Дворец Г. Х. Штегельмана (наб. Мойки, 52)

Соседний с дворцом К. Г. Разумовского участок принадлежал купцу и придворному поставщику Г. Х. Штегельману. В 1750–1753 гг. на этом участке для купца по проекту архитектора В. В. Растрелли в стиле барокко построили большой двухэтажный дом усадебного типа. Здание стояло в глубине парадного двора, образованного двумя боковыми флигелями, а за домом располагался обширный регулярный сад.

В 1764 г., после смерти Штегельмана, его вдова продала здание в казну, Екатерина II подарила его своему любовнику графу Г. Г. Орлову. Сюда, на задаваемые им пиры съезжалась вся верхушка петербургского высшего общества, включая императрицу. Впрочем, вскоре графу пришлось отсюда съехать, поскольку Екатерина к нему охладела.

Одной из причин охлаждения явилось то, что в 1771 г. Григорий не справился с миссией российского представителя на мирном конгрессе в Фокшанах, самовольно покинув его, вернулся в Петербург. Григория императрица заменила братом Алексеем, а его направила в Москву для принятия мер по прекращению вспыхнувшей в городе эпидемии чумы (с чем он, надо признать, блестяще справился).

Во второй половине XVIII в. дворец Штегельмана перестроен, когда именно и кем – неясно. Большинство исследователей считает, что перестройку выполнили еще при графе Орлове, в 1765–1768 гг. Предполагается, что она осуществлялась силами Конторы строений домов и садов. Ранее этой Конторой руководил архитектор В. В. Растрелли, а с 1762 г. ее возглавил архитектор Ю. М. Фельтен. Это дает основание предположить участие самого Фельтена в перестройке здания.

В ходе перестройки бывший дворец Г. Х. Штегельмана расширили, а его фасад оформили в стиле раннего классицизма. Сильно выдвинутый центральный ризалит главного фасада (со стороны Мойки) декорирован пилястрами коринфского ордера. На уровне первого этажа ризалит прорезан тремя проемами спереди и двумя проемами по бокам. Передние проемы обрамлены полуколоннами ионического ордера, а за боковыми проемами открываются лестницы, ведущие к крыльцу на уровне бельэтажа. Боковые ризалиты главного фасада выступают не так сильно. Задний фасад (со стороны сада) имеет только два сильно выступающих боковых ризалита. Посередине заднего фасада на уровне бельэтажа было устроено высокое крыльцо-терраса, на которое с двух сторон полукругом ведут лестницы. Плоскости стен украшают лепные барельефы – гирлянды, геометрические узоры, вазы.

Новым хозяином дворца в 1783 г. стал граф Ф. А. Ангальт. В тот год Екатерина II пригласила его в Россию, он получил чин генерал-поручика и назначен шефом Финляндского егерского корпуса. С разрешения императрицы в течение трех лет он объехал чуть ли не всю страну. По возвращению представил Екатерине II подробный доклад о состоянии народного образования, земледелия, торговли, промышленности и пр.

За это графа наградили орденами Св. Александра Невского и Андрея Первозванного, а затем назначили генерал-директором Сухопутного шляхетского корпуса. Спустя два года, в 1788 г. Ангальт стал также президентом Вольного экономического общества и относился к этой должности весьма ответственно. После того как граф в 1794 г. умер (похоронен на иноверческом Волковом кладбище), в зале Общества установили его мраморный бюст.

В освободившемся после смерти Ф. А. Ангальта дворце некоторое время жил Т. Костюшко. Он принес верноподданническую присягу Павлу I и в ноябре 1796 г. освобожден из каземата Петропавловской крепости. Из России Костюшко направился в Северо-Американские Соединенные Штаты (САСШ). На дорогу император ему выдал 12 тыс. руб., предоставил карету и подарил соболью шубу.

После отъезда Т. Костюшко дворец на Мойке в 1797 г. Павел I подарил своему побочному брату графу А. Г. Бобринскому (внебрачному сыну Екатерины II и Г. Г. Орлова). Но граф жить во дворце не стал, отдав его спустя несколько месяцев Опекунскому совету Воспитательного дома. Павел I одобрил это решение.

После того как в 1834 г. здание бывшего дворца К. Г. Разумовского передали Сиротскому институту, Воспитательный дом перебрался в здание бывшего дворца Г. Х. Штегельмана. Кроме него для Воспитательного дома приобрели соседний участок, принадлежавший фабриканту Битепажу, на котором рядом с дворцом в начале XIX в. построили 3-этажное здание (архитектор неизвестен). После того как к Сиротскому институту присоединили Александровский сиротский дом, занявший помещения штегельмановского дворца, это здание стало основным для Воспитательного дома.

Новоприобретенное в 1834 г. здание (ныне – дом № 52, корпус № 2) и бывший штегельмановский дворец (дом № 52, корпус № 1) в 1839–1843 гг. полностью перестроил архитектор П. С. Плавов. Появились пристройки со стороны сада. Большая часть исторических интерьеров надстроенного на еще один этаж дворца при этом была утрачена.

Фасад приобретенного в 1834 г. соседнего здания архитектор П. С. Плавов оформил в стиле классицизма. Его строгий 6-колонный портик завершается треугольным фронтоном с барельефом эмблемы Воспитательного дома – пеликана, кормящего птенцов. Колонны ионического ордера объединяют 2-й и 3-й этажи. Штукатурка фасада на уровне полуподвала и бельэтажа имитирует дощатый руст. После перестройки это здание стало составлять с дворцом Штегельмана фактически одно целое (ныне дом № 52, корпус № 2). Между дворцами Штегельмана и Разумовского архитектор построил 3-этажный корпус, который соединил их вместе.

Главный фасад здания Воспитательного дома. Фото мастерской К. К. Буллы, 1913 г.

Надо сказать, что Воспитательный дом и условия его деятельности к этому времени подверглись значительной реорганизации. Еще в 1826 г. полный курс образования высшего отделения в Воспитательном доме приравняли к курсу гимназии, что давало воспитанникам право на поступление в университет или на гражданскую службу. Но спустя 10 лет, в 1837 г. Николай I издал указ, согласно которому все учебные классы Воспитательного дома переходили в ведение Сиротского института. Питомцы Воспитательного дома приписывались к крестьянскому сословию. Их прием не то что в университет, а даже в гимназии был запрещен.

Поскольку смертность малолетних детей была высока, то императрица Мария Федоровна ввела практику передачи части питомцев на воспитание в деревенские семьи. За их содержание Опекунским советом Воспитательного дома выплачивалась определенная денежная сумма. Теперь эта практика приняла массовый характер. В крестьянских семьях дети оставались до достижения 21 года, при этом плата за их содержание, постепенно уменьшаясь, производилась только до достижения 16 лет. Обучение детей велось в содержащихся за счет Воспитательного дома сельских школах. Там, где школ Ведомства учреждений императрицы Марии не было, детей помещали за плату в школы других ведомств.

Наиболее способным девочкам предоставлялась возможность еще 4 года обучаться профессии няни или фельдшерицы. Школа нянь при Воспитательном доме создана в 1851 г., а училище фельдшериц – в 1854 г. В течение четырех лет 100 воспитанниц в возрасте от 15 до 18 лет изучали анатомию, педагогику, детскую литературу, систему воспитания по Ф. Ф. Фребелю, основы ухода за здоровыми и больными детьми. Практику они проходили в грудном отделении Воспитательного дома и по результатам обучения получали свидетельства русской няни I или II разряда.

Способные мальчики могли получить специальность учителя начальных классов сельских училищ. Школа сельских учителей основана в 1864 г. (в Павловске), а в 1867 г. преобразована в учительскую семинарию, в 1867 г. открыли и женское училище.

На полное призрение до совершеннолетия с конца XIX в. стали принимать преимущественно незаконнорожденных детей. Родителей подкидышей разыскивали с помощью полиции, детей им возвращали и взыскивали по 30 руб. за каждый год пребывания ребенка в Воспитательном доме.

Любопытное воспоминание о своих уличных встречах с воспитанниками сиротских институтов оставили в своей книге «Из жизни Петербурга 1890–1910-х годов» Д. А. Засосов и В. И. Пызин: «Петербург, громадный город с большим количеством пришлого населения, создавал условия, благоприятствующие легкости нравов: приезд на заработки одиноких мужчин и женщин или отдельно от семьи, развитие пьянства, нужда, толкающая молодых женщин на случайные связи, наличие в столице людей, „прожигающих жизнь“ и ищущих различных приключений. В результате всех этих обстоятельств рождалось много внебрачных детей, так называемых „незаконнорожденных“.

Часто бывали случаи, когда младенцев „подкидывали“ – тайком оставляли в подъездах, перед дверьми квартир, в которых проживали бездетные супруги, в вагонах, на вокзалах и пр. Бывали случаи, когда совершенно посторонние люди брали таких младенцев на воспитание, усыновляли их.

Но чаще всего младенцев относили в полицию, а оттуда отправляли в воспитательный дом. Ввиду малого числа кормилиц и распространения инфекционных болезней в воспитательных домах смертность младенцев была ужасающая.

Ввиду переполненности воспитательных домов их администрация отдавала младенцев крестьянкам близлежащих деревень за плату 3–4 рубля в месяц. Бедной крестьянской семье это был небольшой доход, но младенцам там жилось в большинстве случаев несладко.

Самое ужасное было в тех случаях, когда подкидыш попадал в руки аферисток, разного жулья, которые посредством этого ребенка выпрашивали деньги <…> И вот мать, перенеся все муки и страдания, наконец решалась отнести свое дитя в воспитательный дом или подкинуть, оставив в пеленках свои слезы и записку: „Рожден тогда-то, крещен, имя такое-то“. <…>

Неудивительно поэтому, что в Петербурге было много сиротских домов, учрежденных еще Екатериной II. Обычно они находились при сиротских институтах, например при Николаевском сиротском институте. Был дом призрения для детей нижних почтовых служащих и пр. Часто можно было видеть, как по Фонтанке вели бледненьких девочек, шедших чинно за руки парами, в белошвейную мастерскую, – их готовили в белошвейки или кружевницы. Их облик резко отличался от благополучных детей прежде всего тем, что они были коротко стрижены, что не было принято модой. Все одинаково одеты в серые платьица на вырост и с какими-то необычными чепчиками на головах. В окно первого этажа мастерской можно было видеть их склоненные над коклюшками головы, что тогда было модно, – в мещанских домах повсюду на комодах и столиках лежали салфеточки, связанные на коклюшках. Мальчиков мы не встречали, но, наверно, и их обучали какому-нибудь мастерству».

На 1902 г. в Воспитательном доме в числе призреваемых насчитывалось 15,1 тысячи мальчиков и 16,6 тысячи девочек. Из них в грудном отделении находилось около 900 детей. По достижении совершеннолетия воспитанники приписывались к мещанам Санкт-Петербургской, Новгородской и Псковской губерний. Им выдавалось единовременное пособие в размере 35 руб. для мужчин и 30 руб. для женщин. Выходящие замуж девицы получали в качестве приданого по 20 руб.

В октябре 1868 г. во дворе перед главным здание Воспитательного дома установили памятник его основателю – И. И. Бецкому. Это бронзовый бюст высотой 1,1 м на фигурном пьедестале из красного полированного гранита высотой 2 м.

Бюст отлит художником-литейщиком А. П. Лаврецким (отцом художника Н. А. Лаврецкого) по модели, изготовленной с мраморного бюста работы скульптора Я. И. Земмельгака, а постамент изготовили в мастерской Баринова. Бронзовый бюст по размерам больше мраморного оригинала и является первым памятником в виде бюста, установленным в Петербурге.

Инициатива его установки к предстоящему 100-летию открытия Воспитательного дома принадлежит его Опекунскому совету. Им же были выделены и необходимые средства. Совет, кстати, располагался в 1808–1810 гг. в специально построенном для него доме в южной части бывшей усадьбы Г. Х. Штегельмана (ныне – дом № 7 по Казанской ул.). Это здание построено по проекту архитектора Д. Кваренги и позднее дважды перестраивалось. В 1834–1838 гг. оно перестраивалось архитектором М. С. Плавовым, а в 1855–1859 гг. – архитектором П. И. Таманским.

Следует также сказать о том, что после всех переездов в Воспитательном доме не стало собственной домовой церкви. Богослужения проводились в зале для крещений родильного отделения. Только в июле 1872 г. утвердили проект церковного помещения, разработанный архитектором П. К. Нотбеком. В сентябре того же года церковь уже освятили во имя Св. Марии Магдалины в память императрицы Марии Федоровны.

Церковь святой Марии Магдалины в здании Воспитательного дома

Главный фасад бывшего дворца Г. Х. Штегельмана в наше время

Двусветная церковь располагалась на втором этаже главного корпуса, над грудным отделением и рассчитана на 1500 человек. Центральный неф отделялся от боковых нефов колоннами из коричневого мрамора. Иконостас из сосны вырезал мастер И. Ефимов. Часть икон для него написал художник Н. А. Лавров, а другую часть икон и утварь взяли из упраздненной церкви во имя благоверного князя Александра Невского при Александровской мануфактуре. В конце XIX в. над церковью построили звонницу.

В 1918 г. церковь закрыли, а главное здание Воспитательного дома, как и здания дворцов К. Г. Разумовского и Г. Х. Штегельмана, ныне является частью РГПУ им. А. И. Герцена.