Эпилог: Пробуждение
Дно Миров дремало, сонное, ничем не тревожимое. Раскаты громов, сотрясающие от края до края Упорядоченное, мало волновали обитателей этих глубоких мест. Сколько уже таких бурь прокатилось, сколько войн, восстаний, мятежей, сколько было пролито крови, сколько миров распалось прахом, сколькими овладели козлоногие слуги Неназываемого, сколько вобрал в себя Спаситель, сколько опустошили какие-нибудь Безумные Боги или Ангелы Крови, но тут, на Дне, ничто не изменялось.
И молчаливая уродливая скала, затерянная среди изломанного каменного хаоса, на спинном хребте Дна. Угрюмая, вечная, неизменная – но живая. Внутри медленно билось горячее сердце дракона и рядом с ним – ещё одно, не поймёшь, то ли билось само, то ли кто-то настойчиво заставлял его сокращаться.
И ещё вокруг скалы медленно кружила бледная, почти невидимая тень.
А потом настал миг, когда всё изменилось.
Исчезла земная тяга, переменилась раз, и другой, и третий; обитатели Дна то воспаряли, то шлёпались обратно. Трещины прочертили пылающий зелёным узор, и камень начал дробиться, рассыпаться, крошиться; открывались неведомые раньше пути, распахивались каверны, и одновременно воздвигались новые стены с барьерами. Выло пламя Хаоса, пожирая всё вокруг себя и само погибая пред ещё более истребительным началом.
Тень, кружившая вокруг чёрной скалы, заметалась, сделалась ещё тоньше, почти исчезла – она словно старалась обнять, охватить собой грубый камень.
…Внутри, в наглухо запечатанной пещере, серебристо-жемчужный дракон вскинул увенчанную короной тонких рогов голову. Прислушался, и золотистые глаза вспыхнули. Изогнулась тонкая шея, дракон склонился к неподвижно замершему рядом с ним человеческому телу, словно пытаясь прикрыть его собой.
Громовой удар, потолок пещеры раскололся. Хлынул в проломы ослепительный, режущий свет; изумрудно-зелёный, смешанный с тёмно-багровым, как старое вино или венозная кровь.
Жар и холод, лёд и пламень. Исчезло привычное притяжение, потоки взбесившейся силы ринулись со всех сторон, разнося в пыль их убежище.
Силы было неимоверно, неизмеримо много. Океаны, бескрайние моря, все звёзды сущего, сжатые в единую точку, пылающие, сгорающие, распадающиеся пеплом и вновь возрождающиеся.
Жемчужный дракон зарычал с яростью отчаяния. Чёрную скалу размалывало в пыль, невредим оставался только крошечный плоский обломок, где застыло тело человека.
Вокруг умирали и возрождались, гибли в пламени и воздвигались из пепла, сталкивались потоки зеленоватого льда и пламени Хаоса, пытавшихся противостоять новой, неведомой силе.
Тень исчезла, до последнего защищая скалу, что служила убежищем жемчужному дракону и спящему человеку; в последнем движении она словно слилась с лежавшим.
Дракон резко вскочил, расправляя крылья. Остатки камня уходили у него из-под лап, проваливались в бездну, заполненную многоцветным пламенем; со всех сторон катились волны уничтожающей, размалывающей, пожирающей всё силы.
Слепой силы.
Дракон сорвался с места, жемчужные крылья развернулись. Магия, средоточие его сердца, ожила, властно распространяясь по жилам, замещая собой кровь.
Тело лежащего человека поднялось, словно приникая к бронированной груди дракона; и они рванулись.
Творившееся вокруг них стремительно утрачивало всякую различимость. Распадалось большое и малое, видимое и невидимое. Твёрдое, текучее, воздушное – всё.
И лишь страшный жар, проникавший и плавивший сами кости сущего, оставался неизменным.
Исчезло Дно Миров, и неведомо даже, было ли оно когда-то вообще?..
Но среди вселенского катаклизма, среди жара, среди павших столпов реальности и Межреальности, среди ярящихся волн Ничто рождалась крупица чего-то иного.
Жемчужный дракон отчаянно ударил крыльями, ускоряя и без того безумный лёт. Словно почуяв добычу, со всех сторон хлынули потоки и надвинулись стены – Небытия, абсолютного Ничто, где не оставалось даже смыслов, идей и понятий.
Руки человека крепко обхватывали шею дракона.
Бездна стремительно заполнялась, и лишь далеко-далеко вверху – а может, и внизу, ибо тяжесть перестала существовать – словно солнце сквозь облака, смутно мерцало Нечто, единственное определённое, отличающееся от ярящегося вокруг распада.
Дракон вытянулся стрелой, изверг поток пламени – оно обволокло его призрачным коконом. Исполинский мешок захлопывался, стены, которые не стены, и пустота, которая не пустота, торжествовали победу.
Крошечная жемчужная искра вспыхнула ярко-ярко, тщась превзойти и тьму, и пустоту, и жар.
Темнота распространялась, голодная, жаждущая заполнения, столь же быстрая, сколь и свет, неистовая и непобедимая.
Но быстрее света и тьмы, быстрее мысли и божественного слова, быстрее всего, что было, есть и будет, мчался в эти мгновения жемчужный дракон, и само время рушилось на его пути, не в силах подчинить его себе.
Жемчужная искра обернулась лентой серебристого мерцающего огня, и его обнимала другая лента, алая, словно весенний рассвет.
Они вдвоём пробивали сходящиеся края бездны, вдвоём пронзали тьму и пустоту – и в последний миг, когда великая пустота наконец сомкнула жадную пасть, они достигли туманного солнца.
Время прекратило течение своё и вновь начало.
Мир изменился.
Изменилось всё.
Прошло мгновение, прошла вечность.
notes