КЕЦАЛЬКОАТЛЬ

В давние-давние времена у цивилизаций Мексики и Центральной Америки появился великий правитель-посвященный. Теперь уже невозможно установить, в какой именно период он жил, но с уверенностью можно сказать, что это было за несколько веков до христианской эры. Народ в Мексиканской долине называл этого правителя-посвя-щенного Кецалькоатлем, что означает «пернатый змей», тогда как дальше к югу его звали Кукульканом, и это имя имеет то же самое значение. Ему присваивали и другие имена, называя его Эхекатлем — воздухом, Йоккуатом — гремучей змеей, Тохилем — громовержцем, Нанихехекатлем — повелителем четырех ветров и Тлауизкальпантекутли — повелителем света утренней зари. Ему принадлежали небо и звезды, и любое движение вселенной было подвластно ему. Он был хозяином ветров и туч и ангелом-хранителем своего народа.

Современные археологи, работающие в центральноамериканском регионе, пытаются доказать, что Кукулькан жил в IX или X веке христианской эры и был современником Кублай-хана, основателя Монгольской (Юаньской) династии в Китае. Эта гипотеза оказывается несостоятельной, если вспомнить, что маска Кукулькана, его символы и змей-покровитель обнаружены на месте самых древних руин культуры майя и тольтеков. По нашему мнению, первый Кецалькоатль, или Кукулькан, был богом или царем жителей Атлантиды, культ которого в Западное полушарие перенесли те, кому удалось спастись во время атлантидского катаклизма. Обосновавшись в Западном полушарии, майя и тольтеки увековечили мифологическую систему своей погрузившейся в пучину империи, сохранив среди прочих своих традиций эзотерические и магические обряды Кецалькоатля.

Проходили века, и среди этих людей появлялись новые герои. Не только возможно, но и вероятно, что некоторых величайших из этих героев считали воплощениями Кецалькоатля и позволили им в знак особого уважения принять его имя и маску и даже удостоили поклонения как воплощение божества. Вполне достаточный для такого заключения прецедент можно найти в греческих преданиях об Орфее, в которых безнадежно перепутались обряды, посвященные нескольким героям с одним и тем же именем, или в легендах о египетском Гермесе, персидском Заратустре и индийском Будде, причем Гаутама стал двадцать девятым в царской родословной мудрецов, носивших тот же титул.

Признав возможность того, что слово «Кецалькоатль» ныне обозначает поколение людей, связанных друг с другом традицией и свершениями, мы тем самым практически полностью разрешим стоящую перед нами дилемму. К тому же вполне вероятно, что последний из тех, кому было дано священное имя, жил в IX или X столетии нашей эры и стал великим воином или государственным деятелем, рассказы о подвигах которого, относящихся к более позднему времени, смешались с легендами о его предшественниках.

Как и в случае с Заратустрой, существует несколько разных версий повествования о жизни и уходе из нее Кецалькоатля. Эти рассказы почти наверняка представляют собой жизнеописания разных Кецалькоатлей. Сложившееся же на основании различных историй бытие представляется и в самом деле чудесным. В основе легенд лежит, однако, немалая доля правды. За противоречиями и поврежденными письменными свидетельствами смутно угадывается образ великого и благородного человека, основателя получившей широкое распространение религии, верховного жреца священных таинств, ученого, мистика и философа.

Имя Кецалькоатля имело магическую силу от южных границ Соединенных Штатов до высочайших горных вершин Анд. Его таинственному культу служила иерархия жрецов, именовавших себя «змеями», которые посредством ритуалов посвящения приобщались к истинной природе самого бога. Как утверждает Брассер де Бурбур, посвященные культа Кецалькоатля считали себя сынами змея. Упоминается также и о подземном коридоре, ведущем к «подножию небес». Этот коридор назывался «норой змея», и входить в него мог только змей. В этих вполне определенных выражениях заключен оккультный символизм. То, что нора змея, ведущая на небеса, предназначается только для тех смертных, которые стали «змеями», равнозначно ветхозаветному утверждению, что таинства Божии предназначены только для посвященных.

У древних народов было принято скрывать элементы их философских доктрин за мифическими приключениями, приписываемыми герою-богу, воплощавшему собой целую мистическую систему. Легенды о Гайявате так же, как и большинство рассказов об Иисусе, Будде и других великих учителях мира, имеют то же самое происхождение. И легенды о Кецалькоатле ни в коей мере не отступают от этого прочно укоренившегося правила. В описании его рождения, жизни и смерти присутствуют все элементы мастерски разработанного грандиозного мифа с определенным акцентом на теогоническом и астрономическом аспектах.

Поскольку Кецалькоатля часто называют богом-покровителем тольтеков, то представляется уместным обратиться к истокам этого народа. Серьезные споры относительно самого факта существования этого племени показывают, насколько неясным является в действительности этот вопрос. Те, кто оспаривает историчность тольтеков, заявляют, что рассказы об этих людях настолько перемешаны с астрономическими циклами, что легенду в целом следует считать полностью мифологической и связанной с неким предыдущим положением человека в небесном мире или, возможно, с движением планет в созвездиях. Те же, кто настаивает на реальности существования тольтеков, объявляют их одними из самых первых переселенцев из рода нагуа, которые шли на юг, в Мексиканскую долину, из таинственной страны Ацтлан, название которой означает «место тростниковых зарослей». Мне довелось увидеть мексиканский рисунок, на котором Ацтлан изображен в виде острова в окружении бушующих волн, причем сам остров возвышался посреди высокой горы. Существует несколько легенд относительно происхождения народов нагуа, священная земля которых называлась Тлапаллан, что означает «страна ярких красок». Считалось также, что они могли прибыть из Чикомоцтока, семи священных пещер.

Льюис Спенс придерживается того мнения, что этими двумя местностями, возможно, были Нью-Мексико или Аризона. С другой стороны, в некоторых наиболее достоверных преданиях подчеркивается, что до Тлапаллана можно было добраться только по воде. Предполагали даже, что в легендах указывается на Табаско как на родину этих людей. Отдельные писатели связывают эту страну с Атлантидой, тогда как другие полагают, что их колыбелью была Азия и что эти племена сохранили свою традицию миграций через Берингов пролив, который они преодолевали на каноэ. Но все это можно сравнить с платоновским описанием Атлантиды, представляющим собой символическую и аллегорическую картину, основанную на исторических обстоятельствах. Действительность и фантазия тесно переплелись в интересах жречества, твердо решившего сохранить мифические истины.

Согласно историку Ихтлилхочитлю, приведенная транскрипция взята из книги 3. Косидовского «Когда солнце было богом» (Наука, 1991, стр. 316). Второй вариант — Иштлилшочитль — приведен в книге К. Керама «Боги, гробницы, ученые» (Изд-во иностранной литературы, 1963, стр. 374–375), тольтеки основали город Толлан около 566 г. н. э. В настоящее время Толлан отождествляется с мексиканским городом Тулой, штат Идальго, находящимся примерно в 50 милях от Мехико. Существует предание, что во время этого переселения тольтеков вел за собой маг, который с помощью гадания выбрал место, на котором должен был быть заложен великий центр империи. А если тольтекская цивилизация возникла не раньше VI века, то почти невероятно, что Кецалькоатль явился именно этому народу. Видимо, он жил намного раньше, потому что его магическими приемами уже пользовались в расположенном к югу Майяпане. Это заставляет нас думать, что термин «тольтек» допускает два толкования. С одной стороны, такое название было дано первым переселенцам из числа нагуа, с другой — его можно применить и к мифологическому периоду, который предшествовал исторической цивилизации, периоду, который в Греции известен как Золотой век, когда боги общались с людьми. Несмотря на то что даты и места безнадежно перепутаны, удивительная глубина рассказа о Кецалькоатле и его соответствие тайным обрядам классического языческого мира не могут не вызвать восхищение и не пробудить желание понять его смысл более отчетливо.