М-р Генри Фокс

М-р Генри Фокс был младшим отпрыском совсем незнатной семьи. Отец его, сэр Стивен Фокс, тем или иным способом сколотил себе большое состояние, и на долю младшего сына досталось немалое наследство, которое тот вскоре промотал, предаваясь обычным порокам молодых лет, в том числе и игре в карты. В связи с этим он какое-то время провел в путешествиях. За границей, он повстречался с очень распутной англичанкой, чья щедрость поправила его состояние при обстоятельствах, которые в большей степени делают честь его мужской силе, нежели его нравственным достоинствам.

Хоть по воспитанию своему он и был якобитом, вернувшись в Англию, он примкнул к сэру Роберту Уолполу и сделался одним из его самых способных élèves. У него не было твердых принципов ни в религии, ни в морали, и он был настолько опрометчив, что открыто высмеивал ту и другую.

Он был человеком очень способным и совершенно неутомимым в делах, очень искусно возглавлял палату общин, иными словами, развращал ее, и обладал удивительным уменьем расположить к себе людей. Он поощрял в этих людях пороки, вдохновляя их и давая им себя проявить; он угождал человеческой жадности и поддерживал расточительность. Он разумно и точно исполнял все данные им обещания и самым щедрым образом вознаграждал людей за преданность и за покорность его воле. С помощью этих средств, а также других, которые можно себе представить, он приобрел много друзей и ревнителей своей политики.

Как парламентский оратор он был крайне неприятен, язык его не отличался изяществом, он сбивался и мямлил, и речи его были неуклюжи. Но он тонко разбирался в настроении палаты и хорошо знал, когда и как надо настоять на своем, когда и как – уступить.

Неизменно веселое расположение духа и видимость простосердечия располагали к нему в обществе; он был хорошим семьянином. С течением времени честолюбие его сделалось лишь слугою его жадности. Изобилие, которое он вкусил в молодые годы, и беспутный образ жизни дали ему ощутить, какие неудобства влечет за собой нужда, и, как то нередко бывает, привели его к противоположной и еще худшей крайности, к взяточничеству и вымогательству. Rem, quo cunquemo dorem – стало его девизом, которому он следовал, не скажу свято и добросовестно, но неукоснительно и – постыдно.

У него не было ни малейшего представления о том, чтó такое общественное благо и конституция, и он не питал ни малейшего уважения ни к тому, ни к другому: напротив, он презирал все эти дела, видя в них заботы людей ограниченных или притязания заинтересованных; и он жил так, как Брут умирал: считая добродетель только словом.

М-р Питт

(Написано в 1762 году)

Возвышением на самые значительные в королевстве посты и приходу к верховной власти м-р Питт был обязан исключительно своим дарованиям. Они восполняли в нем отсутствие знатности и богатства, качеств, которые в других людях слишком часто восполняют отсутствие таланта. Он был младшим сыном в очень незнатной семье и имел всего-навсего сто фунтов годового дохода.

Его предназначали к военной карьере, которая началась с того, что он был произведен в корнеты, и на этом окончилась. Итак, не располагая ни привилегиями, ни состоянием, он не имел никакого могущественного покровителя, который ввел бы его в деловые круги, чтобы там, если можно так выразиться, люди оказали честь его дарованиям; но ему было вполне достаточно, что он ими наделен.

Уже в молодые годы состояние его здоровья не позволяло ему предаваться удовольствиям, а разум запрещал ему проводить время в беспутной праздности: с шестнадцати лет он страдал наследственной подагрой. Вот он и употребил то свободное время, которое этот нудный и тягостный недуг освобождал ему или предоставлял в его распоряжение, на то, чтобы очень рано приобрести полезные знания. Таким образом, непостижимое взаимодействие причин и следствий привело к тому, что то, что можно было счесть самым большим несчастьем всей его жизни, явилось, может быть, главной причиной его возвышения и блеска.

Личная жизнь его не была запятнана никакими пороками, не омрачена никакою низостью. Все чувства его были возвышенны и независимы. Главною страстью его было безграничное честолюбие; оно-то, поддержанное большими способностями и увенчанное успехом, и сделало его тем, что свет называет «великим человеком». Он был высокомерен, властен, не терпел никаких возражений и умел заставить других поступать так, как он хотел, – качество, которое слишком часто сопутствует великим дарованиям и вместе с тем всякий раз им мешает.

Он был обходителен и учтив, но в поведении его всегда чрезвычайно отчетливо ощущалось сознание собственного превосходства. В обществе это был очень веселый и приятный собеседник; его острый и живой ум позволял ему принимать участие в любом разговоре. Он обладал и незаурядным поэтическим дарованием, но редко давал ему проявиться и еще реже в нем признавался.

В парламент он вступил молодым и на этой великой сцене вскоре сравнялся с самыми старыми и талантливыми актерами. Он превосходно владел различными стилями красноречия и умел убедить как логикой своих доводов, так и высокой патетикой. Однако инвективы его были грозны и он произносил их с такой выразительностью и таким суровым достоинством на лице и в каждом движении, что вселял робость в тех, кто больше всего хотел и лучше всего мог ему возразить. Оружие выпадало у них из рук, и они вынуждены бывали смириться с превосходством его ума.

В этом собрании, где столько всего говорится об общественном благе и где преследуются исключительно личные интересы, он с самого начала предстал как патриот и так благородно играл эту роль, что народ провозгласил его своим вождем и даже, хоть и не вполне отдавая себе в этом отчет, своим защитником.

Вес, который он приобрел в обществе, и его всеми признанное дарование поставили короля Георга II, которому он был неприятен как человек, перед необходимостью с ним считаться. Он был назначен статс-секретарем; в трудном и щекотливом положении, в котором он оказался, когда от него можно было бы ожидать решительного выбора: либо оставаться патриотом, либо стать министром, – он проявил большое искусство. Оказывая королю, придававшему большое значение своим ничем не оправданным курфюршеским притязаниям, значительно больше услуг по этой части, нежели все его предшественники, он сумел в то же время сохранить и доверие народа, и свою популярность. Он уверил и убедил всех, что протекция Ганноверу и его защита с помощью семидесятипятитысячной армии, находящейся на содержании Англии, – единственный способ обеспечить сохранность наших владений и завоеваний в Северной Америке. Насколько же легче обмануть людей, чем вывести их из заблуждения!

Его бескорыстие и даже презрение к деньгам, о которых все знали, облегчили ему путь к власти и предотвратили или в значительной степени заглушили ту зависть, которая обычно сопровождает человека на этом пути. Большинство людей считает, что они в равной мере обладают естественным правом на богатство и все без исключения умеют употребить его так, как надо, однако среди них не очень много таких, у которых хватает бесстыдства считать себя годными в правители.

В общем в анналах нашей истории он останется великою и блистательною фигурой, несмотря на темное пятно – принятие им пенсий в сумме трех тысяч фунтов per annum, после того как в первый год царствования теперешнего короля он отказался от должности лорда хранителя печати; обстоятельство это никак не могло не бросить тень на его репутацию и прежде всего на тот ореол бескорыстия, который его окружал.

Тем не менее надо признать, что у него были все качества, которые присущи только великим людям, с примесью тех слабостей, которые являются общим уделом человеческой натуры, слабой и несовершенной.