XLIV

Лондон, 28 февраля ст. ст. 1749 г.

Милый мой мальчик,

Мне было очень приятно читать твой рассказ о приеме, который тебе устроили в Берлине, но еще приятнее мне было прочесть письмо м-ра Харта, где он пишет о том, как достойно ты себя вел там: он пишет, что в обществе коронованных особ ты был достаточно почтителен и достаточно скромен и вместе с тем не испытывал ни малейшего стеснения и держался так, как будто перед тобой были равные тебе. Уменье так вот сочетать уважение с непринужденностью – и есть та истинная воспитанность, которую может дать человеку либо недюжинный ум, либо многолетний опыт жизни в свете, а коль скоро такого опыта у тебя нет, мне приятно приписывать твой успех уму.

Ближайшие несколько месяцев ты будешь обтачивать свои углы при трех важнейших дворах Европы – берлинском, дрезденском и венском, и я надеюсь, что в Турин ты приедешь уже достаточно лощеным и годным для окончательной шлифовки. Турин – самое лучшее для этого место, – я не знаю другого двора, где можно было бы встретить столь хорошо воспитанных и приятных людей. Помни, что воспитанность, уменье себя держать, обходительность и даже в какой-то степени уменье одеться сделались сейчас серьезным делом и заслуживают того, чтобы ты уделял им известное внимание.

Если ты правильно распределишь время, то дня твоего тебе хватит на все. Потратив половину его на занятия и на упражнения, ты достигнешь совершенства духовного и телесного, остальная же часть его, проведенная в хорошем обществе, даст тебе возможность приобрести хорошие манеры и выработать характер. Чего бы я только ни дал для того, чтобы по утрам ты читал Демосфена, ¹ и притом критически, и научился понимать его лучше всех; чтобы дни твои ты проводил лучше, чем кто-либо из находящихся при дворе, и чтобы по вечерам ты был самым веселым собеседником и умел развлечь дам. Если только захочешь, ты всего этого можешь добиться: у тебя есть для этого средства, есть и возможности. Используй же их, бога ради, пока они в твоем распоряжении, и сделайся тем образцом совершенства, каким мне хочется тебя видеть. Успех твой зависит от этих двух лет.

Посылаю тебе вложенное в этот конверт рекомендательное письмо к месье Капелло, передай его в Венецию сразу же, как приедешь, и кланяйся от меня ему и его супруге, ты ведь видел их здесь обоих. Я уверен, что он встретит тебя очень приветливо и будет тебе очень полезен, так как вслед за тем он тоже едет в Рим, куда назначен посланником. Между прочим, где бы ты ни находился, советую тебе, елико возможно, чаще видеться с венецианскими посланниками: они всегда лучше осведомлены о дворах, при которых состоят, чем остальные дипломаты: необходимость регулярно и подробно отчитываться перед своим правительством вынуждает их быть очень усердными и пытливыми.

Оставайся в Венеции на все время карнавала; я, правда, с нетерпением жду твоей поездки в Турин, но мне хотелось бы, чтобы ты как следует посмотрел все что можно в таком удивительном городе, как Венеция, да еще в такое исключительно благоприятное для этого время, как дни карнавала. Непременно побывай также на всех государственных собраниях, куда допускаются иностранцы, как-то – заседаниях сената и т. п., а равно также собери все сведения о весьма своеобразном и сложном государственном устройстве этой республики. Есть книги, где все это описано: лучшая из них принадлежит перу Амело де ла Уссэ; ² я бы советовал тебе прочесть ее перед тем, как ты туда поедешь, – она не только даст тебе общее представление о том, как эта республика управляется, но также и натолкнет тебя на все вопросы, касающиеся этого города, которые тебе надо будет задать на месте, чтобы получить обо всем устные разъяснения, а они-то всегда самые надежные. Там много замечательной старины, произведений живописи и скульптуры, созданных лучшими мастерами; памятники эти заслуживают того, чтобы ты обратил на них внимание.

По моим подсчетам, письмо это придет как раз тогда, когда ты приедешь в Вену; я пошлю туда, должно быть, еще одно. Следующее же я буду адресовать в Венецию, единственное место, где оно может тебя застать перед Турином, но ты можешь писать мне дорóгой отовсюду, где есть почта, и я буду ждать твоих писем.

Еще несколько писем я пошлю тебе в Венецию, в Вену или же на имя твоего венецианского банкира; поэтому, как только ты приедешь в Венецию, пошли за ними: я позабочусь о том, чтобы, посещая разные города, ты не пробегал их бегом, как большинство твоих соотечественников, которые не умеют воспользоваться предоставленной им возможностью, чтобы увидеть и узнать самое примечательное, а именно – людей и нравы.

Да благословит тебя бог и да исполнятся с его помощью мои желания, вернее – да сбудутся мои надежды! Прощай.

XLV

Без даты.

Милый мой мальчик,

Посылаю это письмо на имя твоего венецианского банкира, это верный способ, чтобы ты вовремя его получил; впрочем, оно, кажется, придет в Венецию еще до твоего приезда, так как все твои остановки в пути будут очень короткими. На почту отсюда особенно рассчитывать уже не приходится: близится время восточных ветров, и в Вену писать я больше не стану. Надеюсь, что и ты, и м-р Харт получили те два письма, которые я туда послал, вместе с рекомендательным письмом в Венецию на имя месье Капелло, которое было вложено в мое письмо тебе. Хочу также думать, что почта по твою сторону Ла-Манша виновата в том, что за все время твоего пребывания в Берлине я получил всего только одно письмо от тебя и одно от м-ра Харта, а я ведь надеялся получить от тебя очень подробные сведения и ждал твоих писем.

Стараюсь убедить себя, что ты хорошо используешь свое пребывание в Венеции, что ты увидишь все, что необходимо видеть в этом необычайном городе, и отыщешь людей, которые смогут рассказать тебе не только о театрах марионеток, какие есть в этом городе, но и о государственном устройстве Венеции, и на этот предмет посылаю тебе рекомендательные письма от сэра Джеймса Грея, советника посольства в Венеции, который сейчас находится в Англии. Письма эти, равно как и мое письмо к месье Капелло, введут тебя в лучшие венецианские дома, если ты, разумеется, захочешь в них войти.

Но самый важный пункт твоего путешествия и самый важный для тебя город – это Турин: там я предлагаю тебе задержаться надолго, углубиться в науки, продолжать заниматься упражнениями и совершенствовать манеры. Должен тебе сказать, что я думаю не без тревоги о том, каковы могут быть последствия твоего пребывания там: они будут либо очень хорошими, либо – очень худыми. Ты попадешь в совершенно новую для тебя обстановку. Везде, где ты до сих пор бывал, ты главным образом общался с людьми более умными и благоразумными, чем ты сам, и тебе не приходилось слышать дурные советы или видеть дурные примеры. Но в стенах Туринской академии ты, возможно, столкнешься и с теми, и с другими, ты встретишь там самых разных юношей, твоих сверстников, и весьма вероятно, что иные из них будут ленивы и распущенны, другие же порочны и распутны. Пока мне не представится случай убедиться в противном, я хочу думать, что ты найдешь в себе достаточно проницательности, чтобы отличить хороших людей от плохих и достаточно ума и нравственных качеств, чтобы встречаться с первыми, а вторых избегать. Но как бы то ни было, ради большей безопасности и исключительно ради твоего собственного блага должен поставить тебя в известность, что я дал м-ру Харту твердые распоряжения немедленно же увезти тебя оттуда в указанное ему место, едва только он обнаружит, что ты начал пить, играть в карты, бездельничать или перестал его слушаться; поэтому независимо от того, известит ли меня м-р Харт обо всем подробно или нет, я буду иметь возможность судить о твоем поведении по времени, которое ты проведешь в Турине. Если ты скоро уедешь оттуда, я буду знать, почему это произошло, – и, могу тебя заверить, ты скоро почувствуешь на себе, что я действительно все знаю. Если же м-р Харт допустит, чтобы ты остался там на весь определенный мною срок, у меня не будет никаких сомнений, что ты правильно употребил свое время, а другого мне ничего от тебя не надо. Я хочу, чтобы ты прожил в Турине самое большее год, и если ты употребишь этот год с пользой, ты сумеешь добиться многого. Если ты прозанимаешься еще год с м-ром Хартом и будешь столь же прилежен, как все последние месяцы, ты завершишь свое классическое образование. Вместе с тем ты преуспеешь и в упражнениях, а бывая при этом дворе, приобретешь такие хорошие манеры, что, очутившись потом при каком-нибудь другом, всегда сможешь ими блеснуть. Таковы будут счастливые результаты твоего годичного пребывания в Турине, если ты будешь вести себя там так же, как в Лейпциге, и отнесешься к своим занятиям с тем же прилежанием, если же ты послушаешь чьего-то дурного совета или соблазнишься дурным примером, помни, что ты погиб.

Это знаменательный для тебя год, и я считаю, что он явится для тебя испытанием. Выдержи это испытание с честью, и ты достигнешь совершенства, – и до конца моих дней я буду нежно тебя любить. Если же ты поддашься заразе праздности и порока, доброе имя твое, состояние, все мои надежды, а следовательно, и мое расположение к тебе – все будет разрушено и ты этим себя погубишь. Чем больше сейчас моя любовь, вызванная высоким мнением о тебе, тем больше будет мое возмущение, если появятся основания это мнение переменить. До сих пор ты имел все доказательства моей любви, какие только могли быть, потому что ты эту любовь заслужил, но когда окажется, что ты больше ее не заслуживаешь, жди от меня неприязни и помни, – она проявится во всем. Для того чтобы у тебя не осталось никаких сомнений относительно этого важного вопроса, я теперь уже прямо скажу тебе, чем я буду руководствоваться в моих суждениях о том, как ты себя ведешь, – сведениями, которые будут поступать от м-ра Харта. Он не будет несправедлив к тебе, скажу даже больше, он не сможет быть ‘ к тебе несправедлив. Он может хотеть тебе только добра, а ведь согласись, что он лучше разбирается в том, что для тебя добро, – тебе же по молодости твоей разобраться в этом отнюдь нелегко. Если он удовлетворится тобой, удовлетворюсь и я, если же он будет тобой недоволен, то я буду недоволен еще больше. Если он пожалуется на тебя, то это будет значить, что ты виноват, и я не посчитаюсь ни с какими доводами, которые ты будешь приводить в свое оправдание.

Теперь скажу тебе, чего я ожидаю от тебя в Турине и на чем настаиваю. Во-первых, чтобы каждое утро ты регулярно занимался с м-ром Хартом как древними языками, так и всеми остальными предметами, чтобы занятия эти продолжались столько времени, сколько найдет нужным м-р Харт, и проводились так, как он того потребует. Во-вторых, чтобы ты каждый день упражнялся в верховой езде, в танцах и фехтовании. В-третьих, чтобы ты в совершенстве овладел итальянским языком. И, наконец, чтобы вечера свои ты проводил в самом лучшем обществе. Я требую также, чтобы ты неукоснительно соблюдал расписание Академии и подчинялся всем ее правилам. Если ты будешь выполнять эти требования на протяжении года, который проживешь в Турине, я ничего больше не буду с тебя спрашивать и со своей стороны предоставлю тебе все, что ты только от меня спросишь. По истечении этого срока ты будешь полностью принадлежать себе – я буду спокоен за тебя, ни на чем не буду настаивать: дружба станет единственным связующим нас звеном. Прошу тебя, обдумай все это хорошенько и реши, не будут ли твое усердие и та степень сдержанности, которых я требую от тебя всего лишь на год, с лихвою окуплены многочисленными преимуществами и той полной свободой, которые ты потом получишь. Я уверен, что твой собственный здравый смысл не позволит тебе ни минуты раздумывать над тем, что выбрать. Да благословит тебя бог! Прощай.

Так как я до сих пор еще не получил писем сэра Джеймса Грея, которые рассчитывал получить, я вложу их в мое следующее письмо, которое, по всей вероятности, прибудет в Венецию одновременно с тобой.