2

– …Monsieur Churchill a dit qu’il retournerait pour libérer la France. Vous comprenez, mon ami?..

– Что-то он основательно теряет свой ирландский – с тех пор как пошел в большую науку…

– …Я упал со стога овса, Штифан Златоуст…

– …Я своими ушами слышал Лорда Хо-хо, который обещал, что “Граф Шпее” будет отомщен…

– …На мои похороны приходил Старший Мясник, Штифан Златоуст…

– …Гитлер лично, собственной персоной отправится в Англию и собственными же руками засунет маленькую бомбочку в огромные, туго набитые штаны Черчиллю…

– …Я оказываю людям духовную помощь. Если тебе когда-нибудь понадобится какая-либо духовная помощь…

– Заверяю тебя, не понадобится. И заранее предупреждаю, дочь Кольма Старшего: оставь всех здешних прожженных еретиков мне и не суй свой нос в это дело никоим образом, иначе, клянусь спасением своей души…

– …Да пребудет с нами Крестная Сила, если Англию вот так вот отрежут, где же тогда найти рынок? У тебя ведь нет земли на окраине деревни…

– …Mon ami, Объединенные Нации, Англия, les États Unis, la Russe, et les Francais Libres защищают права человека от … quel est le mot?.. От варварства des Boches nazifiés. Я уже рассказывал вам про концентрационные лагеря. Бельзен…

– Нель Падинь-то за Черчилля. Охотники, рыболовы – они из Англии, ясное дело…

– Она всегда была предательницей, лахудра! Ура Гитлеру! Ура Гитлеру! Ура Гитлеру! Как по-твоему, если он придет, он сравняет ее дом с землей?

– Почтмейстерша тоже на стороне Гитлера. Она говорит, что в Германии почтмейстер – это самый важный служащий, и если он подозревает кого-то, то долг почтмейстера – читать его письма…

– Билли Почтальон тоже за Гитлера. Он говорит…

– О, кудлатый грязный выскочка! Конечно, а чего же вы ожидали? Разумеется, у него ни на грош уважения ни к частной собственности, ни к традиционным жизненным ценностям Западной Европы. Он коммунист, антитрадиционалист, бунтовщик, антихрист, паршивый жалкий негодяй, нечистый дух, как и сам Гитлер. Ура Черчиллю!.. Закрой свой нахальный рот, Нора Шонинь! Ты позоришь женский пол! Сказать, что этот грязный прощелыга человек романтический!..

– Браво, Учитель! Не теряйте запала, когда речь зашла о нашей неземной красавице с Паршивого Поля!..

– Том Рыжик говорит, что Томас Внутрях…

– Томас Внутрях? На чьей стороне Томас Внутрях? Мудрец тот, кто скажет, на чьей стороне Томас Внутрях…

– Ты думаешь, я этого не знаю?..

– Никто, кроме тех, кто жил с ним в одной деревне, по правде этого знать не может. Томас Внутрях был привязан к своей лачуге, как король к своей короне…

– Дьявол побери твою душу, голубушка, если они не позволили этой хижине в конце концов обвалиться мне на голову!..

– Божечки! Томас Внутрях здесь!

– Капли все время падали мне то в рот, то в глаз, куда я только не передвигал кровать. Плохие мастера они были. Очень плохие, говорю тебе. Один недоумок, сын Катрины Падинь, и другой недоумок, сын Нель, и до чего ж дурные родственнички, что не смогли даже пучка соломы как следует уложить на мою хижину!..

– Томас Внутрях похоронен на Участке За Пятнадцать Шиллингов, Кити!..

– Да, честное слово, Бридь, Томас Внутрях на Участке За Пятнадцать!..

– Самое меньшее, что они могли сделать, это похоронить его на Участке За Пятнадцать. У них его полоса земли, да еще деньги они получат по страховке…

– Но Нора Шонинь говорит, что Патрик не заплатил за страховку после того, как его мать умерла.

– Она лжет! Шлюха с Паршивого Поля!..

– Даже если бы он делал страховые взносы, страховка не возместила бы ему всего, что он потратил на Томаса. Так что все Катринины молитвы о смерти Томаса для него не важнее козлиного блеянья. Спросим Страховщика…

– Ты давно здесь, Томас Внутрях?..

– Дьявол побери твою душу, я здесь только что появился, Катрина, голубушка. У меня сроду не было ни боли, ни хвори, а ведь я все равно помер. Помер, как и должен был. Доктор сказал мне, что…

– Тебе теперь мало пользы от того, что там доктор сказал. Нель похоронила тебя вперед себя…

– Она слаба здоровьем, Катрина. Слаба здоровьем. Провела три недели или даже месяц в постели, но теперь почти совсем оправилась…

– Конечно, оправилась, сука…

– А вот глянь на меня, Катрина, у меня сроду не было ни боли, ни хвори, и разве не странно, что я все равно помер…

– Ты что же, думал жить вечно?

– Дьявол побери твою душу, я думал, Катрина, что священник меня не похвалит. Он и не похвалил. В тот день, когда он навещал Нель, я встретил его на тропинке, когда шел к Пядару Трактирщику за щепоткой табаку…

– У Пядара Трактирщика табак лучше, чем у кого бы то ни было…

– Да, Катрина, дорогая, да еще на полпенни дешевле. “Честное слово, эта бедная женщина совсем занедужила, священник”, – говорю я…

– Вот балабол!..

– “Да, не похоже, что она прекрасно себя чувствует, – говорит он. – Вроде бы она уже давно прикована к постели. А куда ты сейчас направляешься, Томас Внутрях?” – говорит он. “Иду за щепоткой табаку, священник”, – говорю. “Я слышал, Томас Внутрях, – говорит он, – что ты в тех местах любимчик и что носа не вынимаешь из кружки”…

– О, эта зараза ему все разболтала. Она всегда была предательница…

– “Дьявол побери твою душу, я пью самую капельку, священник, точно так же, как и любой другой”, – говорю я. “Капелька капелькой, Томас Внутрях, – говорит он, – да только болтают, что как-нибудь вечером тебя найдут мертвым на дороге по пути к дому”. “Да все со мной хорошо, священник, – говорю я. – Сроду у меня не было ни боли, ни хвори, слава Богу; и к тому же дорога сейчас у меня под ногами новенькая, прямо до самого дома Нель”.

– Гитлер опять разобьет эту дорогу с помощью Божьей!

– “Мой тебе совет для твоего же собственного блага, Томас Внутрях, – говорит он. – Держись подальше от того места, куда идешь. Держись что есть мочи и бросай свои питейные привычки. Они тебе при такой жизни совсем не на пользу. Да и у людей полно забот и без того, чтобы водить тебя домой каждую ночь…”

– Боже милосердный, эта заносчивая сучка вертит им как хочет. Гитлером у нее так легко вертеть не получится…

– “Дьявол побери твою душу, так у них же автомобиль есть, священник!” – говорю. “Даже если и так, Томас Внутрях, на наших болотах да рытвинах горючего нет. Смотри, мне и то приходится ездить на велосипеде! А еще я слышал, Томас Внутрях, что ты, как тележка в магазине, раскатываешь туда-сюда между двумя домами. Ты бы подумал, Томас Внутрях, – говорит он, – если осталась в твоей голове хоть небольшая искра разума, что пора бы тебе определиться и обосноваться или тут, или там. Вразуми тебя Господь, Томас Внутрях, и не пропускай моих советов мимо ушей”. “Ну, раз такие дела, – говорю я себе, – отныне я не стану утруждать добродетельных людей тем, чтоб каждую ночь провожать меня домой. Вокруг того дома и так вьется слишком много священников. Вряд ли им нужно еще”.

– Каждое слово – правда, Томас Внутрях…

– “Пойду-ка в дом Патрика Катрины, где все тихо и мирно”, – говорю я. Развернулся и пошел по узкой тропке мимо скалы, опасаясь, что какая-нибудь скотина Нель забралась на мою полосу, но обошлось, только несколько оградок были повалены. “Скажу Патрику Катрины, чтоб пришел туда с утра и починил эти оградки, когда станет загонять свою скотину на мою полосу”, – говорю я себе…

– Ты был целиком и полностью прав, Томас Внутрях…

– Я опять вернулся на ту тропку и направился в сторону дома Патрика. И – дьявол побери твою душу, сердечко ты мое золотое, – вдруг я не смог сделать ни шага и вымолвить ни слова. Одна половина меня была мертвая, а другая половина – живая. Не было у меня ни боли, ни хвори, и разве не странно, что я все равно помер!..

– Разорвался на полпути, как камера у старого велосипеда! Это Нель тебя сглазила, бедолагу несчастного!..

– Я не умер на полпути, голубушка. Пядар Нель, по счастью, вовремя подъехал и отвез меня домой на автомобиле. Если бы не это, я бы умер в твоем доме, Катрина. Но когда ко мне снова вернулась речь, я был уже на кровати в доме Нель, и было бы невежливо просить их отвезти меня в дом Патрика…

– Не было ни дня в твоей бестолковой жизни, Томас Внутрях, чтобы ты не сделал какую-нибудь глупость…

– Я прожил всего около десяти дней. Речь то возвращалась ко мне, то пропадала. Честное слово, я не знал тогда, поможет ли мне священник. У меня не было ни боли, ни хвори…

– Да тебе и не с чего, лоботряс…

– Дьявол побери твою душу, голубушка, я время от времени тяжко трудился. Честное слово, всю жизнь был занят тяжелой работой…

– Честное слово, если и так, Томас Внутрях, то тебе это впрок не пошло. Ты был занят всю свою жизнь выпивкой да безобразиями…

– Клянусь душой, правду сказать, Катрина, бывало у меня похмелье, – иногда, по субботам, после пятницы.

– Клянусь душой, бывало, Томас Внутрях, – каждую субботу, и каждое воскресенье, и каждый понедельник, а еще большую часть вторников и сред…

– У тебя сроду язык был без костей, Катрина. Я всегда говорил, что Нель была намного сердечнее тебя…

– Ах ты балабол!..

– Ну честное слово, вот так и говорил, Катрина. “Ни черта бы за мной Катрина не смотрела, если б не хотела насолить Нель”, – говаривал я. Ты бы только видела, Катрина, как обо мне заботилась Нель, когда я лежал. Двое докторов…

– Да она же их для себя самой и позвала, Томас Внутрях. О, у этой гадюки никогда комар носу не подточит…

– Для меня она их позвала, Катрина. И как только меня привезли к ней в дом, она встала с постели, чтобы позаботиться обо мне…

– Встала с постели!..

– Клянусь душой, встала, Катрина, а потом так и сидела рядом…

– Ой, простофиля! Ну, простофиля! Она тебя провела! Она тебя провела! Ну, конечно, у тебя ж не было ни боли, ни хвори, Томас Внутрях…

– Это точно, Катрина. И разве не странно, что я после этого все равно помер, как любой тот, у кого они были. Честное слово, я даже не знал, поможет ли мне священник…

– Можешь поклясться Священным Писанием, Томас Внутрях, что он бы тебе не помог. Эта мерзавка выпросила у него в тот вечер “Книгу святого Иоанна” и отправила тебя на тот свет вместо себя, как раньше поступила с Джеком Мужиком…

– Ты так думаешь, Катрина?..

– Да неужели тебе самому не ясно, Томас Внутрях! Женщина, которая лежала пластом целый месяц, вдруг встает и порхает, как бабочка! Ты играл с огнем всякий раз, как приближался к этой гадине. Если бы ты остался в доме моего Патрика, то до сего дня был бы жив и здоров. А что ты сделал со своей полоской земли?..

– Ну, Катрина, голубушка, вот им я ее и оставил: Патрику и Нель…

– Ты оставил каждому по половине, дубина стоеросовая!

– Дьявол побери твою душу, а вот и не оставил, голубушка. Никакую половину я не оставил. Когда ко мне вернулась речь, Катрина, я сказал себе так: “Будь моя полоса хоть чуточку побольше, я был бы не против отдать обоим по половине. А так не стоит ее и делить. Бриан Старший всегда говорил, что там нечего делить…”

– Конечно, он так говорил. Надеялся, что ты все оставишь его дочери…

– “Я должен оставить ее Патрику Катрины, – сказал я себе тогда. – Я бы ему ее и оставил, сумей я добраться до его дома, прежде чем со мной случился удар. Но и Нель тоже всегда была добра ко мне. Я не мог ничего ей не оставить, раз уж мне пришлось помирать в ее доме…”

– Ой, болван! Ну, болван!

– Священник стал записывать мою речь, когда она снова ко мне вернулась: “Подели ее на две половины, Томас Внутрях, – сказал он. – Или так – или оставь ее кому-нибудь из этого дома”.

– Вот чтоб тебе было, Томас Внутрях, не подумать немного наперед. Что же ты не поехал, как порядочные люди, к Манусу Законнику в Яркий город?..

– Дьявол побери твою душу, Катрина. Речь ко мне возвращалась только время от времени. Честное слово, и обычному-то человеку нужно набрать под язык морозных гвоздей, чтоб беседовать с Манусом Законником. К тому же, Катрина, мне никогда особо не нравилось ездить к этому самому Манусу… Твой Патрик сам там был: “Да она мне особо и не нужна, – сказал он. – У меня и своей земли полно”.

– Ой, болван! Ну, болван! Я знала, что Нель заморочит ему голову. Он совсем пропал без меня…

– А ведь Бриан Старший точно так и сказал!..

– Балабол Бриан Старший…

– Может, и так, Катрина, зато он взял автомобиль и приехал меня проведать…

– Чтоб помочь Нель с твоей полоской земли. А если и нет, то все равно не ради тебя, Томас Внутрях. Послал за мотором! Хорошо же он смотрелся в моторе. Борода кудлатая. Зубы торчком. Спина сутулая. Нос гундосый. Ноги криволапые. Весь в грязище. Отродясь не мытый…

– “Будь здесь та сводня, что похоронена вон в той стороне, пожалуй, не ты, отче, а Манус Законник провожал бы Милорда Внутряха мимо чужих поглядов…” Нель захлопнула ему рот ладонью. Священник вытолкал его за дверь. “Нам твоя земля тоже не нужна, Томас Внутрях”, – быстро сказала Нель…

– Ведь врет и не краснеет, паразитка! С чего бы это она ей не нужна?..

– “Я оставляю вам свою полосу земли, Патрик Катрины и Нель Шонинь, – сказал я, когда ко мне вернулась речь. – Мне ее для вас не жалко”. “В том, что ты сказал, совсем нет ясности, Томас Внутрях, – сказал священник. – Это могло бы привести к разбирательствам в суде, если бы не здравый смысл этих порядочных людей”…

– Порядочные люди! О!..

– И больше я не произнес ни слова, Катрина. Не было у меня ни боли, ни хвори, и разве не странно, что я помер…

– Пользы от тебя немного, что от живого, что от мертвого, дурачина!..

– Послушай, Томас. Тэц-тэ-дот! Весь этот тифф, который сеет Катрина…

– Дьявол побери твою душу, какой такой тифф?

– Вся эта ругань только способствует вульгаризейшен твоего разума. Мне необходимо наладить с тобой общение. Я уполномоченная по культуре кладбища. Я дам тебе несколько уроков “Искусства Бытия”.

– Дьявол побери твою душу, “Искусство Бытия”…

– Мы, прогрессивная часть общества, осознали свой долг перед соупокойниками и поэтому создали Ротари…

– Очень вам нужен Ротари! Вот гляньте на меня…

– Совершенно верно, Томас, взгляни на себя! Ты прирожденный романтик, Томас. И всегда им был. Но романтика обязана стоять на сваях культуры, дабы поднять ее из дикой почвы и обратить в Царя Аистов двадцатого века, воспаряющего к залитым солнцем лугам Купидона, как сказала миссис Крукшенк, обращаясь к Гарри…

– Погоди-ка немного, душенька Нора, я расскажу тебе о том, что сказал Прыгун Нагой Штопаному Дну в “Разорванных одеждах”…

– Культура, Томас.

– Дьявол побери твою душу, неужто же это Норуся Шонинь с Паршивого Поля? Интересно, начну ли я говорить на таком вот наречии здесь, в грязи кладбищенской? Черт меня дери, Нора, в прежние-то времена у тебя была прекрасная ирландская речь!..

– Норуся, дорогая, не подавай виду, что ты вообще его слышишь.

– Бып-быып, Доти, бып-быып! Сейчас мы сделаем остановочку и миленько побеседуем. С глазу на глаз, так сказать. Такая милая, приятная беседа. Один на один, понимаешь ли. Бып-быып!

– Во мне всегда была культура, Томас. Но тебе было не дано этого оценить. Это стало очевидным для меня во время первого аффэр-де-кёр с тобой. Вероятно, именно поэтому я слегка поддразнивала тебя. Фу! Некультурный мужчина! Сердечному другу следует быть и товарищем. Я просвещу тебя – с помощью Писателя и Поэта – на тему платонической любви…

– Не буду я с тобой дел иметь, Нора Шонинь. Честное слово, не стану!..

– Пупсик мой, Томас Внутрях!

– Я вращался среди больших шишек в доме у Нель Шонинь…

– Захребетничек!..

– Ой, а иностранцы, Катрина, такие потешные! В этом году с лордом Коктоном рыбачила одна желтая бабища, так она могла бы скурить все феги, сколько бы их ни нашлось на свете. Скурила бы с Сестрой Священника. Та держала их в больших коробках в кармане брюк. Сын Тима Придорожника разорился тратить на нее деньги. Так ему и надо, бродяге. Но я тебе скажу, сама она очень приятная. Я сидел рядом с ней в автомобиле. “Бып-быып, Ненси”, – говорю…

– Твой разум, Томас, дот, представляет собой сырую комковатую глину. Но я обещаю, что переберу ее, упорядочу, уплотню и отшлифую, пока он не станет прекрасным сосудом культуры…

– Не буду я с тобой дел иметь, Нора Шонинь. Честное слово, не стану. Хватит с меня. Я и шагу не мог сделать в дом Пядара Трактирщика, чтобы ты не тащилась за мной по пятам ради выпивки. Не то чтобы мне было жалко, но я поставил тебе множество прекрасных пинт!..

– Не подавай виду, Норуся…

– Поднажми, Томас Внутрях! Дай тебе Господь здоровья и долгих лет! Всыпь ей еще горяченьких, Норушке Грязные Ноги! Напрашивалась на дармовую выпивку. А ты был у Пядара Трактирщика, Томас Внутрях, в тот день, когда она напоила козла?.. Благослови тебя Бог, расскажи об этом всему кладбищу!..