Глава 7

Речной бой

 

Только он был из шустрых,

Быстро к стенке отпрянул,

И в руке его тускло

Заблестело перо.

 

Сергей Гинзбург

Ситуация в ареале обитания Гриши Уральского для того, чтобы начать какое-то движение, действительно, была сложной. Даже чисто географически. С области районом «Речного Вокзала» интересовались химкинская, зеленоградская, лобненская и долгопрудненская группировки. Со стороны Москвы – коптевские. На самом «Речном» были чечены и, неведомо откуда взявшиеся, красноярские. Тесновато. Со всеми ними каторжанину так или иначе предстояло столкнуться. Тем не менее, Григорий решил рискнуть и начал потихоньку обирать площадь возле метро «Речной Вокзал».

Там хватало и своей доморощенной, дерзкой шпаны, которая почему-то возмутилась, когда Уральский в одиночку принялся обилечивать коммерсантов: «Откуда нарисовался этот рецидивист? Мы тут такие «козырные», как же сами не догадались этим заняться?». Пришлось немного «потолкаться».

«Двигалась» на «Речном» такая компашка неких Али и Жмота. Роль боевика у них исполнял титулованный ватерполист Заза, грузин по национальности, удивительно похожий лицом и фигурой на Сильвестра Сталлоне. Известна история, как кооператоры дали Зазе денег, напечатали и распродали с ним тираж календарей под голливудскую «звезду». До появления рецидивиста они высоко котировались в полублатных кругах района, но не знали, как поставить «работу». А когда Гриша в компании Рубля и Дилектора приболтал первых торговцев, они спохватились: «Оказывается, это так просто».

Али и Жмот по беспределу приехали на точки Уральского и обобрали их. Арестанты поехали искать их по району, но не нашли. Когда Гриша провожал Рубля до метро, беспредельщики сами налетели на каторжан.

– Кто тут нас ищет?

– Ры кто тут есть, что бы порядки устанавливать?

– Где хотим, там и будем укалываться…

Аргументов Уральского они не услышали. Слово за слово, Григорий со Жмотом, долговязым, но не спортивным парнем лет двадцати пяти, пошли один на один. Подготовленному рецидивисту не составило труда моментом вырубить противника двушкой в голову. На помощь Жмоту, сломя голову и размахивая ножом, мчался Али, кудлатый, коренастый полукровка. Наверное, думал напугать своим «перышком» матерого уголовника, как ежа голой жопой. Уральский мгновенно выхватил из кармана свой лагерный свинокол, и агрессор в раз «потерялся». Так «повальсировали» немного вокруг друг друга с ножами. Увидев, что на «бздюм» Гришу не взять, Али спрятал нож и обругал поверженного друга: «Вставай, чего разлегся! Драться не умеешь, скотина!».

Уральский с раздражением обратил внимание, что первым после Али к месту драки подбежал Заза, и только лишь потом совершенно бледный Бубль. Это был первый звоночек. В дальнейшем выяснилась полная непригодность Бубля к рэкету. Насколько Олег был духовитым в кражах, артистичным в «ломке», неприступен на допросах, настолько же робок и неуверен в вымогательстве и во всем, что связано с организованной преступностью. В спортзале он жилы не рвал, и силенок ему реально не хватало. Плюс пагубная страсть к алкоголю…

Но все это станет ясно много позже. А пока уральские каторжане забили новоявленной «конкурирующей фирме» стрелку на том же месте. В парке «Дружба» за зданием метро «Речной вокзал».

Арестанты поехали в «Фиалку» и объяснили ситуацию… Боря Жид попросил Каленого дать Григорию людей. В назначенное время на «Речном» нарисовалась подмога из Сокольников – Вова Лютый, Антон, Теркин, Семен, Дима Боксер и Дима Пожарник. Лютый – парняга Гришиного возраста, чуть за тридцать, остальные молодежь. Лютый килограмм за сто двадцать, молодые бандиты – скорее гончей породы. Ну и с Бубль с Дилектором.

Заодно, перед встречей каторжанин гордо прошелся с сокольнической братвой по периметру площади у метро, у палаток. Светанулся, где только можно.

Всего со стороны Уральского было человек 10–12. Банда Жмота на стрелку явилась, но ничего вразумительного в свое оправдание они сказать не смогли, хотя привели с собой какого-то арестанта с серьгой в ухе. Тот назвал имя Вора Володи Чайковского. Это имя спасло их от немедленной расправы, которую так жаждал буквально кипящий Уральский. Гриша и Бубль поехали к воровским старикам в «Фиалку». Боря Жид сказал, что Чайковский не Вор, но они его знают и готовы встретиться. Пожелание Сокольнических Урок передали дерзким отморозкам. Никакого Чайковкого в парке не дождались, а сами беспредельщики ехать в «Фиалку» отказались.

– Поступайте с ними, как считаете нужным, раз они не хотят Людей слушать, – разозлился Жид.

Арестанты посчитали нужным как следует всечь оборзевшему хулиганью. Нашли какую-то тачку и поехали по злачным местам района разыскивать наглых раздолбаев. На светофоре возле пятнадцатого таксомоторного парка увидели в машине Жмота, помчались за ним, устроив по району настоящие гонки. В районе станции «Ховрино» догнали и подрезали его автомобиль. Жмот с топором в руках попытался оказать сопротивление, но был тренированным Уральским во второй раз беспощадно избит. Топор каторжанин у него отобрал и оставил себе, как боевой трофей.

Достать адрес Али было делом техники. Бубль, Дилектор и Григорий втроем вошли к нему на хату для расправы и неожиданно выслушали монолог на тему: «Ребята, давайте жить дружно». Обладающий чуйкой, московский азербот понял, что сейчас его будут бить, возможно, ногами, и сыграл радушного хозяина. Как будто не он три дня назад на Гришу с ножом кидался. Уральский по-арестантски оценил хитрый маневр Али и карать его не стал. Каторжанин всегда считал, что худой мир лучше доброй ссоры. С группкой Жмота – Али было покончено. Слух о беспощадной расправе со Жмотом и позорной капитуляции Али немедленно разлетелся по «Речному». Они больше ничего не значили в районе. Только жалко, что неплохой парень и серьезный в прошлом спортсмен Заза плохо кончил. Эти драконы подсадили его на наркоту, и он через несколько лет умер от передоза.

Еще на «Речном» крутилась совсем малолетняя, но многочисленная банда хулиганья с грозными кличками Кабан, Куреха, Акула… Они тоже путались под ногами. Даже «стрелку» в лесу забивали. Гриша с Бублем приехали вдвоем, но с обрезом на кармане. Провели «ликбез» про понятия. Разок другой их тоже пришлось поколотить. Позднее, одного из них, шпанюка с погонял ом Горын, каторжанин пырнул ножиком, а менты на следующий день его поймали с гранатой. Подрезанный хулиган пояснил сотрудникам, что шел Уральского взрывать.

Бурная деятельность Гриши Уральского не осталась незамеченной окрестными ОПГ. По наколке Володи Мосла, о котором речь пойдет чуть позже, арестант наехал на палатку местного барыги по кличке Резина. Даже получил первые деньги. И тогда стрелку ему забили «долгопрудненские». Они подъехали на десятке машин и были весьма удивлены тем, что Уральский с Бублем нарисовались вдвоем. В кармане у Григория как всегда торчала сложенная трубочкой газетка. Их окружили человек тридцать парней. Один из них спросил:

– Вы кто?

Каторжанин представился: «Гриша Уральский. Это мой товарищ Олег».

– Вы какого лешего здесь получаете?

– Почему нет? Я арестант, грею лагерь, себе на кусок хлеба…

– Ааа… уголовники? – бросил один из долгопрудненских, высокий брюнет с лицом похожим на злого филина.

– А вы кто? – удивился Гриша.

– Преступники, – отрезал чернявый, сразу давая понять, что на блатпедали тут не проедешь.

Так Уральский впервые встретился с Сергеем Зиминым, заметной фигурой сначала в долгопрудненской, а потом в коптевской ОПГ. С палатки друзей подвинули, оставив половину доли. Зимина, молодого еврея с низким голосом и узкими плечами, лидеры Долгопы Богута и Бакинец оставили на связи с Григорием. Интересно, что Зимин был сыном известного бизнесмена, владельца и создателя крупнейшей телефонной компании страны и проживал на улице Фестивальной в одном доме с руководителем РУОПа Рушайло.

Отношения с ним у арестантов не сложились. Вести разговоры, Зимин предпочитал, не выходя из машины, что просто шокировало Гришу, как приверженца строгого соблюдения этикета арестантского уважения. Долгопрудненский авторитет был груб и надменен, что совершенно контрастировало с душевностью обитателей «Фиалки». Друзьям-лагерникам в ультимативной форме было сказано присылать в «Долгопу» долю со всего, что они прикрутят. На замечания каторжанина Зимин как-то ответил: «Знаешь что…были у нас такие блатари, все ходили-лечили, что правильно, что нет… Ну, мы раз, как дали им оторваться. Больше не ходят». Если Зимин волновался или злился, у него начинались нервный тик и заикание.

Ни о каких совместных посиделках с ним не могло идти и речи. Да Уральский к ним и не стремился.

Окончательно определиться каторжанина заставила одна рабочая ситуация. На «Речном» «долгопрудненские» наехали на самый навороченный павильон. Торговцы ответили, что «крыша» у них есть, и тогда им забили «стрелку». В назначенный день и час встреча состоялась. Гриша с Бублем и Дилектором присутствовали на ней в составе «Долгопы». Подмосковных гангстеров приехало какое-то нереальное количество – несколько десятков машин, около сотни человек. А рамсить с ними вышли всего пятеро парней. Старшим у них был невысокий, светлорусый паренек с погонялом Стриж.

– По сигналу дружно выходим из машин! Разговариваем с позиции силы! – инструктировал бригадников Сергей Богута, смуглый, худощавый парень, в котором Гриша никогда бы не угадал бывшего борца.

Уральский встретил Стрижа и его людей. Когда они приблизились к головной машине, вся сотня приехавших на Речной бандитов одновременно «нарисовалась» из своих тачек. Такой отрепетированный жест устрашения. Подразумевалось, что конкуренты должны были в раз выпасть в осадок. Но Стрижа количество оппонентов абсолютно не смутило. Он держался уверенно и твердо стоял на своем. Совершенно беспредельные разговоры «долгопрудненских» о территории Стрижа удивили:

– Вы о чем вообще? Какие территории?

Подмосковные бандиты несли какую-то пургу, и Григорию стало нестерпимо стыдно, что он находится на их стороне.

– Если вы меня не слышите, давайте съездим к Ворам, – предложил Стриж.

Ехать к Уркам Богута и Бакинец отказались. На том и разошлись. Ничего всей своей толпой «долгопрудненские» сделать со Стрижом не смогли, и павильон остался за ним. А каторжанин окончательно определился и понял, что дом его в Сокольниках.

Обрастая людьми, Гриша продолжал делать свое дело, одну за другой прикручивая новые точки. Долго так продолжаться не могло. «Долгопрудненские» прислали к Уральскому парламентеров – приземистого паренька Нестера и боксера супертяжа Эдика. Арестант встретился с ними на Речном, и они вместе пошли прогуляться по площади. Нестер разговаривал сурово и отрывисто: «Показывай. Где твои точки? Сколько приболтал?».

Было видно, что он получил четкий инструктаж. Но где подмосковный бандитик учился, там Григорий преподавал. Каторжанин с усмешкой, сжимая в кармане нож, отвечал делегатам «Долгопы»:

– Все что я здесь прибил, я прибил от своего имени. Оно у меня есть. Вы кто такие есть, чтобы я вам что-то присылал? Ворам я еще могу уделить внимание. А вы такие же, как я.

На этом разговор закончился. Долгопрудненские бандиты не знали, что ответить. Видно, дальнейших инструкций не получили. Они просто развернулись и уехали, несолоно нахлебавшись.

Потом до Уральского дошел пьяный базар долгоповской молодежи в ларьке на станции.

– Завелся какой-то рецидивист на Речном. Никак не можем его у…ть. Матерый. Повода не дает. Старшие говорят: «Как только его завалим – все его точки нам перейдут»…

Так бы, наверное, и случилось. Но человек предполагает, а бог располагает. Лидеров «Долгопы» – Богуту и Бакинца – расстреляли на «стрелке» в автосервисе красноярские бандиты Мороз и Скачок. Дерзкий Богута буквально на дух не переносил присутствие «красноярских» в городе и конфликтовал с ними по любому поводу. В тот трагический день нужно было просто заехать и забрать десятку «грина» за участок земли. Всего делов-то! Но парней ждала засада. На них обрушился шквал огня. Вместе с лидерами были убиты Миша Туча, Леха и ротвейлер Богуты. Как засаду не учуял Саша Бакинец – одним Богам известно. Он получил свое погоняло, потому что окончил Высшее военное училище в Баку. Капитан – разведчик, прошедший Афган и награжденный Орденом Красной Звезды не должен был так нелепо погибнуть. Два с половиной десятилетия спустя сосед Уральского серьезный человек Гарик Котик с восхищением вспоминал порядочность и человечность Александра, занимавшего, кстати сказать, непримиримую позицию по отношению к этнической преступности. Каторжанину не довелось узнать Бакинца близко. Возможно, с ним Гриша нашел бы общий язык, ну а с Зиминым не случилось.

Двадцать пять лет спустя, разлагаясь на шезлонге где-нибудь на пляжах Коста Брава, старый гангстер отчетливо понимал, что мог погибнуть сотни раз и выжил он чудом. Но тогда, в девяностых Гриша не боялся смерти. Терять ему было нечего. Мышиная возня не привлекала. Пан или пропал. Уральский всегда успокаивал себя тем, что если его застрелят, то быстро и не больно.

Однажды на «Речном» зарезали ларечника. Менты уже знали Гришино пристрастие к ножичку, поэтому попытались повесить «жмура» на него. Рецидивист только смеялся в ответ: «Кого вы лечите? Терапевта лечите». Для разговора «по душам» пригласили его старого знакомого, можно сказать «крестного», Чумака. Был разыгран дешевенький спектакль из серии «дайте поговорить с ним один на один». Но Уральский никогда не был склонен к мелодраматическим эффектам. А главное – он никого не убивал. Поэтому встреча их через столько лет после первого ареста была короткой и безрадостной для обоих.

Матерому оперу было не удобно перед молодыми мусорятами, что он не смог расколоть каторжанина, как четырнадцать лет назад. А Григорию не доставляли никакой радости воспоминания о своей наивности и неопытности в далеком 1979 году. Рецидивиста выпустили через трое суток, и он никогда больше не встречал старую ищейку.

В 1991 году произошли два форс-мажора, благодаря которым, весь процесс сдвинулся с мертвой точки…

Одним из организаторов подпольной торговли водкой в районе был Володя Мосол. Длинный, мрачный мужчина с глубоко посаженными глазами. Они как-то познакомились с Уральским, и районный бутлегер рецидивиста стал привечать. Гриша брал у него видеокассеты. Чутье торговца позволило этому человеку угадать недюжинный потенциал арестанта. Мосол оказался патриотом улицы Дыбенко. Его возмущало, что коммерсантам, славящегося своими хулиганскими традициями, района приходилось платить чужакам. Владимир исподволь готовил почву для появления Уральского в роли «спасителя отечества». Вскоре он познакомил каторжанина с первыми бизнесменами.

У Гриши не было машины, и пару раз на «стрелки» Мосол возил его на своем «Москвиче». Хотя выглядел Володя устрашающе, на «рамс» рецидивист его никогда не брал, так как был очень щепетилен в вопросе босяцкий этики. Ведь Мосол был барыгой. Лагерь еще очень долго «сидел» в сознании каторжанина.

Мосол совсем не пил. Каково же было удивление каторжанина, когда однажды часов в восемь утра его разбудил звонок в дверь, и он увидел в дребадан пьяного «короля» районных бутлегеров. Оказывается водочный «магнат» был запойным.

Мосол сбивчиво объяснил, что его кто-то обидел, и Гриша немедленно должен идти его защищать.

Делать нечего, арестант, как был в тапочках, так и спустился к машине. Они подъехали к пятнадцатому таксомоторному парку. Там их ждал известный каратист Валерий Гусев и пара его учеников. Обидчиками Мосла оказались несколько взрослых мужиков, бывших борцов. Они с Володей долго и нудно стали «тележить», кто из них кого послал. Григорию это быстро надоело, хотелось спать. Поэтому, скорый на руку, каторжанин поднял первую попавшуюся доску и огрел ею одного из оппонентов. Борцы бросились врассыпную. Мосол издал победный клич и тоже пошел в атаку. Великий каратист Гусев, вместо того, чтобы сразить врагов неотразимыми ударами, достал газовый пистолет и начал палить по убегающим борцам. Кажется, что в Уральского попало больше, чем в обидчиков Мосла. У него обильно заслезились глаза, но это был единственный урон. Григорий даже тапочек не потерял. Позднее оказалось, что он произвел неизгладимое впечатление на гусевских учеников. Они рассказывали товарищам: «Привезли какого-то рецидивиста в домашних тапочках, и он всех разогнал поленом, пока мы базарили». Товарищи рассказали своим приятелям, и понеслось по району…

К великому сожалению, вскоре Мосол умер. У него оторвался тромб. Он мог принести еще много пользы. Но начало было положено. Район ждал своего лидера. Уральский «поднял флаг» и народ хлынул к нему.

Следующий эпизод произошел летом 1992 года. К Григорию прибежал друг детства Дусик. За прошедшие годы шебутной хулиган остепенился и стал заведующим отделением семнадцатой наркологической больницы.

– Ты как вообще в районе, значишь что-нибудь? – огорошил он вопросом арестанта.

– Что случилось-то?

– Да какие-то типы докопались… Их трое, я ничего не мог сделать… Пинчару дали… Говорю: «Уральского знаю, так еще добавили»…

– Ну, пойдем, посмотрим на твоих типов.

А куда было деваться? Как он мог в этой ситуации отказать?

С собой Гриша взял Макса Дилектора. Дусик повел их в местную пивнуху, расположенную в торговом комплексе нэповских времен.

На подходе к пивной из кустов вынырнул один из обидчиков нарколога: «Что, разбираться пришли?».

Они уже переместились из пивной на воздух.

– Если есть в чем – давайте разберемся, – достаточно миролюбиво ответил арестант.

И в этот момент прямо в лоб каторжанина уперся ствол. Скосив глаза, Гриша разглядел трех человек. Двое – по виду молодые бандюки. Короткие кожаные куртки, напульсники на руках, сломанный, боксерский нос у одного. Третий постарше, в костюме.

«По ходу крутые залетные, – подумал бродяга. – Вот попал на ровном месте!». Вслух сказал: «Так парни, я все понял, дайте уйти».

– Лечь на землю, мразь, – услышал Гриша в ответ. Тяжело вздохнув, посмотрел себе под ноги – куда ложиться? Там была лужа. Она все и решила. Ложиться в грязную лужу Уральский категорически не захотел. Это было бы не эстетично. Левой рукой рецидивист отбил в сторону ствол, корпусом ушел с линии огня, правой выхватил газовый баллончик и пустил струю в рожу отморозку. Баллончик оказался качественный. Противник загнулся, начал тереть глаза. Один готов. Тот, который в костюме, пытался провести какие-то приемы Максу. Каторжанин зарядил ему в рыло так, что они оба, вместе с Максом, упали. Оставался еще один. Он выхватил пистолет и выстрелил в рецидивиста. Лицо Уральского опалило. Ствол газовый, не боевой. Рядом под кустиком с пивом на фанерке устроились алкаши. Григорий прыгнул к ним и принялся метать в стрелка пивные кружки, не давая ему выстрелить в упор.

– Оставь хоть одну, – тихо попросила тетка. – Синюга. Пьянству бой!

Последняя кружка полетела в отморозка. Арестант остался перед ним безоружным. Выстрели он в лицо, и Уральский «приплыл». Вовремя отступить – тоже большое искусство. Грише пришлось спасаться бегством. Стрелок погнался за ним. Бежать с чувством собственного достоинства Уральскому мешали его дикие вопли.

– Стой х…с! Стой п…т!

Маршрут стремительного побега каторжанина проходил по родному району. Участники разборки вряд ли чем-то походили на Гектора и Ахилла, но тысячелетия назад Гомер написал об этом так: «В бурном беге неслись герои…».

Вот здесь на лавочке возле дома № 2 Гриша, пьяный, разогнал футболистов в 1975. В палисаднике дома № 6 нокаутировал очередного дембеля – десантника в 1978. А теперь по местам боевой славы его гонят, как пугливую лань. Добежав до дома № 8, где когда-то проживала школьная любовь Уральского Галя Шандыба, каторжанин понял, что пора остановиться. Ярость, вызванная потоками грязной брани, потеснила осторожность. Он забежал в небольшую рощицу за домом и, согнувшись, уперся руками в колени, изображая крайнюю степень усталости. Правая рука сжимала нож, который скрывало упертое в колени предплечье. Следом за Гришей в кусты ворвался отморозок. Думая, что перед ним обыкновенный уличный хулиган, к тому же «сдохший», он быстро преодолел несколько метров, которые их разделяли.

– Давай поговорим, как мужчина с мужчиной, – убирая пистолет, выкрикнул преследователь арестанта.

– Давай, – согласился Уральский и, сделав шаг на встречу, всадил нож ему в бочину.

Отморозок сразу упал. С чувством исполненного долга Гриша зашагал прочь. Вслед ему прогремел выстрел.

– Ах ты, падла, еще пуляешь!

Тогда Уральский не знал, что стреляли в него уже боевыми и запустил в поверженного противника кирпичом. Тот нашел силы подняться и заковылял к своим.

А Григорий направился к дому № 12 по Дыбенко, там проживала жена его подельника по первому сроку Марина Дормидонтова. Постучал в окно на первом этаже: «Марин, дай тряпку какую-нибудь обтереться». Дормидонтиха выставила на подоконник воду и полотенце.

– Что за день такой, – затараторила она. У меня соседа сегодня менты избили. Представляешь, пошел пива попить, и побили ни за что.

Каторжанин навострил уши.

– А где он пиво пил?

– Да на кругу…

Внутри у Гриши все оборвалось: «Баран!!! Как я сразу не понял, что так нагло и беспредельно себя могут вести только одуревшие от алкоголя и безнаказанности менты! Что же делать?».

Для начала Уральский моментом сорвался с района. У Бубля была однушка на Юге Москвы. Там Григорий прокантовался сутки и принял решение свалить в Новотроицк. Старина Вилли всегда был рад его принять.

Уральский знал, что Дусик и Макс благополучно соскочили с места эпической бойни. Но, оказывается, местные колдыри сдали своего нарколога на следующий день. Несмотря на высокий социальный статус, Дусика молотили в отделении, как собаку. Менты требовали имя того, кого незадачливый доктор привел на разборку. Изнемогая от побоев, Дусик назвал первые попавшиеся адреса своих одноклассников. У первого, Киселева, жаждущие мести стражи порядка вышибли дверь и уложили на пол обитателей квартиры. Тот оказался заместителем декана института сельского хозяйства. Менты не оценили тонкий юмор нарколога и, вернувшись в отделение, проломили ему грудную клетку.

Следующим, кому не посчастливилось учиться с Дусиком, оказался крупный, угрюмый субъект Александр Ионов. Конвой «сорок сабель» ворвался к нему, старший истошно закричал: «Где нож?».

– Оружие я уже сдал, – ответил ошеломленный Александр.

– Кому сдал? Когда? Куда? – наперебой завопили менты, одновременно награждая невиновного человека градом ударов.

Александр Ионов, сын классной руководительницы Уральского Лидии Ивановны оказался действующим сотрудником ФСБ, который накануне сдал в «оружейку» официальный ствол. Оперативники с извинениями удалились. Дусику сломали ребра.

Как бы то ни было, менты узнали, что это был Григорий.

В то время еще не было мобильных телефонов и даже пейджеров. Каторжанина никто не смог предупредить. Да и как? Его лежбище никому не было известно. Бубль был в отъезде, и Грише самому вздумалось вернуться домой за документами и деньгами. Короче, Уральский отправился на Речной самонадеянно рассчитывая проскочить. Хваленая чуйка опытного рецидивиста в этот раз не сработала. Это была роковая ошибка, непростительная для старого крадуна.

Дома Гриша спешно собирал шмотки, когда раздался требовательный звонок в дверь. Дверного глазка в квартире не было, но возле песочницы опомнившийся преступник «срисовал» нелепо маячившего квадратного блондина. Менты! Со свойственным арестанту изяществом, Уральский элегантно сиганул в окно со второго этажа с тыльной стороны дома. Но сотрудники 126 отделения милиции тоже были не лыком шиты. Только он пересек дорожку, ведущую вокруг дома, как раздался крик: «Стоять!!!» Гриша ломанулся, как сохатый… Вслед ему загремели выстрелы. Арестант втопил еще быстрее. Второй раз за три дня Уральский несся по родному району, спасая свою жизнь. Бег далеко не его коронка, негде было бегать в лагере, заборы кругом. Но у пузатых, пьющих ментов дыхалка, видно, была еще хуже. Преимущество их состояло в том, что они переговаривались по рации, и новые преследователи высаживались из патрульных машин по ходу маршрута преступника с новыми силами. В районе 425 школы к погоне присоединился какой-то физкультурник, соскочивший с турника.

– Держи его!!! – обрадовано завопили не спортивные мусора.

– Ну-ка, сдриснул отсюда, пока кадык не вырвал! – задыхаясь, прорычал рецидивист.

Спортсмен – активист потерялся на вираже.

Но через два-три километра силы каторжанина закончились. Бежать в туфлях было неудобно. Сумка колотила по бедру и замедляла движения. Гриша остановился и поднял руки. Первым возле него оказался хмырь в штатском и с первого удара пробил Уральскому «кишку». Через секунду налетели остальные, но сильнее его никто не ударил. Позднее терпигорец узнал, что это был не мент, а мастер спорта по боксу адвокат Саша Ефимов с погонялом Таразини. Ярый фанат захватов, он постоянно тусовался в дежурной части и уговаривал ментов взять его на задержание.

Началась расправа. Уральского тащили к дому и непрерывно избивали. Стянули с авторитета штаны. Григорий давно заметил, что ментам недостаточно победить противника. Им обязательно нужно его унизить. Даже в кино. К примеру, грабителя Соболя в фильме «Прощальная гастроль Артиста» вываливают из кузова грузовика в придорожную пыль.

Старый уркаган в финале «Петровки 38» начинает выть, бьется в истерике. Ну и Уральского им надо было не только изувечить, но и опозорить. Через несколько часов в кабинет, где арестант валялся в луже крови, завели Макса: «Посмотри на своего босса…».

Скорее всего, тогда Дилектора и завербовали.

Во время обыска в квартире начальник розыска азербайджанец Алик Гуматов, один в один похожий на артиста Аль Пачино, зло бросил, раздавленной происходящим, матери Уральского: «Ваш Гриша сел квартирным вором, а освободился бандитом, который поднял руку на сотрудника милиции!».

Дальнейшие часы и дни потеряли для каторжанина счет. Сначала его били те, кто участвовал в захвате. Потом дежурная смена в отделении. Тот, кого арестант подрезал, выжил. Звали его Ларион, и был он инструктором по рукопашному бою ОМОНа Северного округа. Вечером приехали омоновцы, тоже месили Уральского. На следующий день размяться пожелала новая смена. Бедолага уже ничего не чувствовал и не соображал. Подписал признание. Дескать, да ударил ножом неизвестного хулигана. Нож выбросил.

Но на третий день, как добрый ангел, 126 отделение посетил бывший муж Гришиной сестры адвокат Евгений Брагинский, дородный, импозантный еврей средних лет. Увидев, окровавленное, изуродованное существо, он вкрадчиво спросил: «Григорий, Вы в состоянии были осознавать, что вчера подписали?».

– Об чем речь? Конечно, нет. Ничего не помню, – сразу «уловил» его тему, пришедший в себя рецидивист.

Уральского повезли на освидетельствование в травмпункт. В присутствии хитромудрого адвокатера Гриша дал новые показания из серии «никого не трогал, починял примус».

– Да, подрался зачуток, да, кружками швырялся. Я же не знал, что это сотрудники. А потом убежал. За мной погнался один. Может, он на сучок напоролся по дороге. А может, пырнул его кто? Они же на всех бросались. Вот доктора избили… Меня он не догнал. Пьяный же был ваш сотрудник…

Свидетелей нет. Ножа нет. Дусик написал встречную заяву. У пострадавшего Ларика в среде ментов была ужасная репутация. Ветеран боевых действий в Чечне. Контуженный на всю голову. Очень жестокий. Мало того, что регулярно избивал людей, так еще травил задержанных своей собакой – ротвейлером.

Кроме следователя с Уральским несколько раз беседовал старший опер по организованной преступности Северного округа Гера Картузов. Он уже понял, что каторжанин так и так срывается, и, как хороший оперативник, вел свою игру. Но Григорий еще поверить не мог, что соскочит с этой прожарки…

– Ты вел себя, как мужчина. Я готов помочь тебе выйти. Но ты должен мне кого-нибудь сдать, что бы мне к начальству прийти не с пустыми руками…

– Какие у тебя основания предлагать мне откровенную подлость? Кого я тебе сдам? – держал стойку Уральский.

– Без разницы. Что бы я мог сказать начальству, что ты пошел нам навстречу.

– Ну раз без разницы, сдам тебе мешок анаши. Используешь в оперативных целях…

Бродяга, как раз, с Валерой Грузином отработали двух барыг из Казахстана. На гоп-стоп отобрали у них отраву. Почти всю свою долю Уральский отдал на общее в «Фиалку», а мешочек припас.

Картузов попробовал отыграть назад: «Анаша не пойдет, давай человека».

– Гера, прекрати. Ты сказал – без разницы кого или что, – уцепился за неловкое слово уголовник.

Короче, низкий поклон Евгению Брагинскому, через четыре дня Бубль встречал партнера возле 126 отделения. Единственное, о чем ломал голову начальник конторы подполковник Перцев, так это, куда списать девятнадцать выпущенных в преступника патронов. Тот самый Перцев, который будучи молодым опером, брал Гришу с Чумаком в 1979 году.

Через две недели Уральский подъехал к зданию РУОПа на «Водном стадионе» и выкинул в кусты мешок анаши. По звонку спустился Картузов.

– Забирай, вон в кустиках лежит…

Матерый опер заржал:

– Не доверяешь…

– Цыган не купишь, председатель, – сострил каторжанин в ответ.

Эти две недели терпигорец не мог выйти из дома, настолько страшным было его лицо. Вечерами сиживал на балконе, надев забрало для фехтования, чтобы не пугать прохожих. Странно, но сотрудники нещадно избивая Гришу три дня, ничего не сломали. Лицо всмятку, так, что в сине-багровых опухолях исчезли и рот, и глаза, и даже уши, а серьезных повреждений – никаких. У бедного Дусика оказались сломаны шесть ребер, проломлена грудь, плюс сотрясение мозга. Да что там говорить, каторжанин отделался малой кровью. Через пару лет, когда вошел в силу Рушайло, его бы просто застрелили.

Постепенно у Гриши сложились отношения с капитаном Картузовым. Во время допроса Уральский спросил его:

– Ты чего не бил меня?

– Я не шакал, чтобы добивать раненого льва, – ответил хитрый опер.

Грудь арестанта раздулась от гордости, как баллон КРАЗа… и… он сразу почувствовал к капитану расположение. Представляя однажды бандита своему начальству, Гера сказал: «Вот. Уральский. Избил троих наших сотрудников и выпрыгнул с третьего этажа».

Ну, с третьего так с третьего, Гриша не стал спорить.

Их общение длилось много лет. Денег бандиты Картузову не платили, в бане, бывало, «поляну» накрывали. На такие посиделки Уральский неизменно брал кого-то из товарищей, чтобы не оставаться с сыщиками один на один. Однажды привез с собой легендарного артиста Бориса Сичкина – Бубу Касторского, совсем уже старенького, но бодро залезшего на заказанную проститутку. Менты были в шоке, а молоденькие шлюхи великого комика просто не узнали.

В оперативном плане – никого, естественно, не сдавали. Но вырабатывали общую позицию по каким-то вопросам и движениям в округе. Иногда, случалось, ругались.

Гера Картузов дослужился до подполковника и ушел в отставку в 2001 году. Возглавил службу безопасности одного банка.

Последствия, или правильнее сказать, результаты этой схватки стали ясны не сразу. Во-первых, Уральский заслужил огромное уважение сотрудников. Он их почти никого не запомнил, а опера первые подходили на улице: «Здорово, Григорий! Зла не держишь?».

Он только разводил руками: «И ты тоже отметился? Сколько же вас?».

На них произвело впечатление то, как уголовник убрал трех подготовленных оперативников и то, что не визжал и не обделался, когда его три дня топтали десятки ментов. Во-вторых, Грише понравилась работа ножичком, и он стал часто его применять. А это, в свою очередь, заставило коллег по ремеслу относиться к нему с должным вниманием.

Помирились с Ларионом. Менты, позднее, рассказывали Грише: на своих корпоративных попойках, когда доблестные стражи порядка, захмелев, начинали хвастать своими подвигами и ранениями, Ларик молча задирает футболку, показывает шрам и говорит одно слово: «Уральский».

У каторжанина Ларион слезно просил подарить ему нож, которым Гриша его пырнул. Но у бандита

крепко накрепко сидела лагерная установка: «Ментам веры нет». Уральский помнил, как на «восьмерке» хозяин вызвал лучшего изготовителя «выкидух» на зоне. Протянул ему «кнопарь»: «Твой нож?». Зек повертел нож в руках: «Нет, не мой».

– Ну как не твой? Пальчики то твои… – полковник Зиганынин, улыбаясь, взял «выкидуху» салфеточкой и спрятал в стол. Года два бедолаге добавили за изготовление и хранение холодного оружия.

Поэтому от контактов с властью вообще и с ментами в частности Гриша шарахался, как черт от ладана. Герман Картузов – это исключение, подтверждающее правило. Потому, что в лагере ни один нормальный блатной не пойдет разговаривать с опером один на один.

– Начальник, сажай, но базарить с тобой я не буду. Хочешь говорить – только вдвоем с любым моим близким. Потому, что я от тебя выйду, а мне предъявят: «Ты о чем с кумом шептался?».

Однако лагерь и свобода – две большие разницы. Такая бескомпромиссная позиция была ошибочной. Григорий, к сожалению, понял это слишком поздно и упустил тот момент, когда нужно было переплетаться с чиновниками, наводить связи с управой, префектурой. Матерому сидельцу претило заниматься бизнесом, он долго держал «босяцкую стойку», не зная, что вся организованная преступность давно уже вкладывается в серьезные коммерческие проекты.

А с Лариком Уральский несколько раз встретился. Однажды на дискотеке во Дворце Спорта Лавочкина омоновцы Лариона стали бороться с Гришиными ребятами на руках. Сам Ларик все просил показать, как каторжанин его проткнул. Принимал стойки, приговаривая: «Вот я ставлю ногу, ты меня бьешь справа, я, раз! Делаю захват! А если слева, то, бац, ставлю блок!». Так или иначе, он не держал на Уральского зла. Из милиции его через пару лет уволили. Ларик искал встречи с Григорием, но тот поостерегся. Хотя бандит из него получился бы знатный! Только без погон.