Книга: Духовная амнезия: беседы о том, как не забыть о Боге
Назад: Потерпи, скоро будет и Силоамская купель
На главную: Предисловие

Покаяние — сладкая скорбь души

Если бы у нас было покаяние, то все было бы совершенно по-другому. Так что же такое покаяние, что значит осознать свои грехи? Что значит скорбеть о своих ошибках? Об этом мы постоянно молимся в храме — чтобы Христос дал нам пройти прочее время жизни нашей в мире и покаянии. Мы постоянно молимся об этом, но оно всегда ускользает от нас. Ускользает от нас покаяние!

«Покаяние» — какое хорошее слово! Изменяется мой ум, я меняю свой взгляд на вещи, меняю свое мышление, свой настрой, сердце, отношение к жизни, я смотрю по-другому на мир, на жизнь, я становлюсь новым человеком. Покаяние означает возрождение, обновление моей души, я словно возвращаю время назад и полагаю новое начало, становлюсь новым человеком, я снова становлюсь ребенком и открываю новую страницу в своей жизни, совершенно новую. Чтобы записать там что-то новое, я стираю старое, выбрасываю это из своей жизни и начинаю жить заново.

К покаянию стремлюсь я, покаяния мы требуем у самих себя. Господь просил нас иметь покаяние, Он говорит нам: Покайтесь! (Мф. 4, 17). О покаянии постоянно говорил и святой Иоанн Предтеча: покайтесь! — глас вопиющего в пустыне. Этот пустынник, подвижник, эта горлица пустыннолюбная, этот цвет пустыни, этот крин пустынный все время говорил: Покайтесь, ибо приблизилось Царство Небесное (Мф. 3, 2). Изменитесь, исправьтесь, поймите свои ошибки, согласитесь, что вы — грешные люди, примите очевидное — что покаяние необходимо.

Об этом сказал и Сам Господь. Святой Иоанн Предтеча уходит со сцены истории, и в нашу жизнь входит Господь и говорит нам то же самое.

* * *

Но у нас нет покаяния! У нас нет покаяния, и даже теперь, слыша это, ты говоришь себе: «Ты что, прямо сейчас будешь говорить мне о покаянии? Да у меня столько дел, мне надо бежать за детьми, забрать их из школы, надо готовить, делать покупки, ходить по магазинам, надо пойти к врачу, и вообще столько всего на мою голову! Времени у меня в обрез, его не хватает, нужно столько всего сделать, мы же не успеваем сделать даже самое необходимое.

А ты говоришь, чтобы мы покаялись! Так что же нам сделать, чтобы покаяться? Мы ведь не успеваем еще и каяться. Мы не понимаем, о чем ты говоришь».

Так что же означает покаяние?

Мне вспоминаются слова святого Иоанна Лествичника, который говорит, что то, что ты все время не успеваешь сделать, то, на что у тебя всегда нет времени, — это и есть то единственное, о чем Христос спросит тебя: сделал ли ты это? Единственное, за что ты будешь отвечать пред Богом; единственное, чего Христос взыщет у твоей души в Судный день. Вместе с любовью, вместе со всем хорошим, чего Господь хочет от нас: смирением, добротой, милостыней, всеми добродетелями, которые украшают душу и оживотворяют наше бытие, — вместе со всем этим Он взыщет, имели ли мы покаяние.

Это после того, как ты наделал ошибок, после того, как потерпел неудачу во всем, чего хотел достичь (а мы, конечно, все терпим неудачи; никто в совершенстве не достигает того, что хотел, никто не достигает вершины, на которую хотел взойти; никто не может иметь совершенной любви, совершенного смирения, полной и безкорыстной самоотдачи, чистоты сердца, никто не может иметь этого в совершенной степени, как этого хочет Бог), Господь говорит:

«Если ты не мог достигнуть всех этих благ, которых хотел в жизни, поскольку был безсилен; а если и достиг чего, то сам же проваливал это своей злобой и эгоизмом, так хотя бы раскаяние во всем этом у тебя имеется? Обагрило ли покаяние все стороны твоей жизни, все моменты твоей жизни? Украсило ли их покаяние, исправило ли их? Ты был грешен? Я не буду тебя судить за то, что ты был грешен, потому что знаю как Бог, что ты грешен. Я знаю, что ты глина, знаю, что ты пыль, и не жду от тебя ничего больше — Я знаю, что сам ты ничего не можешь сделать! Ведь без Меня вы не можете делать ничего! (Ин. 15, 5). Ты не можешь сделать ничего, Я знаю это и не вознегодую, когда увижу твои немощи, потому что знаю, что ты весь — одно сплошное безсилие, одна язва».

Человек — великая язва вселенной. Бог знает это и поэтому не будет судить нас, не будет ругать за то, что мы грешны, не заругает и за то, что мы не достигли великих целей в жизни. А мы и не можем достигнуть великих целей, потому что мы люди — маленькие и безсильные. Все великое, чего можно достигнуть, принадлежит Ему, как и все великое, происходящее через нас, тоже принадлежит Ему. Он дает нам силу, благодать, крепость и действует через нас.

Бог не станет судить нас за то, что мы не обошли всех концов вселенной, миссионерствуя, если Сам не призовет нас делать это. Бог не станет судить меня за то, что я не воскресил ни одного мертвеца, потому что не мое это дело. Не я Жизнь, и Путь, и Истина. Не я сказал: Верующий в Меня, если и умрет, оживет (Ин. 11, 25). Христос сказал это. Христос может воскресить мертвого, а я — нет.

За это Он не будет меня судить. Господь не заругает меня даже за то, что я грешен, и за то, что я не могу накормить всех бедняков на свете, потому что сам я этого не могу сделать.

«Знаю, дитя Мое, что ты — человек, ты глина; что под одеждой, которую носишь, под рясой, которую носишь, ты скрываешь плоть, и эта плоть — пыль, глина, прах, пепел, она ищет подобного себе, и Я знаю, кто ты. Но есть нечто такое, чего Я ждал от тебя, — скажет нам Христос, — есть нечто такое, что и ты — глина, пыль, Мое творение — мог сделать и должен был сделать и чего Я ждал от тебя всю твою жизнь. Я ждал, чтобы ты это сделал. И что же это? Чтобы ты покаялся! Чтобы ты хотя бы покаялся. Ты не святой, Я знаю, но Я даже не видел, чтобы ты согласился с этим. Я не видел, чтобы ты поскорбел о себе самом, чтобы понял свою меру, чтобы ты понял понятное. Какое понятное? Такое, что ты незначителен, мал, безсилен.

Я не видел, — скажет Христос, — чтобы ты согласился с этим, дитя Мое. Я видел тебя крайне эгоистичным, совершенно неисправимым, неуступчивым, совершенно твердолобым, большая доля упрямства имелась в том, что ты говорил, в том, что думал, в том, что ты делал. Ты стоял на своем, не каялся, сердце твое не принимало этого, оно всегда было твердым, всегда оставалось незыблемым в твоих поисках, решениях, движениях. Я не видел этой сладости раскаяния в твоем сердце. Я хочу увидеть, что ты соглашаешься с этим, хочу увидеть, что ты скорбишь, увидеть, что ты спустился с небес на землю и входишь в свою меру, что ты понял свою меру. Я хочу, чтобы ты понял ее и сказал: ”Господи, это я. Я так мал, так безсилен, так грешен. Грехов у меня много, и я их знаю, я размышляю о них, скорблю, душа моя уязвляется, глаза проливают слезы, плачет и душа моя. А если на глазах моих и нет слез, ибо они дар от Бога, то в душе моей много слез. И если на глазах моих нет слез, то я по меньшей мере издаю вздох, я терзаюсь из-за этого, признаюсь и говорю это. Я соглашаюсь и говорю: ах, Боже мой, я не таков, каким Ты создавал меня. Я не таков, каким должен быть, чтобы Ты мог взглянуть на меня и порадоваться. Когда Ты создавал меня, когда лепил меня в раю, когда пречистыми Своими руками давал мне жизнь, когда брал глину и лепил дело рук Твоих — человека, меня, весь мир, — у Тебя не было такого замысла, чтобы я падал до такой степени. Ты не хотел, чтобы я опускался до такой степени. А я так пал. Я соглашаюсь с этим, воздыхаю, скорблю, терзаюсь“».

Это и значит покаяние — скорбь души, однако скорбь сладкая. Скорбь, которой сопутствует надежда — надежда во Христе. Скорбь, которой сопутствует ощущение того, что существует Некто, Кто перед тобой. Ты только признай свою ошибку, свое безсилие и будь готов заплакать, разочароваться, а Он не даст тебе разочароваться. Он всегда тебя поддержит, поднимет глаза и скажет тебе: «А ну-ка, посмотри сюда, иди сюда. Мне достаточно того, что ты согласился с этим, достаточно, что ты понял это, достаточно, что ты пришел к познанию истины, — а это знание самое великое. Самое великое знание, дитя Мое, — это то, что ты понял сейчас. Что именно? То, что ты — немощное создание, что ты грешен. Ты понял это? Ты ведь понял это! А поскольку понял это, то ничего другого Я от тебя не хочу. Я хочу, чтобы ты принял это, чтобы смягчилась твоя душа, чтобы сердце твое исполнилось сладости, чтобы слезы потекли из сердца твоего. Чтобы ты взыскал Меня как потребность души твоей, чтобы сказал внутри себя, прошептал вслух и запел: “Господи, помилуй! Господи, помилуй Ты меня уже. Я не могу сам, я очень слаб”. И когда скажешь это, то всё остальное Я тебе дам! Но ты согласись, покайся, ты прими то, кто ты есть».

* * *

Это покаяние — скорбь, связанная с надеждой, боль, содрогание нашей души, нашего сердца из-за того, что мы есть, тревога из-за нашего окаянного состояния, из-за того, что каждый совершил: из-за малых и больших проступков.

— Пусть не проходит ни дня в твоей жизни, — сказал мне однажды один святогорец, — без того, чтобы ты вечером, перед тем как уснуть, сказал Богу: «Господи, прости мои ошибки, которые я совершаю на всякий день и совершил сегодня!» Никогда не забывай этого. Не забывай даже на день, что ты грешен, что ты несовершенен, что ты совершил много ошибок и знаешь их. А некоторые и не знаешь, о некоторых остаешься в неведении. Это ошибки, которых ты не сознал, но которые изошли из твоей души — как атмосфера, которую ты создал вокруг себя, как взгляд, которым огорчил кого-то, как слова, которые произнес и не понял, как они отозвались в другом.

Ты совершил много грехов, малых и больших. Каждый вечер, перед тем как лечь спать, соглашайся с этим и не чувствуй себя безгрешным, не чувствуй себя совершенным, значимым, великим, страшным, неуязвимым, уникальным. Нет! Ты человек, а это значит — немощное создание. Ты — великое создание, самое величественное создание во вселенной, дело рук Божиих, изысканное творение во вселенной, малый космос. В человеке ведь существует целая вселенная — наше сердце, наша душа. И хотя этот космос так велик, он в то же время и очень мал, немощен и незначителен. И почувствовать это помогает нам покаяние. Это и есть дело, которое совершает покаяние, когда Бог коснется нас…

* * *

Однако сегодня люди не каются, они не могут понять своих ошибок. Мы ощущаем себя очень высокими, очень сильными, судя по новостям и фильмам, и по тому, как мы говорим, и по тому, как ругаемся с другими. Нам страшно признаться, что мы виноваты, и мы говорим:

— Если я признаю это, то что скажут другие? Если я скажу это, я испорчу свой имидж. Сегодня мир такой, что, чтобы идти вперед, надо быть жестоким, надо быть лучше всех, никогда нельзя признаваться, что ты совершил ошибку, а если ты сделаешь это, тебя съедят.

Так говорят:

— Не говори, что ты немощен, не соглашайся с этим!

— Ну а что, если это так?

— Нет! Даже если это и так! Ты не соглашайся с этим!

Ты говори то, что ты не есть, достаточно создать впечатление у окружающих!

— Но как же я помогу себе? Как я изменюсь? Здесь ведь речь идет не о какой-нибудь работе, на которую я должен попасть, и нужно сказать, что у меня есть качества, которых на самом-то деле у меня нет, чтобы не отдали мое место другому. Здесь мы говорим об отношениях с людьми, о связи с Богом, о связи с самим собой, о том, что мне не надо соглашаться с тем, что я в чем-то нуждаюсь, что я немощен, что я делаю ошибки и у меня есть недостатки.

— Нет, не соглашайся с этим! Это будет твоим минусом. Это низкая самооценка, — так тебе скажут. — Тебя увидят другие и перестанут ценить по достоинству. У них не станет хорошего мнения о тебе!

— Да, но если я не соглашусь с тем, что я немощен, если я не приму своих ошибок, я ведь буду постоянно жить во лжи…

Накануне я размышлял об ошибках, которые совершил за один только вчерашний день, с утра до вечера, и вспомнил, что говорит праведный Иов в Ветхом Завете. А именно, что даже если всего один день проживет человек (если бы вся наша жизнь была не девяносто лет, или восемьдесят, или семьдесят, или сколько-нибудь еще, а всего один день, как у каких-нибудь бабочек-однодневок), даже если бы и такой короткой была наша жизнь, то у нас все равно были бы грехи. Что-нибудь мы бы сделали. Что-нибудь сказали бы. Человек ведь немощен, грешен, он замешан на безсилии, нужде, несовершенстве — мы несовершенны.

Когда размышляешь о своих грехах, говори: «Как не взыскать прощения, как не согласиться? Я ведь стою пред Богом в покаянии о грехах, совершенных за неделю, месяц, десятилетие, жизнь».

Прегрешения, ошибки, которые мы всё накапливаем и накапливаем, сокрыты в нас. Они копятся, мы их никогда не видим, никогда не думаем о них. Мы наряжаемся, красимся, прихорашиваемся, душимся, эффектно одеваемся. Мы развлекаемся, танцуем, слушаем музыку, смотрим фильмы. Но внутри в нас существует этот мир, сокровенный мир, душевный мир, мир красоты — но вместе с тем ужасом, который мы накопили. И если мы никогда не увидим этот ужас, если не прикоснемся к нему, если это болото, эту тину мы никогда не выбросим из себя, чтобы видна стала вся красота нашей души, если не исчезнет эта грязь, чтобы показался цветок любви, цветок души, весь этот красивый мир, существующий у нас внутри, то что же будет? Мы позволяем мусору копиться в нас…

Помню, однажды, придя домой, я забыл вынести мусор. Забыл и на второй день. Из-за множества дел, которые у меня были, я о нем забыл, и когда вошел в дом, то этот запах ударил мне в нос. Таково и зловоние, этот смрад смерти, исходящий из нашей души. Я оставил мусор дома, два дня не выбрасывал его, и вся комната провоняла. Ты только подумай: есть люди, есть наши братья, ты или я, которые целыми годами оставляют внутри себя всякую всячину, чтобы она громоздилась: состояния, тайны, скрытые события, о которых никто не знает, кроме тебя и Бога; что-то такое, что ты сделал или сказал, и об этом знают только двое — ты да Бог. Ты да Бог или ты и твое «я».

Есть вещи, о которых стоит только подумать, и они уже начинают нас мучить, и мы чувствуем, что совершаем грех. Эти вещи есть, а мы их оставляем и говорим: «Да ладно, ничего, оставь их!» Мы их заталкиваем, как одежду в шкаф, с которой нам некогда разобраться, забрасываем их в себя и сверху придавливаем как попало.

Это великое дело — навести порядок, убраться в своей душе, посмотреть, что в ней имеется. И если ты увидишь, что в ней, то ужаснешься, не выдержишь, ты впадешь в уныние, у тебя начнется депрессия, тебя постигнет разочарование. Но тут приходит Христос и говорит: «Нет, пусть тебя охватывает не разочарование, а лишь маленькая скорбь» — скорбь по Богу, которая открывает в нас покаяние, истинное покаяние, приводящее к радости. Это скорбь, однако она выведет тебя на поляну счастья. Надо немного поскорбеть, чтобы дать толчок своей душе. Существует эта скорбь как толчок, как побуждение, скорбь, заставляющая душу проснуться от летаргии. Эту скорбь тебе и надо ощутить, только ее, не скорбь отчаяния, безнадежности, разочарования, паники, которая нередко доводит и до самоубийства.

Некоторые видят свои ошибки и говорят: «Я больше не могу. То, что я увидел, меня потрясло. Я ведь уже не смогу исправиться. Мне ведь уже не спастись никак. Мне совершенно не на что надеяться. Покончу же с собой, положу конец этой своей жизни!»

Нет, только не такая скорбь! Это уже другая крайность. Для нас важно то, что говорит нам Господь, а Он говорит не о крайности, а о середине и равновесии: надо опечалиться и проснуться, опечалиться, чтобы двинуться вперед, надо подтолкнуть свою душу, чтобы приблизиться к Богу. И тогда нам больше не нужно будет ничего.

Вот этого и хочет Бог — чтобы мы согласились с этим, склонили голову и сказали: «Да, я грешен! Я тоже человек и совершаю ошибки».

«Да, я сказал тяжкое слово, прости меня. Не ты виноват, это виноват я. Прости меня, я огорчил тебя на днях. У меня были проблемы на работе, и я дал волю своему эгоизму. Я безсердечен, не умею любить, прощать, принимать тебя таким, какой ты есть, проявлять терпение. Я такой и говорю это не холодно, но в то же время и не отчаянно, я говорю это спокойно, со смирением, простотой, добротой в сердце и жду от тебя понимания». Сейчас, Господи, когда я признал свои грехи, свои немощи, когда я каюсь перед Тобой, я готов на все. И Твоя доброта, Твое признание утешат мою душу более всего. Всякая душа ждет этого.

Этого тебе надо ждать от другого. Когда ты покаешься и по-настоящему смиришься и скажешь: «Прости меня, я согрешил, каюсь», — то никто не будет так жесток, так непреклонен, чтобы ударить тебя, наброситься на тебя еще сильнее. При виде твоего чистого взгляда, твоих кающихся и слезящихся глаз и страсть другого отойдет. Он сдастся и скажет: «Да ладно. Нет проблем, ничего страшного, ты сказал это, ты ведь человек, но всё позади!» Смирение, покаяние, признание растопят железо, они растопят и бесов, парализуют зло.

Но нет у меня этого покаяния, нет этого смирения. Мы делаем так много ошибок, огорчаем так много людей, уязвляем столько душ, презираем стольких людей, обходим их стороной, мы безразличны, совершаем столько преступлений, столько грехов. Я не говорю о других, я говорю сейчас из своего опыта. Но не только из своего опыта, а из опыта других. Человек ведь все знает, когда он священник: знает свои грехи, знает и грехи другого, он выслушивает грехи всех людей и видит, что есть много грехов на свете, в которых кому-нибудь, но надо будет покаяться.

Много таких грехов, которые мы совершаем, даже не задумываясь об этом: впустую потраченные часы, безконечные потраченные часы, и в этом у нас нет никаких угрызений совести. Мы теряем столько часов своей жизни, проведенных без пользы, о которых когда-нибудь будем горько плакать. Мы будем плакать, но будет поздно.

Будем плакать с теми, кто убивал безконечные часы перед телевизором, компьютером ради глупостей — тогда как надо было читать об искушениях.

Прошли целые часы, в которые они вообще не молились, не прочли ничего. Это бездельные дни, дни, в которые они не научились любить, прощать. А потом скажут: «Когда пролетела моя жизнь? Когда промчались эти годы? Как я стал восьмидесяти-девяностолетним и что сделал в своей жизни? Да ничего! Почему, почему ничего? Христос говорит, что за миг можно покаяться, но в то время как разбойник за минуту вошел в рай, я потерял не просто минуту, а тысячи, миллионы минут и ничего не сделал для своей души. О ужас! Как же пролетело время моей жизни?»

Придет час, когда мы будем раскаиваться из-за потерянного времени. Придет час, когда мы будем раскаиваться в словах, которые сказали. Слова… Сколько отношений испортилось из-за горьких, оскорбительных, злобных, саркастичных, ироничных слов, которыми мы унизили другого! Потом внезапно чаша переполняется — от одного только слова, одной обиды, и так разрушаются целые семьи.

* * *

Придет час… О, если бы это было сейчас, когда слеза покаяния еще может покатиться из наших глаз и мы скажем Богу: «Господи, как же я мог так говорить, как я мог так ранить других? Что это я говорю, что это такое произносит мой рот?! Нет, не ругань или плохие слова — я просто так общаюсь с другими! Всегда обижаю, иронизирую, не уважаю — что это, то, что выходит из моих уст? Сколько раз я осуждал, сколько раз смаковал жизнь другого! Говорю о людях, которых нет среди нас, порочу их жизнь, толкую их поступки, хоть и не знаю, правда ли то, о чем говорю, не будучи сердцеведцем. Сколько же раз, Господи, я приписывал Твою власть себе. Отнимал у Тебя право, которое только у Тебя есть. Какое право? Судить других. Сколько раз я совершал этот грех, а каялся редко. Да я вовсе не раскаялся в этом, потому что если бы раскаялся, то остановился бы. Если бы я раскаялся, то не повторял бы этого больше. Если бы мне это не нравилось, я перестал бы».

Когда еда тебе не нравится, когда она горька, безвкусна, ты ее больше есть не станешь. Ты ее не готовишь больше, не хочешь даже пробовать ее — она тебе не нравится. А грехи мы совершаем одни и те же и никогда не каемся.

Почему? Потому что они нам нравятся. Нам нравится то, что мы делаем. Мы привыкли, нам нравится порок. Нам нравится эгоизм, наши страсти, нам нравится любопытствовать о чьей-то жизни, видеть, что другие что-то теряют, расходятся, мы сплетничаем об этом, потому что нам это нравится.

Если по телевизору идет документальный фильм на какую-нибудь научную или философскую тему, например по истории искусства, то мы переключаем канал. Но если найдем канал, по которому передают о жизни людей: кто развелся, почему развелся, как они поссорились, — мы садимся и смотрим. Нам нравится, с нами что-то происходит, и мы наслаждаемся неудачами других. Мы не плачем о них, не каемся — ни о себе, ни о них, ни о скорбях в мире, а радуемся, слыша, что где-то взрываются бомбы, что там боль, испытания, проблемы. Это доставляет нам скрытое наслаждение, потому что, слава Богу, это случилось не с нами, а с другими.

— Скажи, а что там было? А что он ему сказал в конце? Ты узнал подробности?

Нам все это нравится, и мы не каемся. Мы наслаждаемся, совершая грехи.

Если мы захотим покаяться, если захотим поплакать, то что говорят святые? «Если и вода всех рек вытечет из наших глаз, и морей, и океанов, то ее недостаточно будет для нашего плача». Чтобы мы выплакали свои и чужие грехи. Чтобы признали, что у нас не все в порядке.

Блаженны плачущие, ибо они утешатся (Мф. 5, 4). Плачущие — это те, которые скорбят, у которых есть покаяние, которые жалеют о своем грехе и грехе мира, которые жалеют о своих ошибках, о тревогах людей, о проблемах других, о своих нераскаянных братьях и берут на себя их покаяние, говоря: «Господи, я каюсь и за тех, которые не каются! Молю Тебя: пожалей их!» А мы? Мы — ничего, у нас ничего похожего на это нет.

Сколько не рожденных детей ждет, когда появятся слезы на глазах их родителей, а слез еще нет! Сколько совершается абортов, сопровождающихся одной только подписью: врачи, договоры, документы, вся это формальность! Ты говоришь себе, что так делают многие, много женщин и мужчин проводят аборты. Они совершают убийство, а ты еще не заплакал!

Часто приходят женщины и исповедуются — и мужчины тоже, потому что они несут ответственность за то, что произошло с их женами, — и не говорят ничего про аборты. Ты кратко спрашиваешь:

— Вы когда-нибудь делали аборт?

— Да, два раза.

— И вы так просто говорите об этом?

Ты, отец, ты готов плакать о двух детях, которых уже нет среди живых, и еще больше плакать о живых, но мертвых их родителях? Тут даже не встает вопрос о том, что они согрешили, потому что они люди: и я мог бы это совершить, и любой мог бы совершить по своей немощи, невниманию, по разным причинам. Но чтобы ни одной слезы? О том, что ты сделал, ты даже не жалеешь?

Разве ты не осознаёшь этого? Разве не понимаешь, что за это надо что-то отдать? Кому? Не мне, не Богу, а этим душам, этим детям, которые не порадовались этому миру, не пожили. Пускай, если бы у вас не было денег, они попрошайничали бы в метро. Но ты никого не спросил, что делать с этими детьми. И ты не губил их для того, чтобы они не жили плохо. Ты просто взял и принял решение — сам. Ты просто еще раз сделал себя богом и сказал: «Я решу, что будет, я буду определять свою жизнь, я скажу, будут они жить или нет!»

Ты еще не поняла, что твое «я» уничтожило тебя, и не плакала об этом. Ты сделала аборт или хочешь сделать, но не поняла свою ошибку и не пролила из глаз ни одной покаянной слезы. Разве это не страшно? А где покаяние? Нет покаяния. Сколько тысяч абортов совершают в Греции? Примерно триста пятьдесят — четыреста тысяч в год, по официальной статистике (я слышал это несколько раз). Это те, которые заносят в документы в больницах, а сколько еще их делается втайне, о чем не сообщается по разным причинам: чтобы не упал авторитет, чтобы не испортить свой имидж в семье, мире, обществе.

Пролило ли каждое из этих семейств хоть слезу? Я не сердцеведец и не сужу их, не обвиняю, просто объясняю, что земля нашего сердца жаждет слез, потому что она очень суха, земля нашей планеты хочет слез, потому что она пересохла.

Мы грешны, но у нас нет покаяния, и в этом — наша драма, а именно в том, что мы живем в греховную эпоху. Все эпохи были греховными, но нынешняя эпоха в небывалой степени лишена покаяния, она жестока, непреклонна, надменна пред Богом. Это сплошное восстание, бунт против Бога, и дерзость — самое трагичное из всего этого. Трагично не то, что мы совершаем грехи, а то, что мы имеем дерзость и превращаем грех в способ существования. Вместо того чтобы признать это и сказать: «Господи, прости нас! Я умоляю Тебя помочь мне выбраться из болота!» — мы говорим: «Я хорошо поступаю, так делают все, мне так нравится. Я буду так делать!»

Это уже не человеческое. Это сатанинское. «Я так хочу, мне так нравится, я не буду меняться» — это мышление сатанинское. Я слышал это не от старцев, не из книг, а сказать вам от кого? От самого диавола я это слышал. Я не видел диавола лично, но однажды случайно оказался на изгнании нечистого духа. Тогда все продолжалось полчаса, я столько всего слышал и задумался после этого очень сильно.

В какой-то момент священник спросил лукавого духа:

— Кто сильнее? Ты знаешь, почему я это говорю: потому что сильнее Христос, а не ты. Согласись с этим! Это так?

— Я не скажу тебе!

— Кто сильнее: ты или Господь?

— Не скажу!

И в конце священник сказал ему:

— Заклинаю тебя именем Господа сказать мне!

Искуситель ему отвечал:

— Если ты знаешь, что Назарянин сильнее меня, то зачем спрашиваешь?

Священник ответил:

— Чтобы ты сказал это!

Это я слышал своими ушами, и не только я, но и много людей, причем людей образованных. Так что это не какой-нибудь фольклор, чтобы ты говорил: мол, одни бабки верят в подобные вещи. Там был даже один журналист, я видел, что он держал магнитофон и записывал. Не знаю, чего он хотел — сделать репортаж, что ли, не знаю.

Священник продолжил:

— Ты знаешь, что, когда ты покаешься, Бог примет тебя снова? Он снова примет тебя, как светлого ангела, снова примет тебя в Свое окружение, ты знаешь это? Как возлюбленное чадо, блудное, возвращающееся. Ты знаешь, что Бог примет тебя в Свои объятия, если покаешься?

Искуситель ответил:

— Знаю. Я знаю и это.

Священник сказал ему:

— А тогда, безумный, почему же ты не каешься? Глупец ты, коли не каешься.

И тут раздался крик на весь храм, от которого все застыли на месте, потому что это был голос дикий, сильный, но в то же время очень четкий и уверенный, очень уверенный:

— Потому что не хочу!

Я не могу его изобразить. Долго звучал этот голос, стоял один крик: «Не хочу! Не хочу!» Диавол не хочет каяться.

Каждый раз, когда ты говоришь: «Я не хочу меняться, не хочу признавать свою ошибку, не хочу. Оставь меня в покое! Я хочу пить, хочу курить, хочу грешить, развратничать. Я хочу, мне это нравится, мне это приятно, оставь меня!» — это уже вызывает тревогу.

Если бы ты сказал, что согрешаешь, так как ты человек, как и я совершаю грехи, как и все совершают грехи, — один только Господь не совершил греха, потому что никто не без греха (см. Ин. 8, 7). Все мы грешны, по меньшей мере пред Тобой, Единственным, мы согрешаем, но и пред Тобой, Единственным, припадаем. Я не перестаю грешить, но снова прихожу к Тебе, падаю Тебе в ноги, прошу Твоей милости, говорю Тебе, что согрешил, и Ты снова меня принимаешь.

 

 

В этом разница между кающимся и не кающимся человеком: кающийся человек грешит и кается. А нераскаянный совершает грех и упорствует, совершает грех и доволен этим. Совершает грех и радуется, он культивирует его, развивает, упрочивает в себе и живет в аду и сатанинской атмосфере еще в этой жизни, в своем сердце. Ни к чему спрашивать, куда ты отправишься, ни к чему спрашивать, отправишься ли ты в рай или ад: ты уже сейчас испытываешь или рай, или ад. Кающийся уже сейчас ощущает рай, он плачет, соглашается, что виновен, но радуется, потому что видит Христовы объятия, видит перстень, который надевает ему на руку Небесный Отец, царский перстень, перстень усыновления, новой перемены, и Он ему говорит:

— Чадо, Я люблю тебя!

— Я грешен.

— Я люблю тебя.

И ты говоришь:

— Христе мой, какова же эта радость, которую Ты мне даришь! Я грешен, и Ты меня любишь? Как же Ты любишь меня с этим грехом, который я совершаю?

А Господь тебе говорит:

— Я люблю тебя не за то, что ты сделал, но люблю тебя за то, что ты Мне сейчас даешь. За твое сердце, которое ты Мне опять отдаешь, за то, что ты опять приходишь ко Мне, подаешь Мне руку, любишь Меня снова, — вот что Я люблю. Твое возвращение!

Эта красота есть в Церкви. Мы каемся, возвращаемся, падаем и встаем — неописуемое чувство возвращения! Тяжело чувствовать падение, эту горечь в душе, нас охватывают печаль и унылость, но, с другой стороны, мы радуемся, потому что у нас есть Отец, мы нашли Мессию, нашли Избавителя. «Радуйся, Родившая Наставника заблудшим, радуйся, Носившая во утробе Избавителя плененных!» Он — наш Избавитель. Мы — плененные, заблудшие, но приходит наш Избавитель, у нас есть Путеводитель, и от этого наша радость, а не оттого, что мы плохие.

В Церкви много надежды, много оптимизма. Покаяние замешано на слезе, которая, как только начнется печаль, превращает ее в радость. И ты уже не знаешь, почему плачешь: потому ли, что скорбишь, или потому, что радуешься.

Есть люди, которые в продолжение исповеди плачут-плачут (я видел людей, которые плачут), и спрашиваешь их:

— А сейчас почему ты плачешь? Тебя же Бог прощает!

И он говорит:

— Не знаю. Плачу и о том, что сделал, и оттого, что чувствую прощение, что Господь наполняет меня Своей любовью. Меня, гнусного, грешного, непотребного Его раба, — как Он любит меня таким, с этим зловонием? Как обнимает меня, немытого?

А как отец блудного сына поцеловал своего ребенка, который был весь в лохмотьях, целыми неделями не мывшийся, грязный? Как прикоснулся к нему этот пречистый отец, когда его сын был презренным в глазах людей?

И Отец говорит:

— Если ты говоришь так, значит, ты Меня еще не знаешь. Если ты называешь Меня Отцом и считаешь Меня таковым, то ты еще не понял, каков Бог. Ты еще не понял океана Моей любви, Моего человеколюбия, Моей доброты, Моей несправедливости. Я Бог несправедливый, потому что у Меня нет твоей справедливости, нет твоих весов, а даю Свое прощение как Я хочу.

И тогда как на твои весы надо положить определенный груз, чтобы достигнуть равновесия, то Господь балансирует как хочет. Он платит работнику последнего часа так же, как и трудившемуся с утра до вечера. А последний негодует и говорит:

— Господи, ну почему так? Я тружусь с утра до вечера, и Ты даешь мне плату, а этот пришел и стал работать только под вечер, а у него такая же плата! Ну разве не несправедливо то, что Ты делаешь?

А Бог ему говорит:

— А какое тебе дело до этого? Почему это тебя раздражает? Любовь несправедлива.

Любовь онеправдывает. Нам надо ухватиться за эту неправду и уповать, что спасемся. Если Бог станет судить меня по правде, то я не спасусь, а если станет судить меня не по правде, то есть с любовью, милосердием и прощением, по-Божественному, тогда есть надежда моему спасению. Господи, если Ты беззакония заметишь, кто устоит? (Пс. 129, 3). Кто выдержит, кто вытерпит этот суд? Если Ты станешь замечать мои грехи, то нет мне возможности спастись. Но милость Твоя перетянет, перетянет одна слеза.

А у тебя есть одна слеза? То, что мы называем Божией благодатью, то, что называем Христовым прикосновением к душе нашей, это плод Святого Духа. Плод Духа полон слез. Об этом даре нам пишет Священное Писание, потому что это сокровенный и внезапный дар, он бьет ключом и идет от Бога по Его воле, и этим Бог нас удивляет. У Святого Духа много даров, не только этот, у Него есть безкрайние дары: Божественные смыслы, превосходные мысли, уникальные переживания, Божественное сияние вокруг нас, Христова благодать, слезы, многое Он нам дает.

Итак, есть ли у нас эта слеза? Если она есть, тогда у нас есть надежда на рай. Прекрасна эта слеза, когда катится, и Бог берет ее, ее берет наш ангел, а ты думаешь, будто она исчезает. Бог берет ее и относит в рай, где она превращается в алмаз. И внезапно ангелы видят на небе мощный свет и говорят Богу:

— Что это сверкнуло, что это блестит среди нас, в этом священном собрании? Что так сильно сияет сегодня, Господи?

А Он им отвечает:

— Это слеза одного кающегося человека: одно Мое чадо покаялось. Одно Мое создание плакало сегодня, плакало горько. Я взял его слезы и превратил их в алмазы, которые будут ждать его, чтобы украсить ему венец, когда он придет в Мое Царство.

Эти алмазы создадут нам красоту. Тогда эти слезы украсят нашу душу, и больше у нас слез не будет — «идеже несть болезнь, ни печаль, ни воздыхание, но жизнь безконечная». Безконечная жизнь. Но для этого должна быть слеза, хотя бы одна слеза.

Старец Иероним Эгинский (есть книга о нем, написанная его духовным чадом) говорит: «Слез много, но глаза малы и не вмещают их. Не хватает глаз моих, Господи, чтобы выплакать слезы, которые у меня есть от любви к Тебе, от раскаяния в моих грехах и грехах людей!»

Как это прекрасно — иметь покаяние! Всегда, а не только в Великий пост. Всегда мы должны иметь покаяние, потому что и в день Пасхи мы совершим ошибки, на Пасху или Успение Богородицы могут случиться недоразумения: сколько ссор бывает из-за еды, из-за семейных проблем, а ведь идет праздник!

Кто-нибудь может возразить, что праздники — время радости: Рождество Христово, Пасха, само лето, когда мы едем на море, путешествуем, проводим свой отпуск, — а не время для покаяния. Но посмотри, и там, куда ты едешь, дети попросят у тебя мороженого, ты начнешь нервничать, что у тебя нет денег, и злиться на жену, почему она захотела, чтобы вы остановились, и отсюда начинаются недоразумения. Вот вам и снова повод для покаяния! Как вы помиритесь? Да когда покаетесь!

И во время отпусков, и в лучшем кемпинге, и на лучшем море, и на лучшем пляже появятся поводы для покаяния. Куда бы ты ни пошел, надо носить с собой покаяние, чтобы оно всегда было с тобой. Оно очень полезно, необходимо всюду, где ты ни есть, как дорожная аптечка. Оно исцелит раны повседневные, травмы — малые и большие. Оно может исцелить все большие травмы.

Когда мы окажемся пред Богом, у всех нас, каявшихся, будет большая надежда спастись. А мы, остальные, что будем делать? Мы, остальные, никогда не плакавшие, что мы будем делать?

Вспоминаю случай из «Евергетиноса», в нем говорится об одном ленивом и нерадивом христианине, который проводил жизнь свою небрежно, никогда не каясь в том, что сделал. Он постоянно совершал грехи. И вот пришел последний его час, и он увидел, что Бог будет судить его душу. Там был и данный ему с момента Крещения Ангел Хранитель, который силился найти что-нибудь хорошее, чтобы можно было сказать: «Господи, он сделал это». Однако Ангел не видел ничего хорошего в его жизни, а один только эгоизм, нервы, прихоти, гнев, отдаленность от Бога.

Что же человеку сейчас делать, что он скажет Богу? Все эти вещи, над которыми он смеялся, он увидит, что они — реальность. Что же скажет этот человек Богу сейчас? Вот и пришел конец лжи, конец шуточкам. А он думал, что вечная жизнь — это шутка, и говорил, что только эта жизнь реальна. «Станем есть, пить, брать то, что есть на этом свете, а все остальное — мифы». И что же он видит сейчас? Видит, что то, что он называл мифом, — это реальность, а то, что он считал реальностью, — миф.

Вот и закончился роман! В романах обычно в конце люди начинают жить лучше… а мы и того лучше будем жить! Да, но сейчас он видит, что вовсе не лучше, а, наоборот, хуже, что он вообще не подготовился к другому, тому, что его сейчас ждет. Он не приобрел ничего. И тут он начинает размышлять о своей жизни. Он видит, как весы склоняются к его порокам.

Ангел его был очень печален и плакал, а диавол радовался. И тут вдруг он сам заплакал — он, безсильный, умирающий, вдруг стал плакать и говорить:

— Что же я наделал, Боже! Вся жизнь моя прошла в непотребстве, вся жизнь в ошибках, вся жизнь была вдали от Тебя — и это самое плохое, это самая большая моя ошибка! Самый большой мой грех. Я не познал Бога! Я жил как псы и даже хуже них, потому что они следуют своим инстинктам в меру, а я… Следовал своим животным инстинктам, страстям, и больше ничего. Не думал, что Бог существует! Не думал, существует ли душа. А сейчас вижу все…

Этот человек видел всю свою жизнь, как на киноленте. Он раньше никогда не плакал. Но тут он, такой жестокосердный, заплакал, взял платок и вытер глаза. Весы уже преклонились к его порокам, стрелка застыла в самом низу. И вдруг, в последний момент, Ангел что-то придумал. Любовь ведь всегда что-нибудь придумывает. Любовь находчива, изобретательна. Так что же сделал Ангел?

Он схватил этот платок — этот омоченный слезами платок — и положил его на другую чашу весов со словами: «Господи, Господи! Перед тем как принять окончательное решение, посмотри на этот платок, на эти слезы. Не могут ли они совершить это чудо? Посмотри на его покаяние хоть сейчас, в последний миг, за две минуты перед тем, как ему умереть! Ты милосерден, Ты, Господи, и в другие разы делал это. Ты, Господи, на Кресте спас разбойника в последний час».

Он положил омоченный слезами платок, и весы преклонились на другую сторону. Господь его простил!

Эта слеза всемогуща — слеза покаяния! Но есть ли у нас такие слезы? О, если бы мы нашли время в нашей жизни сегодня, завтра, послезавтра; о, если бы мы понемногу каялись в том, что сделали, и в том, что собираемся сделать. В том, что совершают ближние наши и в чем мы никогда не каялись, так же как и они никогда не каялись в этом.

Давайте же молить Бога коснуться нас тем жезлом, которым Моисей коснулся скалы — и брызнула вода в пустыне. Чтобы Господь коснулся этой скалы нашего сердца, твердого, как камень, и чтобы брызнула эта животворящая слеза.

Помолитесь, прошу вас, и обо мне, а я буду молиться о вас!

Назад: Потерпи, скоро будет и Силоамская купель
На главную: Предисловие