Глава 5
Фредегар, Робин и Фиделис

…Мёртвый город Хедебю с застывшим смарагдовым куполом оставался позади. Лекарь Фиделис, однако, не торопился – вместе с невысокликами Фредегаром и Робином он обходил окрестности, ближние деревни и хутора, куда набились сейчас успевшие выбраться из города люди.

Кто-то рыдал. Кто-то сидел, обхватив голову руками, не отвечая, словно провалившись в беспамятство. Плакали дети, мычала скотина, кто-то бранился, кто-то кого-то проклинал, кто-то молился. Угрюмые поселяне, озлобленные, с вилами и дрекольем отгоняли от зажиточных дворов растерянных, бледных горожан.

– Куды прёсся! Куды, грят тябе?! Нету местов, как есть нету! И в горницах, и в подклети, и в амбаре, и в сараях, и на сеннике – всюду ваш брат!

На Фиделиса и половинчиков не то чтобы косились – не до них было в единый день лишившимся всего имущества – но посматривали, и не слишком благожелательно. Кой у кого глаза вспыхивали жадностью при виде добрых плащей, богатых поясов да плотно набитых заплечных мешков Фредегара с Робином; кое-кто с непонятной злобой пялился на Фиделиса, скорбного, но спокойного.

– Сейчас небось вылечит кого, – шепнул Робин товарищу. – Вылечит, нас тут на руках носить станут…

– Может, и вылечу, – невесть как, но лекарь услыхал сказанное. – Только на руках носить не будут, да и ни к чему это. Он, Спаситель, являясь, всегда творит чудеса…

– Какие ж то чудеса? – пожал плечами Роб. – Магия. Сильная, да, но магия.

– Магия? – прищурился Фиделис. – А что ж тогда, по-твоему, добрый половинчик, будет чудом?

– Ничего, – опередил собрата Фредегар. – Чудес не бывает. Бывает магия, и бывают маги: те, кто умеет использовать силу. Спаситель очень силён, вот и всё.

– Вы разве забыли, что не только в магии Его сила? – огорчился Фиделис.

– Не забыли, – буркнул Роб, глядя, как дородная большуха здоровенным ухватом гнала от ворот прочь семейство плохо одетых бежан, скорее всего – подсобников у зажиточного ремесленника. – В вере, что «придёт и спасёт». От всего. А уж что там что умножает – сила веру иль вера силу, – то не ведал даже сам Аэтерос.

Фиделис лишь головой покачал.

Оба невысоклика держали оружие в ножнах, готовые, в случае чего, дать отпор иными средствами, магическими; вокруг творилось невесть что, и первым позывом их, учеников великого бога Хедина, было «навести порядок»: чтобы с претерпевшими делились, чтобы бежавших от невиданного бедствия пускали бы на постой, если не в дома, то хотя б в сараи, где тоже есть крыша над головой.

– Нет, друзья, – Фиделис словно слышал их мысли. – Поможем сейчас одному – потеряем время, нужное, чтобы помочь тысяче.

– Как-то странно ты говоришь, – пожал плечами Фредегар. – Не так учил нас Аэтерос, да и сам ты – забыл? – совсем иное рёк. Что пойдём мы градами и весями Хьёрварда, уча, как надо. Нет? Спутал я всё?

Фроки говорил, сердито сощурясь, он и в самом деле не понимал этого их загадочного спутника, невесть откуда взявшегося и невесть что замышляющего.

– Я объясню, – кротко кивнул лекарь. – Здесь сейчас беда, но я вижу, что даже она пока не открыла людям глаза. Им слишком больно, и нужны тут не слова, а дела.

– Разве не делами собирались мы заняться? – нахмурился и Робин.

– Мы займёмся, – согласился Фиделис. – Но я чувствую, что зашевелились и иные силы, не дерзавшие высунуться, пока Спаситель орудовал в Хьёрварде. Да и вообще державшиеся в тени.

Его перебили вдруг взлетевшие к серому небу жуткие вопли из-за ближайших домов и бревенчатых тынов.

Вылетела простоволосая молодка, прижимая к груди младенца; за длинную юбку цеплялся малыш постарше. Следом, пятясь, – трое мужиков, выставивших колья, но всё равно – отступавших.

А на них надвигался костец, пошатываясь, но уверенно вытягивая когтистые лапы, на которых не осталось никакой плоти, одна лишь белизна скелета.

И не просто скелета. Неведомые чары успели его изменить, а может, он таким и был создан: раза в полтора выше, череп словно пивная бочка, и три глазницы – третья прямо посреди лба. Руки-лапы с двумя локтевыми суставами каждая, длиннющие ладони и пальцы.

И вымазанный свежей кровью раззявленный мёртвый рот.

Откуда он тут взялся? Или сила Спасителя эхом отозвалась и на относительно дальних погостах?

Оба невысоклика встретили врага, как и положено ученикам всесильного Аэтероса. Фроки упал на одно колено, мигом растянув лук до плеча; Роб сложил пальцы отверзающим жестом – силы здесь было много, но до сих пор мятущейся, никак не могущей успокоиться после схватки со Спасителем.

Костец пошатнулся, словно налетев на незримую стену; задёргался, тыча костяными кулаками в преграду, однако быстро сообразил, что делать: между когтями его засверкали ало-голубоватые искры, словно точильный круг коснулся металла.

– Да кто ж в тебя ещё и это вложил?! – не удержался Фредегар, отпуская тетиву.

Он, само собой, не промахнулся. Стрела вошла точно в третью глазницу посреди лба твари, там, где мерцал мрачный зеленоватый отсвет; наконечник вспыхнул ещё в полёте, рассыпаясь серой пылью, но горящее древко ударило, куда и следовало.

Череп неупокоенного взорвался изнутри, разлетелся облаком острых костяных осколков; остался торчать лишь острый позвонок.

Правда, саму тварь это нимало не смутило. Она продолжала драть когтями расходящийся щит, так что у державшего отпорное заклинание Роба на висках проступил обильный пот.

Мужики с кольями заозирались, заметив наконец подоспевшую помощь, приободрились, встали, упёршись, нагнули колья.

Костец, однако, не обращал на них никакого внимания, мигом сообразив, кто главный враг. Воздвигнутый Робом щит распался, сделав своё дело; Фроки был готов со второй начарованной стрелой – она взорвалась у костеца в бедренном суставе, нога отлетела было, однако монстр ловко поймал её, опёрся, как на костыль.

– Крепок, однако, – Фроки сплюнул, наложил третью стрелу. – Давай, Роб, укладываем его!..

– Погодите, – Фиделис шагнул навстречу костецу. Широко развёл безоружные руки, словно норовя обнять чудовище; неупокоенный качнулся в сторону, оттолкнулся оторванной ногой, протянул лапы…

Лекарь вдруг оказался рядом с ним, вскинул руку – четыре пальца плотно прижаты один к другому – и молниеносным, неразличимым движением коснулся ими костецовой груди там, где полагалось пребывать сердцу.

И Фредегара, и Робина словно стегнуло призрачным кнутом; острый укол силы от темени до пяток; костец пошатнулся, выронил служившую подпоркой собственную ногу, уронил лапы. Безголовый торс ещё какое-то время стоял, балансируя, а потом с глухим треском обрушился грудой додревних костей.

Фиделис разом обмяк, ссутулися, голова его упала на грудь. Казалось, он сам едва удерживается, чтобы не свалиться рядом с упокоенным монстром.

И трое мужиков, и молодка с детишками – все глядели на лекаря, разинув рты. А потом дружно повалились на колени.

Фроки и Роб бросились к своему спутнику; лекарь дышал мелко и трудно.

– Что это? Это что было?!.

– Это… – едва выдохнул Фиделис, – была чистая сила. Так, братцы, нельзя. Один раз я его остановлю, а потом…

– Кого «его»?! Да мы б его и так завалили! – не выдержал Фроки.

– Не в твари этой несчастной дело… – Фиделис покосился на мёртво белеющие кости. – Будит их Спаситель. Продолжает будить. Сам-то заперт, да сила, Им принесённая, так и продолжает буйствовать…

– Так ты Его, значит, останавливал?

– Кого ж ещё, добрый мой Фроки? С обычными неупокоенными я куда легче справляюсь, чему ты сам свидетелем являлся.

Половинчики переглянулись.

– Так Он продолжает погосты поднимать?

– Не сразу, дружище Роб, не сразу. Но поднимать будет. Вижу теперь, что так просто Его не запрёшь.

Фроки оглянулся – молодка так и стояла на коленях, а вот трое мужиков, побросав колья, уже взахлеб, но и вполголоса, пересказывали случившееся всем, кто хотел их слушать, а желающих набиралось немало.

Лекарь поглядел на сгрудившуюся толпу, вздохнул, словно предстояло ему что-то донельзя неприятное.

Поднял руку – тишина воцарилась враз.

– Сестры и братья, беда велика, враг силён. Да-да, враг рода нашего, враг жизни нашей, и тем он страшен, что являлся под личиной друга.

Люди растерянно толпились, хлопали глазами, недоумённо открывали рты.

– Никто не поможет, кроме вас самих. Никто не спасёт, кроме вас самих. Этого вот костеца я, в меру слабых сил своих, упокоил. Но я один. И друзья мои – славные невысоклики – их двое всего. Не защитим, всюду не поспеем.

Сдвинулись брови, нахмурились лбы. Недоумённые взгляды – совсем не то ждали они, совсем не то…

– Думаете, другой к вам явится, с небес спустится, и всё? – говорил Фиделис негромко, внешне безо всякого напора и чуть ли не печально. – Нет, сёстры мои с братьями. Вот уложили мы чудовище. А коль разом ещё одно явилось бы, на другом конце, куда б мы не успели? На другого надейся, да сам не плошай. А, знаю, знаю, скажете вы мне – мол, ты, видать, сильномогучий чародей, ты нас защищай от бед да от напастей, а уж мы тебе – за ценой не постоим, в общем.

– А как же и́наче-то?! – выкрикнул кто-то.

– А вот так. Берите колы, братья, берите. Сила – она, думаете, у чародеев да колдунов только? Нет, в вас она, и куда бо́льшая. Коль друг за друга стоять будете, как поистине за родного своего брата, или сестру, или родителей, или детей малых. Коль не в глотки вцепляться, а руку протянуть. Кто падает – того удержи. Сколько себя помню, где так жили, где так держались – никакие погосты не оживали, да и Спаситель зла такого не творил.

– Та разве Он – зло?! – вновь выкрик.

– Зло, – негромко и серьёзно (но все услыхали) отозвался Фиделис. – Сами судите, сёстры и братья – разве ж так от беды спасают? Коль я человека из огня вытаскиваю – справляюсь ли я, не крал ли он когда чего, иль не желал ли, о ужас, жены своего ближнего?

По народу прокатился короткий смех, поднялись головы, развернулись плечи.

– Вот как есть говорю вам, – голос лекаря окреп, осильнел. – Сами видели, да, есть у меня сила. Довелось мне постранствовать и занебесными путями, на кои одним магам вход не заказан. Знаю – помогаешь, так помогай, расписок долговых не раздавая. Спасаешь кого – спасай, просто потому что люди мы, не звери, да что я на тварей лесных наговариваю! – и они тоже своих в беде не бросают!.. Можно страхом заставить зла не творить, не красть, не лиходействовать – а вот страхом заставить добро творить ни у кого ещё не получалось!..

Лекаря слушали. Глядели неотрывно, не сводя глаз; щёки румяные и морщинистые, гладкие девичьи подбородки и заросшие седыми бородами у стариков; брови смоляные или кустистые, волосы – у кого заплетены в косы, у кого – висят белесыми космами, прореженные возрастом.

Но смотрели и слушали все, от мала до велика.

– Но довольно об этом. Мужи! Не думайте, что колы с дубинами – плохое оружие. Против неупокоенных, если разобраться, нет ничего лучше.

– Да как же мы супротив?!

– А вот так. Они на вас – вы на них. Колом его в грудину, рёбра круши, дубиной – черепа дроби, ноги подбивай!.. Один за всех, все за одного – поодиночке не спастись, не укрыться, и никаких магов на вас не хватит!.. И не убежать – костяки ходячие усталости не знают, на след ваш встав, день и ночь шагать будут, вас загонят, пока от бессилья не свалитесь!.. А тогда уже настигнут и сожрут, разорвут, кишочки ваши на цельную версту растянут!..

Простые как будто бы слова возымели действие. Народ задвигался, кто-то крикнул, что знает, где ненужный плетень, который разобрать можно; дело закипело.

Многие, однако, жались к Фиделису, глядя на него с жадным, неутолимым любопытством, к которому, однако, примешивался и страх.

Невысоклики переглянулись. Поселяне, конечно, далеко не всегда разбегались перед неупокоенными; случалось, бились, стояли крепко, но кончалось это по большей части плохо – ходячих мертвяков упокаивать должны были такие, как Фроки и Роб, никак не простые селяне, похватавшие какое ни есть оружие.

Но сейчас половинчики молчали. Лекарь Фиделис говорил со столпившимися вокруг него, говорил простыми, понятными словами, проговаривал азбучные истины, но почему-то именно у него они звучали свежо, незатёрто, убедительно – как будто и впрямь сила крылась в каждом из этих мужиков.

Теперь они шли по селению уже единым целым кулаком, к которому примыкали всё новые и новые люди. Фиделис торопился.

– Сами, только сами можете себя оборонить. Только сами можете в себе добро отыскать. А нам в дорогу пора – сколько ещё тех мест вокруг Хедебю и Бирки, где погосты ожить могут!..

…Они уходили, провожаемые благословениями. Пони для невысокликов, верховая лошадь для лекаря и ещё одна – под вьюками.

Дорога предстояла дальняя.

– Фроки! Эй, Фроки!..

– Ну, чего тебе? Спи давай! У меня задница вся от седла ноет, а чуть свет – снова в путь!

Ночное небо над ними было темно и непроглядно, холодный ветер мчал с полуночи, обрывал стремительно желтевшие листья, словно заточённый под зелёным куполом посреди разорённого Хедебю Спаситель вытягивал из окрестных земель тепло и жизнь.

– Как он это делает?

Фредегар завозился по другую сторону едва тлевшего походного костра.

– Как делает, как делает… Что я тебе, Аэтерос? Надежду даёт, уверенность в себе внушает. Лечит, но без особенных чудес. Мёртвых не воскрешает…

– А младенца того забыл?

Курчавая голова Фроки нырнула под походное одеяло.

– Ничего я не забыл, Роб. Не знаю, что тебе ответить. Спроси у него сам.

– Зря спорите, друзья, – раздалось спокойное с другого бока. Лекарь Фиделис тоже поднялся. – Я секретов не держу. Нет их у меня. Говорю правду, сладкими сказками не убаюкиваю. Люди это чувствуют – наслушались вранья-то.

Половинчики переглянулись.

– Да не стесняйтесь вы, – их спутник пошевелил здоровенный комель дерева, кормивший их костёр всю длинную ночь. – Вы – спутники и соратники великого бога Хедина, он вас учил всё подвергать сомнению, вот вы и подвергаете. Я не в обиде. С младенцем тем всё не так уж сложно было. Другие над ним потрудились, они за меня всю работу сделали. А просто так человека умершего я к жизни не верну, нет, друзья мои, не верну. Спаситель – Он может, да, коль душа Ему досталась. А я не Он. Вот и весь сказ.

Огонь оживился в костре, золотые искры взлетели к тёмному небосклону. Лекарь вздохнул, сел, протянул к пламени руки.

– Они всё равно не бойцы, – сказал вдруг Роб. – Не выстоять им, коль неупокоенные и впрямь нагрянут. Никак. Иначе не были б мы нужны. Иначе сами бы справлялись.

Фиделис кивнул, зябко повёл плечами, плотнее закутался в плащ.

– Справедливо, мой добрый невысоклик, но только на первый взгляд. Чем ты отличаешься от этих поселян, как думаешь?

– Ха! – искренне возмутился половинчик. – Как это «чем»?! Я – маг! Ученик великого бога Хедина! Самолично им отобранный!

– А они, значит, нет? – с лёгкой иронией осведомился лекарь.

– Они – нет, – твёрдо сказал Роб. – Не все могут быть магами. Далеко не все.

– Ошибаешься, – негромко возразил Фиделис. – Магия – это жизнь. Магами могут быть все.

– Слышали, слышали, – вступил Фредегар. – Мол, коль сила, сквозь миры текущая, даёт жизнь, то каждый живущий её и использовать может. Много таких было, кто стремился «всех смертных чародеями сделать». Чушь это и чепуха, прости, досточтимый Фиделис. Даже ходить-то не у всех получается, даже говорить. А ты – мол, «магами могут быть все…»

– Такими, как вы, друзья – не все, – лекарь не спорил, но говорил с неколебимой уверенностью. – А вот теми, в коих магия пробуждается на правое дело, на спасение других, не себя; теми, в ком сила оживает, когда бьются за добро, за справедливость, когда слабых защищают, когда сирых обороняют – вот теми могут и впрямь все.

– Погоди, – развёл руками Роб. – А чары знать? Заклинания? Учиться силу использовать? И руны, и знаки, и символы, и жесты, и фигуры, и ещё много-много чего?

– Это – ваше, – не запнулся Фиделис. – А тем, коих вы зовёте «простыми смертными», – отвага, доблесть, честь. И вера – в себя. В собственную правоту. Способность отличить чёрное от белого. Не потому, что одно плохое, а другое – нет. Просто отличить. Не путать.

– Этим ты от Спасителя и отличаешься?

– Этим и отличаюсь, добрый мой Роб. Разве ты сам не видишь? Этому и учу. И учить буду. Времени у нас мало, но ничего, купол пока что Спасителя держит.

– Держит-то он держит, – пробормотал Фредегар, выпрямляясь; на ладони половинчика дрожал и танцевал под холодным ветром узкий язычок голубоватого пламени. – Так и знал. Кто-то рядом с силой балуется. Не зря у меня под левой лопаткой чесалось, есть там место такое чувствительное – как засвербит, так точно – рядом чародей.

Робин тоже поднялся, мягко, спокойно, как положено истинному ученику великого Хедина. Невысоклики были готовы – Фроки сжал кулак, загасив пламенный язычок, и потащил из саадака лук.

Ударили в ночи копыта, звук их разнёсся далеко, конь заржал.

Половинчики действовали, как хорошо отлаженный механизм, – Фредегар отшагнул в сторону, к кустам, упал на одно колено, вздёрнул плащ, совершенно растворяясь в сумраке, сливаясь с зарослями; Робин сдвинулся в другую сторону, как бы на середину дороги, застыл там, однако застыл так, что и его совершенно не стало видно, хотя торчал он, как говорится, «прямо перед носом».

И только лекарь Фиделис не пошевелился, так и остался греть руки над костром.

Шаги в ночи. Нарочито громкие. Шорох плаща, тоже нарочитый.

– Эй, почтенные!

Мягкий голос. Женский, но под мелодичными переливами прячется сила.

– Садись к нашему костру, почтенная, – не моргнув глазом ответил Фиделис.

И сделал что-то – пламя вдруг взвилось, загудело, освещая тракт, ракитник вокруг, вырвало из темноты едва спешившуюся всадницу.

Взмах широкой полой плаща; конь шёл следом за ней, словно на привязи.

Фредегар с Робом не шелохнулись, не дрогнули.

Отблески пламени заиграли на изукрашенной рукояти меча, на причудливо сплетённом из серебряных нитей поясе. Небольшая рука в перчатке с раструбом коснулась эфеса, словно давая понять – я начеку, меня так просто не возьмёшь.

– Имею ли я честь лицезреть удивительного лекаря Фиделиса, чьи дела, более похожие на чудеса, прославили его на весь Хедебю и окрестности?

– Фиделис – моё имя, – кивнул лекарь. – Что же до чудес… чудеса – не моё ремесло, почтенная. Ежели потребны именно чудеса, то тогда, боюсь, тебе нужен какой-то другой Фиделис.

– Если это ты излечивал страждущих в Хедебю, то я ищу именно тебя, – наездница подходила всё ближе, едва не налетев на недвижно застывшего Роба, но именно что не налетев, – глаза её смотрели как бы сквозь половинчика.

– Ты пришла позвать меня к недужному? Я готов, – поднялся лекарь.

– К недужному? О да, – криво усмехнулась гостья. – Только недужен не кто-то один.

– А имя твоё, Перворождённая?

Вновь усмешка.

– Сразу видно, что ты издалека, почтенный, хотя с удивительной ловкостью изъясняешься на всеобщем. Я не «перворождённая». Айвли моё имя, Айвли-оружейница из Альвланда; и я хотела позвать тебя к моему недужному миру.

…Фредегар с Робом так и оставались незримы, скрыты, неподвижны. Айвли, устроившаяся возле костра, никак не выказала своего удивления, что ещё два явно нагретых места на бивуаке пустуют.

– Я уже врачую его, твой мир, – Фиделис словно и ничуть не удивился её словам.

Тонкая бровь альвийки дрогнула.

– Ты ни о чём не хочешь спросить, почтенный? Кто я, как нашла тебя, о чём хочу просить?

– Сейчас чайник поставлю, – лекарь достал закопчённую посудину, где ещё оставалась вода, пристроил её на треноге. – Я думаю, ты сама скажешь мне то, что хочешь сказать, досточтимая. До прочего же мне дела нет. А, ну да – твоя сила. Ты ждёшь, когда я оценю; я оценил, поверь. Она велика, как велики и познания, и таланты. Но всё перекрывается чёрной болью. Ты отдалась отчаянью, прекрасная Айвли. Отчаянью, что так несвойственно Перворождённым.

– Я не Перворождённая, – упрямо повторила она. – Я – альвийка, а не эльфка!..

– Различие, не содержащее различия, уже тем самым не различие, – пожал плечами лекарь. – Станем ли мы обсуждать твоё происхождение, альвийка Айвли, или ты поведаешь мне, зачем отыскивала меня?

И вновь протянул руки к огню.

– Я ощутила, как мир рушится, – невидяще глядя в пламя, проговорила оружейница. – Ощутила в тот миг, когда Он вступил в Хьёрвард. Всё содрогнулось, всё зашаталось, все сферы небесные и все подгорные пути, все корни континентов, все лежбища океанов. А я в это время всё искала и искала ответы…

Лекарь внезапно протянул руку, сжал её тонкое запястье, призакрыл глаза, словно к чему-то прислушиваясь.

– Ответы искала не ты. Ответы искала твоя боль, она овладела тобой, стала управлять и делами, и помыслами.

– Да! – вдруг со страстью выкрикнула она, зло выдёргивая руку. – Она! Боль! Но – нет, я не о том, не о том!.. – Кулаки сжались. – Я ощутила явление Спасителя. И затем ощутила то, что Он… что Он – недвижим, неподвижен, не может стронуться с места. Не помня себя, вскочила в седло, помчалась – я понимала, что случилось невероятное, немыслимое; и даже боль моя отступила, примолкла, уже не рвала меня так изнутри…

– Ты лишилась дорогого тебе, – тихо, с сочувствием проговорил лекарь. – Дорогого настолько, что без него вся жизнь твоя потеряла смысл, сколь бы ты ни твердила себе обратного.

– Тебе нет смысла лгать, удивительный странник, – она попыталась улыбнуться, но вышла только кривая усмешка. – Я рада, что отыскала тебя. До глубин сердца рада.

– Любовь твоя поистине велика, – медленно, словно вглядываясь в туманную бездну. – И к миру, и к потерянному тобой человеку. Ты разрываешься, ты хочешь спасти обоих, и величайший твой страх, что одним придётся пожертвовать.

– Мой страх – моё дело!.. – она пыталась собраться. – Нет, лекарь. Уже по дороге в Хедебю я слышала разносящиеся быстрее лесного пожара вести. Рассказы о тебе. Сказки. Невероятности. И я поняла – если не ты, то и никто.

– Хорошо, – мягко перебил её Фиделис. – Ты сейчас расскажешь всё – мне и моим спутникам, коим уже хватит сидеть в засаде. Ты не враг нам, оружейница Айвли.

– Друзьям? – вздрогнула она. – В засаде?

– В засаде, в засаде, – проворчал Фроки, вставая и откидывая плащ. – Фредегар, досточтимая, к вашим услугам.

– Робин, почтенная, – к вашим, – Роб возник прямо посреди дороги, словно сбросив заклятие невидимости.

Альвийке понадобилась вся воля, чтобы не выказать растерянности.

– Не обижайся на моих друзей, – Фиделис примирительно развёл руками. – И да, они ученики великого бога Хедина, если это имеет какое-то значение.

– Имеет ли это значение?! – так и вскинулась Айвли. – Это поистине перст судьбы! Ибо я, я… я искала великого Хедина, искала с его адептами, искала всеми силами и не могла отыскать!.. Он, он исчез из нашего мира, исчез, появился и вновь исчез, да так, что все поклоняющиеся ему ощутили жуткую, страшную пустоту – его словно бы не стало; не стало совсем, и на это место – поднялся Спаситель!..

Голос её сорвался, тонкие ладони закрыли лицо, облитые плащом плечи вздрогнули.

Половинчики переглянулись. Что она такое несёт? Кто она вообще такая?

– Ты искала великого бога Хедина и не нашла его, – осторожно, негромко, и впрямь, как лекарь с тяжелобольным, заговорил Фиделис. – Однако разве можешь ты сказать, что всегда знала, где и как…

– Да! – перебила она, яростно бросив вниз руки, словно собственные ладони жгли ей лицо. – Я знала! Всегда знала! Что он есть, что он здесь, что, хоть он и далеко, и не со мной – однако он жив и дышит, что сердце его бьётся. Я знала всегда, потому что – потому что – любила его! И люблю!..

Последние слова она уже выкрикивала.

Фредегар с Робом уставились на Айвли, разинув рты. Что? Она – любит Аэтероса?! Но – как так? Учителя можно любить – как великого бога, как наставника, как угодно, но она-то любила его явно иначе!..

– Его не стало. Один раз – и я кинулась к тем, кто утверждает, что поклоняются ему, что им ведомы его пути. Мы искали, искали и искали, долго, и потом пришёл успех. Но сейчас – Хедина нет и пустота, возникшая вместо него, заполняется Спасителем.

– Спаситель пленён, – буркнул Фроки.

– Ненадолго, – губы её дрожали и кривились, словно она готова была вот-вот заплакать. – Он вырвется. Рано или поздно, но вырвется.

– Когда это случится, мы уже будем готовы, – с прежней мягкостью сказал Фиделис. – Пусть это не заботит тебя, прекрасная.

– Я была в Хедебю. Я видела, что вы сотворили. – Её трясло. – Это великое чародейство, невиданные заклятия. И это сделал ты, именующий себя Фиделисом.

– Это сделали многие, – осторожно заметил лекарь. – Ты не понимаешь, бедная Айвли. Тебе кажется, что великие маги и волшебники правят мирами, а это совсем не так.

– Неважно. Неважно, Фиделис. Ты понял, что без бога Хедина, без него, стоящего во главе, корабли Упорядоченного несёт прямо на скалы Хаоса, и нет больше рулевого, способного отвернуть?

– Перворождённые – или не отличающиеся от них, – поспешно поправился лекарь, видя гневно сдвинувшиеся брови альвийки, – обожают витиевато выражаться. Нет, прекрасная Айвли, ничего подобного я не «понял». Я слышал о богах Хедине и Ракоте, мне ведомо, что они, в общем, благи и не желают никому сознательного зла, напротив, они так же противостоят Спасителю, как и я. Но думаю я сейчас не о них.

– А я – о них! – запальчиво перебила Айвли. – Вернее, о нём. Я поняла, что ты творишь, лекарь, ободряешь людей, а не запугиваешь; заставляешь поверить в себя, а не в какую-то иную силу, что придёт и спасёт. Я не так много услышала, но, поверь, большего мне и не надо. Однако ты забываешь – именно великий Хедин держал в равновесии сущее. Именно он сдерживал не только Спасителя – но множество иных, может, не столь могущественных, но не менее зловредных. Ты видишь лишь одного врага – а великий Хедин помнил их всех. И всем противостоял. А теперь он пропал и, и… – голос её задрожал, прервался.

– И враги эти вырвались на волю, – мрачно докончил Робин. – Угу, точно. Мы едва-едва Обетованное от них отстояли.

– У меня нет бесчисленных армий, – развёл руками Фиделис. – Слово – моё оружие, прости за банальность. Да, я могу упокоить мертвяка. Одного – не всех в округе и уж, конечно, не во всём Хьёрварде. Смертные должны сделать это сами. За них не сделает никто – нет столько «настоящих чародеев» поблизости. Нет такой силы, что и впрямь «защитит и спасёт».

– Оставим этот спор, – глухо выговорила Айвли. – Мне нужна помощь, лекарь. Богу Хедину нужна помощь.

– Как же я могу ему помочь? – Фиделис вздохнул с искренним огорчением. – У нас есть куда более срочные дела. Спаситель заперт, но…

– Ты очень хорошо его запер, – прервала лекаря альвийка. – Неупокоенные будут, но ты прав, нельзя гоняться за каждым из них. Идём, прошу тебя, идём!

– Куда?

– К храму великого Хедина. Ты ведь собирался учить, коль «слово – моё оружие», так? Вот и будешь учить по дороге. А ходячих скелетов на всех хватит, помяни моё слово.

– Что скажете, друзья? – Фиделис взглянул на половинчиков. – Вы, как-никак, ученики того самого бога Хедина.

– Я бы согласился, – медленно, осторожно ответил Фредегар. – Хоть и не верю, что Аэтерос мог бы куда-то… пропасть. Но, в самом деле, досточтимый, – ты собирался учить по градам и весям Хьёрварда – так не всё ли равно, куда именно мы направимся сначала? На пути нашем хватит селений. Да и погостов – почтенная оружейница права. Я бы доверился ей.

Роб молча кивнул.

– Хорошо, – не стал спорить и лекарь. – Слово звучит там, где звучит. А мертвяков – вы правы – на наш век хватит.

Путь от окрестностей Хедебю до гор, где притаился тот самый полутайный храм великого Хедина, был не слишком близок, да и спешить у путников не получалось.

Потому что сила заточённого Спасителя и в самом деле растекалась по окрестным землям, подобно незримому яду.

И очередной разупокоенный погост им встретился уже через день.

Сперва заполнился бегущими перепуганными селянами тракт; кто-то рыдал, кто-то трясся, кто-то кое-как придерживал сваленное на возы добро и посаженных сверху детей.

Все бежали. Никто и не думал драться.

– Сто-ой! – оказалось, голос у Фиделиса может звучать и сильно, и даже грозно. – Стой, люди добрые! От чего бежим, что за беда впереди?

– Мертвяки! – рявкнул прямо в лицо лекарю здоровенный – косая сажень в плечах – бородач. – Из могил повылазили! Хельгу малую порвали! И ещё Олафа, и Канута, и ещё…

– И вы бежите? – подала коня вперёд альвийка.

– Порвали ж, грят тебе! – поддержал бородача другой мужичок – низенький и лысый. – И всех порвут, коль не утечь!..

– Ну, утекайте, коль на то ваша вольная воля, – пожал плечами лекарь. – А мы пойдём село ваше отстаивать. Хорошее-то, чай, село? Большое, привольное, с угодьями добрыми?

– Да лучше и не сыскать! – вдруг отозвалась девушка в платке возле переднего воза. Она единственная из всех сжимала испытанные вилы, словно собираясь драться прямо здесь и сейчас.

– А коль не сыскать – поворачивай. Поворачивай, кто хочет, чтобы оно так и осталось, – твёрдости Фиделиса позавидовал бы сейчас иной военный вождь.

– Куды?! Куда поворачивать-то? – взревел бородач. – Мертвяки ж, грю тебе!.. А ну, прочь, путь отвори, покуда с коняшек-то вас не ссадили!.. Нам коняги сгодятся, как есть сгодятся!

– Да я тебе!.. – задохнулась от ярости Айвли. Оба невысоклика разом подобрались, готовясь чарами – нет, не перебить, конечно же, но раскидать с дороги дерзких, однако Фиделис лишь пожал плечами и спешился, протягивая поводья бородачу.

– Вот и славно. Подержи-ка коня моего, храбрец, покуда мы с остальными мертвякам укорот дадим. Вот ты, – он указал на девушку с вилами, – пойдёшь со мной? Родное село отбивать?

Она взглянула было, вскинула голову, открыто и смело, тряхнула выбившейся на волю косой:

– А пойду! Вот возьму и пойду!..

Фроки прищурился – да, так и есть. В девушке дремала сила. Небольшая, пока ещё ею не осознанная, но дремала.

– Спятила, Ульфика?! – накинулись на неё соседи.

– Она не спятила. – Фиделис бестрепетно шагнул в толпу разозлённых, взбудораженных людей. – И вы не спятили, не струсили. Вам просто сказали, что от мертвяков можно только бежать, вот вы и бежите. А так-то – вот ты, скажем, – он взглянул в лицо бородачу. – Небось и на шатуна в одиночку с рогатиной выйдешь, и на выверну, да и перед драконейтом не спасуешь. Так?

– Так! – подбоченился бородатый. – То все ведают – лешака голодного как-то по месту взял!..

– Лешака взял, а от костей полусгнивших бежишь, – усмехнулся Фиделис.

– Так лешак-то, он что! Он понятный, – не уступал бородач. – А мертвяки, которые из ям повыкапывались…

– Такие же точно, – властно перебил лекарь. – Творение злой магии, ничего больше. Лешак твой – нечисть, а мертвяки – нежить. Да только движет ими одно и то же. Любой маг камешки танцевать недолго заставит, даже ярмарочный недоучка. А тут – кости. Чего ж их бояться? Ещё и проще совладать, чем с лешаком. Лешак какое ни есть, но соображение имеет. А костец – ему лишь бы до тебя дотянуться. Напролом лезет, ну а нам ведь того и надо. Потому как на кол сам себя насадит!..

Не сразу, не вдруг, но бежавшие повернули. И впереди всех гордо шагала девушка со взятыми наперевес вилами – та самая Ульфика.

…Село и впрямь было хорошее, богатое, «с угодьями добрыми». Речка, заливные луга, мягкие гряды пологих холмов, плавно спускавшиеся к руслу.

Но сейчас зелёные склоны и теснившиеся по балкам рощи казались словно бы тронуты кистью холодной и поздней осени. Листья пожелтели до срока, трава пожухла да метались в сером бессолнечном небе стайки сбитых в толку грачей – то ли лететь на юг, то ли ещё что.

Погост был разорён, разрыт, словно там буйствовало целое стадо великанских кротов. Неупокоенных заметно было издали – бродили бесцельно, наталкиваясь на стены, спотыкаясь о камни.

Неуклюжие, медленные, на первый взгляд – совсем не страшные.

Фредегар коротко взгянул на Роба, чуть приподняв бровь; половинчики, в отличие от всех остальных, видели и иное – мощный, злой выброс силы. Она проползла, словно подземный червь, сочилась снизу в старые могилы, придавая видимость жизни давно мёртвым костям.

Это был очень мощный прорыв. Прорыв, с которым не вдруг и не сразу сладил бы даже пяток учеников Аэтероса.

– Арбаза б сюда, с его огнебросом.

– Или Креггера, – согласился Фроки.

Однако Фиделис и бровью не повёл. Лихо-бодро, весело построил воспрявших духом бежан короткой и густой цепью, вооружил всех чем под руку попало, вплоть до ухватов и простых дубин.

– Они – мертвы, а вы – живы. Вы – сильнее, вы должны жить, а не они по вашим огородам ползать да скотину рвать!..

Айвли подъехала к ним, плащ сброшен, неярко светится голубоватым выгнутое лезвие клинка.

– Он что, безумен? – прошептала одними губами. – Их же разорвут. На кусочки. И сожрут, всех…

Фредегар пожал плечами.

– Я не был бы так уверен, достойная Айвли. Я не был бы так уверен.

– Мы с лекарем Фиделисом в переделках и покруче бывали, – похвастался Роб.

– Да вы-то ясно, что бывали! На вас глянешь и враз поймёшь – ростом не велики, а силы – ого-го сколько. А они? – она кивнула на лихо наставивших колы поселян. – Они-то как?

Невысоклики ответили дружно, хором, не сговариваясь, и даже сами удивились, как это у них получилось:

– Мы ему верим.

Оружейница хотела сказать что-то ещё, но взглянула на Фроки, на Роба – и промолчала. Лишь взяла к плечу, на изготовку, тонкий свой клинок.

…Мертвяки почуяли приближавшихся живых издали. Хаотичные их ковыляния прекратились, теперь они обрели цель. Один за другим они появлялись из-за сараев и амбаров, из-за риг и сенников, как водится – скелеты нагие и ещё не полностью расставшиеся с плотью, скелеты обычные и костецы, успевшие слиться воедино и измениться.

– Ох, не зря Аэтерос некромантии не любит, – Фредегар спокойно наложил стрелу. – Ставь щит, Роб. Силы хватает, в крайнем случае стянем их всех на себя…

– Не на себя, – поправил Робин. – Валяльку им поставим, нет?

– Если получится, – сквозь зубы процедил Фроки. – Уж больно источник мощен. Не чувствуешь разве? И сила-то какая… странная…

– Спасителева, – криво усмехнулась альвийка. – Не отстаём, достойные невысоклики, ученики великого Хедина! Невместно нам за спинами простых селян отсиживаться.

– Кто это тебе сказал? – обиделся Робин. – Мы в свалку не лезем, мы – по-иному!

– Зато другие сейчас полезут, – указал Фредегар, подталкивая пятками в бока своего пони.

Они спускались следом за цепью поселян; Фиделис, спешившись, шагал в самой их середине; никакого оружия при нём по-прежнему не было. Вот он чуть замедлился, шепнул что-то коню на ухо – тот послушно затрусил обратно, к невысокликам.

– Только тебя нам тут и не хватало, – буркнул Роб, когда скакун, дружелюбно всхрапнув, ткнулся мордой ему в плечо.

Фиделис что-то говорил, оборачиваясь к селянам, говорил спокойно и твёрдо, и людская цепь шла за ним уверенно, словно так всегда и ходила.

Навстречу ей валили мертвяки. Вытянуты руки-лапы и лапищи, разинуты безгубые рты, клацают челюсти; всё как обычно при разупокаивании, хоть сейчас в книжки, в учебники для начинающих некромантов.

Фиделис развернулся лицом к мёртвым. Вскинул руку, и людская цепь остановилась, ощетинилась дрекольем. Иные опустились на одно колено; другие выставили острия над их плечами. Пехота из живых не стала бы бросаться дуром на подобный строй, но мертвяки живыми не были.

Костецы и скелеты напарывались на выставленные вперёд колья, лезли, скрежеща и ломая собственные рёбра. Но – лезли, словно неведомая сила тащила их вперёд, безжалостно и неумолимо.

Первый из мертвяков проломился сквозь строй селян, попытался наброситься сзади – его взяли на колья, но следом лезли новые.

– Не выстоят, – сквозь зубы процедил Фроки. – Ставь валяльку, Роб.

Другой половинчик молча кивнул. Спешился, скинул плащ, спокойно, деловито открыл одну из бесчисленных сумочек, достал серую тряпичную куколку, осторожно, ласково погладил по скрытой в складках ткани голове. Поставил на траву, отступил на пару шагов.

– Давай, Фроки!

– Что это? – удивилась альвийка и осеклась, потому что в следующий миг куколка исчезла. Вместо неё на траве горько плакал малыш, карапуз лет трёх от роду. Плакал так отчаянно и горько, что брови Айвли дрогнули, жалостливо поползли вверх.

Фиделис обернулся, что-то резко крикнул своим, и строй пахарей сломался в середине; люди бросились вправо и влево, открывая проход нежити.

– Понял, – пробормотала себе под нос оружейница. – Сразу всё понял. И людей заставил исполнить!.. Редко у какого ярла дружина ближняя такое проделает!..

Неупокоенные словно враз позабыли о бежанах. Те, что напоролись на колья, дёргались, судорожно пытаясь освободиться, однако совсем не для того, чтобы рвать и глодать живых; нет, чтобы броситься вверх по склону, туда, где безутешно и громко плакал ребёнок.

– Давай, Фроки, давай, видишь, зацепило!.. Подсекай теперь!

По лбу и щекам Фредегара струился пот, невесть когда успевший проступить. Невысоклик закусил губу, пальцы его, складывающиеся то в одну руну, то в другую, двигались, словно обретя собственную волю.

Ребенок кричал. Мертвяки, толкаясь и опрокидывая друг друга, мчались к нему всем гуртом, вытягивая костяные лапищи.

– Фроки?! Ты чего, Фроки?! – завопил Роб. – Нам столько зараз не положить! Постепенно надо было!

Но Фредегар не ответил. Неупокоенные и впрямь ломили так, словно ждал их здесь не один-единственный малыш, а по меньшей мере несколько тысяч.

Валялька сработала на славу, и куда сильнее, чем рассчитывали невысоклики.

Прошипев сквозь зубы невнятное ругательство, прыгнула к ним Айвли, её клинок крест-накрест рассёк воздух.

– Эх, видел бы Аэтерос… – выдохнул Роб, поднимая лук.

Р-раз! Свистнула первая стрела, оставляя за собой огненную дорожку, вошла в пустую глазницу самому шустрому из мертвяков, пронзила затылочную кость, помчалась дальше, вильнула в полёте, вновь угодила в провал глаза, нанизала на пламенную леску второго мертвяка, третьего, пятого, десятого, угаснув лишь на пятнадцатом; все они разом взорвались, разлетевшись роем пылающих осколков кости.

– Ну, брат!.. А чего ж я раньше у тебя этакого умельства не видывал?! – Фроки аж рот разинул.

– Дык это я того, Учителя вспомнил! – Роб потащил из колчана вторую стрелу. – Потом расскажу!..

– Учителя… – с неожиданной отрешённостью вдруг пробормотал Фредегар.

– Что?! Кого?! – вскинулась и альвийка. – Что вы сделали, недомерки?!

Ей никто не ответил – оба половинчика лихорадочно жестикулировали, словно ярмарочные мимы; лепили нечто вокруг своей валяльки.

Деревенское ополчение, ведомое Фиделисом, приостановилось, но без дела не сидело – сноровисто добивало отставших мертвяков, вбивая им колья меж ребер или в глазницы, загоняя острые жердины глубоко в землю. Иным – старым нагим скелетам, например, – подбивали дубьём ноги. Пахари вошли в раж и, похоже, совсем перестали бояться.

Вся же орда неупокоенных сбилась в здоровенный клубок, в настоящий рой вокруг магической приманки.

Лезли по плечам, шагали по черепам, ползли, протискиваясь между ногами, сцепляясь костяками, да так, что было не расцепиться, и скелеты судорожно дёргались, каждый тянул в свою сторону.

Нескольких оказавшихся по краям разнесла на мелкие кусочки Айвли – похоже, просто чтобы хоть кого-то разнести.

– Зажигай! – наконец выкрикнул Фроки, и Роб выпустил прямо в гущу неупокоенных давно уже наложенную на тетиву стрелу.

Полыхнуло – там, где должна была оставаться приманка. Огненные язычки побежали по сухим костям, вцеплялись в них охотно и дружно; неупокоенные горели, сами того не замечая, разваливались на куски, и вскоре вокруг совершенно исчезнувшей валяльки разгорелся огромный костёр.

– Ну и дела, – Роб развёл руками. – Сроду у меня таких чар не выходило!.. Помнишь, Фроки, как мы этих карликов с быкоглавцами останавливали?..

– Да уж. – Фроки беспрерывно вытирал пот со лба, широко раскрытыми глазами глядя на пляшущее пламя. – Никогда б не подумал, что мы с тобой вот эдак…

– И я б никогда – что они так на простую валяльку кинутся, – Роб, словно зачарованный, смотрел на пожиравший костяки огонь. – Думал, ну дюжина, ну полторы…

– Это он, – Айвли глядела на приближавшегося Фиделиса с настоящим ужасом. – Он это. Он вам всё это дал…

– Ничего я никому не давал, – покачал головой лекарь. – Они вот дали, – он кивнул, указывая на крестьян, пялившихся, разинув рты, на полыхающий костёр. – Они дали. Только сами об этом не ведали. Надколот мир, друзья мои, коль Спаситель сумел в него ворваться. Люди чувствуют, хотя и понять не могут, что именно. А когда смертные чувствуют… о, это великая сила. Только вот направить её никто не может.

– Ты можешь… – страх плескался в глазах Оружейницы. Великий страх.

Фиделис лишь вздохнул.

– Не понимаешь ты, прекрасная и храбрая альвийка. Я сам ничего не значу, вообще, совсем. Без людей вокруг меня – ничего. Вся моя сила – от них; в этом мы подобны со Спасителем. Случалось мне и вовсе называться Его посланцем, ибо Он уже слишком во многих местах и душах успел пустить корни.

– Речи твои, целитель, поистине темны, – покачала головой оружейница. – Но что же дальше? Ты победил. Эти пахари пойдут за тобой в огонь и воду. Ты…

– Мне не нужно, чтобы они шли в огонь и воду, прекраснейшая, – перебил её лекарь. – Мне нужно, чтобы они исцелились от страха. Чтобы жили своей волей, не боясь жутких пророчеств.

– Прекрасные слова, но что дальше? Вот не когда-то там, а прямо сейчас?

– Прямо сейчас? – Фиделис обернулся к бежанам. – Ступайте по домам, многодостойные. Вы храбро бились, вы одолели свой страх. Погост ваш отныне тих да мирен. А коль что шевельнётся – вы знаете, как одолеть. И без меня справитесь.

– Заступник наш!.. – выкрикнула какая-то женщина, и лекарь тотчас же вскинул руку.

– Вы сами себе лучшие защитники. В себя поверили, нежити не испугались – вот и взяли их в дреколье. А мы уж тут так, мусор спалили.

Это было неправдой, но народ, похоже, внимания не обратил. Мужики широко ухмылялись, хлопали друг друга по плечам, прыгала и визжала ребятня, смеялись женщины.

– Занимай дома свои, народ! – громко крикнул Фиделис. – А нам дальше пора. Много бед впереди, много зла – всюду поспеть надо, всюду помочь. А вы стойте крепко!

– Да за кого ж молиться-то нам, благодетель?! – молодка в цветастом платке прижала руки к груди.

– Фиделис имя моё. А это вот – храбрая Айвли, из рода альвов. А это – Фредегар и Робин, доблестные половинчики, и не смотрите, что ростом малы, смелости у каждого на целую дюжину хватит. Держитесь друг друга, держитесь крепко, кто о помощи попросит – оказывайте, колья берите да стеной всей на мертвяков! И помните, что жизнь – она смерть всегда одолеет.

Фроки и Роб переглянулись. Подобных словес они слыхали немало; сказать легко, а вот удержать неупокоенных дрекольем да рогатинами – куда труднее.

Однако же на селян это подействовало. Вчерашние беженцы деловито рассыпались по совсем недавно оставленным домам, затаскивая обратно скарб, ловя разбежавшуюся скотину. Кто-то выкликал отбившуюся кошку – в лопухах мелькнул чёрно-белый мех.

– Дальше пора, – негромко сказал Фиделис. – Пусть устраиваются.

– И что же, они и впрямь теперь с мертвяками справятся? – Айвли глядела в упор до невозможности огромными глазами.

Лекарь вздохнул.

– Когда смертные в себя верят, они и впрямь горы свернут да вверх ногами перевернут.

– Угу, только вот «в себя верить» можно сколько угодно, а чтобы мертвяка упокоить, всё равно такие, как мы, потребны, – не выдержал Роб.

Фиделис кивнул:

– Да. Вера – она такова, не пощупаешь, на хлеб не намажешь, из ножен не выдернешь. Но коли есть она…

– А коли нет, – перебил Фроки, – то жрут мервяки себе селение за селением, и остановить их некому. Пока мы не подоспеем.

– Не будем спорить, – примирительно развёл руками Фиделис.

– Как это «не будем»?! – возмутился Роб. – Решат эти люди теперь, что море им по колено, что костецов они сами положат, только дунув-плюнув, – и чем дело кончится, а? Кровью великой, вот чем!

– Поэтому, – терпеливо ответил лекарь, – и будем мы по Хьёрварду кружить. Поможем. Где словом, где делом. Вот увидите.

– Но пока что нам до храма Хедина добраться надо, – напомнила Айвли.

– Доберёмся, прекрасная оружейница. Доберёмся в свой черёд.

Они добрались. Альвийка сделалась совсем бледна от волнения, ничего не ела, почти не спала, как говорится, «на лице её жили одни лишь глаза».

Храм Хедина остался тем же, что и прежде. Правда, около него было пустынно и тихо, каменная статуя взмывающего сокола одиноко взирала в низкое серое небо, словно прикидывая, стоит ли вообще тратить усилия на взлёт.

Тёмный провал входа, вырубленный прямо в склоне каменистого холма, – и тишина. Не доносится изнутри и малейшего звука.

Половинчики переглянулись.

Не требовалось быть учениками Аэтероса, чтобы не почуять беду.

Айвли спешилась, и обученный скакун даже не сделал попытки куда-то убрести.

Оружейница выдернула меч.

Фиделис тяжело вздохнул.

– Пахнет кровью, – негромко проговорил он. – Идёмте, друзья, может, найдём живых…

Первый зал был пуст, залитый холодным фиолетовым светом, повсюду следы разгрома – столы и лавки перевёрнуты, валяется разбитая посуда, рассыпаны где мука, где – крупы. И – длинные смазанные тёмные следы – здесь волокли по полу истекавших кровью.

– Что здесь случилось? – голос Айвли дрожал.

– Что случилось… – эхом откликнулся Фиделис. – Добрые люди окрестных земель очень, очень сильно испугались. И попытались заглушить собственный ужас чужими криками.

– Тогда зачем мы здесь? – Фроки сделался очень спокоен и очень деловит.

– Здесь нет живых, – подхватил Роб.

Айвли дрожала.

– Во всяком случае, мы предадим погибших земле, – без колебаний сказал лекарь. – Кровь уже застарелая.

Они перешли во второй зал, где их встретил всё тот же разгром да полосы давно засохшей крови. Ни звука, ни шороха; бесформенной грудой валяются какие-то обгорелые тряпки; их, видать, пытались сжечь, но не преуспели.

Холодно и равнодушно взирали на всё это по-прежнему светившиеся кристаллы по стенам. Их погромщикам, видать, разбить не удалось.

– Их волокли вглубь, – негромко заметил Фроки. Невысоклик держал наготове лук, хотя драться тут вроде как было не с кем.

Роб нагнулся, подобрал кусок ткани – пламя обглодало края, но так и не смогло справиться с плотной, вдобавок чем-то пропитанной нитью.

– Смотрите…

– «Деяния Хедина», – Айвли глядела на остатки гобелена широко раскрытыми глазами, – их здесь висело… в общем, по стенам… много…

Плечи альвийки затряслись, ладони вспорхнули к лицу испуганными птицами, закрывая глаза.

– Они посягнули на верных слуг Аэтероса. – Роб осторожно складывал обугленный по краям гобелен. – Они заплатят.

– Заплатят, – мрачно кивнул Фроки, в свою очередь расправляя не поддавшееся пламени сукно. – Как только мы их найдём.

– Долго искать не придётся, – Фиделис уже торопился дальше. – Они все тут, в ближайших селах да хуторах. Даже и не прячутся.

…Жрецов они нашли очень скоро. Тёмная груда, залитая светом магических кристаллов на стенах, что казался сейчас режущим. В ноздри ударил тяжёлый, почти невыносимый запах.

– Они что же, не защищались?! – не выдержал Роб.

– Боюсь, что нет, – глухо проронила Айвли. – Они всегда помогали… местным. Никто и никогда не посягал… все – все – никогда…

Она окончательно сбилась; слова утонули во всхлипах.

Лекарь приблизился к страшной горе. Нагнулся, вглядываясь в уже тронутые тленом лица, в мутные глаза. Покачал головой.

– Храбрые мои половинчики. Ваш черёд. Они все, – он кивнул на мёртвых, – заслужили огненное погребение. Пали, но не изменили ни своему богу, ни своей вере, ни своему делу. Как, сможете?

– Обижаешь, – хрипло отозвался Фроки. – Давай, Роб… чтобы в один миг…

Невысоклики встали лицом к лицу, протянув руки навстречу, ладони словно отталкивают незримое; вот мелькнули меж ними первые искорки, вот их число умножилось, вот потекли огненные струйки, вот они слились в сплошной поток…

– Бросаем! – выкрикнул Роб.

Сотканная из пламени сеть взвилась, развернулась, озарив мрачное подземелье багровым светом; рухнула, мигом охватив мёртвые тела, пошла дальше, разрезая их и стремительно обращая в пепел.

– Давай! – лицо Фроки исказилось, словно от боли. – Давай!.. Прах прахом стал и пеплом в землю вернётся!..

Роб молчал, по вискам и лбу катился пот. Лекарь Фиделис опустился на одно колено; миг спустя за ним последовала Айвли.

– Покойтесь в мире, братья.

– Покойтесь в мире. – Альвийка не стыдилась слёз.

– Покойтесь… в… мире… – хором выдали половинчики. Огненная их сеть дошла до камней и угасла, оставив после себя лишь небольшую кучку иссиня-чёрного пепла.

Целитель осторожно погрузил в него ладони – и, о чудо, пепел словно сам собой весь оказался у него в пригоршне.

– Идёмте. Вынесем их на свет, на солнышко…

…Шорох за спиной первым услыхал Роб, развернулся, как умел молниеносно и бесшумно; стрела на тетиве, и острие смотрит прямо в лоб – кому?

Шатающаяся фигура успела вытянуть безоружные руки.

– Н-не надо…

Шёпот был еле слышен, но невысоклику этого хватило.

– Расскажи, как это случилось, брат Хардри.

Они стояли под ярким синим небом; тучи разошлись как по заказу, солнце сияло. Ветер почти стих, и лишь берёзы вокруг тихонько перешёптывались, словно горюя по сгинувшим.

Лекарь Фиделис осторожно разжал ладони, пепел чёрной струйкой, точно живой, нырнул в глубокую яму, старательно вырытую половинчиками. Айвли срезала кусок дёрна, аккуратно пристроила сверху. Роб и Фроки пошептали какие-то слова, и трава дружно зазеленела.

– Готово.

Брат Хардри, сейчас больше похожий на ходячего мертвяка, долго стоял на коленях подле братской могилы. Он тоже шептал что-то, но никто не стал прислушиваться.

– Так что же тут произошло, брат?

Жрец, по-прежнему не поднимаясь, слегка повернул дрожащую голову. Череп его совершенно лишился волос и являл собой сплошной чёрный струп.

– Они пришли… со всех сторон. Кричали… что мы накликали беду… что мёртвые встают… из-за нас…

– Чушь! – не выдержал Роб. – Мы служим Аэтеросу, мы знаем!..

– И я знаю, что вы – из его избранных… – аколита шатало, взор оставался тусклым и неживым. – Но… какая разница, что за безумие охватило наших добрых соседей? Они пришли – с вилами, с топорами, с охотничьей снастью… Мастер Хенсби вышел к ним, пытался усовестить, уговорить… его убили первым… разорвали на куски… кто-то закричал, что надо перебить всех, тогда беда отступит… и они пошли… – он захрипел, дёрнулся, словно вновь переживая всё случившееся.

– И что же, никто не сопротивлялся?! Не бился?! – на Фроки было жутко смотреть.

– Пытались… бежать. Кто-то – отбивался, да. Но – не преуспел… всех переловили… душили, топтали, резали…

– А ты?!

– Я… я был в книгохранилище, на нижнем ярусе. Туда забежали только несколько… ударили по голове… потом, наверное, бросили – там спуск, наверх не вытащить… не знаю, как выжил…

Он шатался, бормотал, слова теряли связность.

– Всё… сожгли… разбили… пустота, великая пустота. Бога Хедина нет – золотой луч не светит более… Архонты… уходят… семижды семь врат… закрыты… Сидящий На Престоле… отверз лик свой от нас… последние дни… бог Хедин не бог более… Пустота наступает, жадная, слепая… Золотой луч…

Айвли осторожно встала на колени рядом, положила узкую ладонь на лоб жрецу – тот даже не заметил, так и продолжал бормотать.

– Никто больше не пройдёт, не поднимется… Тьма всё примет… великая неподвижность, зелёный смарагд сомкнёт челюсти свои…

– Какие челюсти?! Как смарагд что-то сомкнуть может?! – не выдержал Роб.

– Пустота… пустота… нет больше Хедина…

Ладонь оружейницы вздрогнула, пальцы задрожали, впиваясь в лоб лежавшему, словно когти. – Что ты несёшь?!

– Нет больше Хедина… угас луч золотой…

– Остановись, сестра, – Фиделис мягко, очень мягко обнял альвийку за плечи. – Мы знаем – что-то случилось. Ты знаешь, я знаю, они, – кивок на невысокликов, – тоже знают. Бога Хедина нет в Сущем. И это ясно. Смертные лишаются рассудка. Спаситель заключён в кристалл Дальних, но яд Его по-прежнему растекается по Хьёрварду. Признаться, я… не думал, что настолько быстро.

– И что теперь? – Роб в упор смотрел на лекаря. – По-прежнему странствовать и проповедовать? Обучать простой люд от мертвяков отбиваться?

– Надо… найти… Хедина. – Айвли глядела куда-то сквозь своих спутников. – Спустимся… обратно в храм. Вот он, брат Хардри, должен помочь.

– Он-то? – усомнился Фроки.

– Он-то. – Альвийка склонилась к жрецу. – Вставай, брат Хардри. Вставай. Ты нужен своему богу.

– Хедина… нет…

– Неправда. Он всегда есть. Просто мы потеряли путь к нему. Или… он к нам. Неважно. Ты поможешь. Ты пройдёшь по золотому лучу.

Глаза её расширились, лихорадочно блестели.

– Я?.. Я немощен, слаб, недостоин… Сидящий На Престоле отвернулся…

– Слушай меня! – Оружейница с неожиданной яростью сгребла жреца за грудки, рывком вздёрнула на ноги, воззрилась прямо в лицо. – Ты и только ты сможешь ступить на золотую тропу. Только тебе ведомы пути и загадки архонтов. Только ты пройдёшь там, только пред тобой раскроются семижды семь и ещё столько же врат. Слышишь?! Только ты! Никому из нас туда даже не встать! Не сделать ни единого шага!..

Брат Хардри шатался. Безумный взор блуждал по прекрасному лику альвийки; Айвли, больше не вдаваясь в рассуждения, попросту поволокла жреца за собой – обратно к тёмному провалу входа в разорённый храм.

… – Это здесь было. Было здесь. – Жрец стоял посреди осквернённого зала гобеленов. – В середине. Манифестация великого бога Хедина. Сокол, мчащий сквозь неведомое. Но разве сейчас можно…

– Можно! – в голосе Айвли лязгала сталь. – Можно и нужно! Если ты истинный слуга великого Хедина! Ты отмечен судьбой, разве ты не понял, Хардри?!

Жрец, похоже, её не слушал. Его по-прежнему шатало, он вперял взгляд в пустоту – там, где явиться должна была та самая «манифестация».

Половинчики мрачно глядели на осквернённый зал. Нет, не зря Аэтерос не шибко-то жаловал «поклонявшихся ему». Ни к чему это Учителю, не нужно это его делу. Ишь чего выдумали, «манифестации» какие-то! Чего там манифестировать, если Аэтерос всегда был с ними – и в Обетованном, а зачастую и в походах. Зримый, во плоти и крови. Хедин Познавший Тьму, который сиживал с ними, своими учениками, за одним столом, рассказывал истории, наставлял, показывал, который сделал из них лучших бойцов всего Упорядоченного. А тут неведомые «проявления»!..

Однако мало-помалу перед братом Хардри и впрямь начала сгущаться тьма, клуб плотного дыма, словно чернила, вылитые в воду.

– Великий Хедин, к тебе взываем… нет, не так… не взываем… шагаем за окоём, как ты шагал когда-то… пронзаем тьму, как ты пронзал…

– Смотри! Смотри! – Роб пихнул товарища в бок, но Фредегар и так неотрывно глазел на происходящее.

Во тьме возникла крошечная золотая искорка. Казалось, она мчится к ним, мчится и никак не может дотянуться через невообразимые бездны пространства. Айвли сдавленно охнула.

– Ступить смело… во тьму внешнюю, где глад и мор, и скрежет зубовный… – из уголков глаз брата Хардри потекла кровь, сам он затрясся, словно в падучей. – Ступить смело, всё потеряв… всё отринув…

– Смотри, брат, – Айвли оказалась рядом с ним, тонкая рука обнимает жреца за плечи, – смотри, вот он, луч золотой! Смотри на него, видь его, ступай по нему!..

Половинчики замерли, Фиделис вообще, похоже, перестал дышать.

– Кровь моя не нужна мне… – полушёпотом вещал брат Хардри. – Кровью не купишь благосклонность архонтов… и у первых врат вопросят меня… пара архонтов вопросит…

Он вздрогнул, заколебался. Лоб мучительно наморщился.

– Ты сможешь, брат, – Айвли склонилась к уху жреца. – Сможешь!

Хардри дёрнулся. Глаза его закатились, однако плечи, напротив, вдруг распрямились.

– Что есть нисходящее с престола? – чётко и сильно проговорил он. И сделал шаг – на месте, но словно бы на что-то ступая.

– Молодец! Что видишь ты? – потребовала альвийка, становясь за спиной адепта и кладя ладони ему на оба плеча жестом если не возлюбленной, то, по крайней мере, сестры.

– Луч… золотой луч… да, наконец… он идёт сквозь смерть и сквозь жизнь… сквозь все семь небес… – выдохнул жрец. – Узок он, и гибельна ошибка на сём пути…

– Нет никаких «семи небес», – не удержался Фроки. – Если только не считать звёздные сферы вокруг каждого из миров…

– Но он-то имеет в виду явно что-то иное, – заспорил было Роб, но Фиделис, качнув головой, приложил палец к губам.

– Семь небес пронзает он и в бездну уходит… ко Древу Великому ведёт он, но не кончается, а дальше бежит… я иду, счастливый… свободный… дух мой парит…

Перед жрецом по-прежнему, словно живой, клубился мрак, в недрах его мерцала яркая золотая искорка, не то приближавшаяся и никак не могущая приблизиться, то ли, напротив, не могущая скрыться в далях.

– Семь небес… семь врат… четырнадцать архонтов…

– Что видишь ты? – шёпот Айвли в ухо жреца сделался едва слышным, в нём прорезалась страсть. – Тебе удалось, брат Хардри! Ты устремляешься по златому лучу к великому Престолу! Это твой час, брат! Всё, о чём догадывались, всё, о чём мечтали!.. Вперёд, не останавливайся!.. И говори нам, что ты видишь!..

Толчок силы – резкой, нетерпеливой, злой.

Фиделис покачал головой, но промолчал, невысоклики в очередной раз переглянулись, но не сдвинулись с мест. Что сейчас творила Айвли со жрецом, было делом лишь её совести и её сердца.

– Да… далёк путь по златому лучу… неподкупна стража… и только лишившийся всего пройдёт по нему, отрешившись земного и всё потеряв…

– Ступай смело! Ты всё отринул и всё отдал!.. Пожертвовал всем! Ничто не держит тебя внизу, во тварном мире!.. Вперёд и только вперёд!.. Не страшись архонтов, не бойся стражей Престола – смело гляди им в глаза и отвечай, не отводя взора!

– Да… да… – Хардри шатало, альвийка не убирала руки с его плеч. – Да, я иду – над туманами миров – прямым путём – сфер небесных достигаю я, и раскрываются они предо мной, и кланяются мне их обитатели… Вот вижу я тёмных бестий, тщатся они столкнуть меня, но слово моё крепко и, словно адамант, несокрушима вера моя…

– Шагай твёрдо, мой верный, – шёпот Айвли обволакивал, гасил волю, гнал и гнал вперёд.

– Сквозь сферы небесные прохожу я… мимо светил ночных… и не убоюсь я зла, и не дрогну пред тварями мрака…

– Ты не дрогнешь, мой верный, и достигнешь конца, и вечность окажется мигом, а миг – вечностью… Что видишь ты за пределами сфер небесных?

– Пронзает сущее золотой луч… и шаг по нему равен году пути…

– Лицезреешь ли ты первые врата и архонтов, стражу их?

– Лицезрею… безмерно далеко они, но делаю я шаг, и луч сам несёт меня к ним… – Хардри затрясся. – Страшны их лики и беспощадны взоры! Замкнуты первые врата, и вижу я, что зовутся они вратами молчания. Вижу скрещённые посохи стражей… и бездонна пропасть по сторонам золотой тропы, сама же она остра, как лезвие ножа…

– Что рекут тебе архонты? Слышишь ли ты их слова?

– Слышу… вопрошают они меня… и это те слова, что слышали мои братья в медитациях… «Что есть нисходящее с Престола?» – рёк один… «И что первое видит оно, с него сойдя?» – возгласил другой…

Половинчики замерли; не сводил глаз с жреца и Фиделис. Губы лекаря шевелились – не то творил какое-то заклятие, не то просто молился.

– Отвечай им, отвечай, брат! – альвийка обняла жреца, прижалась к его спине, лбом коснулась его затылка.

– Отвечай…

– Страшен зрак архонта вопрошающего… в душу зрит, зрит насквозь… – Глаза Хардри, закатившись, двигались под веками, будто и впрямь что-то видели. – Но верный отвечает не тем, что заучено, а тем, что явлено ему в пророческих снах и видениях… – голос его изменился, сделался громче и твёрже, словно обращался он к кому-то, стоящему перед ним. – «Что есть нисходящее с Престола?» Легко ответить, великий, – то душа Бога, что посылает Он со Трона своего, какой достойны лицезреть лишь единицы из мириадов… И на второй вопрос отвечу я так же, не колеблясь, – первое, что лицезреет душа Бога, едва отделившись от Престола, есть Пламя Неуничтожимое, что есть суть Великого, на Троне Сидящего. Пламя Неуничтожимое, начала и конца не имеющее.

Кровь сбегала тонкими струйкам из уголков глаз Хардри, скапливалась в клочковатой бороде; срывались тяжёлые капли, со странным, каким-то каменным стуком падали они на пол, и невысоклики заметили, как настоящей мукой исказилось лицо Фиделиса, словно это он стоял сейчас там, в неведомом, на тонком, словно волос, золотом луче…

– Она ж его сейчас прикончит, ну чисто упырица же, – процедил сквозь зубы Фроки. – Лекарь! Что же ты…

Фиделис лишь опустил голову.

– Стой, где стоишь, Фредегар, друг мой. Прошу тебя.

Половинчик с явным усилием разжал сомкнувшиеся на эфесе пальцы.

– Довольны архонты! Расступаются они! Открывают путь! – Хардри вытянул трясущиеся руки, точно слепой, на ощупь отыскивающий дорогу.

– Ты победил, мой верный, – в шёпоте Айвли звучала настоящая страсть. – Ты победил, восходи дальше и говори, говори нам, что видишь!..

Руки и ноги жреца конвульсивно дёргались, словно он и впрямь шагал по незримой тропе небес.

– Провожают меня с почётом архонты, стражи первых врат… Дальше поднимаюсь я, и всё тяжелее дышать… вижу под собой бессчётные миры, а предо мной вздымаются ветви великого Древа, как описывали братья… Но не кончается луч золотой, дальше ведёт тропа…

Кровь текла и текла из-под век Хардри, плечи ссутулились, он согнулся, словно под незримой тяжестью, зашаркал ступнями, оставаясь на месте; золотистая искорка так и танцевала перед ним в самом сердце мрака.

– Нечем дышать за первыми вратами… лишь боги или великие маги могут невозбранно идти там, или же те, кто пропущен архонтами… творю молитву к Создателю, к Творцу, что послал в этот мир бога Хедина… заклинаю семижды семью Его именами… именами Его, что Он сам открывает верным, посылая видения и сны… – голос его вновь окреп. – Именем первым твоим заклинаю тебя, Ом, Я, гудящим, аки колокол от края до края вселенной; и именем вторым заклинаю тебя, Сущий, ибо Ты есть, и нет, кроме тебя, ничего; и именем третьим заклинаю, Воевладыка, ибо Ты вечно поражаешь Хаос и отрицаешь его войною; и именем четвёртым заклинаю, Прастарейший, ибо ты старше всего и даже самого Упорядоченного…

Он бормотал так довольно долго, пытаясь идти, то есть шаркая ногами на месте.

– Видишь ли ты вторые врата, мой верный? – Айвли вся вжалась жрецу в спину.

– Вижу… две пары архонтов стерегут их и сурово взирают…

– Вопрошают ли они тебя?

– Вопрошают… «Что есть Сидящий на Престоле?» И я… и я… – он заколебался. – Сидящий на Престоле есть мера всех вещей и имя его – Бог. Но подлинное Имя Его неведомо нам. И зовут его Миром, ибо весь Мир в Нём, но неверно это, ибо мир есть лишь часть Его. И зовут Его Господом, ибо Он – господин всех живущих, но неверно это, ибо не рабы мы, но Дети Его. И зовут Его Всеотцом, но неверно это, ибо не рождён был Им мир, но сотворён. И Творцом зовут Его, но и это неверно, ибо не сотворил Он мир, но преобразил из Прародительницы, творцы же есть Древние Боги, руки, коими Творил Он мир…

– Принят ли твой ответ, мой верный? – глаза альвийки закрыты, губы почти прижаты к уху шатающегося жреца.

– Довольны архонты, отворяют врата предо мной… владения ужасного Демогоргона зрю я, и над кроной Древа Миров пролегает путь… нечем уже дышать здесь смертному, и чувствую я, что нет возврата… запишите слова мои, для братьев… не дышу я более, и сердце перестаёт биться…

– Не пугайся, мой верный, великая награда ждёт тебя в конце!.. – почти простонала Айвли.

– Да… пределы сущего покидает золотая тропа, пронзает она границу Упорядоченного, погружается в Хаос, словно меч сияющий, поражает тьму и зло… – Хардри покачнулся уже так, что, если бы не альвийка, – точно бы рухнул.

– Вот третьи врата, и стоят возле них семижды семь без шести архонтов, ибо сие есть врата сущего и не-сущего, не-сущего иного, нежели даже Хаос, и слабый разум мой отказывает, не в силах постичь…

Теперь, чтобы удержать жреца, потребовалась помощь обоих половинчиков. Грудь Хардри сделалась мокра от крови.

– Запиши… сестра…

– Всё запишу, мой верный! До единого слова!..

– Семижды семь без шести архонтов рады мне… рекут, что никто никогда не достигал третьих врат, за которыми хлад и мрак Иного… и лишь одно вопрошают у меня…

– Готов ли ты? – прошептал горестно Фиделис. – Готов ли ты, бесстрашный?

– Готов… готов ступить…

– По обе стороны врат строятся архонты, – вдруг продолжил лекарь. – Раскрываются створки – что видишь ты там?

Глаза брата Хардри превратились в заполненные кровью провалы, и более она не вытекала. Дрожала рябью, словно вода на пруду под ветром, но не вытекала.

– Вижу… – прохрипел он, словно два заржавленных меча проскрежетали друг о друга, – вижу… нет конца лучу золотому, обвивает он Престол, восседает на нём Сила Сил, ни лика, ни формы не имеющая…

– А ещё?! Что ещё видишь?! – Айвли оказалась спереди, вцепилась жрецу в пропитавшееся алым одеяние.

– Вижу… вижу… вижу…

И тут вдруг кровь из глазниц брата Хардри вся разом вытекла. Вместе с глазами.

Обнажилось красное дно, стремительно белевшее. Стала надуваться и лопаться кожа на висках и щеках, расходиться, словно неведомое существо сбрасывало человеческую личину.

– Ведёт золотой луч к Престолу Сил, – чётко, спокойно и умиротворённо проговорил жрец. – В сиянии славы Престол, и пребудет он таковым до последнего дня, после чего не исчезнет, но преобразится. Вижу тень пред Престолом, светом Его осиянную. Крошечная эта тень, меньше мельчайшего кирпичика сущего, однако же сонм духов окружает её и следует за нею… её составляет, будто часть…

Мягкая улыбка появилась на окровавленных губах, прежде чем они отвалились совсем, являя кости и сухожилия.

– Вижу бога Хедина, – закончил брат Хардри.

Выдохнул.

– Престол зовёт меня… и я ныне – часть Его…

Выдохнул вновь и – отошёл. Ноги подкосились, жрец обмяк, половинчики удержали тело кое-как, осторожно опустив на пол.

Айвли с кривой усмешкой встряхнула ладонями, словно уставшая пряха.

А лекарь Фиделис вдруг шагнул к оружейнице, размахнулся и со всей силы влепил ей звонкую пощёчину.

Альвийка дёрнулась, пошатнулась, однако тотчас же выпрямилась.

– Бей ещё, если хочешь. Знаю, заслужила. Зато… зато я нашла нам бога Хедина. Осталось лишь вернуть его домой.

– Что ты говоришь?! – так и вскинулись оба невысоклика.

– Я. Его. Нашла, – глаза Айвли, широко раскрытые, смотрели прямо перед ней, но, похоже, видели совершенно не то, что взоры остальных её спутников.

– Где? Как?..

– Брат Хардри. Он верил, он звал, он… – слова пресеклись рыданиями, однако оружейница не дала себе расплакаться. – Наш бог Хедин прошёл волосяным мостом и достиг Престола Сил.

– П-престола? – пролепетал Робин.

– Или, как его называют, Творца, – еле слышно прошептала альвийка.

– Э-это же абстракция… символ… условность… – Робин изо всех сил пытался защищаться. – Все ученики Аэтероса ведают, что, сотворив Упорядоченное в единой вспышке, Творец не…

– Творец никуда не делся, – лицо Айвли смертельно бледно, глаза ввалились, словно она недели две не имела во рту и макового зерна. – Он был здесь, всегда, во всём… а теперь, когда пришла пора и двинулся лёд… и сущее становится тем, что было… Ему, Творцу, пришла пора.

Её трясло. Взгляд сделался совершенно безумен.

– Брат Хардри дошёл. Достиг цели жизни – узрел Престол и узрел нашего бога Хедина. Его надо вернуть теперь сюда, домой…

Лекарь Фиделис мягко шагнул к ней, коснулся ладонью лба.

– Горит.

Половинчики переглянулись и, видимо, решили действовать.

– Клади её. Роб, у тебя в сумке настойка должна быть…

– Не надо, – спокойно остановил их лекарь. – Лучше поможем ей. Она видит сейчас бога Хедина, и это…

– Убивает её, – закончил Фредегар. – Дело знакомое. Рисуй фигуру, Роб! А мы с сударем лекарем держать станем.

Фигуру Робин набрасывал умело и быстро, широкими привычными движениями; контуры её засветились, как и положено – как раз в тот миг, когда колени оружейницы подогнулись и она начала оседать.

– Скорее. – Фиделис подхватил её на руки.

– У нас всё готово. – Роб смахнул пот, курчавые волосы все слиплись.

– Перебрасывай! – Фредегар сложил пальцы сложным жестом, словно выхватывая невидимое прямо из воздуха; сияние поднялось над звездой, свиваясь спиралью, повинуясь движениям половинчика, окутало альвийку с головы до пят.

– Ещё! – резко приказал лекарь. Роб с Фредегаром не сплоховали – магическая фигура вспыхнула ещё ярче, огонь рвался из её линий, плясал и бился над скрещениями; Айвли застонала, заскрежетала зубами:

– Хедин! Великий Хедин!..

– Зовёт его, – Фиделис неотрывно вглядывался в незрячие глаза оружейницы. – Зовёт, пытается показать дорогу. Помогайте, помогайте, друзья!..

Невысоклики старались как могли. Первая звезда начала распадаться, линии её расплывались, не выдерживая напора силы; обжигая пальцы, Роб тотчас правил углы с дугами, Фредегар чертил рядом вторую.

– Хедин! Великий Хедин! – взывала Айвли, но голос её всё равно слабел, несмотря на вливаемую в неё силу. – Великий… Хедин…

Однако что-то изменилось в подземном чертоге, невидимое дрогнуло, тело брата Хардри шевельнулось, труп конвульсивно дёрнулся, затряслись скрюченные пальцы.

– Страшна твоя жертва, Айвли… – прошептал Фиделис, бросая взгляд на погибшего жреца. – И ещё более страшна участь принесённых в жертву…

Под ногами лекаря пролегла первая трещина. Камень не выдерживал напора сжатой, до предела стиснутой силы.

– Скорее, оружейница…

– Хедин! Великий Хедин!..

Потоки ледяной силы обрушились на него, и клубящаяся тьма попятилась.

– Вернись, великий Хедин! Вернись ко мне, великий Хедин!..

Он помнил этот голос. Помнил и ту, кому он принадлежал.

– Вернись ко мне, великий Хедин!..

Надежда – вот единственное, что у них оставалось.

– С высот Престола Сил – вернись ко мне, великий Хедин! Вернись, ты нужен нам!

Ты нужен нам. Всем, от мала до велика – мотылькам над полями и исполинским левиафанам в морских глубинах. Смертным и бессмертным. Древним богам в лесных чащобах и глухих болотах, в жарких песках и вечных ледяных пещерах.

Зверям и птицам, магам и драконам, эльфам и гномам, оркам и гоблинам, кобольдам и кентаврам, даже жутким поури – всем.

Потому что даже те, кто обречён смерти, должны умереть с честью. И с надеждой.

Надежда – она всегда. Даже в предсмертный миг мы знаем, что наши дети пойдут дальше, что над кровлей дома проплывут перелётные птицы, торопясь на север, к гнездовьям.

Нас не станет – но рассвет всё равно придёт. Для других – но он будет.

Огненный клинок рубил – за них за всех.

Ты Новый Бог, и ты не можешь уйти!..

– Вернись, великий Хедин!..

Темнота вокруг заколебалась. Замерла, словно вспомнив что-то донельзя важное. Что-то такое, чего сама лишена была уже бесконечно долгое время.

– Отпусти меня, – беззвучно проговорил Хедин. – Отпусти. Дай нам шанс. Даже если Ты всемогущ и всеведущ.

Жуткая недвижность. Всё замерло, всё ждёт.

– Отпусти, могучий.

Чёрные клубы вздрогнули раз, и другой, и третий; а затем темнота – не страшная, не убийственная, не жадная, нет, глубокая, как бесконечная ночь, в которой ещё не родились звёзды, – отступила. Разжала объятия, выпуская их на свободу, и последнее, что услыхал Познавший Тьму, – было:

– Сражайтесь, дети мои!..

Он падал, подобно той самой «звезде, что из зла», о коей говорили легенды многих племён.

Он падал огненным болидом, в который обратился его клинок. Падал, пронзая толщи Межреальности, падал, ощущая, как идея его, его сознание, вновь облекается плотью, но уже совершенно особой.

Сила рванулась в него, заполняла собой пустоту, соединяясь с памятью, творя заново и тело, и всё остальное.

Ещё бесплотной золотистой тенью он пронзал горные толщи, невесомой идеей пробивал ярусы подземного храма.

А потом он внезапно ощутил полновесность тела – ощутил за миг до удара.

Боль вспыхнула, вцепилась в него, но она уже проиграла – хотя бы потому, что было чему болеть.

Он вернулся домой.