Лейтенанта Кондрашова хорошо приняли на первом артезианском колодце. Он не отказался от вкусного ужина. Поговорив кое с кем у водопоя, мимоходом спросил у гостеприимного помощника чабана, отдыхавшего в домике у колодца, о плотниках: одном — высоком, другом — небольшого роста. Покурив на воздухе, лег спать.

Кондрашов вышел из домика поздним утром. Из колодца выплескивалась мощная струя воды. Заполняя длинные ряды корыт, она стекала через края в котловину, образуя небольшое водохранилище. Около колодца стояли машины с цистернами, подводы с бочками. Кто-то подъехал на рессорке и принялся поить серого в темных яблоках рысака. Всадник спешился и, запыленный в долгой дороге, разминал ноги, ожидая, когда остынет конь.

— Бойкое место, — процедил Кондрашов и вдруг, почувствовав на себе чей-то пристальный взгляд, медленно обернулся.

Чуть в стороне, с топором на плече, стоял высокий, худой, широкоскулый плотник. И хотя Кондрашов знал, что именно таким встретит он здесь брата Андрея, и заранее готовился к этому, он все же вздрогнул от неожиданности.

В лейтенанте Кондаков узнал своего младшего брата, хотел подойти к нему, но, увидев, как у того заходили желваки около скул, усилием воли заставил себя повернуться и направиться к ферме. «Что я ему скажу? — думал он, чувствуя, как непослушны ему ноги. — Почему я здесь? Он знает, что я в Иране. Я знаю: его с моей помощью завербовали. А если он опомнился?..» Позади шумно вздохнул лейтенант. «Выдаст!» — решил Кондаков и, справившись с волнением, прибавил шаг. «Ну нет, живым я не дамся, — подумал он, опуская руку в карман. Пощупав пистолет, быстро вытащил из кармана портсигар. — Спокойно! — приказал он мысленно себе. — Не трусить! Скорее в ферму, там вдвоем мы его скрутим, пикнуть не дадим. — Сзади послышались торопливые шаги. — Нет, не успею! А, черт возьми, как глупо!» — Кондаков сцепил зубы, чтобы не закричать от охватившей его злости.

— Андрей! — приглушенно послышалось сзади. — Андрей!..

Кондаков не остановился. Вот наконец-то рядом ворота фермы. Еще несколько шагов.

— Я… «Арал»! — вдруг строго сказал сзади лейтенант.

«Ну, братец, все равно не дамся».

— «Астрахань» приказывает! Я — «Арал»! — жарко прошептал в щеку, поравнявшись с Кондаковым, лейтенант. — Отвечай, — «Сейнер „Громкий“!»

— Да! — Кондаков резко обернулся. — Что вы хотите? — и тихо позвал: — Васин!

— Есть новые указания, — тихо сказал Кондрашов.

— Фух, черт возьми, — облегченно вздохнув, Кондаков радостно провел ладонью по запотевшим скулам. — Счастливый ты, Матвей. Еще один шаг, и простился бы ты с жизнью.

— Ты что?! — испуганно отшатнулся Кондрашов, сдерживая движение руки к кобуре пистолета.

— За него не успел бы ухватиться, — усмехнулся Кондаков. — Я ведь не верил, что ты не возражаешь против встречи со мной, хотя мне об этом говорили. Думал, навеки разошлись наши пути, а ты вот он. Да и опять в той же форме, на которую мне смотреть, что быку на красную тряпку. За мной, брат, в такой фуражке не мало охотились и при встрече мне хочется стукнуть ее обладателя по башке, и давай бог ноги! Ну, гора с плеч! За это бы, Матвей, выпить надо, да тебе нельзя. Знакомься, — пригласил он Васина, показавшегося из ворот. — Похож на меня? Как две капли воды. Мы в папашу пошли. Поставили «товарищи» папашу к стенке в революцию, а он в России большими делами ворочал.

— Васин, — нервно сказал Семен Иванович. Он только что бросил в сторону одеяло, которым собирался накрыть Кондрашова при входе, и еще не совсем успокоился. — Так числюсь по паспорту, прошу так звать… А вообще, лейтенант Кондрашов, — он достал из кармана трубку, — вам небезопасно долго разговаривать с нами на виду. Народец здесь, чтоб его черти забрали, не всем доверяет, и нам тоже. Зайдем, — Васин шагнул внутрь фермы.

— Он, — Кондрашов кивнул головой вверх, — предлагает ограничиться только запасами сена.

— Что?! — приглушенно спросил Васин. — Чем он думает? Через две недели самая дальняя отара вся передохнет, она уже напилась. А потом каждый день воронью будет пища!

— Ограничиться сеном! — оборвал Кондрашов. — Так незаметнее: присыпать и уйти. Зимой одна падаль будет в степи.

— А если продержатся на подножном корму, выдержит эта сволочная присыпка до следующего года? — зло спросил Кондаков. — Да с ней и возни уйма!

— Ну нет! Не за этим я болтался в этот проклятый шторм вместе с вонючими персами, чтобы только прогуляться здесь, — Васин чиркнул спичкой о коробку. Она переломилась пополам. — Через два дня мы с ним, — он указал чубуком трубки на Кондакова, — выезжаем к грузину Шалошвили… «ферму ремонтировать»! Ясно? Сматываемся отсюда. Здесь начнется падеж, все будет похоже на эпидемию, понимаете? Но могут быть поиски, вот тогда себя и покажите, отличитесь, лейтенант Кондрашов! Не пытайтесь возражать, — остановил он. — Будете держать нас в курсе всех событий. Учтите, это — последнее распоряжение центра.

Кондрашов склонил голову.

— Сегодня придется избавиться от одного чабана, черт его побери! Следит за мной. Вчера первый раз стал я капать из флакона, а он тут как тут. Пришлось хлюпнуть весь флакон, а кто знает, насколько дольше выдержит овечья печонка? Дозу выдерживает двенадцать дней, это я знаю, а сколько я плеснул? Ну, да ладно, увидим. Лучше бы он не попадался под руку, след будет… Но, на всякий случай, лейтенант, скажете на ферме, что выезжаете вы в двенадцать ночи. К этому времени, если он сунется за мной, нужен будет транспорт! Дальше распоряжения будете получать по ходу дела, а поговорите потом на свободе, за границей, времени у вас, Кондрашовых, — еще целая вечность! Пошли, Виктор Кудиярович, плотничать!

— Ну, иди, Матвей, потом поговорим, а?

Федор Терновский проводил взглядом согнутую фигуру мотоциклиста, мчавшегося, не разбирая дороги. Когда тот остановился около стога сена, Федор пошел тоже туда. Кондрашов, бросив короткий взгляд на чабана, продолжал осматривать пахоту.

— Из Бугрового? — подойдя вплотную, спросил Федор и указал на восток забинтованной рукою.

— Да. Осень, сушь страшная, решили проверить.

— Ну, ну… А что, вы недавно приехали?

Кондрашов рассмеялся. Отстегнув клапан грудного кармана, протянул удостоверение чабану и покровительственно похлопал его по плечу.

— Правильно, отец! Проверять надо, а как же? Здесь золотое дно… Скажите, у вас все старые зимовщики?

— Один впервые пришел, — Федор заложил за пояс руку.

— Кто? — заинтересованно спросил Кондрашов.

— Вон, около отары стоит, — кивнул Федор головой в степь.

— Как он… колхозник хороший? Дисциплинированный?

Последние дни Федор с нетерпением ожидал кого-нибудь из помощников Дубова. Неспокойно было у него на душе: ему чем-то не нравилось поведение плотников. Особенно Васина. Уж очень часто посещал он колодец. Первой ночью Федор столкнулся с ним случайно, но на другой день видел, как Васин добрый десяток раз ходил к артезиану… Какая-то неосознанная тревога привела Федора прошлой полночью к водостоку, и опять плотник оказался около воды… Если бы приехал старший лейтенант Захаров или сержант Волин, то Федор поделился бы с ними своей тревогой, но перед ним стоял незнакомый ему лейтенант. Скажешь, а вдруг он вместо тщательной, вдумчивой проверки каким-то грубым действием оскорбит людей, возможно, ни в чем не повинных, может быть, просто очень любопытных и только.

Кондрашов, поняв, что чабан настороженно относится к нему, как к новому в степи человеку, все-таки недовольно поморщился и, чуть повысив голос, повторил свой вопрос:

— Ваш помощник — дисциплинированный колхозник?

Резкость тона лейтенанта окончательно убедила Федора, что идти на откровенный разговор нет смысла, и он коротко ответил:

— Да.

— Давно вы его знаете?

— Да.

— В одном селе живете, или он… со стороны?

— В одном.

— Из хорошей семьи?

— Да.

— Ну и неразговорчивы же вы, папаша, — сдерживая недовольство, сказал Кондрашов. — Я вас о серьезном деле спрашиваю, а вы заладили одно: «Да, да!» Нехорошо! — он круто повернулся и отошел к мотоциклу. Потом, сам не зная зачем, сказал:

— Зайдите ко мне часиков в десять вечера. Я буду в домике у колодца… Поговорим. Хорошо? — и, не ожидая ответа, включил мотор.

Когда лейтенант отъехал, Федор медленно пошел к отаре. Весь день он ходил пасмурный, задумчивый. Иногда подолгу смотрел на колодец. Сергей несколько раз даже рассмеялся, глядя, как старший чабан, опершись на гарлыгу, забывал об отаре и оставался один. К вечеру Федор решил, что делать. Он привык верить людям, одетым в форму работников государственной безопасности. И привычка победила в нем сомнения. Да, он пойдет к лейтенанту. Около десяти часов ночи, предупредив своего помощника, что идет к колодцу, Федор направился к лейтенанту Кондрашову.

Над степью шла южная, бархатно-черная ночь. Невысокое осеннее небо заполнили звезды. В ярких и острых лучах крупные звезды будто прикрылись зазубренными серебряными коронами, мелкие — холодно мерцали в вышине, а от горизонта до горизонта тянулся Млечный Путь, словно осыпая землю звездной порошей. Федор торопился.

В это время к главному водостоку тихо подошли Кондаков и Васин. В левой руке Васина была небольшая дощечка, в правой — отвертка. Осторожно опустив дощечку на дно желоба, он стал привертывать ее шурупами. Вода, налетая на запруду, забулькала, заплескалась около рук. У домика сердито заворчал пес. Васин не надолго затаился. Последний шуруп уже скрылся под водой, когда мимо домика кто-то прошел, не обращая внимания на залаявшую собаку. Шаги быстро приближались. Кондаков предупреждающе тихо пискнул, лег за водосток. Васин нагнулся и будто припал губами к быстро бегущей воде.

Федор, увидя Васина, шагнул к нему, быстро спросил:

— Ты что здесь делаешь?

— Не видишь? — протянул тот. — Воду пью.

— Нет, ты почему каждую ночь около колодца вьешься? — Федор потянулся здоровой рукой к плотнику.

— Ну, ты! — угрожающе сказал Васин, выпрямляясь. — Я тебя первый раз вижу!

— Пойдем со мной, — Федор схватил плотника за руку, крепко сжал ее выше локтя.

— Пусти, — рванулся тот.

В это время и ударил его по голове Кондаков. Качнувшись, Федор стал падать.

Васин, подхватывая его на руки, громко заговорил:

— Кудиярович! Ну нализался ты сегодня! Чтоб тебя дождь намочил, ты пьян в стельку! А ты… плотник, ты… должен быть пьян в доску! В щепки! — Васин повысил голос, увидя около домика вышедшего на злобный лай собаки человека в белье. — Кудиярович, перестань куражиться! Ты, пьяная душа, думаешь идти домой спать, или тут ляжешь?!

— Давай песню… сыграем! Давай! — пьяным голосом громко отозвался Кондаков.

Человек ушел в дом. Васин тихо скомандовал:

— Поднимай! Завтра можно уезжать, этой дощечки хватит на все отары.

…В полночь с первой фермы выехал лейтенант Кондрашов. Фара его мотоцикла долго мигала, злым зрачком мечась по степи.

Утром Кондаков и Васин получили расчет. До полудня приставали с водкой ко всем подъезжавшим к колодцу, орали песни. Потом погрузились в машину, присланную грузином Шалошвили, и уехали.

Вечером капитан приказал радиограммой лейтенанту Кондрашову вернуться на ферму у первого колодца: пропал чабан Терновский. Кондрашов арестовал молодого помощника чабана Сергея и повез его в Бугровой для допроса.

Из колодца мощной струей лилась и лилась вода, обмывая дощечку, привинченную Васиным.