38

Забор вокруг того, что когда-то было их участком, расшатался и упал. Чарли посмотрела на столбы ворот, поросшие мхом, и словно бы увидела себя маленькой. Как она сидела, забравшись на этот столб, выкрикивая правила, которые взрослые на вечеринке должны были соблюдать, – все то, что, как она знала, делать нельзя: разжигать огонь в засуху, не отпускать руль, когда ведешь машину, не угощать детей пивом. Ей просто хотелось, чтобы все соблюдали правила. Бетти часто напоминала ей, кто из них ребенок, а кто взрослый. Правила устанавливала она, Бетти. И если я что-то в этой жизни ненавижу, моя дорогая, так это правила. Они буквально напрашиваются, чтобы их нарушили.

И не имело значения, когда Чарли говорила, что это запрещено, что некоторые вещи и вправду нельзя делать. Бетти только смеялась и отвечала, что у нее не дочь, а маленькая старушка. В жизни не встречала она второй такой девочки, которая казалась бы такой старенькой.

Шторы в окне гостиной висели на своих местах, и на мгновение Чарли показалось, что за тонкой белой тканью стоит Бетти и смотрит на нее.

Однажды полная энтузиазма психотерапевт попросила Чарли вернуться в дом в своих мыслях. «Можно, я пойду с тобой в Люккебу, Чарлин? Закрой глаза, возьми меня за руку, и давай войдем». И Чарли повела ее с собой в холл и дальше в кухню и гостиную. Она даже мысленно поднялась по лестнице, но там, в холле второго этажа, мужество покинуло ее.

«Опиши, что ты видишь. Расскажи мне о том, что у тебя перед глазами». Но тут Чарли открыла глаза и сказала, что это зрелище она не желает воскрешать в памяти. Она не верила, что с чувствами легче будет справиться, если назвать их словами.

Психотерапевт поинтересовалась, как же она собирается решить эту проблему. Как она планирует оставить все это позади и пойти дальше?

«Ты должна принять это, Чарлин, принять и простить».

И Чарли подумала, что у нее это никогда не получится. Она никогда не сможет простить Бетти.

Похоже, Чалле и Андерс оказались правы. Она и впрямь человек, не понимающий своего блага, принимающий плохие решения. «Я сойду с ума, если войду туда», – подумала она, однако взяла свою сумку и направилась к двери.

Перед боковой дверью стояли один на другом лесенкой поддоны. На двери красовалась выбоина, оставленная деревянным башмаком Бетти. Рука на ручке. Разумеется, заперто. А чего она ожидала? Да и есть ли где-то ключ? «Но это мой дом, – подумала она, заходя за угол и поднимая с земли камень. – Это мой дом, и если я захочу войти, то войду, даже через окно».

И вот она внутри. В снах посещение дома всегда выглядело, как эпизод из фильма ужасов, но сейчас, когда солнце светило в дом через грязные окна, а в нос ударил знакомый запах дерева, все казалось совсем не таким пугающим, однако голова снова закружилась. Чарли пришлось опереться обеими руками о стену в холле.

В кухне кружились мухи. На столе по-прежнему стояли чашки и блюдца. Это напомнило ей сказку о Златовласке, которую любила рассказывать Бетти. Чарли считала, что все это нечестно: что только еда маленького медвежонка съедается, только его вещи портятся. Но Бетти сказала, что таков мир. Он несправедлив.

Дальше Чарли прошла в гостиную, которую Бетти шутливо называла «салоном». «Проходите, друзья мои, в салоне нас уже ждут напитки». Она провела пальцем по слою пыли на старом пианино. Когда-то оно досталось Бетти от старого друга, и каждый раз, когда затевалась вечеринка, она усаживалась за него.

«Пожелайте какую-нибудь мелодию – любую.»

Окно рядом с пианино было почти полностью закрыто снаружи розовым кустом. От этого комнату озарял мягкий зеленый свет. Чарли подумала, как верно то, что говорила Бетти, – растения и деревья не стоит подрезать, люди должны бы дать зелени расти свободно. Она взглянула на крутую лестницу, ведущую на второй этаж. Нет, пока она не готова подняться туда.

На пианино стояла единственная семейная фотография, имевшаяся в доме. Бетти – совсем маленькая девочка, рядом с красивой молодой женщиной, своей мамой. Чарли вспомнила все свои бесплодные попытки заставить Бетти хоть что-нибудь рассказать о своей семье, о родственниках – обо всем том, что произошло до того, как она перебралась в Люккебу и родила ее. Единственное, что удалось выяснить Чарли, – что ее бабушку звали Сесилия и что она, по словам Бетти, была потрясающая женщина. Сесилия не боялась пойти против течения, говорила Бетти, а если уж она что-то любила в жизни, так это людей, способных идти против течения. Это у них в роду, этим они по праву могут гордиться.

Но Чарли подумала, что гордиться особо нечем, поскольку путь против течения, похоже, вел к преждевременной кончине – все ведь уже умерли. Однако Бетти сказала, что смерть не имеет никакого отношения к неправильному выбору. Им просто не повезло. Вправду, жизнь – она такова. Несправедлива.

«Но у нас есть мы, Чарлин. Нам с тобой больше никто не нужен. Вместе мы сила».

А ее папа – она что, так никогда и не узнает, кем он был?

В ответ Бетти вздохнула и сказала, что никакого папы никогда не существовало. Дочь и сама это прекрасно знает.

И в конце концов Чарли удовлетворилась этим объяснением. Она была всем довольна, пока Бетти не впустила в дом Маттиаса. Потому что если им так хорошо вместе, на что им нужен Маттиас?

Чарли зашла в комнатку за кухней. Белые обои с розочками кое-где отклеились, на ее старом письменном столе и книжной полке лежал толстый слой пыли. Снаружи свисала веревка со второго этажа, для того чтобы они с братом могли посылать друг другу письма. Бетти сказала, что об этом она всегда мечтала – братик или сестричка, с которыми можно поделиться тайнами.

Бетти отмахнулась от нее, назвав ее скучной, когда она попыталась объяснить, что два человека не становятся братом и сестрой только от того, что их родители живут вместе.

Чарли почувствовала, что ей срочно нужно выпить. Правда, какой смысл оставаться трезвой, если работать все равно нельзя? Открывая дверь в подвал, она мысленно молилась, чтобы сокровищница Бетти осталась нетронутой.

Когда она спускалась вниз по лестнице, в нос ей ударил запах земли и сырости. Маленькие грязные окошки практически не пропускали света. Ничего не произошло, когда она нажала на выключатель, так что ей пришлось пробираться на ощупь, пока глаза не привыкли к темноте. Вскоре она нашла дверь в винный погреб. Сохранило ли вино свои качества? Можно ли его вообще пить? Это она сейчас выяснит. Быстро схватив две бутылки, она вернулась обратно к свету.

Ей понадобилось немало времени, чтобы найти штопор. В кухонных ящиках все валялось вперемешку. Бетти никогда не понимала, зачем раскладывать вещи по какому-то принципу. Это был один из тех пунктов, который настойчивая сотрудница социальной службы раз за разом обсуждала с ней, – как важны порядок в доме, распорядок дня и четкие правила. «Если ты хочешь, чтобы девочка осталась с тобой, Бетти, ты должна показать, что ты взрослая и готова нести ответственность». Но тут Бетти улыбалась во весь рот и заявляла, что главное – любовь, и тут тетенька из социалки обычно вздыхала и говорила, что одно не исключает другого, что все это взаимосвязано.

– Она, что, хочет меня отобрать? – каждый раз спрашивала Чарли после этих визитов. – Эта тетка увезет меня куда-то?

– Только через мой труп, – отвечала Бетти. – Со мной ты в безопасности, Чарлин!

Но с Бетти трудновато было чувствовать себя в безопасности. И дело было не в том, что вещи валялись как попало, что правила отсутствовали, и ей разрешалось приходить и уходить, как она хотела. Самое ужасное – это переменчивое настроение Бетти, непредсказуемость того, какой сегодня выпал день. И конечно же, выпадали дни с песнями и танцами среди вишен – дни, когда они вместе доплывали до запруды и играли в четыре руки на пианино. Но случались и такие дни, когда Бетти не вставала с постели, когда ее травмировали свет и звуки. Дни, когда она просто лежала, смотрела в потолок и даже не отвечала на прямое обращение. А потом, когда она снова вставала, начинался период попоек. По дому бродили пьяные люди с гитарами и растерянные овчарки. Бетти стояла на верху лестницы, приветствуя всех. Почему все странные типы обязательно должны были явиться к ним в дом?

Потому что Бетти хотела иметь открытый дом, где звучат песни, смех и музыка. Ведь жизнь слишком коротка, чтобы тратить ее на скучные вещи. Неужели Чарлин не нравится, что маме хочется устроить вечеринку, когда она наконец-то снова в хорошем настроении?

Чарли тщетно пыталась объяснить, что ей все это не нравится, что все эти пьяные личности пугают ее. Бетти просто не понимала, о чем речь. В свой дом она никогда не пригласила бы сумасшедших! «Если хоть волос упадет с твоей головы… если кто-нибудь тронет тебя хоть пальцем, то… я смогу защитить тебя, моя дорогая!»

Но в те ночи, когда вино лилось рекой, когда Бетти засыпала в туалете и уже не могла ни от чего ее защитить, – в такие ночи у Чарли возникало желание, чтобы тетка из социалки приехала за ней и увезла ее отсюда, куда-нибудь в более спокойное местечко.