XXXII

Бат, 9 марта ст. ст. 1748 г.

Милый мой мальчик,

Время от времени мне приходится напоминать тебе о том, что я часто рекомендовал и чему всегда надо уделять много внимания, – о служении грациям. Различное действие, которое оказывают одни и те же слова и дела, в зависимости от того, присоединяются к ним грации или их покидают, просто поразительно. Они расчищают путь к сердцу, а сердце имеет такое влияние на наш ум, что очень важно сделать его своим союзником. В женщинах сердце – это все, и ничто другое не имеет над ними власти, но и для мужчин, причем даже для самых замечательных из них, оно значит так много, что из каждой схватки с разумом обычно выходит победителем. Ларошфуко ² говорит в своих «Максимах», что I’esprit est souvent la dupe du coeur. Если бы вместо souvent он сказал: presque toujours, то он был бы, пожалуй, еще ближе к правде. А коль скоро это так, то целься в сердце. Присущего тебе достоинства недостаточно: ты завоюешь им общее уважение всех, но не ту совершенно особенную симпатию, которую таит в себе сердце каждого. Для того чтобы завоевать расположение определенного лица, ты должен, помимо твоих обычных достоинств, обладать еще некоторыми другими, имеющими для упомянутого лица совершенно особое значение: оказывать ему какие-то услуги или предлагать свою помощь, давать ему почувствовать свое уважение, быть с ним почтительным, любезным, внимательным и т. п. Если же ты вдобавок можешь быть еще и приятным, ты отыщешь путь к сердцу этого человека и тем самым облегчишь свое дело, а вернее всего, даже обеспечишь его успех.

На собственном опыте ты знаешь, какое неприятное впечатление производит тот, кто неуклюж, неряшлив, не умеет как следует ничего сказать и либо запинается и начинает бормотать себе что-то под нос, либо гнусавит и растягивает слова, кто не обращает внимания на окружающих и т. п., – как все это предубеждает тебя против человека, которого ты видишь в первый раз, несмотря на то что, как ты потом узнаешь, у него могут оказаться большие достоинства и незаурядный ум. А с другой стороны, поразмысли над тем, как противоположные всему этому качества располагают тебя с первого взгляда к людям, которым посчастливилось ими обладать. Тебе хочется видеть в этих людях все достоинства, и ты разочарован, если их не находишь. Множество мелочей, назвать которые по отдельности просто невозможно, втайне сговорившись между собою, порождают эти грации, это je ne sais quoi, которое неизменно нравится людям. Приятная внешность, изящные движения, уменье надлежащим образом одеться, мелодичный голос, открытое и приветливое выражение лица без смешливости – все эти качества и множество других – необходимые составные части того приятного je ne sais quoi, которое каждый чувствует, хоть никто и не может описать. Поэтому хорошенько присмотрись к тому, чтó тебе нравится или не нравится в людях, и убедись в том, что, как правило, то же самое будет им нравиться или не нравиться в тебе.

А раз я уже заговорил о смехе, то должен тебя особенно против него предостеречь: мне очень бы хотелось, чтобы люди часто видели на твоем лице улыбку, но никогда не слышали, как ты смеешься. Частый и громкий смех свидетельствует об отсутствии ума и о дурном воспитании, – этим способом низменная толпа выражает свои глупые радости по поводу каких-нибудь глупых происшествий; на ее языке это означает веселиться. По-моему, громко смеяться может только человек крайне ограниченный и невоспитанный. Настоящее остроумие или здравый смысл никогда еще никого не смешили; им это не свойственно – они просто приятны человеку и озаряют улыбкой его лицо. Смех же обычно возбуждают или низкопробное шутовство, или какие-нибудь нелепые случайности, люди умные и воспитанные должны показать, что они выше этого. Стоит только человеку сесть мимо стула и свалиться на пол, и он повергает этим всю компанию в хохот, чего не могло бы сделать все остроумие мира, – вот, на мой взгляд, неопровержимое доказательство того, насколько низок и неуместен смех. Я не говорю уже о сопутствующем ему неприятном шуме и о том, как он ужасно искажает черты лица. Смех легко бывает сдержать очень коротким раздумьем, но, так как с ним обычно связывается представление о веселье, люди до конца так и не осознают, насколько он бывает нелеп. У меня нет никакой склонности ни к меланхолии, ни к цинизму; я так же хочу и могу веселиться, как и всякий другой, но я уверен, что с той поры, когда я стал жить в полном разуме, никто никогда не слышал, как я смеюсь.³ У многих людей, вначале от неловкости и mauvaise honte, выработалась очень неприятная и глупая манера – о чем бы они ни говорили, говорить со смехом. Например, один из моих знакомых, м-р Уоллер, человек очень незаурядный, самых обыкновенных вещей не может сказать без смеха; поэтому те, кто его не знают и видят в первый раз, считают его просто дураком.

Привычка эта, равно как и много других, очень неприятных привычек, возникает оттого, что вступлению этих людей в свет сопутствует mauvaise honte. Попав в общество, они стесняются и приходят в такое замешательство, что совершенно не знают, что делать, и вынуждены пускаться на всевозможные ухищрения только для того, чтобы не потерять самообладания, в дальнейшем же все эти ухищрения превращаются в привычки. Одни ковыряют в носу, другие почесывают затылок, третьи крутят в руках шляпу, словом, у каждого неуклюжего, невоспитанного человека есть свои особые выверты. Но частое повторение одного и того же поступка ни в какой степени не может служить его оправданием, и хоть во всех этих вульгарных привычках да и в самой неуклюжести нет ничего преступного, их следует самым старательным образом избегать, ибо все это – серьезные препятствия на пути к искусству нравиться. Помни, что понравиться кому-то – всегда означает одержать некую победу или, по меньшей мере, сделать к этой победе первый необходимый шаг. Тебе предстоит добиваться в жизни успеха, и поэтому ты должен особенно тщательно изучить это искусство. Должен тебе сказать, что, когда ты уезжал из Англии, у тебя не было manières prévenantes, и, признаться, в Англии их не очень-то часто можно встретить, однако я надеюсь, что твой здравый смысл поможет тебе приобрести их за границей. Если ты хочешь кем-то быть в свете, – а если у тебя есть характер, то ты этого не можешь не хотеть, – все это должно быть с начала и до конца делом твоих рук, ибо весьма возможно, что, когда ты вступишь в свет, меня уже на свете не будет. Ни твое положение, ни твое состояние тебе не помогут, одни только достоинства твои и манеры могут поднять тебя до приличествующего тебе состояния и места в обществе. Фундамент их я заложил данным тебе воспитанием, все остальное ты должен построить сам.

Теперь я попрошу сообщить мне кое-какие сведения, которые, как я полагаю, ты можешь мне дать и которые мне хочется иметь.

Может ли курфюрст Саксонии приговорить кого-либо из своих подданных к смертной казни за государственную измену самолично или виновные должны сначала предстать перед открытым судом?

Может ли он своей властью держать кого-либо из подданных в тюрьме столько, сколько ему захочется, без суда?

Может ли он своей властью изгнать кого-либо из пределов герцогства?

Может ли он обложить своих подданных налогом без согласия на то Саксонских штатов и что представляют собой эти штаты? Как они избираются? Какие в них входят сословия? Принимает ли в них участие духовенство? Где они созываются и как часто?

Если двое подданных курфюрста затевают тяжбу из-за имения, расположенного на территории курфюршества, то в каком суде должно слушаться дело и будет ли решение этого суда окончательным или его можно обжаловать в Ветцларском имперском суде? ⁴

Какие названия носят два верховных суда, занимающиеся гражданскими и уголовными делами?

Каков средний годовой доход герцогства?

Какую армию содержит курфюрст в настоящее время и каково наибольшее количество солдат, которых курфюршество может содержать?

Я не жду, что ты ответишь мне на все эти вопросы сразу, отвечай на них по мере получения необходимых и достоверных сведений.

Как видишь, ты теперь – мой немецкий оракул, и доверие мое к тебе так велико, что тебе нет нужды, подобно оракулам древности, давать двусмысленные ответы, тем более что у тебя есть над ними то преимущество, что я хочу узнать от тебя только о прошлом и настоящем, а не о том, что будет.

Желаю тебе хорошо провести время на лейпцигской ярмарке. Внимательно осмотри все лавки, наглядись на шутов, акробатов, канатных плясунов и hoc genus omne, но более подробно разузнай о существующих там различных промыслах. Прощай.