Книга: Записки хирурга военного госпиталя
Назад: Строить будем?
Дальше: Капитан Ефимов

Осмотр генерала

Именно в городе на Неве расположен штаб Западного военного округа. Потому как Санкт-Петербург является столицей этого самого округа. Штаб расположен на главной площади города – знаменитой Дворцовой. А в штабе том, как и положено, служат разные важные военные шишки. В том числе и генералы с красными, и не только, лампасами на форменных брюках с острыми стрелками. И, представьте себе, генералы тоже иногда болеют. И даже не совсем почетными болезнями. Вот с одним таким генералом пришлось мне как-то пообщаться. Но начну все по порядку.

Ярким погожим весенним утром, когда петербургское небо блистало бирюзовой чистотой в розовых лучах восходящего солнца, я в отличнейшем расположении духа пружинистой походкой вышагивал на работу. Утренняя прогулка по старинным улицам города усиливала лирическое настроение. Залюбовавшись живописнейшим пейзажем закованной в гранит, умытой ночным дождиком набережной реки Фонтанки, я не заметил, как в моем кармане ожесточенно забился в диких судорогах вибрации мобильный телефон.

– Дмитрий Андреевич, где вас черти носят? – зло прохрипел в трубку подполковник Волобуев.

– Как где, Марат Иванович? Иду на работу! – несколько удивившись такому обращению, как можно спокойней ответил я. – А в чем дело? До начала рабочего дня еще добрых тридцать минут. Минут через десять уже буду на месте!

– Дмитрий Андреевич, – голос начальника госпиталя принял уничижительно-просящий тон, – я вас очень прошу: постарайтесь прибыть вовремя!

– Да я и так буду на месте на двадцать минут раньше! А в чем такая спешность?

– Да там генерал Сизоносов из штаба Западного военного округа сейчас к вам подъедет на консультацию! Слышали про него? Он с самим командующим на короткой ноге. Вы уж не подведите, не ударьте лицом в грязь! Вот как раз где-то с девяти до десяти утра он будет у вас. Я вас умоляю: не подведите!

– Так, а что с генералом случилось?

– Не знаю! Мне вот только сейчас позвонили, просили оказать содействие – показать лучшему специалисту! Я порекомендовал именно вас!

– Спасибо за доверие, но все же скажите, чем он болеет?

– Не знаю! Генерал вам сам все расскажет! – скороговоркой прорычал в трубку Волобуев и сразу же отключился.

– Дмитрий Андреевич, это Горошина! – суровым голосом начмеда телефон продублировал просьбу – приказ Волобуева осмотреть генерала.

Признаться, меня уже потихоньку начинала раздражать эта мышиная возня. Приедет – посмотрим. Чего загодя нагнетать обстановку? С такими мыслями я уже почти дошел до госпиталя, как вдруг мое внимание привлек забавного вида корабельный буксир, издалека напоминающий списанную за ветхость огромную калошу, горделиво проплывающий мимо меня по темным, почти чернильным водам Фонтанки. Сам маленький, краска на приземистых бортах облупилась: висит какими-то желтоватыми лохмотьями. Мятая труба над крохотной рубкой с замызганными иллюминаторами чуть скошена на правый бок, и из нее непрерывной струей вьется густой черный дым, оседающий грязными хлопьями на скошенной под прямым углом корме, из-под которой с громким плеском пенится мутная вода. Ржавая палуба загромождена разным хламом. Но по правому борту гордо сияет выведенная крупными белыми буквами кричащая надпись «Грозный». Причем видно, что прорисовывали каждую буковку с особой тщательностью.

Я заметно замедлил шаг, а затем и вовсе остановился и принялся с интересом наблюдать, как трогательного вида «Грозный» упорно расталкивает тугую маслянистую воду своим ветхим, дребезжащим от работавшего двигателя корпусом. Заглохнет или нет? Как удается такой доисторической посудине держаться на поверхности, да еще и плавать? Похоже, имя и вправду много значит для корабля.

– Доктор, вы где? – трагическим голосом старшей медсестры опять запричитал телефон, прервав цепь моих умозаключений и оторвав от необычного зрелища. – Вы знаете, что к нам сейчас в отделение генерала привезут на осмотр?!

– Знаю, – как можно спокойней ответил я. – Вы уже третий человек, кто за последние три минуты мне об этом говорит.

– Я, между прочим, с семи утра на отделении! – с обидой в голосе отозвалась Елена Андреевна.

– А для чего?

– Как для чего?! К нам же генерал приезжает! Меня в шесть утра из кровати выдернули! Это вы на все забиваете, хотя вы заведующий отделением, а не я!

– Ну, вы это зря! Как мне сообщили, так сразу и помчался в хирургию! Я же не виноват, что вам раньше, чем мне, позвонили. И потом, он все же ко мне приезжает, а не к вам. Вы-то чего так страдаете?

– Хм! К вам. Он, уважаемый заведующий, вообще-то к НАМ на отделение едет! И потому там должен быть идеальнейший порядок. А у сестры-хозяйки, прости Господи, в кладовке бардак и срач!

– Вы что, думаете, что генералу больше нечего делать, как по разным там кладовкам заглядывать? Он на прием едет! На при-ем! – по слогам произнес я, про себя усмехаясь от такого усердия.

– Все, доктор, мне больше некогда разговаривать, надо еще проверить, как солдаты в палатах прибрались. Мы вас ждем!

Я не стал возражать, тем более что находился в тот момент аккурат напротив госпиталя, а до начала рабочего времени еще оставалось целых двадцать минут. На работе буду вовремя, а генерал, если раньше появится, то, ничего страшного, подождет – не велика фигура! Подумаешь генерал, тут вон такой кораблик раритетный по Фонтанке пыхтит, когда еще такой случай представится его посмотреть?

Через пятнадцать минут я пересек ворота КПП. У «вертушки» меня встретил, с ходу отдав честь, одетый по полной форме больной Петров. Он взволнованным голосом сообщил, что в госпитале большой «шухер» по поводу приезда важного чина. И что старшая сестра уже раз десять звонила на КПП, желая узнать, пришел ли я на работу. Я согласно кивнул и молча ступил на госпитальную землю.

Еще минуту назад над моей головой светило ласковое весеннее солнце, согревавшее все живое своими теплыми ободряющими лучами, беззаботно чирикали шустрые, вездесущие воробьи, а умытые ночным дождем, воскреснувшие от долгого зимнего сна деревья приветливо шелестели набиравшими силу молодыми листочками, и тут – бац! Все враз сразу померкло. Гробовая тишина и состояние невидимого глазом некоего напряжения встретили меня по ТУ сторону забора. На территории госпиталя, чувствовалось, в воздухе витал тихий ужас. Ни одного человека не видно вокруг. Казалось, что и птицы не осмеливались распевать свои задорные песни, а деревья на госпитальных аллеях отказались играть с ветром в чехарду незрелыми молодыми листочками. Даже мухи, вылезшие из своих зимних квартир, перестали жужжать и носиться как угорелые возле источающего чарующие запахи камбуза. Все живое, кажется, здесь было подчинено одному неординарному событию: приезду важного крупнозвездного чина с красными лампасами на форменных штанах.

– Дмитрий Андреевич, где вас только носит?! – вместо приветствия с ходу набросилась на меня Генриетта Самуиловна Выжигина, главная медсестра госпиталя, едва я перевалил порог отделения. Эта высокая, сухопарая дама, гордо носившая свою выкрашенную в пепельный цвет овальную голову на тонкой, практически несгибаемой шее, была насквозь пропитана едкой желчью абсолютного превосходства. Всех окружающих она считала тупыми и ограниченными индивидуумами, поэтому старалась разговаривать с большинством подчиненных через губу и, не поворачивая головы, изучая своего собеседника одними излучавшими глубокое презрение глазами.

– А вы кто такая, чтоб я перед вами отчитывался?! – тут же с порога осадил ее непозволительный тон. – И с каких это пор заведующий хирургическим отделением стал контролироваться главной сестрой госпиталя? Идите лучше и занимайтесь своими непосредственными делами!

– А я как раз своим делом и занимаюсь, – уже более примирительно отозвалась Выжигина, прикусив от досады губу. – Вы разве не знаете, что к вам вот-вот генерал Сизоносов из штаба Западного военного округа нагрянет?

– Знаю! Вы уже пятая, кто мне об этом говорит, за последние полчаса! А в чем проблема? – я глазами указал на наручные часики, изящным золотым браслетом окольцевавшим ее левое предплечье. – Вы на время взгляните, у меня еще минут десять остается до начала рабочего дня!

– Я все понимаю, Дмитрий Андреевич, – заюлила она вокруг меня, – но мы тут все, – она обвела сердитым взглядом испуганных солдатиков, отчаянно драивших волосяными щетками пол и стены, покрытые густой шапкой мыльной пены, и озадаченную старшую сестру отделения, руководившую процессом, – уже с семи утра на ногах и наводим порядок на, заметьте, вашем отделении. А вас, простите, все нет и нет. Вы считаете это нормально?

– Да! Считаю абсолютно нормальным! Если перед визитом каждого пациента мы начнем так интенсивно суетиться, то, – я кивнул на работавших в поте лица больных, – очень скоро сотрем стены на нет! Из-за чего этот весь сыр-бор? Ну, генерал. Ну, приедет. Так он же на прием ко мне едет, а не госпиталь инспектировать!

– Вы так на самом деле считаете?! – она надменно сдвинула к переносице брови и заиграла желваками.

– Я что, похож на человека, который разбрасывается своими словами? Я на самом деле считаю, что то, чем вы тут сейчас занимаетесь, полный абсурд! – я поморщился от витавших в воздухе густых паров растворенного в воде стирального порошка и демонстративно высморкался в носовой платок.

– В таком случае я буду вынуждена доложить о вашем отношении к происходящему начальнику госпиталя! Тем более что это его приказ привести ваше отделение в надлежащий вид.

– Докладывайте, – пожал я плечами и под уничтожающим взглядом, буравящим мне спину, проследовал к себе в кабинет. – Елена Андреевна, – я выглянул из-за двери, – а вам что, особое приглашение нужно? Давайте на утреннюю конференцию!

– Вы, Дмитрий Андреевич, сейчас были не правы! – с некоторой долей возмущения в голосе начала диалог старшая сестра, усаживаясь на ближайший к двери стул. – К приезду любого высокого чина на отделении проводится генеральная уборка.

– Да бросьте вы тоже ерундой заниматься! – я устало махнул рукой и сел за свой стол. – Генералу что, больше нечем заняться, как проверять чистоту и порядок в хирургическом отделении? Он же, поймите, на осмотр едет! На ос-мотр! – уже по слогам произнес я. – И вообще, у нас никогда бардака не было! Ибо у нас хирургическое отделение все же!

– Ладно, Дмитрий Андреевич, давайте сегодня без меня конференцию проведете! – Гладышева быстро вскочила со стула и машинально одернула халат. – Нам еще нужно гипсовую комнату убрать и у сестры-хозяйки в кабинете порядок навести!

Елена Андреевна, вы что, на полном серьезе считаете, что у больного генерала возникнет непреодолимое желание проверить гипсовую комнату и посчитать чистое белье в кабинете у сестры-хозяйки? Право слово – это смешно!

– Пускай и смешно, зато я выполню приказ Волобуева! Я пошла доделывать начатую работу, а вам пришлю дежурную смену и врачам скажу, чтоб уже заходили. На часах без пяти девять!

– Дмитрий Андреевич, что там у вас происходит?! – с металлическим оттенком голос начальника госпиталя в моем мобильном телефоне прервал утреннюю конференцию. – Вы готовы принять генерала Сизоносова?

– Так точно! Готовы! – с уже нескрываемым раздражением громко гаркнул я в трубку.

– А мне там люди докладывают, что вы саботируете наведение порядка в отделении!

– Марат Иванович, вот тот, кто вам докладывает, по моему глубокому убеждению, как раз больше всех и саботирует! У нас на хирургическом отделении и так постоянно бетонный порядок! А вот привлечение военнослужащих срочной службы к авральным работам, да еще и по совместительству больных нашего отделения, может повлечь за собой неприятные последствия! Вдруг кто из бойцов возьмет, да и домой позвонит, да мамке наябедничает, что его тут пол и стены заставляют драить из-за приезда Сизоносова! А те, в свою очередь в комитет солдатских матерей настучат. Как тогда быть?

– Хорошо, я сам поговорю с Генриеттой Самуиловной, – смягчился Волобуев, – но и вы не подкачайте!

– Не подкачаем! – в очередной раз заверил я и повесил трубку.

– Да-а-а, у нас все так, – зевая, протянул травматолог Князев. – Как какой-нибудь шишкарь пожалует, то сразу же начинается излишняя беготня. Вон даже запретили всем моим больным на физиопроцедуры идти. Так как надо в другое здание переходить по улице, а идти нужно через весь двор. Всех больных завернули назад.

– Безобразие, – я покачал головой. – Приезд одного важного чина парализует работу целого большого учреждения.

– Военные, – еще интенсивнее зевнул травматолог, прикрывая рот широкой ладонью. – Что с них взять? Привыкайте уже.

– Боюсь, что вряд ли когда к такому привыкну.

Завершив конференцию, я решил проверить, чего там наворотили в отделении солдатики под руководством главной сестры. Хирургические операции с моим участием все равно отодвинулись на неопределенный срок. Нужно было чем-то заполнить образовавшийся рабочий вакуум.

Только вышел из кабинета в коридор, как по глазам резанул специфический запах стирального порошка и еще чего-то дезинфицирующего. Группа драильщиков стен, закончив работу в коридоре, перешла в ванную комнату, а мерзкий, удушающий запах так и остался висеть в воздухе наворачивающим на глаза слезы маревом.

Как я и ожидал – всюду царил идеальнейший порядок. Кровати в палатах заправлены с натягом покрывал до состояния готового к стрельбе лука, все лишнее, неуставное с и из тумбочек выкинуто безжалостной рукой Выжигиной в огромный пластиковый пакет, который щуплый матросик уже с трудом волок по блестевшему безукоризненной чистотой полу к черному входу. Дежурная медсестра торопливо протирала конторку на посту влажной тряпкой, главная сестра впихивала в ящик стола последний рабочий журнал, покоившийся сверху.

– Так! Здесь все закончили, теперь живей дуйте в процедурку! – надтреснутым голосом приказала главная сестра госпиталя выбежавшей из гипсовой комнаты раскрасневшейся старшей сестре отделения с приличным мешком мусора в руках. – Там у вас лекарства неровно сложены.

– Вы что? Считаете, что генерал и в процедурку сунется? – обозначил я свое присутствие. – И начнет проверять, ровно или нет коробки с лекарствами выстроены в шкафу.

– Кто его знает! – скрипнув зубами, недовольно пробурчала Выжигина и демонстративно отвернулась от меня. – Нужно еще в перевязочную глянуть!

– Дмитрий Андреевич, шли бы вы отсюда, – зашептала мне на ухо старшая сестра, косясь в сторону Генриетты Самуиловны, уже направившей свои тяжелые шаги в сторону перевязочной. – Что вы все на рожон лезете? Вы что, не знаете, что она тут в госпитале серый кардинал. Оно вам надо с ней ссориться? Она же все Волобуеву доложит. А он ее, как маму родную, слушает.

– Елена Андреевна, позвольте, я сам решу, как и с кем, мне себя вести, – как можно приветливей ответил я старшей сестре. – Пока я еще заведующий этим отделением.

В этот самый момент из перевязочной комнаты с малиновым лицом, по которому градом текли крупные слезы, словно ошпаренная выбежала Татьяна Михайловна Самойлова, наша перевязочная медсестра. Милейшая, надо сказать, женщина, больше тридцати лет отдавшая работе в операционной и перевязочной и не имевшая за все время не то что нареканий, а даже устного замечания. Редкая умница и отличный работник, очень всегда доброжелательная и с неподдельным состраданием относящаяся к больным… На службу каждый день приходила на час раньше, чтоб тщательно подготовить рабочее место, и уходила домой только тогда, когда все больные перевязаны и вокруг все сияло чистотой и порядком. Увидев нас в коридоре, она остановилась и нерешительно посмотрела на меня и старшую.

– Татьяна Михайловна, что случилось? – я первым сделал ей шаг навстречу.

– Все в порядке, Дмитрий Андреевич, – вяло улыбнулась она, стараясь промокнуть носовым платком выступившие слезы.

– Татьяна Михайловна, вас главная обидела? – предположила Елена Андреевна.

– Сейчас я ей задам! – рванул я вперед, пытаясь как можно быстрей достичь перевязочной, где бесчинствовала мадам Выжигина.

– Ой, доктор! Не надо! – взмолилась Татьяна Михайловна. – Еще хуже будет! Я вас очень прошу – не ругайтесь с ней!

– Да, доктор, – подхватила ее старшая сестра, – вам она ничего не сделает, а после на нас отыграется!

– Хорошо! – я остановился в трех шагах от перевязочной и повернул назад. – Только я все равно ЭТОГО так не оставлю. Пускай только генерал уедет.

Как оказалось впоследствии, Выжигина не на шутку взъелась на Татьяну Михайловну из-за крема для рук. Да, из-за обычного крема. У нее после работы с дезсредсвами стала шелушиться кожа рук. Принесла из дома крем и положила его на стол рядом с различными журналами и тетрадями. Оказалось, что сей поступок, оказался тягчайшим воинским преступлением, лишь по чистой случайности не обнаружен высоким посетителем. Кто там и когда придумал, что держать на рабочем месте средства по уходу за кожей, подпорченной, кстати, на том самом месте агрессивными средами, не знаю. Но довести хорошего человека до слез довели.

Мои доводы, что нельзя так обращаться с людьми, были биты козырной фразой, которую я потом часто слышал из уст представителей министерства обороны: «Мы тут никого не держим! Не нравится – увольняйтесь!» И это при том, что очереди из желающих идти работать в госпиталь уж точно не наблюдалось. Сносить все эти военные приколы за весьма скромную зарплату отваживались не многие.

Итак, порядок в отделении восстановлен и, прямо скажу, выше всяких похвал, как, впрочем, и во всем остальном госпитале. Персонал, особенно младший и средний, поголовно в слезах и с повышенным артериальным давлением. Начальство нервно переминается с ноги на ногу у ворот КПП. Остальные врачи с любопытством прилипли к окнам, выходящим в сторону КПП. Все ждут. И вот без пяти десять ворота КПП широко распахнулись, и через них важно и деловито проплыл «Мерседес» представительского класса с номерами Западного военного округа. Из него степенно вылез однозвездный генерал в новеньком мундире и фуражке с высокой тульей.

Волобуев, старательно впечатывая в не высохшие до конца лужи на асфальте начищенные до зеркального блеска форменные ботинки, строевым шагом, с подобострастным видом приблизился к генералу и, торжественно отдав честь, что-то громко забубнил. Генерал несколько удивился, оглянулся по сторонам и, тоже приложив правую ладонь к голове, с растерянным видом стал слушать доклад. После начальника госпиталя к пациенту с красными лампасами подрулил заместитель начальника госпиталя майор Горошина и, лихо, козырнув под надвинутую на самый лоб фуражку, открыл рот. Тут, похоже, генерал не выдержал, махнул рукой и, стараясь не наступить в лужу, молча прошел мимо оторопевших офицеров. Горошина так и остался стоять с приоткрытым ртом и с ладонью у виска.

Генерал в сопровождении Волобуева не спеша поднялся на третий этаж и, сняв у входа в хирургическое отделение фуражку, шагнул через дверь, угодливо приоткрытую начальником госпиталя. Все врачи и медсестры, работавшие в тот день в отделении, как было велено, выстроились у входа в длинный ряд. Тут же с натянутой улыбочкой замерла и Генриетта Самуиловна. Я, как учили, представился явно смутившемуся генералу, и пожал предложенную им руку. Рукопожатие оказалось довольно крепким.

– Волобуев, ты чего тут устроил, а?! – Сизоносов недружелюбно покосился на начальника госпиталя. – Что за маскарад?

– Так это, – замямлил наш руководитель, наливаясь на глазах красным цветом, – мы вас, как положено…

– Я, вообще-то, на прием к вашему хирургу приехал! – грубо перебил его генерал. – Вот, – он кивнул в мою сторону, – к Дмитрию Андреевичу, и как пациент, а не как проверяющий. Сохранишь тут с вами инкогнито. Из всего шоу устроят. Поди, весь госпиталь на ушах с утра стоит?!

– Э, э… – заблеял вконец растерявшийся служака.

– Товарищи, прошу всех разойтись по своим рабочим местам! – генерал повернулся к остальным участникам трагикомедии и впервые улыбнулся. – Занимайтесь своим делом! Не нужно на меня обращать внимание. А вы, подполковник, можете идти к себе. Спасибо, что проводили! Дмитрий Андреевич, где мы можем побеседовать?

– Прошу! Вот мой кабинет! – Я распахнул дверь, пропуская Сизоносова вперед.

– Дмитрий Андреевич, – зашептал пунцовый от страха Волобуев, как только генерал скрылся за порогом моего кабинета, – я на вас надеюсь! Не подведите уж!

– Марат Иванович, все будет хорошо!

– Ладно! Звоните, если что! – он трясущейся рукой вытер уже изрядно влажным носовым платком вспотевший лоб и почему-то на цыпочках вышел из хирургии, бережно закрыв за собой дверь.

Врачи и медсестры, похихикивая промеж себя, неспешно разошлись. В коридоре осталась одна растерявшаяся Выжигина. Было заметно, что она явно опешила и не знает, что делать дальше. Тут ее внимание привлек молоденький дневальный в новой больничной пижаме с белоснежным воротничком, соляным столбом торчавший неподалеку, и она буквально зашипела на него:

– Ты куда, бестолочь, от двери отошел?! Ты где сейчас должен находиться?

– На стуле, – явно смущенный парень кивнул на одинокий стул возле входа и уменьшился в размерах, согнув спину и втянув коротко стриженную голову в мягкий воротник госпитального халата.

– Вот сядь на стул и сиди там!

– Так это… Тут же все стояли, когда товарища генерала встречали, я и отошел в сторону.

– Ты мне еще поговори!

– Так, Генриетта Самуиловна, шли бы вы уже занимались своими непосредственными обязанностями. А тут и без вас разберемся! – Я сдвинул брови к переносице и недружелюбно покосился на главную сестру.

– Разберетесь вы! Как же! – забухтела Выжигина, полоснув по мне недовольным взглядом, но все же отстала от солдатика и с чувством собственного достоинства, степенно покачивая широкими бедрами, обтянутыми белоснежным халатом, направилась в сторону кабинета старшей медсестры отделения. Я же, ободряюще подмигнув дневальному, быстро вошел в свой кабинет.

Генерал Сизоносов, высокий, крепкого телосложения мужчина с грубым лицом, увенчанным мясистым, с красными прожилками носом, лучше всякой рекламы свидетельствующим о непростом отношении его владельца к горячительным напиткам, тяжелой поступью мерил кабинетное пространство.

– Неплохой у вас здесь вид, – со знанием дела кивнул генерал на широкое окно, где за толстыми прозрачными стеклами плескалась холодная Фонтанка, окольцованная Старо-Калинкиным мостом с возвышающимися на нем по краям знаменитыми гранитными башенками. По мосту деловито сновали разноцветные автомобили, а по пешеходной зоне степенно прогуливались одинокие прохожие.

– У вас, наверное, из кабинета тоже неплохой вид, – поддержал я разговор. – Ваш штаб, насколько я знаю, стоит на Дворцовой площади.

– Стоит-то он стоит, – грустно вздохнул генерал и отвернулся от окна. – Только окна моего кабинета смотрят во двор. А там, сами понимаете, ничего романтичного. Однако давайте перейдем уже к основному вопросу, – деловито перевел он разговор в нужное русло, как-то бочком усаживаясь на ближайший от письменного стола мягкий стул. – Вот моя медицинская карточка, – протянул мне толстую тетрадь с записями обо всех посещениях врачей за годы службы собеседник. Из нее я узнал, что необычный пациент мой ровесник. Даже младше на месяц. Страдает несколькими несерьезными хроническими заболеваниями и в целом особых проблем со здоровьем не имеет.

– Слушаю? Что привело вас ко мне? – Я сел напротив и, не выпуская из рук амбулаторной карты, внимательно посмотрел на генерала. При этом его холеное, чуть подернутое сетью морщинок в уголках глаз лицо как-то чудно передернулось, словно от зубной боли.

– Не знаю, с чего начать, – замялся генерал, и отвел от меня взгляд. – Видите ли, – тут он принялся изучать свои ногти на правой руке, – как бы это… ммм. Ну, не знаю, как правильно вам сказать?

– Начните с начала, – улыбнувшись, я пришел ему на помощь и сделал вид, что внимательно изучаю его медицинскую карту, которую, к слову сказать, держал тогда вверх тормашками.

– Понимаете, доктор, – глядя на свои отполированные ногти, продолжил мой гость, – мы вчера с генералом Яшминым немного того, – тут он щелкнул себя пальцами левой руки по шее, изобразив характерный жест. – У него на днях второй внук родился.

– Понимаю.

– Одним словом, у меня проблема: сейчас такая болячка нарисовалась, что ни самому посмотреть, ни другим показать! – он криво ухмыльнулся и слегка покраснел.

– Геморрой? – догадался я.

– Вроде того. Болит там! – Сизоносов одними глазами указал куда-то в низ, где сходились его лампасоносные ноги. – Сил никаких нет. Верите, еле до утра дотерпел.

– Ну, не нужно стесняться! Расслабьтесь!

– Да я бы рад расслабиться, но не расслабляется! Уж болит ТАМ очень сильно! Доктор, помогите!

– Конечно, поможем! Мы же врачи – мы на это учились! – произнес я свою козырную фразу и встал со стула. – Для начала неплохо бы осмотреть больное место.

– Как?! – изумился генерал, вперив в меня испуганный взгляд. – Это что ж, штаны нужно будет снимать?!

– Да, нужно, и не только штаны, а иначе как я поставлю диагноз?

– Доктор, а нельзя ли мне просто выписать там каких таблеток, мазей? Или свечей? Я слышал, от этого дела свечи специальные помогают? А то как-то прямо неудобно! Я генерал, и, пардон, штаны стаскивать! Оголять свой волосатый зад! – тут он чуть улыбнулся и с надеждой посмотрел мне в глаза.

– Товарищ генерал, не тушуйтесь! Ведь я же доктор! Меня не нужно стесняться. И потом, а вдруг у вас не геморрой?

– А что? – лицо генерала вытянулось, нос побагровел, а лоб покрылся мелкой испариной. – Неужели рак?

– Эдуард Анатольевич, как же я вам могу дать точный ответ, если даже не видел сам предмет обсуждения?

– Да, о раке я как-то не подумал, – генерал негнущимися пальцами торопливо расстегнул на рубашке верхнюю пуговицу и ослабил узел форменного галстука. – Хорошо, я согласен! Где будете смотреть?

– Пройдемте в смотровую. Китель и ботинки оставьте у меня здесь, в кабинете, переобувайтесь в тапочки и следуйте за мной.

Весь путь по широкому, пахнущему влажной уборкой коридору, что вел от моего кабинета до смотровой в самом конце отделения, генерал Сизоносов проделал молча и при ходьбе старался не смотреть по сторонам. Зато на него буквально обрушился шквал любопытных взглядов. Десятки пар глаз из всех палат сквозь приоткрытые двери с интересом взирали на человека с красными лампасами на дорогих штанах. Еще бы, когда доведется узреть живого генерала, уныло бредущего в хирургическую смотровую.

– Эдуард Анатольевич, вот вам халатик! – как черт из табакерки перед самой смотровой нарисовалась Генриетта Самуиловна с одноразовым медицинским халатом в руках и застывшей идиотской улыбкой на тонких губах.

– Но зачем? – Сизоносов недовольно посмотрел на нее. – Что мне с ним прикажете делать?

– Вы же в смотровую идете, – растерялась главная сестра, продолжая держать перед собой на вытянутых руках злосчастный халат.

– Генриетта Самуиловна, Эдуард Анатольевич на осмотр идет! Понимаете, на осмотр! – я глазами сделал ей знак, чтоб она живее убрала свой дурацкий халат и сама поскорее куда-нибудь уже убралась.

– Ой! Извините! – отдернула она руки и с заметным смущением на побледневшем лице отошла в сторону.

Войдя в смотровую, генерал чуть не уперся в невысокую медицинскую кушетку, покрытую белоснежной простынею поверх красного дерматина, призывно стоявшую у противоположной стены. Окинув ее взглядом, Сизоносов невольно попятился к выходу, едва не наступив мне на ногу.

– Простите, доктор, – генерал повернул ко мне свое растерянное лицо. – Сейчас чего?

– Сейчас, – я задумался, как бы ему помягче сказать-то, – надо снять штаны и нижнее белье и лечь во-о-он на ту кушеточку, пока на левый бок. Одежду можно снять вот за этой ширмочкой и повесить на стульчик, – я отодвинул складную ширму справа от входа, засветив стоящий там стул.

– Как штаны снять? Совсем? – генерал заметно потускнел. Его острый кадык быстро-быстро заходил вверх-вниз.

– Можно, конечно, и приспустить штаны, но боюсь, они тогда могут здорово помяться.

– А у вас нет, – генерал оглянулся по сторонам, словно ища какую-то поддержку, – специального прибора?

– Какого прибора?

– Ну, там УЗИ, рентген – я не знаю! Ну, чтоб штаны не снимать! Чтоб так можно было посмотреть?

– Эдуард Анатольевич, увы, таких приборов пока еще не изобрели. Поэтому придется осмотреть по старинке: глазом и пальцем.

– Пальцем?!! – ужаснулся генерал, и его кадык буквально замелькал перед моими глазами. – А меня никто не предупреждал, что еще и пальцем лазить станете!

– Да что вы так распереживались? И кто бы вас о ТАКОМ мог предупредить? Это, поверьте, абсолютно не больно.

– Надеюсь, – пробурчал генерал, стаскивая с себя штаны с лампасами. – И все же как это пальцем?

– Так положено. Не волнуйтесь, я буду в перчатках.

Генерал натужно засопел, закряхтел, кожа на лице и шее у него приняла цвет вареного рака, он, откровенно стесняясь, обнажился за ширмой и, зажав руками причинное место, плюхнулся на кушетку, обратив заросшие черными волосами полушария в мою сторону…

– Вот и все! – Я привычно снял с рук резиновые перчатки и метким броском отправил их в мусорное ведро. – Ведь не больно было? – А про себя подумал: «Болезнь не выбирает, приходится и генералам страдать. Сегодня первый раз в жизни довелось краснолампасного пациента таким макаром осмотреть. Надеюсь, что не последний в моей практике…»

– Терпимо, – поежился Сизоносов и, стараясь не смотреть в мою сторону, потянулся за штанами. – Так что, рака нет?

– Нет! Есть приличный геморрой! Я напишу, чем и как лечить. Думаю, через пару дней вы уже надолго забудете о своей болячке.

– А побыстрей не получится?

– Увы, не получится. Главное – вы вовремя обратились и случай не совсем запущен.

– Доктор, а что значит: «надолго забудете»? – генерал вышел из-за ширмы уже этаким бравым молодцом и даже попытался улыбнуться. Но улыбка вышла какой-то кислой и неискренней.

– Это значит, что если станете соблюдать диету, а главное, откажитесь… – тут я сделал известный жест, ударив пальцами левой руки по своей шее, – от обильных возлияний. То навсегда позабудете о геморрое.

– С этим, – генерал щелкнул себя пальцем по шее и погрустнел, – сложнее. Товарищи не поймут. А нет таких лекарств, чтоб и в компании посидеть, и геморроя избежать?

– Попробуйте, – я протянул список и нахмурился, – но тогда ничего не гарантирую. Возможен рецидив. А тогда только операция.

– Неужели, доктор, сразу операция?! – генерал взял у меня листок с назначениями и бегло пробежался по тексту.

– Эдуард Анатольевич, медицина, как известно, не относится к разряду точных наук. И я не могу вам гарантировать стопроцентной победы над болезнью. Я лишь скромный доктор, который может посоветовать вам, как избежать дальнейшего развития болезни. И если…

– Я все понял, Дмитрий Андреевич, – генерал нетерпеливо перебил меня. – Если еще раз геморрой появится, то нужно оперировать.

– Для начала неплохо бы сегодняшнее воспаление купировать.

– Так точно! Я сейчас пошлю адъютанта, пускай все, что вы написали, достанет. И сразу же начну лечение.

– Это лишнее. У нас все нужные лекарства в госпитале имеются, – я выглянул за дверь, там, в коридоре, в некотором отдалении от смотровой, неспешно прогуливалась главная сестра. Я знаками подозвал Генриетту Самуиловну и попросил ее принести все то, что было в списке у генерала. Она согласно закивала, и быстро, развив максимальную скорость, на которую была способна, понеслась выполнять мою просьбу.

Мы с генералом вернулись в мой кабинет, при этом любопытные взгляды продолжали контролировать каждый наш шаг. От предложенного мною чая Сизоносов отказался, а подойдя к окну, опять принялся изучать Старо-Калинкин мост и близлежащие окрестности.

– Какая красотища! – глубоко вздохнул генерал и картинно покачал головой. – Я с удовольствием поменялся бы с вами кабинетами только из-за одного этого вида. А вот у меня из окон только стену соседнего здания и видно. Я же коренной петербуржец. В пятом поколении, можно сказать из семьи потомственных военных. Мой прадед еще государю-императору служил. И я родился в этом городе. В пять лет, правда, отца перевели в Москву служить, и мы с мамой туда перебрались. Хоть я и был столичный житель, а сердце мое все же осталось здесь – в Петербурге!

Сизоносов хотел что-то еще добавить, но тут в дверь несмело постучали, и в приоткрытую щель просунулась голова подполковника Волобуева:

– Разрешите?

– А-а, подполковник, заходи, – генерал отвернулся от окна и смерил начальника госпиталя длинным, проницательным взглядом. – Место службы у тебя теперь какое, а? Чуешь? Почти центр Питера.

– Так точно! – Волобуев тихо проскользнул в кабинет и замер перед генералом по стойке смирно.

– Да расслабься ты уже! Не на параде. Доктор у тебя молодец! Однако мне пора, – Сизоносов с неудовольствием посмотрел на настенные часы, висевшие над входом, – скоро совещание в кабинете у командующего.

– Эдуард Анатольевич, вот вам лекарство, – Волобуев протянул ему увесистый пластиковый пакет с двумя ручками. – Все, как просили!

– Что-то многовато, – генерал прищурился и взвесил пакет на пальце. – Тут взвод таких, как я, можно вылечить.

– Поправляйтесь, – начальник госпиталя постарался улыбнуться, но вышло довольно натянуто.

– Дмитрий Андреевич, что скажите? – генерал протянул мне пакет.

– Тут все как раз самое необходимое, – подтвердил я, бегло осмотрев содержимое пакета. Отметив про себя, что генерал прав насчет взвода больных генералов.

– Ладно, бывайте! – Сизоносов пожал мне на прощание руку. – Когда к вам в следующий раз показаться?

– Если все хорошо, то не обязательно самому приезжать – можно и позвонить. Вы человек занятой, зачем вам попусту себя утруждать, – скороговоркой произнес я, придя в ужас от одной только мысли, что Сизоносов опять заявится ко мне на осмотр и повторно парализует работу всего госпиталя. – Вот вам мой телефончик, – я протянул ему свою визитку, – позвоните через пару дней. – Краем глаза уловил, как начальник госпиталя при этих словах сделал мне страшную мину, услыхав такую фамильярность. – Позвоните.

– Договорились, – улыбнулся Сизоносов, убирая визитку во внутренний карман кителя. – Если все нормально – отзвонюсь. А если нет, то… – он погрозил пальцем Волобуеву, – то вернусь. Да, подполковник?

– Так точно! – щелкнул каблуками подполковник и залился пунцовым румянцем.

– Пошли, подполковник, проводишь! – генерал бережно взял из моих рук пакет с лекарствами и уверенно направился к выходу.

– Дмитрий Андреевич, – шепотом бросил мне Волобуев, пропуская Сизоносова вперед, – он же генерал все же! А вы?!

– Вы не поверите, организм у него ничем от остальных смертных не отличается, – не сдержался я.

– А ну вас! – зло так махнул рукой Волобуев и принялся догонять генерала.

Я перешел из кабинета в ординаторскую, из нее открывался прекрасный вид на внутригоспитальный дворик, где терпеливо дожидалась своего хозяина служебная машина. Вот первым появился генерал, за ним семенили Волобуев с генеральским пакетом в руках и начмед Горошина. Начальник госпиталя что-то быстро говорил Сизоносову, генерал, молча, слушал, глядя куда-то в сторону. Водитель услужливо отворил переднюю дверь в авто, перехватил пакет из рук начальника госпиталя. Генерал наскоро пожал сопровождающим руки и, быстренько сев в авто, укатил по своим важным делам, оставив во дворе небольшой сизый дымок, вылетевший из выхлопной трубы «Мерседеса». Волобуев машинально перекрестился и, развернувшись через левое плечо, отправился прямиком в штаб. Майор Горошина потащился следом. Судя по тому, что начальник не завернул на хирургию – генерал своим визитом к нам остался доволен.

Правда, он не позвонил ни через два дня, ни через три, ни через неделю. Спустя полгода я встретил его на праздновании трехсотлетия нашего госпиталя, где он, веселый и хмельной, поблагодарил меня за оказанную когда-то услугу. Судя по его молодецкому виду – лечение пошло ему на пользу.

Ох уж эти генералы! Ничто человеческое им не чуждо. У них самих геморрой случается, и от них «геморрой» получается. Буквально через неделю после визита Сизоносова к нам в отделение доставили сразу двух (!) «геморройных» генералов.

Как раз была пятница, то самое благословенное время, когда последний рабочий день на неделе подходил к концу. Я, как заведующий, отпустил всех, кто работал в день, пораньше домой. Осталась только дежурная медсестра, санитарка, да я. Так как мне не повезло – выпала честь дежурить по госпиталю. Ничего тогда не предвещало беды. Я сидел в своем кабинете и составлял план операций на следующую неделю. Вдруг в коридоре, практически под моей дверью, раздался некий непонятный шум, подкрепляемый отборнейшим русским матом.

– Я вас всех уволю! – вещал грубый пьяный голос. – Ты знаешь, кто я такой?! Где ваш начальник?!

Я в два прыжка выскочил в коридор и нос к носу столкнулся с двумя, мягко сказать, нетрезвыми гражданами в гражданской одежде, вернее в дорогих спортивных костюмах. Один из них согнал со стула дневального, что еще не так давно сидел на нем у входа в отделение, и занявши его место, размахивал правой рукой замотанной в пропитанную темной кровью цветастую тряпку, наподобие маятника. Второй крепко держал руками за больничный халат дневального, пытаясь что-то объяснить. Тот, который на стуле – маленький, толстенький, с заплывшими жиром глазками на лоснящемся лице, уже изрядно закапал пол и стену густыми пятнами крови. Его товарищ, напротив, худой и жилистый, был без видимых повреждений, но орал благим матом именно он.

– Солдат, где твой начальник?! Где заведующий хирургией?!

– Отпустите парня! – громко скомандовал я, пытаясь освободить солдатика из объятий верзилы. – Немедленно!

– Ты тут начальник? Ик, ик?! – громко икнул длинный и выпустил из своих цепких рук мятый рукав халата дневального. Тот живо ретировался, посетитель переключился на меня. Я остался один на один с вечерними агрессорами. – Ты где ходишь? Мы тебя долго еще ждать будем?!

– Я – заведующий отделением! А вот ты-то кто? – я обошел незнакомца справа, присматриваясь, как бы его половчее эвакуировать из отделения.

– Ты кому тыкаешь, нахал?! Как стоишь?! Сми-ир-р-рна!

– Петрович, прекрати орать, – подал тихий голос толстяк, потрясая перемотанную конечность. – Надо уже что-то делать! Вишь, кровишша так и хлешшет! Зараза!

– Сейчас, Семеныч, ик, ик, – длинный сдвинул кустистые брови на скуластом лице и грозно, сверху вниз посмотрел на меня, – чего стоишь? Спасай генерала Кудлатова, а то кровью истечет.

«Генерала? – мелькнуло у меня в голове. – Только еще мне этих краснолампасных шишек здесь не хватало? И откуда он свалился на мою голову?» – Не истечет! Зина, – я крикнул подбежавшей на ор постовой медсестре, – живо жгут и каталку! И ключи от перевязочной! А ты зажми ему здесь руку, – я кивнул дыхнувшему на меня алкогольным свежаком длинному.

– Я, между прочим, генерал-лейтенант Бахрушин, и не следует мне тыкать, майор! – скривил он покрытые клейкой слюной губы, но руку своего друга зажал именно там, где я указал, передавив плечевую артерию и остановив кровотечение.

– Мне тоже не следует тыкать, ваше превосходительство! Тем более что я не майор!

– Извини, подполковник! Почини генерал-майора Кудлатова, и мы тебя вовек не забудем!

– Помогите лучше вашего приятеля на каталку закинуть! – кивнул я в сторону медсестры Зины, что есть мочи катившую в нашу сторону пустую каталку.

Втроем мы кое-как водрузили уже начавшего отключаться толстяка на каталку и, не останавливаясь, покатили его к перевязочной. Закатив раненого вовнутрь, я еле вывел наружу под белые ручки активно упирающегося длинного в пустой коридор. Надел резиновые перчатки. Вооружившись ножницами начал разрезать кровавую повязку.

– Доктор, спаси его! – ревел из-за двери голос Бахрушина. – Семеныч, держись! Я рядом! Где ваш чертов начальник госпиталя?! Живо его ко мне! Эй, солдат, где ваш начальник госпиталя?! – громыхало под сводами отделения.

– Товарищ генерал-лейтенант, – вдруг послышался где-то совсем рядом знакомый голос, – разрешите представиться – начальник госпиталя подполковник Волобуев!

– Где тебя носит, подполковник?!

– Виноват! Мне вот только доложили, что вы здесь! Я в головном госпитале был на совещании, три минуты назад как прибыл!

– Ладно! Хватит рассусоливать! Где ваш Князев?

– Сейчас все мигом организуем! – Дверь в перевязочную распахнулась и в проеме замаячила взъерошенная голова подполковника Волобуева. – Дмитрий Андреевич, как дела?

– Рана ладони с переходом на предплечье весьма глубокая, потерял много крови, задеты сухожилия сгибателей, лучевая артерия. Кровотечение остановил, выделяю концы поврежденных сухожилий! – четко, по-военному доложил я, увидав взволнованного начальника госпиталя. – Лучше всего взять его в операционную, тут не совсем удобно работать.

– Не надо в операционную! – неожиданно подал голос раненый. – Шей здесь! Петрович, ты где?!

– Тут я, Семеныч! Тут! – генерал-лейтенант Бахрушин отпихнул в сторону Волобуева и буквально влетел в перевязочную. Узрев кровавую рану на руке генерал-майора, он погладил того по взмокшему, бледному лбу и строго произнес: – Вася, держись! Ты же генерал! – затем повернулся к начальнику госпиталя и уже спокойным голосом спросил: – Князев где?

– Я тут, господа-офицеры! – раздался бодрый голос травматолога, и через пару минут он уже включился в операцию. Волобуев с трудом уговорил выйти из перевязочной строптивого генерала Петровича.

Добавив для наилучшего обезболивания еще лидокаина, мы включились в работу. Павел Сергеевич живо взял инициативу в свои умелые руки, и не мудрено – он является одним из лучших «кистевиков»-травматологов, занимающихся хирургией кисти министерства обороны. Когда выполнили основной этап, я оставил коллегу одного. Кожу зашьет и без меня.

Выйдя в коридор, я нос к носу столкнулся с сидевшим возле перевязочной на жестком стуле суровым генерал-лейтенантом Бахрушиным и прохаживающим неподалеку взволнованным начальником госпиталя подполковником Волобуевым. Бахрушин мирно подремывал, опустив раскрасневшуюся физиономию на подушку седых волос, выбивающихся из расстегнутого до пупа спортивного костюма. При моем появлении он вздрогнул и, подняв голову, удивленно спросил:

– Уж все? Закончили?

– Так точно, товарищ генерал! – бодро отрапортовал я. – Жизнь вашего приятеля вне опасности!

– Надеюсь, – генерал потянулся, застегнул молнию на костюме, спрятав буйную поросль, и медленно встал со стула. – Как он там?

– Скоро уже его увидите. Операция прошла успешно, сейчас доктор Князев зашьет кожу, наложит повязку и гипсовый лонгет. Я бы в дальнейшем настоятельно рекомендовал госпитализацию в наше отделение. Нужно сдать анализ крови, проколоть антибиотики и…

– Пустое, – пренебрежительно перебил меня Бахрушин. – Не нужно никакого отделения, никакой госпитализации. Генерал Кудлатов в Афгане и не такое переживал. Он – боевой офицер. Заживет все как на собаке. А антибиотики он и так может попить, в таблетках.

– Он потерял много крови, – начал было я, – возможно, потребуется переливание.

– Дмитрий Андреевич, – вмешался в разговор Волобуев, – идите уже, куда шли! Вы, насколько мне помнится, сегодня еще и дежурный врач по госпиталю. Вот и идите по своим делам. А мы тут как-нибудь сами разберемся. Доктор Князев освободится – с ним все и согласуем.

– Как угодно, – я хотел развернуться и отойти от них, но генерал Бахрушин задержал меня.

– Дмитрий Андреевич, ты извини, мы тут малость погорячились! – генерал протянул мне свою жилистую сильную руку.

– Да ничего, с кем не бывает, – улыбнулся я в ответ, пожимая могучую руку Петровича.

– Жаль, что ты не майор, – улыбнулся он в ответ, – сделали бы тебя подполковником.

– Так я и не военнослужащий даже!

– Да знаю, – генерал покосился на Волобуева, – уже доложили.

Я вежливо попрощался и, минуя обоих офицеров, отправился прямиком в приемный покой. Глянуть, что там к чему. В свой кабинет идти не хотелось, чтоб генерал со товарищи не увязались со мной. Их же потом оттуда за пять минут не выставишь. А еще чего доброго начнут обмывать удачную операцию… А я генералов точно не перепью.

У Павла Сергеевича тоже не получилось уговорить генерал-майора Петровича согласиться на госпитализацию. Оказалось, что травму свою он получил… в отчаянной драке с генерал-лейтенантом Семенычем, причем, у него же в служебном кабинете, в штабе Западного военного округа. История довольно проста и обыденна: вначале, как водится, вместе выпивали, затем что-то там не поделили, повздорили, начали мять друг другу бока. В ход пошли пустые бутылки из-под коньяка и хрустальные фужеры. Одна бутылка разбилась, и генерал-майор рассек об осколки руку. Дабы не выносить сор из избы, генералы живо переоделись в гражданку, какая оказалась под рукой, и на личной машине генерал-лейтенанта примчались в наш госпиталь. Афишировать сие происшествие сочли неблаговидным. Поэтому и от госпитализации в стационар генерал категорически отказался.

Генерал-майор на удивление скоро пошел на поправку. Для чего регулярно ездил к травматологу на перевязки, пил таблетки, выполнял все полученные рекомендации. На нем и правда все зажило без осложнений, и функция кисти не пострадала. По поводу такого успеха, когда через полгода с помпой праздновали 300-летие нашего госпиталя, доктору Князеву вручили целых две ведомственные медали от министерства обороны. Видимо, по одной от каждого генерала.

Это истории про действующих генералов, что еще носят погоны и состоят на государевой службе. Тут все более или менее ясно – даже если они и не медицинские генералы, но все же высокие воинские начальники и хочешь не хочешь, а уважение, хотя бы видимое, оказать нужно, и соблюдать мало-мальскую субординацию приходится. Хуже, когда попадаются большезвездные отставники. С виду это обычные благообразные дедушки. Ни дать ни взять божьи одуванчики. Они уже туго соображают, плохо помнят, что было вчера, но свои прошлые командирские замашки сохранили великолепно на уровне приобретенных инстинктов.

Вот прислали раз к нам такого дедушку девяноста с лишним лет из ведомственной поликлиники министерства обороны подлечить атеросклероз сосудов нижних конечностей. Проще говоря, сосуды у этого глубокого пенсионера на ногах сузились в силу его преклонного возраста атеросклеротическими бляшками и теперь нужно окропить их живой и мертвой водой, чтоб начал бегать, как в юности. И в боях он вроде бы не принимал участия, и на флоте не служил, поэтому как попал к нам, не совсем понятно. На карточке крупно красным написано «генерал-лейтенант запаса», значит, окажи почет и уважение. Это уж я после узнал, что дедушка сей уже до печенок достал всех врачей в других госпиталях своим отношением к персоналу, вот за это его теперь к нам и направили.

Ранним весенним утром, лишь только первые теплые солнечные лучи, пробив оконное стекло, засияли на отмытом до блеска полу, два дюжих парня в защитной форме без знаков различия бесцеремонно вкатили в наше отделение кресло-каталку с благообразным таким старичком, укрытым полосатым пледом под самый кадык, что острым углом выступал на морщинистой шее.

Оставляя следы 45-го размера на чистейшем, только что отмытом линолеуме, молодцы попытались катить старичка и дальше по коридору, не замечая того безобразия, что сотворили своей грязной обувью.

– Отставить! – грозно так рявкнул я, выйдя из кабинета на учиненный ими шум. – Кто такие?! Почему в грязных берцах претесь в отделение?! Вас ноги вытирать при входе не учили?

– Так мы это, – замялся плечистый громила, что был справа от меня, – генерал-лейтенанта Потапова на лечение доставили. Вот его направление и документы, – сопровождающий протянул мне толстущую прозрачную пластиковую папку с ворохом бумаг внутри. А сам вместе с напарником робко ретировался назад, где дружно принялись вытирать ноги о мокрую тряпку, брошенную уборщиками у входа.

– Кто направил? С кем согласовали?

– Та там же все написано, – с какой-то рабской покорностью в голосе ответил парень. – Мы не в курсе, нам только велели доставить генерал-лейтенант из дома в госпиталь.

– Дмитрий Анреевич, не горячитесь, – из ординаторской в коридор медленно вышел наш старожил хирург Яков Сергеевич Мохов, почти сорок лет проработавший в Военно-морском госпитале. – Это же довольно известная личность – генерал Потапов. Он у нас иногда лежит, лечит сосуды нижних конечностей. Раз к нам направили, значит, уже с кем-то наверху согласовано. Нам только надлежит поместить его в отдельную палату, назначить лечащего врача и прописать лечение. А парни, скорей всего, из N-ской воинской части, их зачастую привлекают для такого рода транспортировок. Вы же оттуда, ребята?

– Да! Да! – согласно закивали камуфлированные, – мы из N-ской части, при лазарете служим.

– Ну, раз вы так хорошо знаете этого пациента, вам и карты в руки, – я неспешно повернулся к старому хирургу и приветливо так улыбнулся. – Прошу вас принять под свое покровительство генерал-лейтенанта Потапова.

– Я бы с удовольствием, – так же тепло улыбнулся он мне в ответ, – но я, к огромнейшему своему сожалению, как раз через три дня ухожу на медкомиссию на целый месяц. Начался воинский призыв, и я отправляюсь смотреть молодое пополнение на пересыльном пункте. Как-то не очень красиво брать больного на три дня, а после, знаете, передавать другому доктору.

– Хорошо, – я разочарованно развел руками, – раз такое дело, я сам лично займусь лечением генерала.

Генерал-лейтенанта Потапова определили в одноместную, так называемую «палату-люкс». Когда его вынули из кресла-каталки и со всеми предосторожностями положили в кровать, моему взору предстал сухонький старичок невысокого росточка, со сморщенным, каким-то лисьим личиком, на котором красные, постоянно слезящиеся глаза буквально буравили собеседника. Тоненькие его ножки, лишенные волосяного покрова, плохо гнулись в коленных суставах и постоянно мерзли. Этот дедушка с ходу заявил своим скрипучим голосом, чтоб ему немедленно предоставили круглосуточную сиделку, которая бы постоянно массировала его больные конечности.

Я с умным видом достал блокнот и ручку и громко попросил озвучить сразу все требования и пожелания старого генерала. Их оказалось не так много: все они уместились на трех листах. Кроме индивидуальной сиделки и отдельного стола, престарелый вояка пожелал, чтоб ему в очередной раз выполнили обследование всего организма и призвали на консилиум чуть не половину Военно-медицинской академии. Остальные просьбы, заявленные тоном крепостницы барыни, были не столь существенны и не отложились в памяти.

Елена Андреевна, наша старшая сестра, присутствовавшая при этом разговоре, стала толкать меня в бок и шептать на ухо:

– Дмитрий Андреевич, что-то у него многовато требований, вам так не кажется?

– Все нормально, – не оборачиваясь, ответил я, – все требования скрупулезно записал!

– Что вы там записали?! Вы в своем уме? Где я ему сиделку индивидуальную найду? Кто ему питание отдельное готовить будет? Как мы ему ядерно-магнитные резонанс чуть не всего организма выполним? Ведь его у нас в госпитале просто нет! И никогда не было. Это нужно с кем-то теперь договариваться, искать машину, сопровождающих. Кошмар!

– Ну, что вы так кипятитесь? – спокойным голосом поинтересовался я у нее, когда мы вышли из палаты ВИП-персоны и уединились у меня в кабинете. – Зачем понапрасну тратите свои нервные клетки?

– Так а как тут не нервничать?! Этот мерзкий старикашка столько всего запросил! У вас вон мелким почерком три листа вышло.

– И что с того?

– Как что?! Дмитрий Андреевич, вы разве не понимаете, что большинство требований нереальны?! Ну, допустим, манную кашу на свежем козьем молоке по утрам мы попытаемся заменить на коровье из пакетов, авось не заметит. Я так и быть, схожу и лично договорюсь с заведующей столовой. Но где я ему сырники с земляничным вареньем возьму? Сама, что ли, жарить буду? А вы в лес за земляникой побежите? А сиделка? Где мы ему индивидуальную сиделку возьмем, да еще чтоб каждый час массаж ног делала? Я еле смены перекрываю – две медсестры в отпуске, одна в декрете, пятерых санитарок не хватает! А ему сиделку, видите ли, подавай! Что ж, мы с вами ее теперь за свои деньги должны нанимать?

– Все? Выговорились? – я с беззлобной улыбкой посмотрел на Елену Андреевну. – Может, все же позволите мне хоть слово вставить?

– Ой! Да вставляйте, хотя что тут говорить? – она устало махнула рукой и тяжело села на ближайший стул возле моего письменного стола.

– Правильно, чего тут говорить. Пациент Потапов к нам с чем поступил? С облитерирующим атеросклерозом сосудов нижних конечностей. Так? И какие проблемы? Курс лечения десять тире двенадцать дней, мы работаем по стандартам! Сиделка и сырнички в них разве входят? Ядерно-магнитный резонанс там прописан? Все! Работаем, строго придерживаясь принятых стандартов.

– О-о, – многозначительно протянула старшая сестра и покачала головой, – вы его не знаете. Сейчас он позвонит своей дочке, и… – она обхватила свою голову обеими руками, – тогда мама не горюй.

– Да пусть звонит куда угодно! – не выдержал я. – Хоть в министерство обороны! У него пульсация на артериях ног лучше, чем у меня. Сказать по правде, у него если и есть изменения в сосудах конечностей, то настолько незначительные, что не требуют даже стационарного лечения. Так, для профилактики можно выписать пару таблеток, не более того.

– Ну да! Скажете тоже! Чтоб в девяносто с лишним лет и не было никаких болезней?

– Безусловно – болезни у него есть, возраст-то весьма почтенный. Допускаю, что их целый букет. Однако заявленного в направлении заболевания точно нет! Парадокс? Но я его осмотрел и не нашел ничего криминального по этой части.

– Вы хотите сказать, – Елена Андреевна загадочно прищурилась, – что мы все это время, что он у нас лежал, лечили его зря?

– Я не знаю, от чего вы его там лечили. Но ответственно заявляю: у этого старика превосходная проходимость артерий ног и нет и намека на трофические расстройства. Да, есть артроз в суставах, но сосуды тут ни при чем.

– Странно, это что же получается, что все вокруг дураки, а один вы у нас умный?

– Елена Андреевна, я не стану тут и сейчас с вами вступать в бессмысленную дискуссию. Генерал Потапов с каким диагнозом направлен к нам из поликлиники, с таким мы его и будем лечить. Хуже ему точно не станет. Главный принцип врачевания какой?

– Выставить всех дураками!

– Не навреди! Ладно, позовите постовую медсестру, я напишу назначения.

Через полчаса генерал Потапов через постовую медсестру пригласил меня к себе в палату на аудиенцию. Где в ультимативной форме потребовал НЕМЕДЛЕННО предоставить ему массажистку, иначе он позвонит дочери.

Дочь генерал-лейтенанта Потапова, типичная стервозная дамочка лет под семьдесят, не совсем удачно обработанная пластическими хирургами, буквально влетела в мой кабинет в сопровождении дочки – женщины во всех смыслах неприятной. Они с ходу, без предисловий набросились на меня, грозя разными мыслимыми и немыслимыми карами и лишениями, если я, не дай Бог, не выполню хотя бы одно из их требований.

Двухчасовая попытка урезонить зарвавшихся родственников полоумного старика не увенчалась успехом. Я прибегнул к последнему средству. Пока они там себе распалялись и брызгали вокруг ядовитыми слюнками, я потихоньку написал текст своего спасительного смс-сообщения и отправил его старшей сестре отделения.

– Так вот, – поправив съехавший набок дорогущий парик из натуральных волос, выкрашенных в ярко-огненный цвет, продолжила свой монолог дочь отставного генерала Элеонора Викторовна, – если к завтрашнему утру у папы не появится индивидуальная сиделка, то и вам, знаете ли, не сидеть в вашем замечательном кресле, господин местный заведующий! Это я вам железно обещаю!

– И не надо нам тут глупо улыбаться! Мы с вами не в цирке! – зло обронила внучка генерала, метнув в меня презрительный взгляд.

Тут у меня в кармане халата дал о себе знать мобильный телефон, и я, вежливо извинившись перед двумя насупленными мегерами, громко, чтоб ничего не ускользнуло от их чутких ушей, ответил на звонок:

– Да, добрый день! Да, я заведующий хирургическим отделением. Простите, кто со мной говорит? Майор Дашкевич, адъютант генерал-полковника Ш…а. Так точно, палата «люкс» у нас имеется. Пока занята. Товарищ генерал-полковник к нам через неделю ложится на обследование? Замечательно, обеспечим! Есть! Разумеется, выполним. Да-а-а, – задумчиво протянул я, когда завершил телефонный разговор и растеряно посмотрел на застывших передо мной в виде потускневших восковых фигур ближайших родственников экс-генерал-лейтенанта Потапова, – к огромнейшему сожалению, у меня для вас плохая новость. Через неделю к нам в отделение поступит на обследование заместитель командующего Западным военным округом генерал-полковник Ш…в. Приказано к этому времени освободить плату, где, извините, сейчас ваш папа и дедушка пребывает.

– И что же делать? – дамы недовольно переглянулись между собой и с затаенной надеждой посмотрели на меня, они отлично понимали, что генерал-полковник куда выше, чем генерал-лейтенант.

– Могу предложить вам только общую офицерскую палату!

– Да, но папа в нее не перейдет ни под каким предлогом, – чуть не плача трагичным голосом произнесла Элеонора Викторовна, нервно теребя край носового платка. – Неужели нельзя что-нибудь придумать?

– А что тут думать, – я картинно развел руки в стороны, – если у нас в отделении всего одна палата «люкс». Или переводим в общую палату, или выпишу. Приедете позже, когда палата освободится.

– А этот, – Элеонора Викторовна кивнула на лежащий на столе мой мобильный телефон, – генерал-полковник надолго к вам?

– Кто же его знает? Может, на месяц, а то и на все два! Все зависит, чего найдем.

– И что, он прямо все это время будет в отделении находиться?

– Не знаю, – я пожал плечами, – возможно он будет лишь числиться, а только приезжать на анализы и обследование, но все это время палата будет закреплена за ним, за генерал-полковником Ш…вым, – я сделал особый акцент на слове «генерал-полковником».

– Ладно, мы пойдем с папой посоветуемся, а там вам сообщим, что мы решили, – заметно опечаленным голосом сказала дочь генерал-лейтенанта, встала со своего места и, не глядя на меня, в сопровождении своей дочери вышла из моего кабинета.

Через полчаса в кабинет с нескрываемой радостью на восторженном лице впорхнула старшая сестра. Казалось еще немного, и она заискрится от переполнявшего ее счастья.

– Дмитрий Андреевич, вы не поверите – ОНИ покидают наше отделение. Уже такси вызвали! Ребята помогают собрать генерала в дорогу.

– Уже? – я оторвался от бумаг и с напускной деловитостью посмотрел на собеседницу. – Однако шустро они все обставили.

– А что вы им такого наговорили? И потом, признаться, я так и не поняла, зачем вы попросили меня позвонить вам, а потом сразу же отключили телефон, ничего не сказав?

– Потом как-нибудь расскажу, – уже не скрывая ядовитой улыбки, ответил я. – Спасибо, что сразу же перезвонили. – Родственники генерала не хотят ко мне зайти попрощаться?

– Не-ет, что вы! Они такие злющие вышли из вашего кабинета. Затем прямиком прошли в палату, а через пять минут таким замогильным голосом сообщили, что уезжают домой!

– Ну, может, еще зайдут, как соберутся?

Увы, они так и не зашли. Да я и не обиделся вовсе. Что мы все про генералов? Нужно и про обычных офицеров рассказать.

Назад: Строить будем?
Дальше: Капитан Ефимов