многие не выдерживают, потому что не приходят чистыми. О таких говорят, они не умеют летать.
– Я тоже не умею, – засмеялся Фёдор.
– Нет, ты другой, – промолвила она. – Тебя это не беспокоит. Ты ведь давно преодолел всё это.
– Что?
Где-то сбоку и над их головами воздух пришёл в движение. Что-то захлопало, попытавшись выпорхнуть из тумана, какие-то тёмные пятна. И Фёдор встрепенулся, но она отмахнулась от этого незваного движения, и туман вокруг них засиял ещё ярче.
– Что? – повторил Фёдор.
Мгновенное беспокойство уже улеглось. Казалось, ещё чуть-чуть, и юношу переполнит такая сияющая роскошь, что он оторвётся от земли и взаправду сможет летать.
«Как прекрасно, – подумалось Фёдору. – А ведь я знал… Знал…»
Фёдор повёл рукой, где она держала его. Что он знал? Вновь что-то захлопало в молоке тумана, словно чёрные крылья крупной птицы, и… Откуда она знает про Хардова? Что-то во всём этом не так. Ну, допустим, гид часто ходит в туман. Но ведь она знает не только Хардова. Она знает его. И даже детское прозвище. Кто она? Ведь Хардов предупреждал, что туман может показывать наши собственные страхи. Предупреждал. А какой здесь страх его?
– Нет здесь никаких чудовищ, – успокоила она.
Фёдор вздрогнул и благодарно улыбнулся. Она ещё нежнее взяла его за руку. Но… Что-то уже изменилось в тумане. Мелькнуло тёмным пятнышком, проскользнув в восторженный строй Фёдоровой души. Что-то тягучее и вязкое ухватило его за ноги, мешая попыткам воспарить. Он сказал ей, что за свою жизнь и собаки-то не обидел. Но так ли в действительности чиста его совесть? А может, он и не другой вовсе? С чего она взяла, что он сможет летать? Нет, не сможет. Потому что… кто-то очень далеко звал его. Вероятно, только показалось,
Фёдор!
и уже растаяло. Она попыталась крепче ухватить его и одновременно мягче, дружелюбней. Но…
– Как бы я хотел, чтобы ты оказалась права, – вдруг, словно извиняясь, сказал Фёдор. Что-то было не так. Он не умеет летать. И она знает это.
– Ну зачем ты? – Мгновенная капризная нотка в голосе Лии тут же сменилась прежней нежностью. – Пожалуйста. Нет никаких чудовищ.
Её руки держали Фёдора за рукав куртки. Она слегка перебирала пальцами. Но если бы кто-то со стороны посмотрел на них, то смог бы увидеть, что её рука продолжается дальше куртки. Она вытянулась, изогнулась за его спиной, уже даже больше не походя на руку, хоть и не изменив своего телесного цвета; длинная тонкая вытянувшаяся плоть заканчивалась, пульсируя, у юноши на шее, в том месте, куда упала, небольно кольнув, какая-то веточка или насекомое.
– Зачем ты? – успокаивающе повторяла она. – Я Лия, и я не сержусь на тебя. Так зачем же?
Но некому было увидеть этого в тумане. Как и того, что юноша давно уже не стоит на тропинке, ведущей с Лысого дозора в обход болот.
– Зачем?
– Не знаю, – сказал Фёдор и снова попытался улыбнуться. Но теперь это далось с трудом. Он смотрел на её прелестное личико, белое платье, восхитительные босые ноги. И пытался понять, что было не в порядке. Что он увидел? Какое несоответствие?
– Наверное, дело во мне, – произнёс Фёдор.
И тут же голос, звавший его, прозвучал намного ближе.
«Фёдор!»
Юноша рассеянно повернул голову и тихо спросил:
– Хардов?
– Ну зачем?! – горячо зашептала она, и зелёные глаза вновь попытались наполнить его сияющей радостью. – Тебя всё это давно не беспокоит.
– Нет, Лия! – вздрогнул Фёдор. – Ведь ты, ведь тебя… Ты же…
– Т-с-с, – промолвила она, лучезарно улыбаясь. – Я знаю. И я не сержусь.
«Ну, Фёдор, давай же!»
Юноша плотно сжал губы. И снова посмотрел на её босые ступни. Сглотнул. Этого он не увидел. Вернее, увидел, но не понял. Ещё с самого начала. Вот что не давало юноше покоя. Фёдор поднял на неё изумлённый взгляд.
– Отпусти, – попросил он. И добавил: – Твои ноги…
– Что, милый? Что с моими ногами? – улыбнулась она. – Там нет никакого хвоста.
Нет. Конечно. Только с самого начала мог бы догадаться. С самого начала был обман. Её босые ноги, которыми она ступала по топкой грязи болотных тропинок.
– Ты не учла кое-чего, – грустно сказал Фёдор.
«Давай же, борись!»
Сознание Фёдора, как крючок, ухватилось за найденное несоответствие. Её ноги, так же, как и белое платьице с такой знакомой вышивкой, были идеально чисты. Даже ни один малюсенький листочек не прилип. Соломинка или хотя бы соринка. Чисты. И ещё этот великолепный идеальный педикюр.
– Заметил? – Быстрая сердитая складка выступила у неё на переносице. – Догадался?
– Отпусти, Лия. Мне очень жаль.
– Жаль? – Она приблизила лицо, и из глубины её зелёных глаз плеснуло багряной искрой. – А чего тебе жаль?!
Фёдор не знал, как ответить на этот вопрос, и потому сказал:
– Я не смогу летать, Лия.
«Ну, Фёдор, старайся! Отдай мне её. Отторгни!»
– Я вспомнил тебя, – промолвил Фёдор. – Прости.
– Значит «прости»? – Она вдруг оскалила рот, и последняя гласная вырвалась из неё с шипением. – Вот так всё просто?
– Всё. Хватит, – сказал Фёдор. – Я ухожу.
«Давай! Отдай её!»
– Так же и с Шатуном! – завизжала Лия. – Смотри же! Смотри, что ты наделал!
В следующее мгновение что-то с хлюпающим звуком оторвалось от шеи юноши. И мир перед его взором начал разваливаться. Он успел увидеть испуг в глазах Лии, сменившийся паникой, потому что её обезображенное гримасой ненависти лицо словно проступило трещинами изнутри. Он всё ещё видел её зелёные глаза, а вся картинка сияющего тумана вслед за лицом девушки пошла трещинами, будто стала осыпаться прахом давно мёртвых воспоминаний. И сразу потемнело. Внезапный сумрак навалился на Фёдора, придавив юношу к земле. Перемена вызвала прилив дурноты, и все силы моментально кончились. Расплывчатый овал над ним чуть отпрянул.
– Где я? – застонал Фёдор.
Овал отодвинулся ещё и сфокусировался в лицо Хардова.
– Ну вот. – Голос гида встревожен. – Молодец. Теперь всё будет нормально.
Фёдор рассеянно посмотрел по сторонам. Увидел Еву. Что-то внутри него пожелало улыбнуться. Только и на это не было сил. И не было вокруг ничего ослепительно-белого, не было вовсе. Оказалось, что он лежит на чём-то влажном и липком. Сумрачный полог над ним проступал дымчатой чернотой. Фёдор вновь посмотрел на Хардова – в руке гида извивалось нечто мерзкое, похожее на обрубок окровавленного щупальца. Только Фёдор отчего-то подумал об огромном черве или пиявке.
– Лежи, – заботливо произнёс гид, а затем посмотрел на то, что держал в руке. – Не стоит вставать, пока она не сдохнет.
Юноша почувствовал, как медленный тёмный холод попытался подступить к его сердцу, и опять спросил:
– Что случилось? – Говорить оказалось нелегко. – Где мы?
Хардов всё ещё встревоженно смотрел на юношу. Потом вздохнул.
– Напугал ты нас, дружок, – промолвил он угрюмо. – Мы в самом сердце гиблых болот.